Аномия в России: причины и проявления

Так началось лавинообразное обрушение всех структур культуры. Этика любви, сострадания и взаимопомощи ушла в катакомбы, диктовать стало право сильного. Оттеснили на обочину, как нечто устаревшее, культуру уживчивости, терпимости и уважения. Мы переживаем реванш торжествующего хама — в самых пошлых и вызывающих проявлениях. Это и архитектура элитарных кварталов и заборов, и набор символических вещей (вроде «джипов»), и уголовная эстетика на телевидении, и повсеместное оскорбление обычаев и приличий. Это и наглое открытое растление коррупцией символических фигур нашей общественной жизни — милиционера и чиновника, офицера и учителя… Все это — следствие культурной революции двух последних десятилетий.

Заметим, что индивидуализм порождает аномию не только в отношении норм человеческой солидарности — он ведет и к отчуждению от страны, к нарушению норм гражданственности. Вот результаты одного из исследований (2003 г.): «Ценности индивидуализма, приобщение к миру престижных и красивых вещей становятся для все большей части юношей и девушек самоцелью существования, смыслом бытия. И неудивительно, что относительное большинство молодежи заявляет о невозможности терпеть различные неудобства и лишения ради блага и процветания России (47,5% городских респондентов и 45,9% — сельских).

И уже большинство юношей и девушек желают жить там, где будут достойно оплачивать их труд, в том числе за пределами России. Таковы позиции городских (55,7%) и сельских учащихся (52%). Жить в России, несмотря на существующие здесь проблемы, предпочитает явное меньшинство респондентов (39,3% городских и 43,9% сельских подростков). Вполне очевидно вырисовывается серьезная миграционная угроза» [116].

За последние двадцать лет художественная элита России стала «играть на понижение». Как будто что-то сломалось в ее мировоззрении. Телевидение крутит лицензионные игровые шоу типа: «Слабое звено», «За стеклом», «Последний герой». Каков идейный стержень этих программ? Утверждение социал-дарвинистских принципов борьбы за существование как закона жизни общества. Неспособные уничтожаются, а приспособленные выживают в «естественном отборе». Умри ты сегодня, а я завтра!

Социологи пишут, что в этих программах «знания и эрудиция участников все более уходят на второй план. Акцент делается на возможностях победы над противником через подкуп, сговор, активизацию темных, находящихся в глубине души инстинктов. Практически во всех программах прослеживается идея, что для обладания материальным выигрышем, т. е. деньгами, хороши любые средства. Таким образом, программы ориентируют зрителя на определенный вариант жизни, стиль и способ выживания» [38].

С.Б. Переслегин предваряет статью о передачах телевидения типа «Слабое звено» таким введением: «…Сим я официально обвиняю министра образования РФ Филиппова, идеолога реформ Грефа и «примкнувших к ним лиц» в измене Родине, подготовке и осуществлении заговора, направленного на подрыв российского образования и опосредованно — на разрушение научного, культурного, экономического и военного потенциала России, а также — в преступлениях против Будущего» [117].

Надо подчеркнуть, что растлевающее воздействие телевидения обладает с одновременным обеднением населения кооперативным эффектом. Культ денег и силы — вот что способствовало тому, что преступное сознание заняло господствующие высоты в экономике, искусстве, на телевидении! Тут США идут впереди нас, и следует послушать их ученых. Там уже в середине неолиберальной волны был сделан вывод, что цена ее оплачивается прежде всего детьми и подростками. Американский социолог К. Лэш пишет в книге «Восстание элит»: «Телевизор, по бедности, становится главной нянькой при ребенке… [Дети] подвергаются его воздействию в той грубой, однако соблазнительной форме, которая представляет ценности рынка на понятном им простейшем языке. Самым недвусмысленным образом коммерческое телевидение ярко высвечивает тот цинизм, который всегда косвенно подразумевался идеологией рынка» [118, с. 79].

В отношении отодвинутой от «праздника жизни» половины населения России наша официальная культура ведет себя как в отношении низшей расы. Ее просто не замечают, как досадное явление природы, а если и упоминают, то с «романтической» или глумливой подачей. Социальная драма миллионов людей не вызывает минимального уважения. Гастарбайтеры! Бомжи! Пьяницы! — колоритные фигуры российского телевидения.

Резко изменилась нравственная платформа кинопроизводства и репертуарная политика кинопроката. В 1985 году отечественные фильмы составляли 74% репертуара московских кинотеатров, а американские 3%. За первый квартал 1994 года доля отечественных фильмов снизилась до 14%, а зарубежная часть репертуара увеличилась до 84%, число американских фильмов возросло до 60%.

В 1993 году в НИИ киноискусства был проведен контент-анализ фильмов, составлявших репертуар московских кинотеатров. Главные выводы этого исследования таковы: «Широкое распространение зарубежной кинопродукции, прежде всего американской, поставило под вопрос само существование отечественного кино как феномена национальной культуры, а массовое сознание оказалось под мощным воздействием распространяемых ею ценностей.

Общеизвестно, что фильмы содержат и распространяют определенные социальные и культурные ценности, которые проявляются и тиражируются посредством тем, сюжетов, героев, пафоса кинопроизведении и т. п. Общий поток фильмов создает некоторое “ценностное поле”, оказывающее воздействие на ментальность зрителей. Американские и западноевропейские фильмы, доминирующие сегодня в репертуаре наших кинотеатров, стали каналом широкого проникновения в российское общество, его социокультурную среду “инородных” культурных ценностей и вызвали изменение привычного ценностного содержания функционирующего в обществе кинопотока…

Большинство героев фильмов текущего репертуара являются представителями периферийных социальных групп и маргинальных слоев культуры. Чаще всего это заключенные, преступники, наемные убийцы, тунеядцы, проститутки и др., т. е. носители ценностей криминальной микросреды. Соответственно, и социальное окружение героя чаще всего криминально. (Любопытно, что эта особенность характерна для фильмов всех стран: 36% отечественных фильмов, 43% европейских и 42% американских.) В зарубежных фильмах часто встречаются авантюристы, секретные агенты, содержанки, разведчики; в американских также нередки герои — инопланетяне, роботы, “тарзаны”, “ниндзя” и пр. В целом герой-“маргинал” характерен для каждого второго фильма…

