Э, сказали мы с Петром Ивановичем, на ржавые грабли мы уже наступали. И книгу не только не купили, но даже и читать дальше не стали. Как же, помним-с: лжец нервно потирает руки, постоянно поправляет пенсне, лицо его краснеет, бледнеет и потеет попеременно, галстух мошенник носит вызывающий, чтобы отвести взгляд от лица, в речи использует заезженные обороты типа «Выгода нашего предложения, сударь, настолько велика, что стоит поторопиться, ибо многие желали бы оказаться на вашем месте…» – и тому подобное.
Веками пишут книги, веками их читают, а число обманутых не только не уменьшается, а растёт, и растёт даже быстрее, нежели население этой планеты. Обманщики тоже совершенствуются, пишут всякого рода руководства, с виду совершенно невинные, даже порой получающие нобелевские премии по экономике. Впрочем, последнее – вопрос спорный. Я заметил, кстати, что обманщики спорить, особенно спорить обстоятельно, не любят: зачем тратить время на упорствующих? Его, время, следует тратить с пользой, обрабатывая мягких и податливых.
На днях в городской автобус, которым я добирался из пункта Б (базар) в пункт Д (домой), вошла женщина лет тридцати – с виду. И начала заученную речь: мол, собирает деньги на операцию ребёнку, рождённому с пороком сердца, помогите, кто сколько может, и да пребудет божье благословение на вас и детях ваших. В подтверждение сказанного она развернула скрепленные скотчем три листа формата А-4, мутные ксерокопии фотографии ребёнка и страниц истории болезни.
А как раз накануне вышла моя колонка о принудительном альтруизме. Ну, думаю, вот и проверю, кто я, тварь дрожащая или право имею. Прислушался к себе, к потаённым чувствам. Молчат потаённые чувства. А чувства обыкновенные отмечают и землистый оттенок кожи, и некоторую желтушность её же, и особенности мимики, и запах, специфический химический запах, исходящий от пользователей определённых зелий, особенно если их, зелья, не пьют, а вводят внутривенно.
Но дело-то не в этом! Если бы даже я и не разглядел в ней наркоманку со стажем, полез ли бы я в карман за деньгами? Вряд ли. И весь автобус, хоть и не имел моего двадцатилетнего опыта в общении с наркоманами (ох, прошу прощения, с потребителями наркотических средств), тоже не шелохнулся. А двадцать лет назад, в суровом девяносто третьем, человек десять непременно бы откликнулись, кто пятёркой, кто десяткой, кто добрым словом. Да что десять человек, я бы и сам откликнулся – возможно.
Видя, что призыв канул втуне, женщина (на самом деле ей было не тридцать, а много двадцать пять, просто поизносилась сверх меры) не опечалилась, сунула в рот пластинку жевательной резинки, спокойно сошла на остановке и пошла к другому автобусу. Профессиональное отношение к делу, ничего личного. И я понял: мало, чтобы нас хотели обмануть. Непременное условие действа заключается в том, чтобы и мы хотели обмануться. И в обществе, где наступило золотое царство капитала, упирать выгоднее не на сострадание, а на барыш. Хотя и тут возможны вариации.
Если те же двадцать лет назад мне предлагали деньги отдать, суля необычайные прибыли, то сегодня деньги всё больше навязывают. Только позвони, только заполни анкету, только свистни, и деньги привезут на дом. Кредит на доверии. Если все банки вам отказали, мы дадим, подставляй карман. И ведь подставляют! Молодые и старые, малограмотные и доктора наук! Берут десять больших рублей, через полгода возвращают пятьдесят, и ещё сто остаются должны. И так не только в финансовом секторе. Везде.
