Помоги проекту - поделись книгой:
На очередном вечере леди Блессингтон склонилась к уху Байрона:
— Признайтесь честно, вы дружите с леди Мельбурн, чтобы отвести подозрения от леди Каролины?
Тот чуть натянуто рассмеялся:
— О, нет! Леди Мельбурн так тронула мое сердце, что, будь она чуть помоложе, легко вскружила бы мне голову.
— Лорд Байрон, если это комплимент леди Элизабет, то с долей яда. Она не слишком считается со своим возрастом, хотя не переступает границ приличий. В отличие от своей невестки, леди Каролины!
Разговор становился опасным, и Байрон поспешил перевести его на другое. Леди Блессингтон не Элизабет Мельбурн, которая, кажется, понимает любые человеческие слабости и легко прощает их, если соблюдены правила приличия.
Не так давно разговор об этом состоялся у Байрона с Каролиной.
— Почему ты не можешь вести себя, как твоя свекровь?
— Как?
— Разумно и тактично. Есть с кого брать пример.
У Каролины на глазах заблестели непрошеные слезы:
— Джордж, как я могу вести себя разумно, если ты сам лишил меня рассудка? Сначала ты сводишь с ума своими подозрениями и требованиями, добиваешься немыслимых признаний и клятв, а потом в этом же меня укоряешь.
Это была правда, потому что, безумно ревнуя к Уильяму, Байрон все время требовал от Каролины клятв в том, что она любит его больше, чем супруга, что готова на любые жертвы. Ему было мало простых встреч и измен, Байрон словно добивался, чтобы Каролина растоптала сам образ Уильяма! Он не знал, что сам Уильям считал поэта напыщенным павлином, только и способным кричать дурным голосом в парламенте.
Это было ужасно, потому что чувства к Байрону и к Уильяму Лэму у Каролины были совершенно разными. Мужа она уважала и любила ровной, дружеской любовью, такие чувства могли гореть долго и ровно, что вполне устраивало спокойного и выдержанного Лэма. К Байрону Каролина пылала страстью, которая не могла длиться долго, она из тех вспышек, которые бывают в жизни страстных женщин, довольно часто губя их. Джордж видел, что губит женщину, но ставил их связь ей, а не себе в вину.
— Ты уезжаешь, потому что я тебе надоела?
В этом была доля правды, но Байрон терпеть не мог выяснять отношения и тем более в чем-то признаваться, он предпочитал, чтобы все заканчивалось само собой. Каролина Лэм не была единственной женщиной, которую, разбудив в ней вулкан страстей, Байрон предпочел бы просто бросить. Таких и до нее, и после нашлось немало. Разница оказалась только в том, что леди Каролина Лэм отдалась страсти настолько, что владеть собой перестала, она верила в любовь Байрона и так же, как он, винила во всем себя.
— Он стесняется своей любви ко мне, потому что я не слишком красива!
Это была правда, однако не вся правда. Всю леди Каролине предстояло узнать еще не скоро.
— Как долго ты пробудешь в своем имении? Можно мне поехать с тобой?
— Ты с ума сошла! — Сначала Байрон даже отбросил руки Каролины, но тут же подумал, что эта женщина может и впрямь последовать в Ньюстед, и уже мягче объяснил: — Я по делам, ты же прекрасно знаешь. К тому же не стоит давать новую пищу для разговоров, их и так достаточно.
— Я умру в разлуке.
— Пиши мне, я буду писать тебе…
Как избавиться от любовницы
В Ньюстед Байрон отправился со своим давним и близким другом Хобхаузом, который вовсю старался помочь Джорджу продать имение как можно выгодней. Но Байрон прекрасно понимал, что второй, если не главной его задачей было помочь развязаться с этой ставшей опасной обузой связью с Каролиной.
Каролина взялась за перо, стоило карете с приятелями отъехать от дома, вслед Байрону полетело первое послание.
А друзья тем временем резво катили на север в имение Байрона. Джордж прекрасно понимал, что Хобхауз обязательно начнет разговор о его страсти к Каролине и о том, как разрубить этот гордиев узел, и даже начал сам:
— Как ты думаешь, ей хватит пары недель, чтобы заменить меня кем-то другим?
Джон Кем с тревогой вгляделся в лицо друга:
— Ты плохо знаешь Каролину. Она, конечно, безумна, но я не помню, чтобы леди Лэм была так влюблена. Как это терпит Уильям?
— Не говори мне о нем!
Хобхауз не понимал, что это — ревность или опасения. Действительно, Уильям вполне мог вызвать Байрона на дуэль, и даже находились те, кто не понимал, почему он этого не сделал.
— И все же тебе стоит подумать о том, как развязать эти отношения, пока они не привели к большому скандалу.
Откровенного разговора пока не получалось, Байрон был мрачен и сух. Хобхауз решил, что другу нужно просто отдохнуть душой. Ничего, погуляет по аббатству, потом поедут в Шервудский лес, подышат воздухом робингудовой свободы, полегчает. Он вспоминал прежнего Байрона — не связанного никакими обязательствами и отношениями, свободного, готового броситься в водоворот событий по первому зову, и чувствовал жгучее желание взять Джорджа за руку и увести за собой на корабль, отплывающий на континент, чтобы вернуть его в тот мир, где он был счастлив.
— Джордж, может, стоило бы съездить в Европу?
Вопрос задан осторожно, чтобы не нарушить мрачного спокойствия Байрона.
Тот откликнулся на удивление быстро и спокойно:
— Сначала нужно продать Ньюстед. У меня столько долгов, что кредиторы подпилят днище корабля, чтобы я не смог бежать.
Возражать нечего, надолго воцарилось молчание, столь непривычное для Байрона и его друзей. «Да, видно, крепко зацепила Джорджа эта вертихвостка», — с тоской подумал Джон Кем и тут же получил опровержение своим мыслям.
— Есть еще один выход — жениться. Найти какую-нибудь старую деву, которой нужен только сам факт потери девственности, а муж ни к чему, совершить сей подвиг, оплатить долги ее приданым, поручить разумному тестю управление Ньюстедом и отбыть подальше от женушки. Проблема только в том, чтобы она не оказалась слишком ревнива и не последовала следом на континент.
Хобхауз с удовольствием рассмеялся, нет, Байрон хотя и очарован и по уши завяз в отношениях с Каролиной Лэм, но вовсе не связан с ней сердцем. Это главное, потому что любые другие отношения можно развязать, тем более с замужней дамой, у которой весьма спокойный и мудрый супруг.
Судя по всему, они думали об одном и том же, потому что Байрон вдруг заявил:
— Думаю, по возвращении нужно распить бутылочку хорошего шампанского с Уильямом Лэмом. Никакой другой муж не стал бы терпеть меня так долго.
— Распить и попросить помощи в увещевании его супруги.
Байрон расхохотался:
— Это было бы интересно! А помощь… она у меня есть от герцогини Мельбурн. Леди Элизабет обещала за время моего отсутствия повлиять на невестку, чтобы та успокоилась наконец. Хорошо бы ей справиться за пару недель, потому что я в ньюстедской глуши долго не выдержу.
Хобхауз покачал головой:
— Слышала бы тебя леди Каролина!
Долго радоваться не пришлось, на первой же остановке их догнал слуга с письмом от Каролины Лэм.
Глядя на то, с какой поспешностью Байрон распечатывает послание и как торопливо читает, Джон Кем усомнился, что друг и впрямь желает развязать отношения с Каролиной и расстаться с любовницей. Он осторожно заглянул в полученное послание, хотя Байрон никогда не скрывал от друга содержание присланных Каролиной писем.
Великолепная бумага с изумительным кружевным бордюром, запах изысканных духов от листа… текст витиеватый настолько, что до смысла сквозь вычурность стиля требовалось просто пробиваться.
«…узрев однажды во всем блеске лучезарное солнце… не может допустить, что нечто менее прекрасное может быть достойно его обожания и поклонения…».
— Это она о тебе или о себе?
Байрон рассеянно вскинул глаза, но тут же усмехнулся:
— Солнце — это я.
— М-да… Тут даже Уильям не поможет…
Но, заглянув через плечо пишущего друга, он понял, что бессилен и сам тоже. Байрон лгал, когда говорил, что всего лишь флиртует с Каролиной, не давая ей ни малейшего повода быть уверенной в его чувствах.
«…Я подчинился тебе и опять подчинюсь, если ты мне поможешь, но видеть, как ты несчастна, — выше моих сил… Эта мечта… наше двухмесячное помешательство должно закончиться…».
— Кажется, я знаю, чем мы будем заниматься в Ньюстеде…
Байрон даже не обернулся на такое замечание, его перо скользило по бумаге, куда более простой, чем та, на которой получено послание леди Каролины. То ли не услышал, то ли намеренно делал вид, что не слышит. Хобхаузу показалось, что второе.
— Ладно, за две недели я заставлю тебя выбросить из головы эту вертихвостку! А если не хватит двух недель, значит, будем сидеть в снегах Ньюстеда до следующего года.
Вдруг Хобхаузу пришло в голову, что у леди Каролины может хватить ума примчаться в Ньюстед в разгар зимней метели и остаться там до весны. Он даже рассмеялся, представив такую картину.
— Чему? — не поворачивая головы, поинтересовался Джордж.
— Подумал, что леди Каролина может последовать за нами в Ньюстед.
Байрон отложил перо и вздохнул:
— В Ньюстед не знаю, а вот в Европу может.
— Ты случайно не предлагал ей такой побег?!
Смех Байрона был неестественным, это объяснило Хобхаузу все.
— Джордж, ты с ума сошел! Ты хоть понимаешь, что это такое?! Это тайфун, куда более разрушительнее того, что разметал Испанскую армаду в помощь королеве Елизавете. Ничто не справится с леди Каролиной, если она вырвется на волю. И… ты уверен, что сам долго сможешь любить ее?
Байрон задумчиво вздохнул:
— Я и сейчас не уверен в том, что люблю.
— А это? — Джон кивнул на письмо.
— Это?.. — Байрон вдруг издал короткий смешок. — Если ей не писать таких писем, то обязательно примчится в Ньюстед или куда угодно.
Немного погодя в карете Байрон, глядя в окно, вдруг тихо проговорил:
— В двадцать четыре года лучшая часть жизни уже позади, а горести только удваиваются. Я старик, переживший все свои тщеславные желания, повидал людей в разных уголках земли, и, поверь, они повсюду одинаково мерзки. Что впереди?
Хобхаузу хотелось сказать, что не все потеряно, к тому же ездили они вместе, и только мрачный нрав поэта заставлял его видеть жизнь с темной стороны.
— Тебе просто не хватает тепла.
— Теплого моря и нагретых солнцем камней!
— И этого тоже.
— Вот продам Ньюстед и вернусь в Грецию! Нет лучшего места для жизни, меня воротит от английского дождя и сырости.
Хобхауз был рад одному — друг хотя бы не вспоминал Каролину. Джон уже понял, что мало выкорчевать Байрона из сердца Каролины, нужно еще заставить его забыть неугомонную леди.
Он смотрел на Джорджа и не понимал, когда тот лжет, когда твердит, что не любит Каролину и лишь потакает ей, чтобы не сердить лишний раз и не провоцировать сумасшедшие поступки, или когда пишет красавице не менее сумасшедшие ласковые письма.
Если ложь — его заверения в холодности к леди Каролине, то это жестоко и нечестно по отношению к ней, если второе, тотем более. Так и не разобравшись, Хобхауз мысленно махнул рукой, в любом случае рвать эту связь нужно как можно скорее в интересах обоих, как бы это ни было жестоко по отношению к влюбленной леди Каролине.
Но вот уж кого Хобхауз жалеть не намерен. Женщина, до такой степени потерявшая голову и стыд даже ради его друга, как леди Каролина, вызвать у Джона ни сочувствие, ни даже простую жалость не могла! Любовь и страсть хороши только тогда, когда они допустимы, а в данном случае это было откровенным нарушением всех правил. Вернее, нарушением был не роман, их вон сколько у каждой дамы, а то, что леди Каролина не умела и не желала скрывать своих чувств. Хобхауз вовсе не считал, что это искренне, напротив, он полагал, что все истерики и страдания Каролины только из-за ее испорченности и экзальтированности.
Так же думали все остальные. Единственным человеком, в глубине души прекрасно знавшим, что Каролина любит по-настоящему и только потому готова на все, был сам Байрон, но лорд раскрывать этот секрет вовсе не собирался, прекрасно понимая, что тогда будет выглядеть в глазах общества… не слишком красиво.
Первый приезд Байрона в Ньюстед вовсе не был радостным. Он едва успел вернуться с континента и еще только ломал голову, как поправить развалившиеся финансовые дела семейства, как получил срочную депешу из дома с сообщением об опасной болезни матери. Но доехать до имения не успел, леди Кэтрин Байрон умерла, так и не увидев повзрослевшего сына.
Скромные похороны, бесконечный дождь, длинные нудные беседы с арендаторами земель, общая запущенность бывшего аббатства и всего в доме оставляли гнетущее впечатление. Байрону очень хотелось вырваться если не на солнечные берега Греции, то хотя бы в Лондон.
На сей раз была духота, дорожная пыль, толстым слоем оседавшая на всем, а еще раздражение при мысли, что снова нужно заниматься счетами, переговорами, что-то улаживать и утрясать. Он был рад присутствию Хобхауза, который мог это все, и очень надеялся на его помощь.
Увидев стены родного аббатства, Байрон горестно вздохнул и процитировал собственные слова:
— Покой? Да еще и в имении, которое ты намерен продать? Нет уж, избавляйся от этого аббатства и отправляйся в жаркие страны, в английском холоде у тебя замерзает душа.
— Ты прав. Продам Ньюстед, заплачу долги, а на оставшиеся средства буду жить долго и счастливо где-нибудь в Греции или Константинополе. Нет, в Константинополе, пожалуй, дорого, лучше в Греции или Албании.
Когда через день паж привез из Лондона новое письмо от леди Каролины, Байрон хохотал от души:
— Уеду в Албанию, туда, где вовсе нет возможности меня разыскать.
— Приедет и найдет.
Поделиться книгой: