Помоги проекту - поделись книгой:
— Бухаров у аппарата!
— Это Мартынюк, — раздался в трубке голос начальника управления уголовного розыска. — Зайди ко мне…
— Хорошо.
В кабинете, кроме шефа, находился представитель городской прокуратуры Женя Краснов, не так давно перебравшийся туда из следственного отдела.
Прокуратура и милиция, как известно, издавна обожают друг друга, как свекровь и невестка, не прощают друг другу ни малейшего промаха и никогда не упускают случая поведать о промахе другой стороны всем и вся. Если, конечно, не ведут общего бизнеса. Поэтому Краснов, перейдя в прокуратуру, в отношениях с сотрудниками милиции старался держать дистанцию и всячески избегал любого намека на панибратство. Более того: чтобы коллеги, не приведи бог, не заподозрили его в симпатиях к ментам, взял обыкновение напускать на себя чрезмерную строгость и то и дело срывался на крик. По поводу и без такового.
Тем не менее среди ментовского сообщества Евгений Валентинович слыл мужиком не особо вредным. А что достает иной раз сверх меры — так должность у него такая. А что поорать при этом любит — так молодой. Кровь играет, и ума еще не нажил. Только звание. Гадостей Краснов, по большому счету, никому не сделал.
Однако Бухаров насторожился. Такие визиты обычно означали, что в прокуратуру приползла очередная телега, и оперов снова будут возить мордой по столу. Вопрос оставался за малым: кого именно и за какие грехи. И если с кандидатурой, судя по всему, начальство уже определилось, то причина оставалась загадкой. Андрей быстро перебрал в уме события последних дней и понял, что разрешить ее самостоятельно все равно не сможет. Грехов хватало.
— Андрей Борисович, у нас проблемы. Жалуются на вас… — начал шеф таким тоном, будто жалоба на собственных подчиненных была для него явлением экстраординарным — чем-то сродни появлению на центральной площади Юрьевска делегации маленьких зелененьких пришельцев с четвертой планеты системы Альдебарана.
— Кто?..
— Задержанные вами граждане. — Шеф помахал тетрадным листочком с каракулями. — Если конкретно, то гражданин Заворотнюк. Грубо оскорбляете, прав не объяснили…
— Да он ссал у отдела бухой, я его и притащил… Какие права? Может, ему в камеру гидрокровать поставить? Или джакузи?
— Никто не требует от вас гидрокроватей, — вступил Краснов. — Но обращаться с людьми по-человечески вы обязаны… Кстати, Заворотнюк — это мелочи… А о ваших альтернативных методах дознания уже легенды ходят. Может, пройдем в ваш кабинет? Там сейчас есть задержанный?
— Ну, есть… Пожалуйста, пройдем. Нам стесняться нечего.
Краснов переглянулся с шефом и вышел в коридор вслед за опером.
— Альтернативные — не значит незаконные, — продолжил Бухаров. — Например, Порфирий Петрович у Достоевского…
— Нет никакого Достоевского в Уголовно-процессуальном кодексе! — перебил Краснов. — Не-ту! А вы, смотрю, давненько в него не заглядывали.
— Слушай, Жень, ну кончай ты, а? Как прокурорским стал, так сразу на «вы». Как-то неловко даже за тебя.
— Андрей Борисович, мы с вами не на пикнике и не на Дне милиции.
— Вот с тобой до дна и дойдешь, — проворчал себе под нос Бухаров.
В этот неподходящий момент их диспут прервали крики, которые только извращенец назвал бы радостными. И донеслись они именно из Бухаровского кабинета.
Евгений Валентинович остановился, выразительно посмотрел на оперативника и потянул ручку двери на себя.
Представшая перед его взором картина живо напомнила сюрреалистические кадры из рекламы «Несквика». В центре кабинета скукожился на табуретке субтильный паренек, а над ним грозно навис громадный розовый заяц с огромной, ядовито-оранжевого цвета морковкой в лапе.
— Я все вижу! — зверски орал заяц, не обращая внимания на появившихся наблюдателей и грозно размахивая морковкой, словно дубинкой. — И никакие зубы мне не мешают… Все вижу, понял?!