Британские учёные установили: за свою жизнь человек съедает семьдесят тысяч бесполезных таблеток, и хорошо, если только бесполезных. Признаюсь сразу, учёных я пристегнул для красоты слога, поскольку люди их, британских учёных, любят. А число определил на глазок. С детства ведь глотаем витамины, по два драже в день. Для большего здоровья проглотим и три. С возрастом число снадобий только растёт: профилактика простуды, остеопороза, слабоумия, тугоухости, катаракты, простатита. И не только профилактика, но и лечение. Увы, большинство таблеток глотаются не только на пользу, а и во вред себе. Зачем организму искусственные витамины, если есть яблоки, лук и рыба хек? Ношение стальных браслетов, заряженных Энергией Мирового Разума с целью предотвращения старческого слабоумия, есть не предотвращение, а проявление слабоумия. И не обязательно старческого. Называть браслеты, приборы, таблетки и бальзамы не стану: фармацевтическая отрасль не только мстительна, но и богата, у меня же нет ни временных, ни финансовых ресурсов судиться с превосходящими силами противника.
Итак, по две-три таблетки в день на протяжении семидесяти лет – сколько получится? Впрочем, я готов возглавить или хотя бы за приемлемую плату консультировать исследования в этой области, если кто-либо вдруг выделит грант соразмерной величины. Тогда всё будет статистически достоверно и юридически документированно.
Про политику и говорить не хочется, лучше вернусь к медицине, в которой я увяз не коготком, а по горлышко. Когда поступал в институт, на дворе стояло начало семидесятых. Медицинское сословие предвкушало очередное обещание партии и правительства: вот-вот, лет через пять-шесть, медикам повысят зарплату, и врач будет получать за свой труд если и не вровень с квалифицированным рабочим (эк куда хватили!), то вровень с рабочим подсобным, «подай-принеси-подмети». Потом обещали ещё, ещё и ещё. Теперь заветное время перенесли на две тысячи восемнадцатый год.
Не так давно хоронили моего коллегу, врача-дерматолога, с которым мы несколько лет работали в одном кабинете, встречаясь в пересменок. Я со смены обыкновенно шёл домой, он – на другую работу. Не раз я говорил, что вредно работать по четырнадцать часов в день, но что слова? Коллега в свои сорок с лишним лет жил вместе с родителями. Уж как он пытался заработать на собственное жильё (помните? — в двухтысячном году каждая советская семья будет жить в отдельной квартире) – брался за разные подработки, даже в арабских странах побывал по контракту, но за время нахождения среди минаретов недвижимость поднялась в цене настолько, что он сделал не шаг вперёд к квартире, а два шага назад. Вот и получалось: одна работа – оплатить съёмную квартиру, другая – обеспечить физиологический минимум семье, третья – потребности высшего порядка: штаны, башмаки, сводить ребёнка в кино. Так по пути на работу и умер. С одной стороны, подобная смерть – счастье. А с другой – он на двенадцать лет моложе меня.
И если бы он один ушёл… Что делать? Перестать обманываться. Не ловиться на обещания небывалых доходов светлого будущего. Легко сказать – не ловиться, а как? И тут на помощь должны прийти бездушные технологии. Стал примечать: входящую почту Thunderbird то и дело помечает: «это сообщение может быть мошенническим».
Следует идти дальше, вглубь и вширь. Установить на каждый компьютер детектор лжи. Старый полиграф времён шпионских фильмов шестидесятых годов сменить структурным анализом аудиовидеоряда. Они говорят и показывают, мы анализируем. И делаем выводы. Смотрим по телевизору (который сегодня является мощным компьютером, а будет ещё мощнее) биржевые новости, политическое обращение, программу о здоровье, а в уголке бегут цифры, означающие проценты лжи. То ж и с радио, и с телефонными разговорами. Очки дополненной реальности помогут на улице, в торговом центре, в университете…
Или обман и самообман есть непременное условие современной цивилизации и убери ложь, как мир тут же рухнет? Не знаю. И хочу ли знать?
Игра в беспилотники: Как технологии боевых роботов соотносятся с классическим римским правом
7 марта 2013 года Сенат США утвердил новым главой ЦРУ Джона Бреннана. В первый президентский срок Обамы этот уроженец штата Нью-Джерси занимал пост главного советника по борьбе с терроризмом. При предшественнике Барака Хусейновича, Буше-младшем, Бреннан был первым главой Национального центра по борьбе с терроризмом, с 2001 по 2005 гг. Потом ушёл в Analysis Corporation, был частным подрядчиком в сфере безопасности. А 7 января 2013 года Обама предложил его кандидатуру на пост главы ЦРУ.
