— Э… Ваш паспорт, мистер Бонфорт.
Надеюсь, что выражение моего лица не изменилось.
— Пенни, достаньте наши паспорта.
Она холодно взглянула на караульного.
— Обо всех формальностях позаботится капитан Бродбент.
Он взглянул на нас и отвел глаза.
— Наверное, так оно и есть, но я обязан проверить их и записать номера серии.
— Да, конечно. Что ж, думаю нужно связаться с капитаном Бродбентом и попросить его подъехать. Кстати, назначено ли челноку для меня время старта? Может быть вы свяжетесь с диспетчерской?
Но Пенни, казалось, была вне себя от ярости.
— Мистер Бонфорт, но ведь это просто смешно! Мы никогда раньше не подвергались подобной проверке. Во всяком случае на Марсе!
Коп торопливо сказал:
— Конечно, все в порядке, Ханс. Ведь это же ни кто-нибудь, а сам мистер Бонфорт.
— Да, конечно, но…
Я вмешался со счастливой улыбкой на лице.
— Мы можем все уладить очень просто. Если вы… как ваше имя, сэр?
— Хэзлвонтер. Ханс Хэзлвонтер, — неохотно признался он.
— Так вот, мистер Хэзлвонтер, если вы свяжетесь с господином Уполномоченным Бутройдом, я поговорю с ним и мы избавим моего пилота от необходимости выбираться сюда — и к тому же сэкономим мне час или более того.
— Ох, мне бы не хотелось делать этого. Может я лучше свяжусь с начальником порта? — с надеждой в голосе спросил он.
— Знаете что, дайте мне номер мистера Бутройда. Я сам свяжусь с ним.
На этот раз я добавил к своим словам несколько ледяных ноток — интонации занятого и важного человека, который пытался было быть демократичным, но которого вывела из себя бюрократическая мелочность нижестоящих.
Это подействовало. Он поспешно сказал:
— Я уверен, что все в порядке, мистер Бонфорт. Просто у нас… сами знаете, правила и все такое.
— Знаю, знаю. Благодарю вас, — я прошел через ворота.
— Мистер Бонфорт! Смотрите! Вон там!
Я оглянулся. Постановка точек над «i» заняла у нас времени ровно столько, сколько его потребовалось газетчикам, чтобы настичь нас. Один из них припал на одно колено и наводил на меня свой стереоаппарат; он поднял голову и сказал:
— Держите жезл так, чтобы его было видно.
Несколько других с различного вида оборудованием уже скапливались вокруг нас с Пенни. Кто-то взобрался на крышу нашего роллса. Еще кто-то тянул к моему лицу микрофон, а один из корреспондентов издали направил на меня микрофон направленного действия, похожий на ружье.
Я рассердился, но к счастью, я помнил, как я должен себя вести. Я улыбнулся и пошел медленнее. Бонфорт всегда учитывал то, что на экране движение кажется более быстрым. Так что я поступил именно так, как надо.
— Мистер Бонфорт, почему вы отменили пресс-конференцию?
— Мистер Бонфорт, есть сведения, что вы собираетесь предложить Великой Ассамблее предоставить имперское гражданство марсианам. Не могли бы сказать что-нибудь определенное по этому поводу?
— Мистер Бонфорт, когда вы собираетесь выносить на голосование вотум доверия существующему правительству?
Я поднял руку с зажатым в ней жезлом и улыбнулся.
— Пожалуйста, задавайте вопросы поочередно! Так какой же первый вопрос?
Конечно же, они ответили все одновременно и, пока они бурно выясняли, кому же быть первым, я выиграл еще несколько мгновений, ничего не отвечая. Тут подоспел Билл Корисмен.
— Ребята, имейте жалость. У шефа был тяжелый день. Я сам отвечу вам на все вопросы.
Я махнул ему рукой.
— У меня в распоряжении еще несколько минут, Билл. Джентльмены, хотя мне и пора отбывать, но я все же постараюсь удовлетворить ваше любопытство. Насколько мне известно, нынешнее правительство не намерено делать никаких шагов в области изменения существующего гражданского статуса марсиан. Поскольку я в настоящее время не занимаю никакого официального поста, мое мнение, естественно, может быть только сугубо личным. Советую вам узнать поточнее у мистера Квироги. Что же касается вотума доверия, то могу только сказать, что мы не станем ставить его на голосование, пока не будем уверены, что победа за нами — ну а об этом-то вы осведомлены не хуже меня.
Кто-то спросил:
— Вам не кажется, что это просто слова?
— А я не собирался говорить что-либо определенное, — возразил я, подсластив пилюлю лучезарной улыбкой. — Пожалуйста, задавайте вопросы, на которые я могу ответить по праву и получите исчерпывающий ответ. Спросите меня, например что-нибудь вроде: «Перестали ли вы бить свою жену?» и я наверняка отвечу вам чистую правду. — Тут я поколебался; зная, что Бонфорт известен своей честностью, особенно по отношению к прессе. — Но я не собираюсь водить вас за нос. Все вы знаете, почему сегодня я оказался здесь. Давайте-ка я лучше расскажу вам об этом, и потом можете цитировать то, что я скажу, сколько вашей душе угодно. — Я покопался в памяти и сколотил кое-что из тех речей Бонфорта, которые мне доводилось слышать. — Подлинное значение того, что произошло сегодня — ни в коем случае не честь, оказанная одному человеку, это… — я помахал марсианским жезлом, — …доказательство того, что две великие расы могут пониманием преодолеть полосу отчуждения, разделявшую их. Наша собственная раса все сильнее и сильнее стремится в бескрайние просторы космоса. И в какой-то момент мы обнаружим — мы уже сейчас начинаем понимать это — что нас отнюдь не большинство. И если мы хотим преуспеть в освоении космоса, мы должны идти к звездам и иметь дело с их обитателями только честно, играть в открытую, приходить к ним с открытым сердцем. Я слышал также разговоры, что мол марсиане добьются превосходства на Земле, дай им только волю. Уверяю вас — это совершеннейшая чушь: Земля марсианам просто-напросто не подходит. Так что давайте защищать то, что мы действительно можем потерять — но не следует давать ослепить себя ненависти и страху — это может привести нас только к дурацким поступкам. Ничтожествам никогда не завоевать звездных просторов — поэтому души ваши должны быть широкими как космос.
Один из репортеров вопросительно поднял бровь.
— Мистер Бонфорт, сдается мне, что вы уже говорили тоже самое в феврале.
— Вы услышите от меня тоже самое и в следующем феврале. И в январе, марте и во все остальные месяцы. — Я обернулся к привратнику и добавил. — Прошу прощения, но теперь мне пора идти — а то я опоздаю к старту. — Я повернулся и пошел к воротам. Пенни поспешила за мной.
Мы забрались в небольшую освинцованную машину наземной службы и дверь ее со вздохом скользнула на место. Машина была автоматической, поэтому мне не нужно было играть роль еще и перед водителем. Я откинулся в кресле и расслабился.
— Уф-ф-ф!
— Это было изумительное зрелище, — серьезно заявила Пенни.
— Я испугался только когда меня поймали на том, что я повторяю прошлую речь.
— Но вы здорово вывернулись. Это было самое настоящее вдохновение. И я… говорили вы… в точности как он.
— Пенни, скажите, был так кто-нибудь, кого я должен был бы назвать на «ты» или по имени?
— Пожалуй, нет. Может быть, одного или двух, но вряд ли они стали бы ждать от вас этого в такой неразберихе.
— Меня застали врасплох. Черт бы побрал этого привратника с его проклятыми паспортами. Кстати, Пенни, я почему-то думал, что их носите вы, а не Дэк.
— А у Дэка их и нет. Мы все ходим каждый со своим паспортом. — Она полезла в сумочку и извлекла из нее небольшую книжечку. — Мой паспорт у меня с собой, но я не решилась доставать его.
— Что?
— Дело в том, что его паспорт был у него, когда его похитили. И мы не осмелились просить о выдаче дубликата — по крайней мере до настоящего времени.
И тут я почувствовал, что измотан вконец.
Поскольку ни от Дэка, ни от Роджа никаких инструкций не последовало, я продолжал оставаться в образе в течение всего подъема и перехода на «Том Пэйн». Мне это было совсем не трудно. Я просто сразу прошел в каюту владельца яхты и несколько часов провел просто грызя ногти и пытаясь представить себе, что сейчас делается там, внизу на поверхности планеты. В конце концов с помощью таблеток от тошноты я ухитрился провалиться в относительно сносный сон — но это было ошибкой с моей стороны, так как мне тут же стали сниться самые первосортные кошмары. В них присутствовали и репортеры, гневно указывающие на меня пальцем, и копы, грубо хватающие меня за плечо и волокущие куда-то, и марсиане, целящиеся в меня из своих жезлов. Все они знали, что я — обманщик, и не могли решить только одного: кому достанется честь разорвать меня на куски и спустить в туалет. Разбудил меня предстартовый сигнал. В ушах звучал густой голосище Дэка:
— Первое и последнее красное предупреждение! Одна третья! Одна минута!
Я быстренько добрался до койки и расположился на ней. Когда начался разгон, я почувствовал себя значительно лучше — одна треть земного притяжения — это не так уж много, примерно такое же притяжение на поверхности Марса, насколько я помню, самое главное, что этого притяжения оказалось достаточно, чтобы привести в порядок мой желудок и сделать пол обычным, нормальным полом.
Минут примерно через пять в дверь постучали и вошел Дэк, не дожидаясь, пока я сам открою ему дверь.
— Как себя чувствуете, шеф?
— Привет, Дэк, очень рад снова увидеть вас.
— Я еще более рад, — устало сказал он. — Что в конце концов вернулся.
Взглянув на мою койку, он спросил:
— Ничего, если я прилягу?
— Ради бога.
Он улегся на койку и медленно вздохнул.
— Совсем замотался! Кажется, дрых бы целую неделю… да, пожалуй, не меньше.
— Да и я бы не отказался. Эх… Ну, как, доставили его на борт?
— Конечно, хотя это было весьма и весьма нелегко.
— Я думаю! Впрочем, в таком небольшом порту, как этот, подобные вещи, наверное проходят легче, чем в большом. Здесь не нужны ухищрения, к которым вы прибегали на Земле, чтобы отправить меня в космос.
— Что? Вовсе нет. Здесь все устроить значительно сложнее.
— То есть как?
— Но это же очевидно. Здесь все знают всех — слухи быстро распространяются. — Дэк криво усмехнулся. — Мы доставили его на борт под видом контейнера с марсианскими креветками из каналов. Пришлось даже заплатить пошлину.
— Дэк, как он?
— Ну… — Дэк нахмурился. — Док Кэнек считает, что он полностью оправится — мол это только вопрос времени, — и с яростью добавил, — уж, если бы я только мог добраться до этих крыс. Если бы вы видели, что они с ним сделали, вы бы заорали от ужаса и негодования… а мы вынуждены оставить их в покое… ради него же самого.
Дэк и сам уже кричал во все горло. Я мягко сказал:
— Из того, что сказала мне Пенни, я понял, что его искалечили. Насколько тяжелы повреждения?
— Что? Вы просто не так поняли Пенни. Кроме того, что он был дьявольски грязен и нуждался в бритье, никаких физических повреждений у него не было.
Я недоумевающе посмотрел на него.
— А я думал, они его били. Что-то вроде избиения бейсбольной битой.
— Лучше бы, если б так! Что значат две-три сломанные кости? Нет, нет, все дело в том, что они сделали с его разумом.
— Ох… — мне вдруг стало плохо. — Промывание мозгов?
— Да. Да и нет. Пытаться вытянуть из него какие бы то ни было политические секреты у него было бессмысленно, потому что у него их не было. Он всегда играл в открытую и все это знали. Поэтому они просто старались держать его под контролем, чтобы он не пытался сбежать.
— Док считает, — продолжал он, — что они ежедневно вводили ему минимальную дозу, как раз достаточную для того, чтобы держать его в нужном состоянии, и делали так до того самого момента, как отпустили его. А в самый последний момент ему вломили такую лошадиную дозу, что от нее и слон превратился бы в ненормального. Лобные доли его мозга должно быть пропитаны этой дрянью, как губка.
Тут я почувствовал себя настолько дурно, что про себя поблагодарил судьбу за то, что ничего не ел. Как-то раз мне довелось кое-что почитать на эту тему. После этого вопрос о наркотиках и их применении каждый раз вызывает во мне такую ярость, что я сам удивляюсь. На мой взгляд в том, что играют с человеческой личностью, есть что-то невероятно аморальное и низменное. По сравнению с этим, убийство есть преступление чистенькое и естественное, просто маленький грешок. «Промывание мозгов» — термин, который дошел до нас из последнего периода Темных Веков; тогда его применяли для того, чтобы сломить волю человека и изменить его личность путем физических страданий и жестоких пыток. Но эти процедуры могли занять несколько месяцев, поэтому немного позже открыли «более быстрый путь» к достижению той же самой цели. Человека стало можно превратить в бездумного раба за считанные секунды — просто введя ему одно из нескольких производных коки в лобные доли мозга.