В подтверждение сказанного заяц несколько раз огрел собеседника морковкой по голове. К удивлению работника прокуратуры, парень не то что не попытался увернуться, но даже не закрыл голову руками. Евгений Валентинович не мог видеть, что руки задержанного предусмотрительно скованы наручниками, удлиненная цепочка от которых пропущена под сиденьем табуретки.
— Ну, чего вылупился?! Я тебе не кариес! — продолжал неиствовать косой, грозно потрясая плюшевыми ушами. — Говори, падла! Иначе догадываешься, куда я тебе эту морковку засуну?!
Краснов изумленно повернулся к Бухарову:
— Это… что?
— К капустнику готовимся, — нашелся тот, деликатно оттесняя проверяющего в сторону и прикрывая дверь перед самым его носом. — Ко Дню милиции. Вот, как раз репетируем сценку на злободневную тематику, про альтернативные методы. В порядке самокритики.
— Какой капустник? — обалдел Евгений Валентинович. — До Дня милиции — два месяца!
— Так ведь в последний раз…
— Что в последний раз? Капустник в последний раз?
— День милиции в последний раз, — буркнул Андрей и, снова увидев на лице гостя неподдельное изумление, услужливо напомнил: — Надо заранее готовиться. Кстати, приглашаем… Я стишок расскажу: «Дядя Штефан — полицай».
— Спасибо! Вы — уже точно полицаи…
Краснов сплюнул и, испепелив Бухарова взглядом, двинулся обратно к кабинету начальника.
Психолог Михайлова взглянула прямо в грустные очи Репина и успокоила:
— Толя, по-моему, все идет правильно.
— Чего ж правильного, если она даже разговаривать со мной не хочет… — сморщился художник-самоучка. — Слушай, Надь… А может, у нее кто-то появился? А меня обвиняет, чтоб не оправдываться? Атака — лучший вид обороны.
— А ты что-нибудь замечал?
— Да черт знает… Я ж в бизнес ее этот не лез. Она там с кем хочешь крутить могла.
— Вот и плохо, что не лез. То есть в сам бизнес лезть, разумеется, не надо, а вот поинтересоваться, как у жены дела на работе, никогда не помешает.
— Да она все равно бы не сказала… Сама привыкла все решать.
— Твоя жена — прежде всего женщина. Которая подсознательно нуждается в защите, даже если и нацепила на себя маску сильной и независимой. А вдруг ей помощь нужна? И если она не может получить эту помощь от тебя, то невольно будет искать ее на стороне. У тебя какие-то подозрения раньше были на этот счет?
— Нет, вроде. Хотя… В мае в Москву вдруг улетела без предупреждения. На две недели. Семинар какой-то… — Репин раздраженно повел головой. — Поближе, что ли, подходящего места не нашлось? Да и как проверить, семинар там или… не семинар? Бизнес-вумен…
— Доверять надо. Тогда и проверять не придется… Извини за интимный вопрос: а почему у вас детей нет?
— Потому и нет, что бизнес-вумен. Типа, рано еще. Вон, хорька купила вместо ребенка. Даже фотографию его в офисе повесила. У других — мужья и дети, а у нее — хорек… Слушай, Надь, а если она не позвонит? И не вернется?
— А ты действительно хочешь, чтобы она вернулась? — пытливо прищурилась Михайлова.
— Конечно! Привык. Вросла она в меня. Без нее… Как объяснить… Это — как летний пейзаж без изумрудной краски писать. Или без берлинской лазури. Да и… Люблю я ее!
— Хорошо… Тогда переходим ко второму пункту. Повторяю, надо создать видимость, что ты чувствуешь себя вполне комфортно. И не особо переживаешь из-за ее ухода.
— Тогда она точно не придет.
Михайлова в ответ изобразила улыбку умудренной опытом и профессией женщины.
— Ни черта вы, мужики, не знаете нас… Ведь она сейчас что думает? Что ты без нее умираешь, страдаешь. А тут вдруг — никаких проблем! Жизнь прекрасна. Невольно подумает: а не погорячилась ли я? Такая уж ли я единственная и неповторимая? — Психологиня явно вошла в раж. — А знаешь что? Надо бы усилить психологический эффект… Заставить ее ревновать!
