ЦИВИЛИЗАЦИЯ МАДОННЫ

Об авторе

Иванов Анатолий Михайлович родился 2 апреля 1935 года в Москве. Родители — учителя средней школы, преподаватели русского языка и литературы. Окончил исторический факультет МГУ.

Трижды — в 1959, 1961 и 1981 годах попадал в тюрьму за так называемую "антисоветскую деятельность". В общей сложности провел в тюрьмах и ссылке около семи лет.

Первую большую историко-философскую работу — "Славянофилы на распутье" написал в 1968 году на базе своей университетской дипломной работы о Н. Я. Данилевском. За ней последовали: "Генерал М. Д. Скобелев как полководец и политический деятель" (1968) и "Народники без народа. Идеология партии "Народная воля" (1969).

Принимал активное участие в русском патриотическом самиздате. Составитель манифеста "Слово нации" (1970), автор многих статей в журнале "Вече" (1971-74 гг.). Поместил в нем, в частности, свою работу о Скобелеве. Впервые опубликованная в этом журнале статья "Против притязаний Японии на Курильские острова" вышла в 1992 году отдельной брошюрой в серии "Отечественная библиотека".

В 1971 году написал первую работу по истории религии "Тайна двух начал. Происхождения христианства", в 1973 году важное историческое исследование "Триумф самоубийц. Первая мировая война и Февральская революция". Главы из него были опубликованы в журнале "Молодая гвардия", 1989, № 8 и в альманахе "Сбор" № 1 (Воениздат, 1991).

Эпохе Николая II были посвящены также две другие работы: "Гнилые устои. Аграрная реформа П. А. Столыпина" (1977) и "Роковой день России" (1978) — последняя была опубликована в 1991 году в июльском и августовском номерах журнала "Кубань".

В 1978 году была также написана работа "Логика кошмара" о сталинском терроре. В 1992 году ее расширенный вариант печатала отдельными главами газета "Русский Вестник", которая выпустила ее в виде книги в 1994 году. Через два года по инициативе Вольфганга Штрауса она вышла на немецком языке в берлинском издательстве "Ферлаг дер Фройнде".

В том же 1978 году "Тайна двух начал" была переделана в полемический памфлет "Христианская чума". Этот памфлет издательство "Витязь" выпустило в 1994 году отдельной брошюрой под несколько смягченным названием "Христианство как оно есть".

К 1980 году относится работа "История как орудие геноцида. Несколько слов в защиту венетов" (опубликована в журнале "Национальная демократия", 1995, № 1).

В 1981 году было написано второе большое исследование по истории религии "Заратустра говорил не так. Основы арийского мировоззрения" об индуизме, буддизме и зороастризме (глава о последнем напечатана в сокращенном виде в журнале "Национальная демократия", 1996, № 1).

Находясь в ссылке в г. Киров, А. Иванов написал две работы: "Краденые латы. Тамплиерская традиция в масонстве" (1982) и "Холокост каменного века. Загадка мегалитов" (1983). Последнюю напечатал тот же журнал "Национальная демократия", 1995, № 1.

Темой исследования" Князь мира сего" (1986) стал сатанизм в мировой литературе. Анализу подвергнуты произведения Мильтона, Гете, Байрона, Лермонтова, Достоевского, А. Франса, Т. Манна и М. Булгакова.

Очерк "Это был тоже стабильный мир" (1987 г.) был якобы посвящен упадку Римской империи, а на самом деле предрекал грядущий крах Советского Союза.

1988 годом датируется работа "Легенда об испанской инквизиции". Она была напечатана в самиздатском журнале "Непрядва".

А. Иванов был членом редколлегии еженедельной газеты "Русский Вестник" с января 1991 года. За прошедшие годы в этой газете было напечатано много его статей на самые разные темы.

В 1996 году написана работа "Тепло жизни и холод смерти. Ницше и Эвола". Она была опубликована в сокращении в первом номере журнала "Атеней".

С 7 июля 1997 года А. Иванов возглавляет московский центр международной ассоциации "Европейские синергии".

Работа "Второе падение Монсегюра" (1998) посвящена средневековым дуалистическим ересям и написана в порядке полемики с центром катарских исследований в Каркассонне (Франция).

Публикуемое нами исследование "Цивилизация Мадонны", где рассматриваются проблемы взаимоотношения расовой психологии и религии, было завершено автором в 2001 г.

В начале 2002 года написана работа по расовой лингвистике «Иерархия разума», а в августе подготовлен очерк «Немцы как богоизбранный народ», напечатанный в сокращенном виде в спецвыпуске «Атенея» на немецком языке «Deutschland und Russland» (2005).