Если обратиться к мотивам, которыми руководствуются американские киногерои в своих действиях и поступках (а именно в них проявляется ценностная структура личности героя), то самыми распространенными оказались: “месть” (42% фильмов) и “сохранение жизни” (35%)…

Американизация репертуара российских кинотеатров осуществляется в виде экспансии наиболее «низких» пластов и наиболее китчевых форм американской массовой культуры. В результате вместо обогащения и расширения разнообразия репертуара, приобщения наших зрителей к ценностям мирового кинематографа и западной цивилизации происходит нечто противоположное: распространяются большей частью стереотипы и ценности маргинального слоя американской культуры…

Сравнительный анализ показывает, что в большинстве случаев фильмы текущего репертуара содержат и несут зрителю не национальные ценности той или иной культуры — отечественной, европейской или американской, а универсальные стереотипы, имиджи, штампы “усредненной” массовой культуры. Сегодня в нашем кинопрокате циркулируют по крайней мере два потока массовой культуры. С одной стороны, импортная (зарубежная) коммерческая кинопродукция, прежде всего американская, с другой — “американизированная” продукция собственного (отечественного) производства, мало отличающаяся по набору ценностей и стереотипов от продукции зарубежного коммерческого кино, далекая от российских национальных истоков и национального культурного менталитета.

Это, в свою очередь, обусловило появление “американизированной” отечественной кинопродукции, свидетельствующей об изменении ориентаций российских кинематографистов: сценаристов, режиссеров, продюсеров. Иными словами, происходит формирование отечественной самовоспроизводящейся социокультурной системы, несущей ценности массовой культуры “американского типа”» [119].

Вывод слишком пессимистический, хотя в целом верный. Надежду внушает тот факт, что американизация киноискусства вызвала отторжение зрителя от нового кино. Главный редактор журнала «Искусство кино» Д.Б. Дондурей говорит на международном симпозиуме (1995 г.): «Рейтинг фильмов, снятых в ельцинскую эпоху, т. е. после 1991 года, у советских граждан в 10-15 раз ниже, чем у выпущенных под эгидой отдела пропаганды ЦК КПСС. Созданная нашими режиссерами вторая реальность массовой публикой отвергается. Наши зрители сопротивляются той тысяче игровых лент «не для всех», которые были подготовлены в 1990-е годы… герои которых по преимуществу преступники, наркоманы, инвалиды, проститутки, номенклатурная дрянь с отклонениями в поведении» [36].

Таким образом, именно «тысяча игровых лент 1990-х годов» продуцирует аномию, а противодействуют ей фильмы, «выпущенные под эгидой отдела пропаганды ЦК КПСС». Какой провал всей культурной политики!

Тяжелое последствие американизации кино и телевидения, которое ударило по молодежи — легитимизация преступника. Сращивание «светлой» культуры с культурой уголовной — одна из самых драматических сторон культурного кризиса России последних тридцати лет. Это особая сторона современной национальной трагедии, о ней скажем подробнее.

Уже в XIX веке осознавалась, в том числе и в России, опасность для общества распространения криминальной субкультуры среди массы граждан. Как пишут криминологи, человек как социальное существо развивается или в группе законопослушных людей — или «в преступной шайке, у членов которой есть устойчивая система ценностей, отличающаяся от системы ценностей, существующей в большом обществе. Личность в такой среде развивается в соответствии с ценностями и нормами своего окружения, не воспринимая ценностей культуры в целом». Академик В.Н. Кудрявцев, говоря о «нравах переходного общества», уже на первом этапе реформ предупреждал, что «преступная субкультура — не экзотический элемент современных нравов, а опасное социально-психологическое явление, способное самым отрицательным образом воздействовать на многие стороны общественной жизни».

Криминолог И.М. Мацкевич пишет об этой стороне реформы: «В последние десятилетия произошли существенные перемены в отношении общества к преступности и ее проявлениям. Криминальная субкультура, о которой раньше предпочитали не говорить, в настоящее время получила легальный статус наряду с общей культурой. Некоторые утверждают, что это часть общей культуры и нет ничего страшного в том, что общество будет знать некоторые постулаты криминальной субкультуры. Между тем не учитывается самое главное: криминальная субкультура — это не часть общей культуры, а ее прямой антипод. Кроме того, по своей природе она социально агрессивна.

Представители криминальной субкультуры не жалеют ни сил, ни средств для того, чтобы вытеснить лучшие вековые традиции культурного наследия человечества и подменить их суррогатом сомнительных произведений так называемого тюремного искусства. При этом подмена понятий происходит в завуалированных формах, откровенно уголовные песни называются почему — то «бытовыми» песнями, уголовный жаргон и терминология — «бытовым» разговором. Никого не удивляет, что ведущие журналисты разговаривают со своими читателями на страницах газет и по телевидению на полублатном языке… Я уже не говорю о том, что массовыми тиражами выходят книги, написанные на матерном языке. В игровых фильмах актеры позволяют себе нецензурно выражаться, чтобы, как говорят режиссеры, приблизить экранную жизнь героев к реальной» [168].

Без духовного оправдания преступника не было бы взрыва преступности. Особенностью нашего кризиса стало включение в этическую базу элиты элементов преступной морали — в прямом смысле. В результате сегодня одним из главных препятствий к возврату России в нормальную жизнь стало широкое распространение и укоренение преступного мышления. Это нечто более глубокое, чем сама преступность. Этот вал аномии накатывает на Россию и становится одной из фундаментальных угроз.