— Господь с тобой! — испуганно замахал руками взрывотехник. — Она и так как с цепи сорвалась!
— Ничего страшного. Клин клином вышибают… Пусть нечаянно увидит тебя с кем-нибудь. Попробуй…
В дверь кабинета психологической разгрузки просунулась здоровая голова Соломина. Здоровая — в смысле, конечно, размера.
— Можно?
— Проходи. — В глазах Михайловой мелькнула досада.
— Ты, Солома, что-то сюда зачастил, — заметил Анатолий. — Раньше, помнится, другим методом стресс снимал.
— Шум моря тоже хорошо, — добродушно возразил тот. — Поскольку жизнь на Земле вышла из моря, этот звук записан в нашей генетической памяти и действует на организм успокаивающе.
— Ого!.. Где это ты нахватался?
— Надежда книжку дала, — пояснил Дмитрий, садясь в кресло и напяливая на голову наушники. — Рекомендую. Удивительно успокаивает. Все, гуд бай! Не мешай обретать душевное равновесие.
Он нажал кнопку на панели прибора и по-хозяйски откинулся на спинку кресла. Спустя несколько секунд на физиономии Соломина появилось выражение полнейшего покоя и безмятежности.
— Абзац, — вполголоса резюмировал художник-интеллигент. И, козырнув Михайловой, тихонько вышел.
Машка влетела в кабинет директора компании «Аванта» стремительно, как торнадо. В своем репертуаре. Лена еще не успела толком отойти от разговора с Хариным, а ее школьная подруга уже развалилась в ее кресле, пила кофе из ее чашки и учила, как строить ее семейную жизнь.
— Этого следовало ожидать. Ты его элементарно разбаловала. Зажрался супермен! Быстро общагу позабыл. Мало того, что сидит на твоей шее, так еще и шашни крутить умудряется.
— Да при чем тут общага, Маш? И ничего он на моей шее не сидит. Он ведь тоже зарабатывает.
— Мент — зарабатывает? Новый прикол? Он у тебя что, оборотень? Сомневаюсь. Сама-то поняла, что сказала?
— Он же не виноват, что государство к ним так относится… Понимаешь, Толя, в принципе, человек неплохой. Только… инертный какой-то, что ли… Будто ему от жизни ничего не надо, кроме взрывов своих да картин. Он всем доволен! Я тут недавно насчет его перевода в Управление договорилась. Была возможность… Должность хорошая, работа спокойная, «от и до», и с перспективой. Так он мне такой скандал закатил! Хуже свекрови. И если…
— Неплохой… — язвительно перебила Маша. — Типичный ангел, только крылья в химчистке… Эх, Ленка! Ромашкой была, ромашкой и осталась. Все мы, бабы, на одни и те же грабли наступаем, и никакое время нас не лечит… Конечно, когда одна живешь — тоска плющит. Все кругом серое и безжизненное, как в пустыне. И вдруг, в один прекрасный день, появляется… Он. Принц, которого ты так долго ждала. Жизнь наполняется красками, и серая пустыня превращается в оазис. Дворцы, пальмы, фонтаны, верблюды… Красиво! Но, к сожалению, ненадолго. Очень скоро дворцы рушатся, пальмы вянут, фонтаны высыхают… А вот верблюд, сволочь, остается. Чтоб тебе было, за кем ухаживать, кого кормить и поить. Впрочем, где выпить, они обычно сами находят.
— Толя, в общем-то, не пьет.
— Потому что морда в банку не пролезает… Пойми, наконец, что список живущих на этом свете мужчин одним твоим бомбером вовсе не ограничивается. Поэтому не будь ханжой и используй создавшийся момент по полной. Секс с мужем — он ведь как студенческая стипендия: и приятно, и регулярно, но на это не проживешь.
— Ты что — сдурела?
— А что? Ему, стало быть, можно, а тебе — нет?.. Неполиткорректность получается. Дискриминация по гендерному признаку.