Обычно главным достижением Джона Бреннана на посту советника Обамы считают ликвидацию Усамы Бен Ладена. Операцию, успех которой и предопределил назначение на пост главы ЦРУ. Но в ликвидации этой ничего интересного нет. Соотечественник наш Павел Судоплатов умел такое давным-давно, да куда картиннее. Взрывал бомбой в коробке конфет украинского националиста Коновальца. Руководил Меркадером, после чего сам товарищ Троцкий бегал с ледорубом в голове… (Вот это троллинг был – подсунуть мексиканским судебным экспертам географически чуждый альпеншток!)
Но есть в деятельности американских «силовиков» одна забавная тенденция, тесно связанная с именем нового директора ЦРУ. 7 февраля 2013 года в Комитет по разведке Сената США был представлен очень занятный документ, название которого может быть переведено как «Правомерность операций по убийству граждан США, являющихся руководителями Аль-Каиды». Посмотрим на предшествующие события, крайне тесно связанные с достижениями ИТ-отрасли.
В июле 1995 года в США началась эксплуатация беспилотного разведчика RQ-1 Predator. Ну, в событии этом не было ничего особо нового. Советский Союз начал использовать беспилотные сверхзвуковые разведчики Ту-123 ещё в 1964 году… Но вот в октябре того же года президент Клинтон подписал крайне интересную директиву. В ней впервые было сказано, что Соединённые Штаты рассматривают деятельность международных криминальных организаций как прямую и непосредственную угрозу своей национальной безопасности. То есть произошло крайне интересное событие, предсказанное в романах Яна Флеминга. Там, если помните, Джеймс Бонд сначала боролся со СМЕРШем (в реальности давно расформированным), а потом – с ужасным СПЕКТРом, частной организацией злодеев. И вот точно так же сменился и супостат у единственной уцелевшей сверхдержавы…
Супостат, кстати, действовал. В 1998-м взрывы в посольствах США в Кении и Танзании. В октябре 2000 года смертники взрывают эсминец USS Cole. Но отдать приказ о ликвидации Бен Ладена Клинтон решиться не мог. К президентству Буша в феврале 2001 года испытаны и версии беспилотников, вооружённые ракетами Hellfire, которые вполне пригодны для уничтожения точечных целей, вроде тех, кого признают террористами. Но никто, ни ЦРУ, ни ВВС (по ведомству которого должны были проходить боевые дроны), не хотел брать на себя ответственность. Так дело тянулось до 9/11…
Неизбежный период бюрократических игр и устранения технических проблем – и 5 ноября 2002 года ракета с беспилотника MQ-1 Predator уничтожает в йеменской провинции Мариб автомобиль, в котором находился Каид Салим Синан аль-Харети, организатор атаки на Cole. Ящик Пандоры был распечатан… Правда, за два срока президента Джорджа Буша-младшего беспилотники выходили в атаку всего сорок пять раз. Но – начало было положено! А за первую каденцию Барака Обамы дроны выходят в атаку примерно триста пятьдесят раз! Убиты не менее двух с половиной тысяч человек. И 30 сентября 2011 года в Йемене был убит (вместе с шестнадцатилетним сыном) исламский проповедник Анвар аль-Авлаки. Что интересно, оба были гражданами США. По одной из версий — убиты парой беспилотников MQ-1 Predator.
На смену ветеранам MQ-1 Predator пришли более современные машины. Но вот тут развитие технологий поставило перед юридической системой США (а точнее – перед юридической системой человечества) поразительно интересные и крайне острые вопросы.