С начала основания "Атенея" (2001 г.) А. М. Иванов — член его редколлегии и постоянный автор журнала.

ЦИВИЛИЗАЦИЯ МАДОННЫ

Индийский жрец: Бог многолик… У Бога много имен.

Английская леди-туристка: Ну, видите ли, у нас это не так.

Жрец: Нет, даже и у вас. Отец, Сын, Дух святой,

Непорочная Матерь.

Леди-туристка: Простите, пожалуйста, мы не католики.

Жрица (резко): Разве на ваших храмах надпись: «Только для мужчин?»

Диалог из пьесы Б. Шоу «Простачок с Нежданных островов».

Спор о матриархате

В начале был Бахофен.

Сегодня имя этого швейцарского немца, современника Маркса, Энгельса и Гобино, помнят только специалисты по первобытному обществу. Раньше имя Бахофена было более широко известно, потому что всем нам приходилось зубрить классиков марксизма-ленинизма, в частности, работу Ф.Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства», в которой Бахофен упоминается не один раз.

Теперь настали иные времена. Выполняя распоряжение Ельцина, библиотеки выбросили книги вышеупомянутых классиков на помойку. А жаль. Творцы этих книг были догматиками, но, по крайней мере, обладали высоким культурным уровнем. Их бы критикам дорасти хотя бы до половины этого уровня. Но у нас в России выплескивание ребенка вместе с водой это традиционное национальное развлечение. Вместе с догмами выкинули и культуру, которую заменяют теперь заунывные церковные песнопения, перемежаемые взвизгиваниями звезд эстрады.

Ф. Энгельс говорил о четырех великих открытиях Бахофена. Напомним, что это были за открытия и подумаем, заслуживают ли они, с современной точки зрения, звания «великих». Кроме Бахофена, Энгельс опирался на исследования американского ученого Л.Г.Моргана, который пришел «к выводу, что существовало первобытное состояние, когда внутри племени господствовали неограниченные половые связи… Лишь Бахофен, — и в этом одна из его крупных заслуг, — отнесся серьезно к этому вопросу и стал искать следы этого состояния в исторических и религиозных преданиях… Заслуга Бахофена в том и заключается, что он выдвинул на первый план исследование этого вопроса».

Это первобытное состояние Бахофен называл «гетеризмом». Энгельс высмеивал этот термин, полагая, что «Бахофен показал этим, как мало он понимал, что именно он открыл или, вернее, угадал… Важные открытия Бахофена повсюду до невероятия мистифицированы его фантастическим представлением, будто источником исторически возникавших отношений между мужчиной и женщиной были всегда соответствующие религиозные представления людей, а не условия их действительной жизни».

Из каких именно религиозных установок исходил Бахофен, поясняет философ III Рейха А.Боймлер: «Бахофен был убежден, что христианство победило в мире раз и навсегда». «Вся космическая и человеческая история для Бахофена — борьба женской, материальной силы с нематериальным, чисто духовным отцовским началом», выраженным в христианской религии.

Эту схему впоследствии развивал во всех своих сочинениях Ю.Эвола, хотя и давал ей иное толкование. По его словам, «взгляды Бахофена, которые во многих пунктах можно считать традиционными, следует…по меньшей мере, дополнить там, где они указывают на нечто вроде стихийной эволюции от низшего к высшему, в частности, когда они принимают элемент, связанный с Землей и Матерью, за более древний, за исходную точку. В действительности речь идет о формах скрещивания низшего (южного) элемента с высшим (гиперборейским)».

Бахофен видел пережиток первобытного состояния, например, в знаменитых римских сатурналиях. Эвола его поправлял: «Сатурналии праздновали с мыслью о возрождении Золотого века, когда правил Сатурн. Промискуитет и всеобщее равенство рассматривались как особенности этого Золотого века. В действительности речь шла о заблуждении, и Сатурн, которому поклонялись в данном случае, это не царь Золотого века, а скорее хтонический демон, что доказывает тот факт, что его изображали вместе с Опс, одной из форм проявления богини Земли».

Эвола приписывал промискуитет не первобытному обществу как таковому, а только его «низшим, южным» элементам. Советские ученые в этом вопросе тоже дистанцировались от Энгельса, которого, по идее, должны были бы почитать, но, очевидно, «облико морале» советской молодежи беспокоил их больше, поэтому они осмеливались ревизовать классика. Одни из них оставались ему верны и считали, что праобщина как начальная форма общественной организации могла возникнуть лишь в результате растворения в ней зоологических семей и взаимной терпимости взрослых самцов, т. е. установления нерегламентированных, неупорядоченных половых отношений или промискуитета. Сторонники этой гипотезы исходили не только из логических соображений, но также из этнографических данных, а именно — из известных многим племенам промискуитетных оргиастических праздников, вроде упомянутых сатурналий, в которых они видели пережиток первоначальной свободы общения полов.

Однако к началу 80-х годов все больше сторонников стала приобретать другая точка зрения, согласно которой праобщина унаследовала от предшествовавших ей животных объединений гаремную семью со свойственной ей регламентацией половой жизни.

Не знаю, были ли советские ученые — сторонники второй гипотезы — мусульманского происхождения или их гаремные предпочтения имели иную психологическую основу, — в любом случае они ошибались. Будь по-ихнему, люди так и остались бы на уровне обезьян.

Энгельс специально оговаривал: «Семья животных и первобытное человеческое общество — вещи несовместимые… Первобытные люди… или совсем не знали семьи, или, самое большее, знали такую, какая не встречается у животных».

«Следы беспорядочных половых отношений, т. н. «греховное зачатие» (Sumpfzeugung), которое открыл, как он полагает, Бахофен, приводят… к групповому браку», — продолжает Энгельс. «При всех формах групповой семьи неизвестно, кто отец ребенка, но известно, кто его мать… Раз существует групповой брак, то происхождение может быть установлено лишь с материнской стороны, а потому признается только женская линия. Так действительно бывает у всех диких народов и у всех народов, стоящих на низшей ступени варварства; и вторая крупная заслуга Бахофена состоит в том, что он первый это открыл».

Нет, не у всех! — опять встревает Эвола, — «Прав будет тот, кто вопреки Бахофену утверждает, что необходимо разделять и нельзя говорить о последовательности, так как «материнская культура», которая для Бахофена является древнейшим состоянием и из которой потом как высшие и более молодые формы «развиваются» уранические и патриархальные культуры, в действительности представляет собой мир в себе, инородный мир других народов, с которыми …вступают в конфликт те, кто остается верен нордической традиции. Правильно будет также отвергнуть как абсурдную установленную Виртом связь между солнечным культом и культом матерей в нордическо-атлантическом цикле, так как культ матерей никогда не бывает солнечным, а всегда имеет хтонические или самое большее, лунные черты».

Эвола помянул тут недобрым словом Германа Вирта, о котором Жан Мабир пишет в своей книге «Туле»: «Его теории вызвали восхищение руководителей III Рейха, которое быстро превратилось в недоверие, когда он смешал воспринятую ими с энтузиазмом идею нордической Атлантиды с защитой идеи первобытного матриархата, которая сильно мешала гитлеровскому режиму воспитывать молодежь в сугубо мужественном духе».

По мнению Эволы, и Бахофен, и Вирт ошибались. Однако Мигель Серрано пишет, что мировоззрение СС сформировали три человека — Бахофен, Вирт и Даке. Надо думать, они не оказали отрицательного влияния на мужественность эсэсовцев.

Эвола ошибается сам, когда утверждает, будто культ матерей никогда не бывает солнечным. Кому-кому, а ему-то с его эрудицией следовало бы знать, что в синтоизме главным божеством является Аматерасу — богиня Солнца, считающаяся творцом Японских островов и самих японцев. От нее же по прямой линии происходит император Японии, наследующий ее божественную премудрость. Эвола знал также, что слово «солнце» в немецком языке — женского рода, и это не случайно, так что есть весомые аргументы в пользу гипотезы Вирта. И не только в немецком: то же самое наблюдается и в кельтских языках. А.С.Фаминцын отмечал, что «в песнях и заговорах русского народа солнцу чаще приписывается женская природа в противоположность месяцу, которому предпочтительно приписывается мужская», а у латышей и литовцев солнце именуется «матушкой». Наконец, в самом сердце древнего хеттского царства находился великий религиозный центр Аринна, главным божеством которого была богиня солнца Вурусему, почитавшаяся как «царица страны Хатти, царица Неба и Земли».

Страстное желание Эволы непременно отделить белоснежных гиперборейских овец от южных козлищ разделяли и многие зарубежные исследователи, которые допускали параллельное зарождение материнского и отцовского счета родства. Однако этой точке зрения противостоят данные современной этнографии, которая не только не поколебала развитый Энгельсом тезис Моргана об историческом приоритете материнско-родовой организации, но и подкрепила его рядом новых аргументов. Этнографии известно множество фактов перехода от материнского счета родства к отцовскому и ни одного факта обратного перехода. В подавляющем большинстве отцовски-родовых обществ засвидетельствованы пережитки материнского рода, обратная же картина никогда не наблюдалась.

Однако, наличие в раннеродовой общине естественного половозрастного деления не создавало отношений господства и подчинения. У нас теперь с оговорками употребляют термин «матриархат», когда речь идет о присущем ранней родовой общине известном преобладании женщины. В классической первобытности с ее уравнительными порядками еще не могло быть подлинного господства и всевластия одной части общества над другой. Поэтому еще в советской литературе термин «матриархат» или «поздний матриархат» стал прилагаться к особой, сравнительно редкой форме разложения первобытнообщинного строя, при которой общественное неравенство развивается при сохранении матерински-родовых институтов и сопровождается выдвижением на первый план женщины.

Энгельс утверждал, будто «коммунистическое домашнее хозяйство…служит реальной основой того повсеместно распространенного в первобытную эпоху господства женщины, открытие которого составляет третью заслугу Бахофена». Как видим, советская наука, при всем ее уважении к Энгельсу, опровергла этот тезис, так что и у Бахофена стало одной заслугой меньше. И пресловутое эволианское разделение действительно имело место, только не изначально, а на более позднем этапе. Различные расовые задатки, которые лежали в основе этого разделения, существовали изначально, но в латентном виде, и проявились лишь со временем.

Четвертым великим открытием Бахофена было, по мнению Энгельса, открытие широко распространенной переходной формы от группового брака к парному. «Бахофен изображал это как искупление за нарушение древних заповедей богов, в действительности это — мистическое выражение выкупа: женщина откупается от древней общности мужей». Энгельс ссылается при этом не только на сатурналии и аналогичные празднества других народов, но и на обычай финикийских девушек отдаваться посторонним в храме на празднике в честь Астарты; то же самое делали вавилонские женщины раз в год в храме Милитты. Другие народы Передней Азии посылали своих девушек на целые годы в храм Анаитис, где они должны были предаваться свободной любви. Подобные религиозно освященные обычаи были свойственны в древности почти всем азиатским народам, жившим между Средиземным морем и Гангом. Другая форма выкупа — право гостей на невесту, причем жених оказывался последним в очереди, как у древних балеаров. Пережитком группового брака Энгельс считал и право первой ночи. По его предположению, оно сохранилось благодаря кельтским кланам в странах, первоначально населенных кельтами, таких как Арагон.

Переворот в отношениях между полами Энгельс связывал с развитием животноводства. «Приручение домашних животных и разведение стад создали неслыханные до того источники богатства». «Такие богатства… нанесли сильный удар обществу, основанному на парном браке и на материнском роде». «Материнское право было отменено». «Ниспровержение материнского права было всемирно-историческим поражением женского пола».

«Дикий», воин и охотник, довольствовался в доме вторым местом после женщины, «более кроткий пастух, кичась своим богатством, выдвинулся на первое место, а женщину оттеснил на второе».

Земледельцы и скотоводы

Выделение пастушеских племен из общей массы варваров Энгельс называл «первым крупным общественным разделением труда», но четко показывал, что это было разделение и по этническому принципу. «На востоке средняя ступень варварства началась с приручения животных, дающих молоко и мясо, между тем как культура растений, по-видимому, еще очень долго в течение этого периода оставалась здесь неизвестной. Приручение и разведение скота и образование крупных стад, по-видимому, послужило причиной выделения арийцев и семитов из прочей массы варваров. У европейских и азиатских арийцев домашние животные имеют еще общие названия, культурные же растения — почти никогда».

На этом основании Энгельс предполагал, что «возделывание злаков было вызвано …прежде всего потребностью в корме для скота и только впоследствии стало важным источником питания людей». И по-своему объяснял расовое неравенство: «Обильному мясному и молочному питанию арийцев и семитов и особенно благоприятному влиянию его на развитие детей следует, быть может, приписать более успешное развитие обеих этих рас». Энгельс полагал, что у тех, кто питается одной растительной пищей, мозг меньше.

С мнением Энгельса относительно того, что возникло раньше, скотоводство или земледелие, не соглашались даже советские ученые, считавшие, что «возникновение земледелия несколько опережало возникновение скотоводства». «Изобретательницей земледелия несомненно была женщина: возникнув из собирательства, этой специфической сферы женского труда, земледелие долгое время оставалось преимущественно женской отраслью хозяйства». С распространением мотыжного земледелия, составлявшего преимущественно женскую область производства, хозяйственная и общественная роль женщины еще более возросла. Сферой преимущественно мужского труда земледелие стало лишь тогда, когда оно из мотыжного превратилось в пахотное.

Познания Энгельса в лингвистике были, очевидно, не весьма обширны, иначе он не упустил бы из вида, что слово «рожь» звучит и в Европе, и в Индии примерно одинаково, что нашему овсу соответствует индийское название ячменя и т. д. Но больше всего пролетел Энгельс со своим гимном скотоводам.

Известный немецкий востоковед Адольф Вармунд(1827–1913) выпустил в 1887 году книгу под названием «Закон кочевого образа жизни и современное господство евреев». Идеи Вармунда теперь снова ввел в оборот в Германии Р. Оберлерхер (см. русский перевод его статьи в журнале «Атака» № 72).

Переход от охоты и собирательства к оседлому земледелию Г. Чайлд назвал «неолитической революцией». Отношения кочевого образа жизни можно назвать антинеолитической контрреволюцией.

Скотоводство органически дополняло оседлое земледелие. Пастух мог быть только рабом крестьянина (в русских деревнях на пастуха смотрели как на последнего человека). Антинеолитическая контрреволюция освободила раба, который бежал с украденным у крестьянина скотом в дикую жизнь. Для пастухов в разряд скота попадают и люди, за счет которых они живут. Кочевники существуют в симбиозе со скотом.

Эмансипированный до уровня кочевника раб крестьянина стоит в нравственном отношении не только ниже земледельца, но и гораздо ниже доисторического человека, охотника и собирателя (что отметил и Энгельс). Кочевые народы опускаются с уровня пастуха на уровень скота. Подчинение кочевниками крестьянских народов превращает победоносных кочевников в скот.

Ветхий Завет, этот вклад кочевников в духовную историю человечества, следует квалифицировать как абсолютное зло.

Такова вкратце суть идей А. Вармунда в изложении Р. Оберлерхера. В свете этих идей дифирамбы Энгельса в адрес арийцев, семитов и туранцев, якобы стоящих выше всех народов, выглядят более чем сомнительными. И возникает законный вопрос: а прилично ли арийцам оставаться в такой компании?

Из народов индоевропейской семьи кочевниками были только арийцы в узком смысле слова, т. е. народы индоиранской ветви, но величайшие достижения европейской и мировой цивилизации созданы не ими. Что же касается, германцев, то в них категорически отказывался видеть «воинственных кочевников» Вальтер Дарре, министр сельского хозяйства III Рейха, впавший в опалу в 1942 году, автор книги «Крестьянство как источник жизни нордической расы». Ему принадлежит лозунг «Кровь и почва» (Blut und Boden). Для Дарре, восхвалявшего оседлый образ жизни, наследниками Гипербореи были мирные крестьяне.

В журнале «Атака» № 104 был напечатан перевод основных тезисов работы В. Дарре «Значение свиньи в нордических культурах», выпущенной издательством Ю. Ф. Леман Ферлаг в 1933 году. Дарре не случайно обратил особое внимание именно на свинью, потому что она может быть домашним животным только у оседлых народов. Кочевой образ жизни и свиноводство — две взаимоисключающие друг друга вещи.

Все нордические народы, которые волнами проникали в бассейн Средиземного мира, имели среди своих домашних животных свинью. Это служит бесспорным доказательством того, что нордические народы были оседлыми, иначе говоря, это были крестьянские народы.

Два вида диких свиней, от которых произошли домашние свиньи, — продолжает Дарре, — типично лесные животные. Если нордические народы действительно пришли с севера Европы, то их свиньи указывают на то, что они были лесными народами, так как свиньи живут только в лиственных лесах. Самой северной границей ареала нордических народов должна быть граница лиственных лесов на Севере.

Вывод Дарре: прародина нордической расы — лесная зона Северной Европы с умеренным климатом. Дарре считал, что лиственные леса умеренной зоны с их животным миром сохранялись в Европе на протяжении всего ледникового периода, во всяком случае, долгое время после появления человека.

Любопытно, что там же, где помещал прародину нордической расы Дарре, находилась и колыбель всего человечества, если верить гипотезе Энгельса, который подметил слабую сторону других гипотез: «Позднейшим поколениям кажется, …что пастушеские народы произошли из местностей, которые в действительности не только не могли быть колыбелью человечества, но, напротив, были почти непригодны к жизни для их диких предков и даже для людей, стоявших на низшей ступени варварства. Наоборот, после того, как эти варвары, находясь на средней ступени, привыкли к пастушеской жизни, им никак не могло придти в голову добровольно вернуться из травянистых речных долин в лесные области, в которых обитали их предки».

Энгельс связывал переход к партиархату с развитием скотоводства. У германцев скотоводство осталось недоразвитым, — как отмечал Тацит, скот у них плохой породы: быки и коровы — низкорослые, невзрачные, без рогов; лошади — маленькие пони и плохие скакуны. Соответственно и к патриархату они «недоперешли». Строгий Эвола осуждающе смотрел через свой монокль на любые пережитки матриархата, видя в них признаки ущербности, вредного южного влияния и т. п. С этой точки зрения «ущербными» оказываются как раз германцы. Тот же Тацит отмечал, что у германцев брат матери смотрит на своего племянника как на сына, а некоторые даже считают кровные узы, связывающие дядю с материнской стороны и племянника, более священными и тесными, чем связь между отцом и сыном. Согласно комментарию Энгельса, «здесь мы имеем живой пережиток рода, организованного в соответствии с материнским правом, …который составляет отличительную черту германцев». «Еще один пережиток только что отмершего материнского права можно видеть в том уважении германцев к женскому полу, которое для римлян было почти непостижимым». В женщине германцы видели нечто священное и пророческое, они прислушивались к ее совету даже в важнейших делах. Так Веледа, жрица племени бруктеров на Липпе, была душой всего восстания батавов в 68–69 годах.

Если Вам не нравится Энгельс, и его толкования для Вас неубедительны, послушайте Мигеля Серрано: «Женщины Гипербореи, обладавшие божественной красотой, были жрицами и колдуньями, которые могли сообщаться с самыми отдаленными мирами». От рождения предназначалась на эту роль девочка, которая была пятым ребенком в семье, потому что цифра 5 символизировала полюс, Гиперборею. В «Песни о Нибелунгах» Брунгильда это богиня, гиперборейская жрица и колдунья, валькирия. Зигфрид изменил своей валькирии с Кримгильдой, и за это его покарал Хаген, выступивший в роли мстителя. Точно такой же гиперборейской жрицей и колдуньей была, по Серрано, Медея и точно так же за измену ей был наказан Ясон.

В гиперборейском, кельто-арийском, полярном культе Вечно женственного Шакти — это Вечная Энергия, без которой бессильна Триада классического индуизма: без нее Брахма не может творить, Вишну — сохранять, а Шива — разрушать.

«Человек разумный» стал поклоняться женским божествам как только стал разумным. Знаменитые женские изображения ориньякской и солютрейской эпохи, т. н. верхнепалеолитические Венеры, свыше сотни которых найдено в разных местах, от Франции до Сибири, считаются большинством исследователей также и памятниками ранней стадии религии. Как полагает С.А.Токарев, есть все основания думать, что так оно и есть. Но ученые расходятся во мнениях о том, о какой именно форме религиозных представлений идет речь. П. П. Ефименко, лучший знаток палеолита, видел в ориньякских статуэтках изображения женщин-прародительниц, иначе говоря, родовых женских предков. Однако С. А. Токарев сомневался, что такая форма верований вообще существовала (хотя упомянутый ранее пример синтоизма свидетельствует об обратном): с его точки зрения, палеолитические статуэтки это женские олицетворения очага.

А. С. Токарев иллюстрирует свой тезис подробным описанием верований народов Сибири, главной семейной и родовой святыней которых, особенно чукчей и коряков, был огонь очага. У чукчей каждая семья имела собственный огонь, и смешивать его с огнем другой семьи, занимать огонь от соседей считалось величайшим грехом; нельзя было даже варить пищу в посуде, стоявшей ранее на чужом огне.

Здесь, мне кажется, можно примирить Ефименко и Токарева. Очаг, огонь которого нельзя смешивать с чужими, это не просто очаг, а символ чистоты крови, которую тоже нельзя смешивать с чужой. В подтверждение этой версии можно привести тот факт, что у айнов существовали особые объединения женщин «сине хуци икиру», т. е. «поколения одного очага». Их члены держались друг за друга, как за родственников и ассоциировали свою общую прародительницу с богиней очага «камуи хуци», т. е. «божественной бабушкой». В свете этого становится понятным, почему от весталок, которые охраняли священный огонь в Риме, требовалось соблюдение девственности: их неприкосновенность связывалась с сохранением «чистоты огня», т. е. крови. У Лескова в романе «На ножах» описан обряд добывания русскими крестьянами «чистого огня» для защиты от эпидемии: сохранение чистоты крови предохраняло от скверны.

Мать огня, хозяйка огня, богиня огня — таковы названия покровительницы очага не только у айнов, но и у нанайцев, нивхов, эвенков, долганов. У алтайцев огонь это «от-энэ» (мать-огонь). Любопытно, что индийское слово «агни» — женского рода в отличие от нашего «огня». Напомним, что больше всего гимнов в «Ведах» посвящено именно Агни. А имя греческой богини Гестии, покровительницы домашнего очага и семьи, первоначально означало просто «очаг».

Гестию, которая была также покровительницей городов и государства, греки классической эпохи отодвинули на задний план, в отличие от скифов, которые, по свидетельству Геродота (кн. IV,гл.59) чтили Гестию под именем Табити выше всех прочих божеств. И не с одной Гестией случилась в Греции такая беда. «Мужики, что злы и грубы» в лице Аполлона отобрали оракул в Дельфах, игравших в Греции периода политической раздробленности примерно такую же роль, как Рим в Западной Европе в Средние века, у богинь: в древнейшую эпоху этот оракул прорицал от лица Геи, а затем — Фемиды. Вообще, как отмечает Энгельс, положение богинь в греческой мифологии рисует нам более ранний период, когда женщины занимали еще более свободное и почетное положение. Соотношение сил в Пантеоне отражало былые времена, и Дельфы были лишь частным успехом его мужской части. Даже великого Зевса не очень-то чтили. А. Ф. Лосев находит поразительным тот факт, что в позднейшее время Зевсу было посвящено сравнительно мало праздников и никогда не было посвящено никаких мистерий. Среди богов Греции по числу посвященных ей храмов (около 80) первое место занимала Артемида. Почему именно она?

Крит против Гипербореи

Ответ на этот вопрос дает А. В. Сазанов в статье «К изучению теонимии Боспорского царства». Он прослеживает линию развития культа Артемиды от критской Потнии Терон. Общепризнанно, что основные греческие культы не были генетически связаны с микенскими. Однако культ Артемиды принадлежал к числу немногих, связанных с ними. Главным божеством минойского Крита была Потниа Терон. Она изображалась как повелительница зверей. В ней как бы соединялись функции Афины и Артемиды.

Дж. Пендлбери еще не знал имени этой богини, но отмечал те же ее характерные черты, разобранные потом разными греческими богинями: «На протяжении всей своей истории критяне поклонялись природе, олицетворением которой, начиная со среднеминойских времен (по датировке Пендлбери, это примерно 2000 лет до н. э.) была Великая матерь богов, повелительница диких зверей и владычица деревьев и гор. Для символизации плодородия природы ее часто изображали с сыном — богом-мальчиком. В греческие времена ее атрибуты были распределены между различными богинями: Афина получила ее змей, Афродита — ее голубей и ее сына, Артемида — ее оленей, а различные нимфы — ее горы, потоки и леса». При этом Пендлбери четко отделял критян от греков: по его мнению, «в расовом отношении между обоими народами лежит целая пропасть». «Критский язык, всего вероятнее, имеет анатолийское происхождение; возможно, он родственен ликийскому, киликийскому или карийскому, поскольку из этих мест, по-видимому, происходит и само племя».

Столь же резко отделяет критян от греков теоретик французского Национального фронта Иван Бло: «Критская цивилизация, которая процветала в Греции примерно за 2000 лет до нашей эры не была ни греческой, ни индоевропейской. Это была мирная, торговая, художественно очень развитая цивилизация народа, сосредоточенного вокруг своего царского дворца, как в Азии. Ее высшие божества были хтоническими, а не небесными, как у индоевропейцев».

Однако не все специалисты по древней Греции столь безжалостно отбрасывают Крит в Азию. Например, по мнению В.С. Сергеева, «существенное отличие критского строя от восточного составляет отсутствие на Крите могущественного жречества и монументальных построек для отправления культа (храмов)». Одновременно В.С. Сергеев отмечает «слабое развитие в Греции жреческой касты, стремившейся унифицировать идеологические образы и понятия, как это имело место на древнем Востоке». Эта черта как раз сближала Крит с Грецией.

Вокруг Крита завязано очень многое. Из него делают своего рода антипод Гипербореи. Поэтому необходимо выяснить:

1. имеет ли на самом деле место конфликт Гиперборея — Крит и

2. если да, чью сторону стоило бы принять в этом конфликте.

Безапелляционный и бездоказательный тезис «Гиперборея превыше всего» обсуждению не подлежит. Он основан на глубоком, но ложном убеждении в превосходстве мужского начала над женским и в не менее ложном отождествлении первого начала — с «нордическим», а второго — с южным, отождествлении, которое восходит к Бахофену и Эволе.