— Не, Маш, не могу я так. Не по-людски это.
— Как раз по-людски. Запомни: если в жизни женщины существует только один мужчина, он рискует вырасти эгоистом. И вообще, как сказал один умный человек, грех предаваться унынию, когда вокруг полно других грехов. Гораздо более приятных.
— Так ведь грехов…
— Ой-ой-ой! Ну конечно: секс без моего участия называется изменой… Репка, да разуй ты, наконец, свои наивные глазенки! А то живешь будто внутри сливочного мороженого, где розовые антилопы пьют на утренней заре предрассветный туман, а какают исключительно разноцветными бабочками… Нравится так жить — живи. Но тогда не фиг и жаловаться!
— Я не жалуюсь, — грустно усмехнулась Лена. — Просто настроение ни к черту.
— Вот в субботу в ресторане мы его и поправим. Насчет традиций дома не забыла?
Елена замялась.
— Да, Маш, я как раз собиралась тебе об этом сказать… Короче, ты не удивляйся, но я не с Толей приду, а… Ну… С другим человеком…
— Че, правда?! — радостно всплеснула руками подруга. — Ну, Репка, сику-пику твою маму! Сподобилась, наконец. А я-то, дура, агитирую тебя битый час, как командировочный проводницу… Погоди! А это, случайно, не тот элегантный шатен, с которым я возле лифта столкнулась?
— Он… — Лена ощутила, как в области сердца кто-то словно провел легким перышком.
— Ой, Елена Викторовна, — в глазах у Машки заплясали чертики, — как я вас понимаю… Полный одобрямс! Сама бы попыталась такого заарканить. Ежели надумаешь менять — немедленно телеграфируй. Самовывоз гарантируется.
— Это совсем не то, о чем ты подумала, — отмахнулась Репина.
— Да ладно тебе… Все правильно! Как сказал другой умный человек, принца можно прождать всю жизнь, а мужик нужен каждый день.
— Не, Маш, правда! Это просто… хороший знакомый.
— Ну да. Муж — хороший, знакомый — хороший… Кругом хорошие люди, а тебе плохо. Парадокс получается… Ладно, не расстраивайся! Сейчас мне пора, а завтра обо всем подробно покалякаем. Все, по-ка-ка-шечки!
И подруга, чмокнув Елену в щеку, вихрем исчезла за дверью. Репина так и не успела похвастаться новым аквариумом. Она даже не была уверена, что Машка вообще его заметила.
Психолог Надя вечером долго не могла уснуть. Ее мысли беспорядочно перескакивали с работы на домашние проблемы и обратно, а сон так и не шел. Потом попробовала почитать Юнга — «Проблемы души нашего времени» (давно собиралась), но споткнулась на фразе: «Почему я вообще побуждаю пациентов на некоторой известной стадии развития выражать себя посредством кисти, карандаша или пера? А делается это прежде всего для того, чтобы вызвать действие». Ну прямо Репин с его проблемами. Значит, он подсознательно стремится помочь себе с помощью живописи. Это же тема для диссертации! Какой уж тут сон! Но развить тему не получалось. Уставший мозг буксовал. А тело хотело расслабиться. И вместе они — ум и тело — никак не состыковывались.
Наконец где-то около часу ночи Надя не выдержала. Встала, приняла горяченный душ, выпила две таблетки успокоительного и вернулась в постель. Вроде бы помогло. Юнг стал отпускать, мечты о диссертации — потихонечку растворяться, мысли о взрывотехнике — уплывать в небытие. И тут раздался взрыв!
Будильник?! Но на часах — лишь четверть третьего. Будильники до такой степени с ума не сходят. Даже китайские. Звук не умолкал.
Наконец Надежда сообразила, что источник тревоги — ее мобильник, забытый на подоконнике. Ощущая босыми ногами холод линолеума, она на ощупь нашла телефон.
— Алло?..
— Надь, ты не спишь? — послышался в трубке виноватый голос Репина.
— Господи, что за идиотский вопрос… Сам-то как думаешь?
— Так что, лучше утром перезвонить?
Поделиться книгой: