Помоги проекту - поделись книгой:
Советский авиационный генерал спустил ноги на утоптанный земляной пол. Выпрямиться в подвале в полный рост — а генерал был довольно высоким — было невозможно, и от этого по всему его существу прокатилась жалкая, горькая волна унижения…
Уже у самого лаза наверх он вспомнил — забыл! Спутниковый телефон забыл! Он всегда был с ним — его подарила община. Для того, чтобы делать шахер-махеры — надо всегда быть на связи… а сейчас, во время войны деньги дербанились совсем уж нереальные. Община… С ней и надо говорить… Береза имеет прямой доступ к телу, но он жадный. Запросит столько, что… Кто еще. Кто?
Генерал вернулся к своему топчану, достал из-под него стальной чемоданчик спутникового — номер которого уже был известен русским спецслужбам от тайно схваченного и допрошенного связного, занимающегося как раз денежными делами, криминальными отмывками. Но генерал этого не знал. Не знал он и того, что в этот самый момент полковник Конфедерации горских народов Кавказа Шамиль Басаев имеет очень неприятный разговор с Москвой, тяжело дыша и обливаясь потом, он докладывает, что сделано для ликвидации генерала Джохара Дудаева и почему он до сих пор жив.
Улыбаясь, генерал крепко сжал ручку чемоданчика — и пошел навстречу своей смерти…
Чеченская республика Ичкерия
Гудермес
21 июля 1996 года
Война — это путь обмана. Поэтому, если ты и можешь что-нибудь, показывай противнику, будто не можешь; если ты и пользуешься чем-нибудь, показывай ему, будто ты этим не пользуешься; хотя бы ты и был близко, показывай, будто ты далеко; хотя бы ты и был далеко, показывай, будто ты близко; заманивай его выгодой; приведи его в расстройство и бери его; если у него все полно, будь наготове; если он силен, уклоняйся от него; вызвав в нем гнев, приведи его в состояние расстройства; приняв смиренный вид, вызови в нем самомнение; если его силы свежи, утоми его; если у него дружны, разъедини; нападай на него, когда он не готов; выступай, когда он не ожидает.
Все это обеспечивает вождю победу; однако наперед преподать ничего нельзя.
Слабость — это тоже оружие. Смертельное оружие — в опытных руках.
Российская Федерация — нет, не Россия, испокон века Россия воевала совсем по-другому — показала в Чечне — Чеченской республике Ичкерии свою слабость. Более того — она показала там свою катастрофическую слабость. Армия, состоящая из девятнадцатилетних пацанов, бросающаяся на пулеметные точки с отчаянием обреченных, горящая в танках и бронетранспортерах на улицах Грозного. Правозащитники — лукавый Ковалев, призывающий держащих круговую оборону солдат выйти под нож боевиков, остальные. С умным видом рассуждающие о преступности войны в телевизоре. Само телевидение — одного НТВ, ставшего рупором боевиков достаточно. Тележурналисты восхищаются боевиками — сильными, брутальными, отмороженными и это восхищение — сродни то ли стокгольмскому синдрому, то ли власовщине. В Москве — все с упоением дербанят кредиты МВФ, гуляют в казино — даже не замечая того, что в трех часах лета идет война и гибнут люди. Президент страны работает с документами, министр обороны таскается по стране с бабой — пресс-атташе — тире пэ-пэ-же под боком. Лукавый бес Березовский мотается в Чечню и ведет какие-то подозрительные переговоры. Каждый чиновник, видя как из воздуха сколачиваются состояния, как на теле страны, будто нарывы вскакивают МММы и Хопры — стремится конвертировать свое должностное влияние в деньги с исступлением голодного — и плевать, чьи это будут деньги, пусть даже злейших врагов страны. Маленький мятеж в маленьком захолустном местечке на окраине — разрастается до того, что становится угрозой для всей империи.
Но слабость России — это и слабость боевиков. Привыкшие к безволию и продажности — они не предпринимают и десятой доли тех мер предосторожности, какие предпринимали, к примеру, бандеровцы, ведущие войну не на жизнь, а насмерть с НКВД. У них в отрядах нет той контрразведки, какая была в бандах моджахедов, ее не ставили им сотрудники ЦРУ США и британской разведки в пакистанских лагерях. Они навещают своих жен, спускаются в села и города, ведут переговоры с российскими политическими деятелями, которым не составляет никакого труда найти нужных людей, в отличие от правоохранительных органов. И боевики забывают — что в Чечне есть немало людей, которым они причинили боль и пролили кровь, у которых отняли близких. Они считают, что война все спишет — но не списывает, она только откладывает месть до удобного случая! И ради того, чтобы отомстить — эти люди готовы на союз с кем угодно, даже со злейшими врагами. Есть и люди, которые не хотят видеть дудаевскую независимую Чечню, жить в ней. Таких людей немало…
В таких условиях — небольшая, фанатичная группа людей, обладающая информацией и возможностями, умеющая договариваться — способна почти на все…
Первый звонок для боевиков прозвенел весной девяносто шестого, в апреле. Президент Чеченской республики Ичкерия Джохар Дудаев — решил поговорить с политиком и бизнесменом Константином Боровым, имеющим некие выходы на Кремль. Он остановил конвой машин на дороге, достал спутниковый телефон, включил его и…
Но это — было еще не все. Ликвидация Дудаева сама по себе ничего не значила, она была прологом к еще более масштабной, стратегического уровня операции. Следующим ходом небольшой группы людей, поставивших себе цель выиграть войну несмотря ни на что, несмотря на предательство и измену и снизу и сверху — должна была стать одновременная физическая ликвидация всей верхушки бандитского подполья.
Сделать это было намного проще, чем казалось…
Белая, забрызганная грязью Нива остановилась на окраине Гудермеса. Ствол автомата торчал из одного окна, флаг джихада, зеленый, с арабской вязью — из другого…
Из машины выбрался человек. Бородатый, заросший бородой чуть ли не по самые глаза. На голове была черная вязаная шапочка, за спиной — автомат. Он огляделся — никого, только неподалеку ковыляет грязная трехногая собака. Человек махнул рукой.
— Салам алейкум, Руслан!
В кирпичной стене гаражей — а это был старый, советских еще времен гаражный кооператив — отворилась дверь. Молодой, раза в два моложе бородач — повторил жест пожилого, почти в два раза старше его боевика.
— Салам. Заезжай, дорогой, не бойся…
Нива двинулась вперед, проехала в лабиринт гаражей. Солнце старалось вовсю — жара была необыкновенная, даже для летней Чечни.
В проезде между гаражами — почти новый, но грязный по самую крышу шестисотый, рядом с ним — девятка и УАЗ. Вооруженные до зубов люди, даже американская снайперская винтовка, непонятно откуда здесь взявшаяся. Но одеты разномастно — кто и вовсе голый по пояс, с лифчиком[48] на голое тело, кто-то в некоем подобии формы, кто-то в гражданском. У многих — глаза прикрыты черными очками, на их блестящей поверхности — танцует солнце. Воздух густой как кисель.
— Свои? — негромко спросил Теплов…
— Да какие свои… — негромко сказал Гурдаев, — бандюки конченые…
Значит — свои…
После ликвидации Дудаева — между своими развернулась невидимая, но ожесточенная грызня за власть. Все понимали, что стоит на кону и какие деньги — получит победитель в этой игре. Поэтому — играли совсем без правил…
Смешалось все. Абсолютной роли как раньше тейпы не играли — старейшины понимали, что никакие предвоенные расклады не играют роли, всякий, у кого есть сотня боевиков в подчинении может порушить их одним словом. Но, тем не менее — боевые отряды формировались в основном по признаку тейпово-кланового родства, и какую-то роль это играло. Не менее важную роль играли близость к покойному президенту Дудаеву, контакты в Москве — все понимали, что президентский пост ничего не стоит, если нет денег, а деньги могли прийти только из Москвы, в самой Чечне денег совсем не было. Играла свою роль и позиция Москвы — русисты все еще были на земле Ичкерии, а если ты живешь рядом с драконом — изволь с ним считаться.
Со стороны русской армии — та весна запомнилась ощущением наконец то свершившегося перелома. Огромной кровью взяв Грозный — армия прошла по всей Чечне, к весне — под контролем боевиков была очень небольшая территория — да и то, контроль был не абсолютным. Некоторые полевые командиры, в основном бывшие уголовники — шли на контакт с властями, спрашивали — что будет сложившим оружие. Наиболее непримиримые — уходили в Ингушетию и Дагестан, и там и там — тоже назревал взрыв, но пока все было под относительным контролем.