Эта омерзительная практика сначала получила применение в лечении буйных душевнобольных, чтобы сделать их пригодными для психотерапии. В том виде и в то время это было весьма ценным достижением, так как избавляло врачей от необходимости производить лоботомию — лоботомия, слово такое же устарелое, как и «пояс верности», но означает оно такое хирургическое вмешательство скальпеля нейрохирурга в мозг человека, которое приводит к потере им личности, не убивая его. Да, и применяли его довольно широко, совсем как когда-то избиение с целью изгнания дьявола.
В то время «промывание мозгов» с помощью наркотиков стало более чем эффективным и отточенным. Когда появились на исторической сцене Банды Братьев, они отточили этот способ до такой степени, что могли, введя человеку мельчайшие доли наркотиков, делать его просто очень склонным к подчинению — или могли начинить его до такой степени, что человек, что человек становился похожим на кучу инертной протоплазмы. И делалось это все во имя якобы священной заботы о благе ближних. Но судите сами, о каком благе может идти речь, если тот, во имя кого все это как будто делается, имеет упрямство скрывать какие-то секреты? Поэтому лучшей гарантией того, что он не затаил зла, будет ввести иглу рядом с глазным яблоком и впрыснуть чего следует прямо в мозг. Как говорится, омлета не сделаешь, не разбив яйца! Так рассуждают все негодяи!
Конечно, уже давным-давно наркотическое вмешательство в работу мозга было совершенно незаконным, не считая разумеется, некоторых видов лечения, где без него не обойтись, да и то, только с милостивого разрешения суда. Но этим методом все же иногда пользуются преступники, да и копы иногда закрывают глаза на закон, потому что им нужно развязать язык преступнику, а следов никаких не остается. Жертве можно даже приказать забыть все, что с ней делали.
Большую часть всего этого я знал и до того, как Дэк рассказал мне, что сделали с Бонфортом, а остальное я вычитал в корабельной «Энциклопедии Батавии». Смотрите статью «Психическое интегрирование», а также пытки.
Я потряс головой и попытался отогнать кошмары.
— Но все-таки он справится или нет?
— Док говорит, что наркотик не меняет структуры мозга. Он просто парализует его. Он утверждает, что кровь со временем вымывает и уносит из мозга эту дрянь, затем она попадает в почки и выводится из организма. Но на все это требуется время. — Дэк взглянул на меня. — Шеф?
— А? По-моему, как раз настало время отбросить всех этих «шефов», не правда ли? Ведь он вернулся.
— Как раз об этом я и хотел с вами поговорить. Не могли бы вы еще некоторое время побыть в его роли?
— Но зачем? Ведь здесь нет никого, перед кем нужно было бы ломать комедию?
— Это не совсем так, Лоренцо. Нам удалось сохранить все эти перипетии в удивительно полной тайне. Вот вы, вот я, — он отогнул два пальца. — А вот это Док, Родж и Билл. И разумеется Пенни. Там, на Земле, остался человек по имени Лонгстон, но вы его не знаете. Думаю, Джимми Вашингтон тоже что-то подозревает, но он так скрытен, что наверное не сказал бы правильного времени даже собственной матери. Я не знаю, сколько человек принимало участие в похищении, но уверен, что немного. Во всяком случае, говорить они не осмелятся — а самое смешное заключается в том, что им теперь не доказать, что Бонфорт когда-либо был похищен, даже если бы они этого захотели. Но дело вот в чем: здесь, на «Томми», есть экипаж и другие посторонние люди. Старина, как насчет того, чтобы вам еще немножко побыть шефом и каждый божий день показываться на глаза членам команды и Джимми Вашингтону с его девочками — только до тех пор, пока он не поправится? А? — М-м-м… Я, в общем-то, не вижу особых причин отказываться. А сколько времени займет выздоровление?
— Думаю, что ко времени возвращения на Землю все будет в порядке. Мы будем двигаться с небольшим ускорением. Вы будете довольны.
— О'кей, Дэк. И знаете что? Не нужно мне платить за это особо. Я согласен сделать это просто потому, что я всем сердцем ненавижу «промывание мозгов».
Дэк вскочил и сильно хлопнул меня по плечу.
— Мы с вами из одной породы людей, Лоренцо. А о плате не беспокойтесь, о вас позаботятся.