Криминальная субкультура — сложная и «рыхлая» система, воспроизводству которой способствует много факторов. Но И.М. Мацкевич выделяет самый основной: «Прежде всего, не следует делать поспешных ошибочных шагов в области социально-экономических преобразований, плодами которых пользуются в первую очередь представители криминального мира. При этом надо помнить, что, возникнув однажды, какое-либо негативное явление полностью никогда не исчезает. Ошибки в этой сфере обходятся очень дорого… К сожалению, рассматриваемые социально-негативные явления имеют место и сейчас. Так, около 1% трудоспособного населения у нас ежегодно проходит опыт тюремной жизни. Это колоссальная цифра! Огромное число людей возвращается в обыденную жизнь в качестве проповедников тюремного быта и образа жизни» [168].

Именно это произошло в России. Реформы 1990-х годов создали для представителей криминального мира режим наибольшего благоприятствования. Это реформы послужили «социальным лифтом», который в огромных масштабах поднял преступный мир сначала в экономическую, а потом и в другие сегменты «элиты». Для основной массы населения это стало бедствием.

Сравним выводы 1999 года с тем, что пишут десять лет спустя (в 2009 г.) российские социологи: «Социальное беспокойство, страхи и опасения людей за достигнутый уровень благополучия субъективно не позволяют людям удлинять видение своих жизненных перспектив. Известно, например, что ныне, как и в середине 1990-х годов, почти три четверти россиян обеспокоены одним: как обеспечить свою жизнь в ближайшем году…

В состоянии социальной катастрофы особенно сильно сказалось сокращение длительности жизненных проектов на молодом поколении. С одной стороны, оно в значительной степени потеряло нравственные ориентиры: сначала молодому поколению настойчиво показывали и доказывали тупиковую бесперспективность “строительства самого справедливого общества на земле”, а потом это поколение не могло не увидеть явные изъяны периода первичного накопления капитала. Молодые люди на личном опыте стали все чаще убеждаться, что наибольшего успеха в жизни очень часто достигают отнюдь не те люди, которые имеют твердые моральные принципы, проявляют трудолюбие, старательность, совестливость, милосердие, а те, кто вообще не имеет позитивных жизненных установок, кто желает и умеет достигать своих целей любой ценой. Из средств массовой информации быстро исчезли репортажи о “трудовых подвигах”, исчез и сам человек труда как таковой. Вместо этого в теле- и радиопередачах стали пропагандироваться маргинальные личности, а их умение решать жизненные проблемы выдаваться за образец для всех, в первую очередь для молодежи…

В условиях, когда едва ли не интуитивно все большее число молодых людей понимало и понимает, что они навсегда отрезаны от качественного жилья, образования, отдыха, других благ, многие из них стали ориентироваться на жизнь социального дна, изгоев социума. Поэтому — то и фиксируются короткие жизненные проекты молодых: наркоману бесполезно внушать, что до 30 лет доживает редкий из наркозависимых людей. Ведь больше жить ему просто не надо, он не видит, не может увидеть перспектив для себя в этой жизни. Неслучайно, как свидетельствуют оценки экспертов, по сравнению с 1990 годом в 2002 году число больных наркоманией в России возросло в 10 раз и достигло более 2 млн человек. Молодому человеку, который чрезмерно потребляет спиртное, можно сказать, уже спивается, также бессмысленно говорить о жизненных перспективах, “открытости всех дорог”.

По данным Комитета по безопасности Государственной думы в 2007 году в стране было зафиксировано 65 тыс. алкоголиков, чей возраст не превышал 15 лет. Сейчас каждый третий подросток в возрасте 12 лет, что называется, “балуется” пивом, даже среди 13-летних таких две трети. Потребление водки резко возрастает с 15-летнего возраста. Нельзя не видеть, что все это происходит на фоне едва ли не полностью разрушенной социализации подрастающего поколения» [14].

Пока что культура нынешней России находится в отступлении. В среде новой «элиты» возникли течения, следующие болезненному ницшеанству. Они мечтают о выведении не просто новой породы людей («сверхчеловека»), а нового биологического вида, который даже не сможет давать с людьми потомства. Они предвидят «революцию интеллектуалов».

В Петербургском университете идет проект «Мировые интеллектуалы в Петербурге», делают доклады «признанные мировые интеллектуалы и лидеры влияния». Доктор философских наук А.М. Буровский излагает такие концепции: «Неандерталец развивался менее эффективно, он был вытеснен и уничтожен. Вероятно, в наше время мы переживаем точно такую же эпоху. «Цивилизованные» людены все дальше от остального человечества — даже анатомически, а тем более физиологически и психологически… Различия накапливаются, мы все меньше видим равных себе в генетически неполноценных сородичах или в людях с периферии цивилизации. Вероятно, так же и эректус был агрессивен к австралопитеку, не способному овладеть членораздельной речью. А сапиенс убивал и ел эректусов, не понимавших искусства, промысловой магии и сложных форм культуры» [120].

Читаем Буровского об «интеллектуалах — люденах» и обычных людях — как двух несмешивающихся «слоях»: «Молодые люди из этих слоев вряд ли будут способны соединиться — даже на чисто биологическом уровне. Малограмотный пролетариат малопривлекателен для люденов — и для мужчин, и для женщин. Мы просто не видим в них самцов и самок, они нам с этой точки зрения не интересны… Иногда мужчине — людену даже не понятно, что самка человека с ним кокетничает. А если даже он понимает, что она делает, его «не заводит»… Поведение текущей суки или кошки вполне «читаемо» для человека, но совершенно не воспринимается как сигнал — принять участие в игре… Я не раз наблюдал, как интеллигентные мальчики в экспедициях прилагали большие усилия, чтобы соблазнить самку местных пролетариев».

Это говорит в XXI веке с кафедры Петербургского университета профессор двух вузов. Какое мракобесие в цитадели русской культуры!

Все эти «лидеры влияния» не просто мечтают о таком будущем, они реализуют проект «Постчеловечество», перенося его в плоскость политических и экономических программ. Вот главная статья В. Иноземцева в книге «Постчеловечество». Она называется «On modern inequality. Социобиологическая природа противоречий XXI века».

Иноземцев пишет: «Государству следует обеспечить все условия для ускорения «революции интеллектуалов» и в случае возникновения конфликтных ситуаций, порождаемых социальными движениями «низов», быть готовым не столько к уступкам, сколько к жесткому следованию избранным курсом» [41].

Интеллектуальные дебаты крутятся вокруг идеи создания с помощью биотехнологии и информатики постчеловека. При этом сразу встает вопрос: а как видится в этих проектах судьба человека? В рассуждениях применяются три сходные парные метафоры. В жестких тезисах виды «постчеловек и человек» представлены как «кроманьонцы и неандертальцы». Помягче, это «элои и морлоки» (из фантазий Уэллса), совсем мягко — «людены и люди» (из Стругацких).

Вот рассуждения А.М. Столярова, видного писателя-интеллектуала, лауреата множества премий: «Современное образование становится достаточно дорогим… В результате только высшие имущественные группы, только семьи, обладающие высоким и очень высоким доходом, могут предоставить своим детям соответствующую подготовку… Воспользоваться [новыми лекарствами] сможет лишь тот класс людей, который принадлежит к мировой элите. А это в свою очередь означает, что «когнитивное расслоение» будет закреплено не только социально, но и биологически, в предельном случае разделив все человечество на две самостоятельные расы: расу «генетически богатую», представляющую собой сообщество «управляющих миром», и расу «генетически бедную», обеспечивающую в основном добычу сырья и промышленное производство…

Очевидно, что с развитием данной тенденции «когнитивное расслоение» только усилится: первый максимум устремится влево — к значениям, характерным для медицинского идиотизма, что мы уже наблюдаем, в то время как второй, вероятно все более уплотняясь, уйдет в область гениальности или даже дальше…

Современные «морлоки» с их интеллектом кретина будут неспособны на какой-либо внятный протест. Равным образом они постепенно потеряют умение выполнять хоть сколько-нибудь квалифицированную работу, и потому их способность к индустриальному производству вызывает сомнения» [42].

Поток таких рассуждений омывает разум страдающих от стресса жителей России. Какие чувства он вызывает…

Частным проявлением аномии бывает массовая моральная распущенность, под которой прежде всего понимают отказ от привычных (традиционных) норм отношений полов. Иногда политические силы, ведущие подрыв «старого порядка», доступными им средствами легитимируют и поощряют эту половую распущенность, используя ее как инструмент разрушения культурного ядра общества, на которое опирается культурная гегемония прежнего общественного строя. Такие программы даже называют сексуальными революциями. Это особый срез кризиса культуры.

Подобная сексуальная революция стала важной частью перестройки 1985-1991 годов и последовавшей радикальной реформы. Была поставлена цель разрушить советский общественный строй, а значит, и культурное ядро, на которое этот строй опирался. Было очевидно, что эта программа аморализации общества приведет к ряду тяжелых социальных болезней, которые общество оплатит очень дорогой ценой и будет изживать очень долго и трудно. Однако эффективность этой политической технологии высока, и решение применить ее против СССР, а затем постсоветской России все же было принято.

Смена установок в воспитании детей и подростков была одной из задач школьной реформы, а сексуальная революция стала одним из направлений в программе «смены менталитета общества через школы». Преодоление отрицательного отношения к половой распущенности и проституции, бывшее в советском обществе нравственным стереотипом, снятие признанных ранее в обществе запретов — важное изменение всего жизнеустройства.

Юристы и психологи писали уже в 1991 году: «Подростки потеряли интерес к привычным общественным ценностям и институтам, традиционным формам проведения досуга. Они больше не доверяют миру взрослых. Неслучайно стремительно растет армия ничем не занятых подростков (с 1984 года она увеличилась в шесть раз). В пресловутых молодежных «тусовках» неминуемо наступает сексуальная деморализация несовершеннолетних девушек» [121].

В эту кампанию были вовлечены СМИ, очень активно пропагандой «свободного секса» занимались популярные молодежные газеты (например, газета «Московский комсомолец»). Социологи из Академии МВД в 1992 году констатировали: «Росту проституции, наряду с социально-экономическими, по нашему глубокому убеждению, способствовали и другие факторы, в частности воздействие средств массовой информации. Отдельные авторы взахлеб, с определенной долей зависти и даже восхищения, взяв за объект своих сочинений наиболее элитарную часть — валютных проституток, живописали их доходы, наряды, косметику и парфюмерию, украшения и драгоценности, квартиры и автомобили и пр… Эти публикации вкупе с повестью В. Кунина “Интердевочка”, известными художественными и документальными фильмами создали красочный образ “гетер любви” и сделали им яркую рекламу, оставив в тени трагичный исход жизни героинь.

Массированный натиск подобной рекламы не мог остаться без последствий. Она непосредственным образом воздействовала на несовершеннолетних девочек. Примечательны в этом отношении результаты опросов школьниц в Ленинграде и Риге в 1988 году, согласно которым профессия валютной проститутки попала в десятку наиболее престижных» [37].

Цинично, что пропаганда проституции велась под флагом демократии, она была представлена «формой протеста» против советского строя — в то время против такого «протеста» невозможно было возразить. Авторы из Академии МВД приводят слова актрисы Е. Яковлевой, сыгравшей роль «интердевочки» в одноименном фильме П. Тодоровского: «Это следствие неприятия того, что приходится “исхитряться”, чтобы прилично одеваться, вечно толкаться в очередях и еле дотягивать до получки или стипендии, жить в долгах. Между тем у них на глазах кому-то доставались любые блага явно не по труду. Образцов роскошной жизни и безнравственного поведения тех, кто до недавнего времени был на виду, хватало. Но именно эти люди громче всех требовали от молодежи нравственной чистоты и бескорыстия. Поэтому проституция часто была для девочек формой протеста против демагогии и несправедливости, с которыми они сталкивались в жизни» [37].

Для растлевающего воздействия была открыта и школа. В обзоре истории «девиации сознания и поведения российской молодежи» сказано: «В начале 1990-х годов в учебные заведения нахлынула волна социологических и социопсихологических анкет сексуальной направленности, ориентированных на возбуждение у учащейся молодежи нездоровых интересов. Вместе с «клубничными» детскими и юношескими газетами, многотиражными журналами, далеко переходящими грани традиционной морали телевизионными передачами, всем доступными порнофильмами они, безусловно, имеют самое прямое отношение к расцвету в России педофилии, малолетней проституции, тотального юношеского аморализма» [17].

Социолог-криминалист пишет: «Телевизионная и Интернет-пропаганда насилия, всякого рода пороков, снижение нравственных барьеров “взрослого” общества способствовали развитию и такого явления, как детская и подростковая проституция. По данным социологических исследований, проституцией занимается 5,7% опрошенных в возрасте 12-22 лет. Если в 1991 году средний возраст, в котором молодежь начинала сексуальную жизнь, составлял 16,3 года, в 1996 году — 15,4, то в 2001 году — 14,3 года» [122].

Но этот процесс был начат еще в годы перестройки. По состоянию на 1989-1990 годы положение было таково: «Чаще других среди проституток преобладают представительницы сферы обслуживания, а также студентки вузов, учащиеся техникумов и ПТУ, школьницы… Ежегодно от проституток заражается свыше 350 тыс. мужчин. Более 1/3 проституток перенесли венерические заболевания, причем некоторые из них по два, три и более раз. Наблюдается рост венерических заболеваний от 20 до 200% в различных регионах страны, в основном у несовершеннолетних… Так, в Новосибирской области 16-летняя проститутка-«дальнобойщица» за короткое время заразила сифилисом 27 водителей» [37].

Пока действовала советская система медицинского и административного контроля, динамика распространения венерических заболеваний среди подростков происходила в РСФСР и РФ в темпе, представленном на рис. 1 до 1996 года.

Рис. 1. Заболеваемость подростков в возрасте 15-17 лет сифилисом в РСФСР и РФ (выявлено больных с установленным впервые в жизни диагнозом сифилиса на 100 000 населения)

К чему привело целенаправленное растление подростков и молодых людей? Обычно обращают внимание на взрывной рост заболеваемости сифилисом. На деле положение хуже — спектр болезней, связанных с упадком морали, широк, и некоторые из таких болезней гораздо опаснее сифилиса. Вот что сказано в Государственном докладе «О состоянии здоровья населения Российской федерации в 1999 г.» (2000 г.): «В последние годы сохраняется неблагоприятная тенденция ухудшения состояния психической адаптации детей и подростков, увеличение у них дезадаптивных форм поведения, включая алкоголизацию, табакокурение, наркоманию и другие виды девиантного поведения…

Среди причин, приведших к увеличению заболеваемости инфекциями, передаваемыми половым путем, следует указать, прежде всего, на происшедшие изменения социально-экономических отношений, приведших к расслоению населения, повлиявших на поведенческие, в том числе сексуальные, реакции людей…

Необходимо отметить, что регистрируемый уровень инфекций, передаваемых половым путем, не отражает истинной заболеваемости населения страны, так как коммерческие структуры и организации, а также частнопрактикующие врачи не заинтересованы (в основном по финансовым соображениям) в полной регистрации и сообщении сведений в органы здравоохранения о числе принятых ими больных…

Начиная с 1994 года в РФ складывается принципиально новая эпидемическая ситуация по ГВ. Резко изменившиеся социальные условия, искажение представления о жизненных ценностях, снижение нравственного уровня среди молодежи привели к резкому росту заболеваемости ГВ. Эти негативные процессы резко превысили успех в борьбе с ГВ, достигнутый к началу 1990-х годов. Рост заболеваемости обусловлен двумя возрастными категориями: 15-19 и 20-29 лет, вовлекаемыми в наркоманию и неупорядоченные сексуальные контакты… С начала регистрации в 1994 году продолжает ежегодно увеличиваться заболеваемость гепатитом С, по сравнению с 1998 годом она увеличилась на 65,7%… Основное количество заболевших формируют подростки и лица 20-29 лет… С 1997 г. на некоторых территориях страны отмечается интенсивное вовлечение в эпидемический процесс школьников 11-14 лет».22

4 февраля 2002 года в Государственной думе прошли парламентские слушания на тему «Социально-правовая защита детей от сексуальной эксплуатации и растления». Представляем выдержки из доклада А.А. Бигулова, начальника Управления по делам несовершеннолетних и молодежи Генеральной прокуратуры РФ: «Несовершеннолетних все чаще стали использовать для получения прибыли. Одной из доходных сфер бизнеса являются интимные услуги. В то же время средства массовой информации вольно или невольно стимулируют интерес к сексуальной сфере жизни. Телевидение, газеты, журналы изобилуют соответствующим материалом. С учетом того, что нравственное воспитание подростков оставляет желать лучшего, а зачастую отсутствует вовсе, пропагандируемые СМИ деяния попадают на благодатную почву…

Что касается детской проституции по вызову, а тем более уличной проституции, то они приняли совершенно неконтролируемые масштабы, поскольку вот уже 5 лет не входят в предмет регулирования уголовного права. Повсеместно производятся съемки порнофильмов, которые через Москву и другие крупные города направляются потребителям за рубеж. При этом низкая активность правоохранительных органов в возбуждении уголовного преследования по делам данной категории объясняется несоответствием уголовного законодательства той степени общественной опасности, которой достигло данное направление криминальной деятельности.

Рынок порноиндустрии стимулирует совершение половых преступлений в отношении малолетних детей. Следственными органами установлены факты продажи порнографии с детьми 8 и даже 6-летнего возраста… При этом порнография используется как средство развращения детей» [122].

Реально никаких мер ни Генеральная прокуратура, ни законодатели не предприняли. В 2003 году в Петербурге был выпущен в продажу видеофильм «Школьница-2». В анонсе на обложке кассеты говорилось: «Старшеклассница приходит в новую школу… У нее все при всем в смысле внешности. В новой школе своеобразные педагогические приемы, в чем новенькая убеждается в первый же день на переменках. Для получения достойных отметок нужно для начала сексуально удовлетворить педсостав. А потом был день рождения одноклассника, где она уже по-настоящему вливается в коллектив».

Шок вызвал тот факт, что съемки фильма проводились в конкретной школе № 193 в Гродненском переулке Центрального района Петербурга. Ученики и их родители увидели на экране знакомые кабинеты и классы, стенгазету на стене, выставку детских рисунков. Увидели парты и столы, на которых разыгрывались порнографические сцены. Когда возмущенные родители пришли в школу и пригласили педагогов тоже просмотреть фильм, то многие из учителей плакали, а с некоторыми был сердечный приступ. Плакали не только от оскорбления, но и от бессилия [123].

К юбилею Санкт-Петербурга там был выпущен цикл порнофильмов, в которых половые акты совершались на фоне исторических памятников — Медного всадника, Казанского собора и т. д. Съемки проходили открыто, на глазах прохожих, детей, милиционеров. Милиция присутствовала там не для того, чтобы пресечь демонстративное нарушение норм морали и права, а чтобы охранять съемочную группу от публики.

Протесты общественных организаций ни к чему не привели. Фильмы отправили на экспертизу главному специалисту Российской Федерации — заведующему кафедрой сексологии и сексопатологии Государственной еврейской академии им. Маймонида профессору Льву Щеглову. Он заявил, что «сцены половых актов с детальной демонстрацией физических деталей» считаются жесткой эротикой, а она в Российской Федерации не запрещена. В Министерстве культуры РФ эксперты сделали лишь одно замечание — съемки на фоне православного храма Спаса на Крови могут оскорбить чувства верующих.

Этим тенденциям ни Министерство образования, ни Министерство культуры не оказали никакого противодействия, что говорит об определенных установках в отношении воспитания детей и подростков. Это радикальная трансформация российской школы.

Когда в Петербурге проходила II Международная эротическая выставка, где, как подчеркивалось, «русские красавицы демонстрировали свои прелести», корреспондент «Независимой газеты» задал вопрос главному ее идеологу, уже упомянутому Льву Щеглову: «Какова цель выставки?» Тот ответил: «Формирование у населения эротической культуры, которая блокирует тоталитарность». Как видно, цели у этой Академии и у реформаторов из Минобрнауки совпадают, а методы чуть-чуть разные.

Кстати, реформа открывает еще одно уязвимое место в системе воспитания. Речь идет о подрыве традиционной шкалы нравственности под флагом либерализации отношения к гомосексуализму. Это не та либерализация, которая постепенно шла уже в СССР (де факто преследование гомосексуалистов происходило лишь в случае насильственных преступлений или растлении малолетних). Запад переживает волну политизации гомосексуализма под прикрытием доктрины мультикультурализма. Теперь эта волна подступает к берегам России.

Аномия — это удел не только обездоленных и обедневших. Культурная травма поразила все общество, хотя и в разных формах. Однако аномия представителей высшего среднего класса и богатых исследуется как особый феномен. Для ее проявления предложен термин парааномия. С.А. Кравченко считает даже, что ее изучение позволяет обосновать новую социологическую парадигму — настолько важные явления обнаруживаются при этой разновидности аномии. Эту разновидность он называет играизацией.

С.А. Кравченко пишет: «Играизация представляет собой внедрение принципов игры, эвристических элементов в прагматические жизненные стратегии, что позволяет формироваться новому типу социальной адаптации в условиях парааномии. В отличие от классической аномии, новых форм социальной патологии, возникших как результат «конкретного сочетания сил аномии и развития», парааномия предполагает стирание принципиальных различий между объективной и субъективной реальностью, нарушение целостного мира смыслов, размывание идентичностей, культурных целей и, соответственно, институциональных средств их достижения» [124].

Возникновение этой новой формы аномии С.А. Кравченко связывает с кризисом, который сопровождается резким усложнением общественных структур и процессов. Это усиливает культурную травму, которую испытывают предприниматели и менеджеры высшего звена, а также молодая элитарная интеллигенция.

Дело в том, что на культурную травму как следствие резкого слома социального и культурного жизнеустройства, испытываемую российским обществом, наложилось травматизирующее столкновение постмодерна с культурой советского индустриального общества. Это породило новые, необычные процессы (к ним относят возрастание сложности социокультурных структур, утрату гомогенности и стабильности групп, возникновение непредсказуемых флуктуаций).

С.А. Кравченко пишет: «Одной из коллективных реакций (при этом весьма существенной) на эти жизненные новации становится играизация… Используя терминологию Ж. Бодрийяра, можно сказать, что парааномия — это мир симулякров и симуляций, мир, в котором уничтожается соотнесенность знаков и слов с истинным положением дел. При этом общественная жизнь в целом все более приобретает хаотическое содержание, находящееся в процессе самоорганизации… Парааномия возникает, когда начинает размываться само представление о нормативности и девиации. Она естественное состояние общества постмодерна. В этом направлении, нравится нам это или нет, развивается и российское общество» [Там же].

С.А. Кравченко описывает проявления парааномии в политике, финансовой деятельности, управлении, СМИ, искусстве. Известные нам патологии этих сфер хорошо укладываются в предложенную им модель. Можно сказать, что речь идет об аномии элитарных слоев, но эта аномалия сильно воздействует на общество в целом. В частности, эту форму аномии С.А. Кравченко считает во многом ответственной за те регрессивные явления в культуре, о которых мы говорили выше и которые подробно описаны в социологической литературе последних двадцати лет.

Он пишет: «Межличностные связи освобождаются от зависимости внешних факторов — традиций, родства, материального обеспечения… Под влиянием симулякров и симуляций в играизированном обществе стираются различия между китчем и высоким искусством… В итоге современные россияне входят в культурный мир, в котором китч и высокие эстетические ценности трудно различить. Интимность, секс и сексуальность также оказались подвержены играизации… Российские уличные и газетные рекламы предлагают круглосуточный досуг, стриптиз, сексуальные релаксации на любой вкус…

Играизации сопутствует регрессия — переход к более низким, упрощенно-примитивным социальным действиям, что так или иначе способствует воспроизводству деструктивности. Регрессия может проявляться в самых различных формах — увеличении потребления алкоголя, табачных изделий, наркотиков, а также в том, что люди испытывают тягу к социальным действиям, связанным с повышенными рисками и мистикой… Словом, совершают массу действий с явно иррациональным компонентом…

Возникает социальный тип авантюриста, движимый жаждой игровой страсти, успеха любой ценой. Вместе с тем многие люди начинают ощущать себя марионетками. Есть опасение, что авантюристский и марионеточный типы людей могут распространяться в России как прямое следствие играизации. Индивид практически утрачивает внешние опоры, детерминирующие его поведение (авторитет, традиции, веру). Возникает дезориентированность, источник которой — разрыв преемственности, а также социальных и культурных традиций. В результате неуверенность, тревога становятся спутником жизни играизированного индивида, а субъективные кризисы, безрассудства, проявления деструктивности превращаются чуть ли не в норму.

Для играизированной ментальности характерен невиданный ранее индивидуализм, нравственная и моральная всеядность. Исчезает такое явление, как универсальная, общая для всех мораль. Соответственно, индивиды перестают быть плохими или хорошими, они становятся «морально амбивалентными». Прошлый опыт мало значит для играизации. Ныне играизация в нашей стране не встречает серьезного противодействия, распространяются ее наиболее антигуманные формы, поощряющие социальную безответственность по принципу «После нас — хоть потоп», жажду легкой наживы. Разумеется, индивиды с играизированной ментальностью не приемлют долгосрочной стратегии развития общества. Подобно макдональдизации, играизация порождает иррациональную рациональность. Люди, участвующие в играизированной деятельности, по существу, низводятся до технических ресурсов, что так или иначе способствует дегуманизации человеческих отношений» [124].

Эта играизация элитарных слоев, превращение в шоу любой попытки обсуждения самых тяжелых социальных проблем, профанация зарождающихся движений социального протеста, которым придается глумливая форма политических спектаклей, — все это препятствует самоорганизации социокультурных общностей в новых поколениях и углубляет аномию.

Л.Г. Ионин писал: «Гибель советской моностилистической культуры привела к распаду формировавшегося десятилетиями образа мира, что не могло не повлечь за собой массовую дезориентацию, утрату идентификаций на индивидуальном и групповом уровне, а также на уровне общества в целом. В таких обстоятельствах мир для человека и человек для самого себя перестают быть прозрачными, понятными, знакомыми. Такое положение не длится долго, немедленно начинается поиск новых культурных моделей, идеологических схем, призванных восстановить мир пусть как иное, чем раньше, но равным образом упорядоченное целое» [125].

Это исторический вызов, перед которым оказалась российская интеллигенция и все общество.

Глава 8. Ложь элиты — источник аномии

Принципиальный дефект той мировоззренческой структуры, на основе которой производилось целеполагание реформ, — этический нигилизм, игнорирование тех ограничений, которые «записаны» на языке нравственных ценностей. Реформа привела к важному провалу в культуре, о котором не принято говорить. Он из тех, которые тянут на дно, как камень на шее — пока не сбросишь, не выплывешь. Речь о том, что элита присвоила себе право на ложь. И дело не только в этике: общество, где утверждено такое право, слепо. Оно не видит реальности, и с каждой ложью в нем слепнут и поводыри.

Есть преуспевающие «пиратские страны», стоящие на принципе «Не в правде Бог, а в силе». В век Просвещения этот принцип был прикрыт, ушел в молчание круговой поруки гражданского общества — ложь была направлена вовне, а не против своей же нации. В проекте Просвещения, при разработке идеи Общественного договора, был сформулирован принцип, который следовал золотому правилу нравственности: «Поступайте по отношению к другим так, как вы хотели бы, чтобы другие поступали по отношению к вам». Кант назвал этот принцип основным моральным законом, его категорический императив гласил: «Поступай так, чтобы максима твоей воли в то же самое время могла иметь силу принципа всеобщего законодательства». Его следствием является запрет на ложь. Этот принцип был заложен в основу права Нового времени.23 Было принято, что Общественный договор (в принципе, как и любой контракт) не может быть достигнут, если одна сторона заранее готовится обмануть другую сторону.

Но стратегия перестройки и реформ в России изначально строилась на лжи. Сейчас уже невозможно делать вид, что «мы не знали». Уход от рефлексии загоняет болезнь все глубже, обман стал социальной нормой реформаторской элиты России — вот главное.

Кризис советской политической системы начался с XX съезда, когда верховная власть партии применила фундаментальный (в отличие от ритуального) обман как средство управления самой партией. Тогда в своем известном докладе Н.С. Хрущев пошел на заведомый и сознательный подлог в заявлении о количественных масштабах репрессий сталинского периода. Это положило начало развитию культуры лжи в политической верхушке. При этом та часть номенклатуры, которая приняла эти нормы, сразу стала сдвигаться к антисоветизму. А после 1985 года нас просто затопил поток лжи. Началось со статей юриста С.С. Алексеева в «Литературной газете», где он утверждал, что на Западе давно нет частной собственности, а все стали кооператорами и распределяют трудовой доход. Казалось невероятным: член-корреспондент АН СССР, учит студентов, наверняка знает, что на тот момент в США 1% взрослого населения имел 76% акций и 78% других ценных бумаг. Эта доля колебалась очень незначительно, начиная с 1920-х годов.

Лжец теряет контроль над собой, как клептоман, ворующий у себя дома. Речь идет о сдвиге в мировоззрении, подрыве жизнеспособности нашей культуры. Это произошло в самой доктрине реформ и стало элементом «культурного ядра» общества. В массовое сознание внедрена программа-вирус.

Вот несколько примеров. Во время перестройки множество академиков, писателей и народных трибунов доказывали, что строительство “рукотворных морей” и стоящих на них ГЭС было следствием абсурдности плановой экономики и нанесло огромный ущерб России. Н.П. Шмелев, депутат Верховного Совета, ответственный работник ЦК КПСС, ныне академик, пишет в важной книге: «Рукотворные моря, возникшие на месте прежних поселений, полей и пастбищ, поглотили миллионы гектаров плодороднейших земель» [170]. Но это неправда! Водохранилища отнюдь не “поглотили миллионы гектаров плодороднейших земель”, при строительстве водохранилищ в СССР было затоплено 0,8 млн га пашни из имевшихся 227 млн га — 0,35% всей пашни.24

Зато водохранилища позволили оросить 7 млн га засушливых земель и сделали их действительно плодородной пашней.

Честный человек должен был бы сообщить, что на тот момент в США было 702 больших водохранилища (объемом более 100 млн м3), а в России 104. А больших плотин (высотой более 15 м) было в 2000 году в Китае 24 119, в США — 6 389, в Канаде — 820, в Турции — 427 и в России — 62 [169]. Отставание России в использовании гидроэнергетического потенциала рек колоссально, но общество убедили в том, что водное хозяйство приобрело у нас безумные масштабы.

Поток подобных утверждений заполнил все уголки массового сознания и создавал ложную картину буквально всех сфер бытия России. Наше общество было просто контужено массированной ложью. Этот социально-психологическкй климат порождал и углублял аномию.

Тяжелый удар нанесла ложь, которой была пропитана идеологическая риторика, представлявшая реформу переходом к демократии и правовому государству. Основная масса населения искренне верила в эти лозунги и обещания, но стоило ликвидировать СССР и его политический порядок, как те же идеологи стали издеваться над обманутым населением с удивительной глумливостью.

Валерия Новодворская писала в 1993 году: «Я лично правами человека накушалась досыта. Некогда и мы, и ЦРУ и США использовали эту идею как таран для уничтожения коммунистического режима и развала СССР. Эта идея отслужила свое и хватит врать про права человека и про правозащитников. А то как бы не срубить сук, на котором мы все сидим… Я всегда знала, что приличные люди должны иметь права, а неприличные (вроде Крючкова, Хомейни или Ким Ир Сена) — не должны. «Право» — понятие элитарное. Так что или ты тварь дрожащая, или ты право имеешь. Одно из двух» [171].

А вот признание в фундаментальной лжи. А.Н. Яковлев писал в «Черной книге коммунизма»: «После XX съезда в сверхузком кругу своих ближайших друзей и единомышленников мы часто обсуждали проблемы демократизации страны и общества. Избрали простой, как кувалда, метод пропаганды “идей” позднего Ленина. Надо было ясно, четко и внятно вычленить феномен большевизма, отделив его от марксизма прошлого века. А потому без устали говорили о “гениальности” позднего Ленина, о необходимости возврата к ленинскому “плану строительства социализма” через кооперацию, через государственный капитализм и т. д.

Группа истинных, а не мнимых реформаторов разработала (разумеется, устно) следующий план: авторитетом Ленина ударить по Сталину, по сталинизму. А затем, в случае успеха, Плехановым и социал-демократией бить по Ленину, либерализмом и “нравственным социализмом” — по революционаризму вообще» [172].

С тех пор быстрее всего по лестнице партийной (в том числе в общественных науках) иерархии быстрее всего стали продвигаться люди двуличные. Некоторые из них были талантливыми, другие посредственными, но важно, что они приняли нормы двоемыслия, что подорвало веру у населения. Так на Россию накатила волна аномии и цинизма.

И Горбачев, и Яковлев карабкались наверх по номенклатурной лестнице КПСС и докарабкались до ее вершины. На каждой ступеньке они клялись в верности коммунизму и СССР. Горбачев даже стал Президентом СССР и давал ему присягу на верность. Но прошло всего два года, и он в своей лекции в Мюнхене 8 марта 1992 года сказал: «Мои действия отражали рассчитанный план, нацеленный на обязательное достижение победы… Несмотря ни на что, историческую задачу мы решили: тоталитарный монстр рухнул» [173]. Мыслимое ли дело — услышать от президента страны такое признание! И мыслимое ли дело двадцать лет после этого признания оказывать ему в преданной им стране всяческие почести!

А что такое была перестройка, переходящая в реформу? Это было именно заключение нового общественного договора власти с народом. Суть была сформулирована так: «Больше справедливости! Больше социализма». А вот откровение А.Н. Яковлева, сделанное в 2003 году: «Для пользы дела приходилось и отступать, и лукавить. Я сам грешен — лукавил не раз. Говорил про “обновление социализма”, а сам знал, к чему дело идет… Есть документальное свидетельство — моя записка Горбачеву, написанная в декабре 1985 года, т. е. в самом начале перестройки. В ней все расписано: альтернативные выборы, гласность, независимое судопроизводство, права человека, плюрализм форм собственности, интеграция со странами Запада… Михаил Сергеевич прочитал и сказал: “Рано”. Мне кажется, он не думал, что с советским строем пора кончать» [174].

Об этом своем плане Горбачев вплоть до конца 1991 года, будучи Президентом СССР, не обмолвился ни словом. Он его обсуждал с ближайшими соратниками, с А.Н. Яковлевым и Э.А. Шеварднадзе, но и они молчали. Значит, власть заранее готовилась обмануть общество (партнера по общественному договору!) и готовила ликвидацию социализма и СССР. Нынешняя власть не отмежевалась от этого обмана — как же она может рассчитывать на уважение и легитимность?

Подойдем с другой стороны. В Послании Президента Российской Федерации Федеральному Собранию 2004 года В.В. Путин говорит: «С начала 1990-х годов Россия в своем развитии прошла условно несколько этапов. Первый этап был связан с демонтажем прежней экономической системы… Второй этап был временем расчистки завалов, образовавшихся от разрушения “старого здания”… Напомню, за время длительного экономического кризиса Россия потеряла почти половину своего экономического потенциала».