Как известно, отцы-основатели США старались, по возможности, копировать правовые формы Первого Рима, Римской Республики (отсюда Капитолий, Сенат…). Посмотрим же, как аналогичные проблемы решали на брегах Тибра. О Цицероне мы недавно У Тютчева об этих временах, от имени Цицерона, так:рассказывали. Упоминали о его ссылке. Так великий оратор очень вовремя унёс ноги из Рима. Дело в том, что в процессе подавления мятежа Катилины сенатом, по его инициативе, поддержанной суровым Катоном, были казнены несколько заговорщиков. Казнены не решением суда, а на основе senatusconsultum — ответа сената на запрос председательствующего магистрата. То есть в чрезвычайной ситуации исполнительная и законодательная власть присваивали себе прерогативы власти судебной. Такое бывало и раньше. Скажем, по senatusconsultum ultimum 121 года до н.э. были казнены Гай Гракх с тремя тысячами его сторонников. Но против Цицерона был принят в 58 г. до н.э. lex Clodia — закон Клодия, назначавший за казнь римского гражданина без суда interdictio aquae et ignis, запрет воды и огня, лишение права совместного проживания с гражданами. Изгнание с лишением имущества. При попытке вернуться – любой имеет право убить изгнанника…
Оратор римский говорил Средь бурь гражданских и тревоги: «Я поздно встал — и на дороге Застигнут ночью Рима был!» Так!.. но, прощаясь с римской славой, С Капитолийской высоты Во всем величье видел ты Закат звезды её кровавый!..
И обратим внимание: ночь Рима… А судебные процедуры – соблюдаются. Даже заговорщиков казнить без суда нельзя. Но – нет правил без исключений. По римскому праву убийством в юридическом смысле не было лишение жизни упомянутого выше изгнанника. Не являлось homicidium и лишение жизни ночного вора (fur nocturnus). Господин мог лишить жизни своего раба, но со времён Империи желательным было, чтобы это не происходило совсем уж без повода (sine causa)… И директиве Клинтона 1995 года, войне с Террором, есть прецедент в Риме. Это война Помпея с пиратами. Римская республика не знала, что делать с морскими разбойниками. Они были слишком сильны и многочисленны, чтобы бороться с ними по обычным правовым процедурам Города. И не были государством, чтобы вести с ними войну… Да и местные правозащитники (пересчитывая пиратские денежки) наверняка утверждали, что пиратство – это красивый национальный обычай, от которого те не откажутся, ибо неполиткорректно требовать отказа от идентичности… Гордиев узел разрубил народный трибун Авл Габиний, предложив в 67 г. до н.э. Lex Gabinia, он же Lex de piratis persequendis. По этому закону Помпей получил чрезвычайные полномочия для преследования пиратов по всему Средиземному морю и на 75 вёрст вглубь суши. К работе весной приступили 500 либурн, 5000 всадников и 120 000 пехотинцев. На операцию было выделено 144 миллиона сестерциев. К лету акватория была зачищена и торговые корабли пошли разными путями, но всегда во благо тому народу, что находился в центре мир-экономики…
Но есть ещё одно, крайне важное, исключение. Proscriptio! Корнелиев закон (83 г. до н.э.) исключал наказание за убийство тех, кто попал в проскрипционные списки, тех, кто обречён был на смерть и лишение имущества волей диктатора Суллы. Вот и всё – времена сошлись… Чем «drone-kill policy», бессудная ликвидация граждан, отличается от внесения в проскрипционные списки? А ничем… Ораторы Рима могли драть глотки сколько угодно, но армия наёмников (граждане, по реформе Мария, от призыва были освобождены) будет лояльна к своему полководцу, который, как Сулла, легко поймёт, что Рим штурмуется так же, как и любой иной город… А теперь технология исключает из сферы войны людей вообще. Да, MQ-1 Predator дорог, четыре мегабакса за штуку, 2,38 гигабакса за программу (а новые Hellfire Romeo – ещё 94 000 долларов за штуку). Но его создатели использовали детали традиционного пилотируемого авиапрома, пользовались примитивной цифровой техникой. А ведь можно воспользоваться компьютерами за один доллар. Можно употребить микросхемы, самовосстанавливающиеся после повреждений.
Можно подойти к оружию так же, как подходят к коммерческому космосу, — дешевле и эффективней. И против таких систем не поможет ни «хорошо устроенная милиция», ни «право народа хранить и носить оружие», ни дискуссии республиканцев с демократами… (Разве что народ сам обзаведётся дронами, как в «мирном» цикле фантаста Вернора Винджа!) Римским легионам и флотам противостоять было невозможно, и в результате Сулла Счастливый был волен пополнять проскрипциями казну, не забывая и о себе сотоварищи (Помпей Великий выдвинулся именно как его приспешник). Технология дронов неизбежно перекорёжит не только военное дело, но и правовую систему общества – холодное железо (или тёплый кремний) всегда превосходит все гуманитарные ухищрения… Не зря же директором богатейшей разведки мира поставлен человек, ассоциирующийся (может, субъективно?) с применением дронов.
Сотая колонка: попытка перевести дух, осмотреться и понять, что и зачем я делаю
Я пишу колонки для КомпьютеррыOnline, которая сейчас превратилась снова просто в Компьютерру, вот уже два года без маленького кусочка. Начиная это занятие, нашёл для себя (и обозначил для читателей) те темы, по которым мне есть что сказать. Как продолжать такую деятельность, но при этом не исписаться, не начать повторять ранее высказанное и не войти в дрейф в сторону «пожелтения»?
Толком не знаю, но предполагаю, что эта проблема стоит того, чтобы над ней задуматься. В прошлой колонке я писал о меметике. И в качестве колумниста, и в качестве преподавателя, и в качестве блогера я делаю примерно одно и то же. Из текущего через меня потока мемов я выбираю некоторые. Какие? В общем, соответствующие неким встроенным в меня фильтрам. Накапливаю их, трансформирую и выпускаю дальше — иногда неизменными, чаще — в виде некоего салата, а временами даже сконструировав нечто новое. Как добиться, чтобы эта деятельность была адекватной, удовлетворяла и меня, и читателей?
Формат колонки предусматривает некую диалоговую форму и требует соответствующего собеседника, обратной связи. Какую я могу получить обратную связь?
Комментарии читателей под колонками; их количество и осмысленность. Количество рекомендаций в соцсетях. Количество просмотров и прочая сетевая статистика. Отзывы от людей, входящих в референтную группу (в первую очередь — от жены). Собственная оценка, когда я пытаюсь отстроиться и прочитать колонку свежим взглядом.
И знаете ли, с обратной связью сохраняется немало проблем. «Объективные» критерии, типа количества просмотров, важны с точки зрения бизнес-плана рекламной кампании, но неспособны помочь в поиске тех людей, которым нужно то, что могу им предложить именно я, людей с созвучным мировосприятием и структурой ценностей. В конечном счёте, эти критерии будут направлять на генерацию наиболее распространибельных мемов с потерей внимания к их сущности, ценности и адаптивности.
Буквально пару дней назад пришлось столкнуться с очередным проявлением деградации когда-то неплохого бумажного издательства. Когда-то оно могло выпускать хорошие книги, сейчас — не только не хочет, но и не может, исходя из квалификации работников. Издательство — это предприятие, которое существует для получения прибыли — вполне «объективного» показателя. Его важнейшие характеристики — количество подготовленных изданий и прибыль от каждого издания. Когда-то его директор честно мне объяснял, что прибыльность подготовленной книги слабо зависит от качества её содержания. От броскости названия и воспринимаемости обложки — зависит сильно, а от качества текста — практически нет. А вот от количества подготовленных книг прибыль зависит сильно. Впрочем, объяснял он это мне в те времена, когда мы с ним могли разговаривать, называя вещи своими именами. Сейчас это невозможно. Ему не нужны хорошие (пишущие качественный текст, но требовательные и к вознаграждению и к качеству издания) авторы; ему нужны дешёвые копирайтеры, обеспечивающие поток. Ему не выгодны качественно (то есть медленно и дорого) работающие редакторы-корректоры-художники-верстальщики: себя оправдывают малоопытные, полуграмотные и невзыскательные исполнители, справляющиеся с работой как угодно, но быстро и дёшево. Я написал, что прибыль от книжки слабо зависит от её качества; это упрощение, так как некоторая зависимость всё-таки есть: чем дешевле и непритязательнее, тем лучше!
И что такое качество, как его измерять? Не проще ли забыть о нём и ориентироваться только на прибыльность, которая допускает надёжную оценку? Но почему же тогда фоне деградации книгоиздания вдруг появляются и оказываются востребованы добротные работы наподобие двухтомника Маркова, о котором я когда-то писал?
А знаете, что я сейчас описал? Конфликт между адаптивной ценностью мемов для их носителей и отбором мемов (мемокомплексов) на эффективность их распространения.
Это иллюстрация (очень примитивная; я не знаю, как нарисовать взаимодействие организмов и мемов) того, о чём я писал в прошлый раз: взаимодействие мемов и их носителей можно рассматривать как со стороны мемов, так и со стороны их носителей. Когда мы оцениваем просмотры, копирования интересующей нас информации, мы фактически рассматриваем передачу мемов. Я не утверждаю, что такой взгляд неверен, но считаю, что он однобок. Когда мы говорим о том, что какая-то информация нас изменила, мы смотрим на ситуацию со своей позиции.
Связь между ценностью мемов для их обладателей и способностью этих мемов к распространению достаточно сложна. Увы, часто то, что кажется ценным, не оказывается самым «заразным», способным к распространению, и наоборот.
Поясню на примере своих колонок. Данных по сайту КТ у меня нет, зато есть данные по собственному сайту. Три последние колонки можно перечислить, назвав людей, с которыми они были связаны: о Червонской, о Геснере, о Блэкмор. Не считаю ни одну из них плохой, но с точки зрения нарастания доли оригинального содержания и ценного для меня понимания они выстраиваются (для меня самого!) в чёткий ряд, соответствующий их порядку. Все три с оговорённой с редакцией КТ задержкой были выложены на моём сайте, и для всех трёх можно узнать, какой интерес они вызвали. Вот данные Гугл-статистики о количестве просмотров.
Видите пик, соответствующий 24 февраля? Это колонка о Червонской; она оказалась самой успешной страницей на моём сайте за два с лишним года его функционирования. Под графиком — собранная из разных частей таблицы статистика для этой и двух следующих моих колонок, только уже не в порядке повышения «субъективной» ценности, а в порядке понижения «объективной» привлекательности. 2 марта появилась колонка о Геснере, а 7 марта — о Блэкмор…
Итак, для сравнимых объектов читательский интерес даёт оценку, противоположную моему собственному мнению! Приближаясь к сотой колонке, я сделал список всех своих колонок, и это стало поводом их переоценить (для себя самого!). Как быть, если то, что дорого мне (ну, хотя бы как колонка о Кондрашине), не пользуется спросом?
Одно из решений — снобистское. Где-то (не могу вспомнить, а всезнающий Гугл не помогает) я встречал вроде как цитату из маркиза де Сада: «Я пишу для тех, кто способен меня понять». Это, конечно, хорошо, но не исключено, что под стремлением к элитарности скрывается принцип «зелен виноград».
Тут надо разобраться в природе «субъективных» критериев. И я, и вы выстраиваем какие-то свои картины мира. Действительность разнообразна и достаточно непредсказуема; нам хочется поместить её восприятие в какое-то описание, делающее её переживание менее травматичным. Например, в моей картине мира ключевыми словами являются «рациональность», «естественнонаучность», «эволюционность», «адаптивность». А рядом — люди с другими картинами.
Недавно один из активистов-природоохранников, как ему казалось, пригвоздил меня к стенке убийственным аргументом. В момент решающей схватки за судьбы земли между «экологами» и «врагами природы» я не становлюсь в строй на правильной стороне, а предательски пытаюсь занять некую третью позицию и анализировать аргументы непримиримых противников. Ему такой диагноз кажется убийственным, перечёркивающим все мои суждения; у меня он вызывает удивление: а как же иначе, если я воспринимаю себя как человека, наделённого свободой и разумом? А ведь это не случайное отличие в оценке второстепенного аргумента. Моему оппоненту привычнее и проще в чёрно-белой картине мира, мне привычнее и проще отойти от схватки на шаг в сторону и попытаться оценить обоснованность позиций каждой из сторон.
А почему у меня такая картина мироздания, у него — такая, а у вас — этакая? Вероятно, это отчасти врождённые вещи. Кроме того, это — результат выбора. А наша природа такова, что, когда выбор сделан, наша «психоимунная система» даёт нам ощущение того, что этот выбор — правилен (послушайте, что говорит на TED′е по этому поводу Дэн Гилберт, психолог из Гарварда).