В действительности мы наблюдаем одну и ту же картину и на севере, и на юге: и у германцев женщина была в почете, и на Крите поклонялись женскому божеству и культовые обряды выполняли женщины-жрицы. Так что если в теории «в начале был Бахофен», то откуда на самом деле пришло «зло» к грекам, если не с севера и не с юга? «Зло» в данном случае употребляется не в эволианском смысле как тлетворное, южное матриархальное влияние, а в совершенно противоположном: какие силы разрушили в Греции цивилизацию Великой Богини? Если это и были мифические гипербореи, то отнюдь не нордические, потому что самыми что ни на есть нордическими все расисты считают дорийцев, а именно у дорийцев женщины занимали гораздо более почетное положение, чем у остальных греков. Брачные отношения у них во многом были еще более архаичны, чем даже те, которые описаны Гомером.

Эгеида была для Эволы средоточием всяческой скверны. Его шокировало, что в критской культуре слово «страна отцов…отечество» (патрис) заменялось словом «страна матерей» (метрис). В этой культуре, основой которой являются еще более древние южные культы, Боги смертны. У Зевса нет отца, а есть только «мать сыра земля». Таким образом, в начале была Женщина (а не Бахофен к великому сожалению Эволы), а бог Зевс — нечто сотворенное, смертное — на Крите даже показывают его могилу. Бессмертна зато неизменная женская почва, питающая все живое. После того, как у Гесиода тьма Хаоса осветилась, появилась черная Гея, женское начало. Без мужа она рождает горы и моря, а потом своего собственного супруга. Все божественное потомство, происходящее от Геи, которое Эвола призывает не путать с «чистой олимпийской линией», проявляет себя в мире, подверженном движению, изменениям и становлению.

Олимпийское представление о божественном у эллинов это представление о символическом мире бессмертных, светлых существ, отдаленных от низшей сферы земных вещей. Это представление о священном ассоциируется с сияющим небом и покрытыми снегом вершинами. Наоборот, представления о Хаосе как о первоначале, основе всего сотворенного, включая свет; о Земле, как о всеобщей Матери, которая существовала до своего божественного супруга и, наконец, о случайности хаотического становления, не щадящего и богов, в действительности не эллинские, это темы, которые в синкретизме Гесиода выдают свою пеласгическую основу.

У Гесиода мы встречаем идею непорочного зачатия в еще более грандиозной форме, чем в христианстве, потому что у него речь идет о «непорочном зачатии» не только Бога, но и всего мироздания, однако Эвола, если ему кто-нибудь не нравится, не знает худшего ругательства, как обозвать человека «пеласгом». Он ссылается на то, что греческие историки часто враждебно говорят о пеласгах, и видит победу эллинского начала над пеласгическим в падении царства Миноса, которое «стояло на пеласгической земле, где Зевс считался хтоническим и даже смертным демоном; где черная Мать-Земля была высшим и самым могущественным божеством; где господствовали, главным образом, связанные с женским началом, а может быть, и с упадком Египта культы Геры, Гестии, Фемиды, харит и нереид и где…на ритуалы и обычаи наложила свой отпечаток гинекократия».

Геродот, действительно, сообщает, что «имена почти всех божеств заимствованы из Египта, кроме Посейдона, Диоскуров, Геры, Гестии, Фемиды, харит и нереид. Те же божества, имен которых египтяне не знают, названы, как мне кажется, пеласгами, кроме Посейдона». (II. 50)

Правда, Геродот тут же противоречит сам себе. По его словам, «пеласги не называли богов по именам и не знали имен. Пеласги узнали имена богов из Египта» (II.52). Но как, спрашивается, пеласги могли узнать эти имена из Египта, если Геродот только что утверждал, что имена вышеперечисленных божеств египтяне как раз не знали, и эти имена — пеласгического происхождения?

И это не единственное противоречие у Геродота. Эвола цитирует кн. I, 57, где Геродот называет язык пеласгов «варварским» и отмечает, что язык пеласгов, которые живут в г. Крестона на Халкидике, «не похож ни на один из языков соседних народов», однако Геродот тут же как ни в чем не бывало добавляет: «Эллины отделились от пеласгического племени» (I, 58). В частности, «афиняне, пока нынешнюю Элладу населяли пеласги, были пеласгами и именовались кранеями» (VIII, 44). «Население Аттики, бывшее пеласгическим, с приходом эллинов изменило и язык свой» (I,57). В итоге остается непонятным, что же на самом деле произошло: то ли эллины отделились от пеласгов, то ли слились с ними и ассимилировали их?

Если бы пеласгическое влияние было таким негативным, как учит Эвола, то пережитки матриархата были бы сильней всего именно в Афинах. Однако в действительности все обстояло «с точностью до наоборот»: в Афинах-то женщины как раз и находились в самом приниженном положении.