Многие люди, гордящиеся своим умом, которые раз за разом делают правильные выборы, доказывающие их знание жизни, способность ставить стратегические задачи и достигать поставленных целей, на самом деле таковыми не являются. Они принимали какие-то решения, делали некие выборы. А затем защитные механизмы их психики убедили их, что они раз за разом выбирали лучший вариант. Они попадали куда-то, а потом механизм ретроспективной коррекции воспоминаний убеждал их, что они попали куда хотели. Вас это удивляет? Делать нечего, наша психика — не инструмент для познания действительности, а один из механизмов адаптации к среде.
Вот и получается, что каждый из нас отбирает и усиливает те мемы, которые соответствуют его способам взаимодействия с действительностью, его мироконцепции, и защищается от других, игнорируя их или оспаривая.
Хорошую возможность для отслеживания ветров, дующих в меметическом море, предоставляют социальные сети. Я, к примеру, попался в путы Фейсбука. Нет времени и сил заняться этим всерьёз, но, анализируя скорость распространения контента, в нём можно многое узнать о нас самих. И получается, что ненадёжная, вздорная или вовсе ложная информация сплошь и рядом распространяется лучше всего. Её источник найти обычно невозможно, ценность её сомнительна, но способность к распространению несомненна (о чём-то похожем писал на днях и Голубицкий).
…я подписан на ленту двух ярких украинских патриотов, пишущих совместно. Они замечательные публицисты и иногда предлагают интересный для меня взгляд на действительность. Но они так верят в национальную идею! Прочитал у них, как в 1951 году в Харьковском университете расстреливали студентов, которые хотели отвечать на экзаменах на украинском языке. В это время ректором был Н.И. Буланкин, биохимик, о котором я знаю, что он правдами и неправдами защищал людей, оказавшихся под ударом репрессивной системы. Пишу этим публицистам, что не верю в правдивость пересказанной ими информации. Они отвечают, что им неинтересно проверять, отвечает ли эта новость действительности. Даже если конкретная правда была иной, в целом это сообщение соответствует исторической истине. Хорошо, что дочь Буланкина, которая до сих пор работает на факультете, не знает, что её отец не соответствует исторической истине… Конкретная история, о которой я рассказал, не столь важна. Важно то, что конкретная ложь, соответствующая высокой истине, как её кто-то понимает, вдруг становится респектабельной и востребованной.
Это один из многих примеров, когда благая цель оправдывает распространение дезинформации. Какая разница, правдиво ваше сообщение или нет, если оно способствует развитию национального самосознания… охране природы… защите бедных животных… борьбе с добычей сланцевого газа… прекращению использования прививок… обращению людей к церкви… росту популярности партии… запрету ГМО… распространению органической пищи… патриотическому воспитанию молодёжи…
Когда я вижу такую дезинформацию, я испытываю острое желание что-то ей противопоставить. Разрушение основ рационального мышления ведёт к общественной деградации, лишает каждого из нас безопасной информационной среды. Разрушая критическое восприятие информационных потоков, мы проигрываем сильнее, чем выигрываем от решения любой частной задачи. С другой стороны, подавляющее большинство потенциальных потребителей таких разрушительных мемов никогда не столкнётся с моими опровержениями. Иногда мне кажется, что я пишу их только для тех, кто и так, без меня, уже понял действительное положение дел.
Могу сказать, что два года написания колонок для «Компьютерры» достаточно сильно изменили моё мировосприятие. Надеюсь, получится продолжать эту деятельность. Буду стараться осознанно удержаться на тех темах, которые кажутся мне ключевыми. Очень рассчитываю на осмысленную обратную связь от читателей. Поверьте, что осмысленный комментарий, который касается обсуждения аргументов, не теряется даже в потоке пустословия.
А те темы, которые кажутся мне важными, остаются прежними. Эволюционная биология как путь к пониманию причин, определивших свойства живых систем, включая нас с вами. Многоуровневый отбор как объяснение многих неожиданных эволюционных феноменов. Необходимость внимательного изучения нашей собственной природы, приведения нашего образа жизни и способа принятия решений в соответствие с ней. Противостояние (по возможности — не скандальное) вирусным кампаниям, разрушающим рациональное мировоззрение (от эволюционной биологии до практики вакцинации). Поиск эффективных способов передачи естественнонаучного восприятия действительности. Попытки найти пути трансформации нашего образа жизни, которые будут способствовать устойчивому существованию человечества в среднесрочной и долгосрочной перспективе.
Что из этого получится — увидим.
Вот и пришел Песочный Человек: о презентации Samsung своего нового флагмана и харакири Филла Шиллера
Go to sleep my darling, close your weary eyes, The lady moon is watching from out the starry skies. The little stars are peeping, to see if you are sleeping, Go to sleep, my darling, go to sleep, good night.
Любимая англосаксонская колыбельная
Вчера Samsung анонсировал новый Galaxy S IV, который потряс меня не столько запредельными характеристиками и почти что идеальной завершенностью форм (идеал наступит как только смартфон переоденется в алюминиевый из пластмассового корпуса), сколько неожиданным открытием: похоже корейская компания осталось единственной в мире, исповедующей идеологию тотального хардверного максимализма!
Каких-нибудь еще лет пять тому назад все производители мобильных коммуникационных устройств стремились заполучить самое лучшее «железо» для флагманов своих линеек. Затем пришел Apple со своим первым айфоном, который адаптировал для мобильного компьютинга все ту же роллс-ройсовскую парадигму («Количество лошадиных сил: достаточное»), что Надкусан использует в своих ноутбуках.
Скажем, в любой момент времени самая свежая модель Macbook Pro уступает флагманам практически всех конкурентов (Sony, Hewlett-Packard, Lenovo, Asus) по техническим характеристикам всех компонентов, равно как и мобильной концепции в целом: видеокарты слабее, процессоры медленнее, а современные технологии приходят с тоскливым опозданием. Достаточно вспомнить, сколько поклонникам техники Надкусана пришлось дожидаться USB 3 или даже элементарного слота SD-карт, чтобы понять всю фрустрацию ситуации.
В результате мы получили ситуацию, когда самый последний iPhone 5 отстает в технологическом отношении от современных андрофонов года так на полтора-два. А может даже больше. Скажем, «железная» начинка Jiayu G4 — это Ferrari на фоне нового айфона. А анонсированный вчера Galaxy IV — вообще космический корабль.
И дело даже не в том, что новый флагман Samsung оснащен несопоставимо более быстрым процессором (Quad-core 1.6 GHz Cortex-A15 & quad-core 1.2 GHz Cortex-A7), несопоставимо более мощным графическим чипсетом (PowerVR SGX 544MP3), несопоставимо более совершенной 13-мегапиксельной камерой, а в том, что Galaxy IV бьет iPhone 5 на его же родном поле: пятидюймовый экран корейского флагмана разрешением 1080 x 1920 пикселей демонстрирует плотность 441 ppi — против 326 ppi у Retina на iPhone5.
Весьма показателен и тот факт, что увеличение размера Galaxy с 4,8 в S III до 4,99 дюймов в S IV достигается не за счет увеличения «лопаты» (как то было всегда раньше), а за счет удлинения самого экрана, помещенного даже в уменьшенный корпус: 136.6 x 69.8 x 7.9 mm — габариты S IV против 136.6 x 70.6 x 8.6 mm — S III!).
Раз уж мы так подробно зацепились за «хардверное» превосходство корейского флагмана, нельзя не помянуть и поддержку Galaxy S IV передовых технологий вроде NFC и совсем уж фантастического Smart Stay eye tracking (слежение за движением глаз), о существовании которых, похоже, в Купертино даже не догадываются.
Возвращаемся теперь к идеологии тотального хардверного максимализма. 29 июня 2007 года Apple представил миру более чем скромный в технологическом плане iPhone первого поколения, который по удобству использования сразу же заткнул за пояс все существовавшие на тот момент смартфоны под управлением Windows Mobile. Первые андрофоны появились на рынке более года спустя (23 сентября 2008 года — HTCDream), однако они оказались даже нерасторопнее и неуклюжее, чем старушка мобильная Винда.