В феврале девяносто шестого года — началась операция Цепь, предусматривающая окончательное замирение Чечни и разгром сопротивления. Первоочередной задачей — считалась ликвидация всей верхушки бандитских формирований.
Двадцать первого апреля девяносто шестого города специальной группе радиотехнической разведки, работавшей с борта специально переоборудованного самолета ДРЛО А50 Мейнстей удалось перехватить сигнал спутникового телефона Дудаева в районе населенного пункта Гехи-Чу. Дежурная (а не специально выделенная под операцию) пара штурмовиков СУ-25 отработала по цели: Дудаев погиб. Нескольким офицерам было присвоено звание «Герой России».
С этого момента, заработал резервный штаб боевиков, верховодил в котором Аслан Масхадов. Бывший полковник советской армии, артиллерист, именно он был одним из старших офицеров у Вильнюсского телецентра. Его штаб, как оказалось, находился под Мескер-Юртом на территории трубной базы. Работающий штаб не может молчать в радиоэфире, работа его средств связи была перехвачена тем же самым самолетом. Но когда ударная группа уже направлялась к цели — Масхадов свернул работу и вышел из-под удара в последний момент. Налицо было предательство, предательство кого-то на самом верху.
После этого — прежняя система работы (радиоразведка и стремительный удар по цели дежурными огневыми средствами, находящимися в районе) была признана скомпрометированной и в жизнь пошла новая тактика. Подготовка и переброска на территорию, не контролируемую федеральными силами агентурно-боевых групп с целью выявления мест нахождения и самостоятельной ликвидации наиболее одиозных фигур бандподполья…
Масхадов трижды лишь чудом избежал смерти. Удалось установить, что он часто пользуется дорогой М29, появляясь то в Аргуне, то в Гудермесе. В районе населенного пункта Джалка, на мосту через реку его ждала засада — но когда кто-то сообщил ему о том, что его нора в Мескер-Юрте раскрыта, он нырнул на дно. Через некоторое время — работающие по всей территории агенты донесли, что Масхадов (оперативная кличка Тушканчик, он ездил на зеленом УАЗ-469 на котором одна дверь была не родная, желтого цвета, с милицейской машины — грубейшая, недопустимая ошибка!) едет в населенный пункт Самашки. Ударная группа несколько километров следовала за ним — но момента для нанесения удара так и не представилось — а потом машина с Масхадовым свернула в боковую улицу и преследование стало невозможным. Выйдя на контакт с агентами в селе, и выяснив, что ближе к вечеру Масхадов проследует на Гудермес, группа заняла позицию у дороги. Но Масхадов так и не появился, операцию пришлось свернуть.
Тем временем — в чеченском движении шла свара, на свой кусок претендовали воры. Возглавлял их бандит по имени Руслан Лабазанов — тесно связанный с федеральным центром деятель, родившийся в Казахстане чеченец, бывший тренер по рукопашному бою, тренировавший МВД и КГБ, известный как Рэмбо. Лабазанова убили при невыясненных обстоятельствах тридцать первого мая девяносто шестого года в селении Толстой Юрт, которое всегда было в оппозиции Дудаеву. Примерно в это же самое время — от рук боевиков зятя Дудаева Салмана Радуева гибнет вор в законе (по мнению некоторых самопровозглашенный) Али Гудермесский, ближайший сподвижник Лабазанова. Салман Радуев становится теневым «хозяином» Гудермеса — но бандиты остаются, и им вовсе не хочется идти на джихад.
Тогда они связываются с федеральным центром, и начинается новая стадия Цепи — операция Капкан…
Несколько групп проникают в треугольник Грозный — Гудермес — Шали — Аргун. Цель — предположительно готовящаяся в Гудермесе подпольная Шура, на которую прибудут все командиры бандформирований и авторитетные религиозные деятели, претендующий на власть. Предположительно — на этой Шуре будет не менее ста человек. ФСБ готово к Шуре: уже несколько месяцев по Гудермесу раскатывает бывшая санитарная «таблетка», переделанная в мини-грузовичок. Ее владелец, общительный чеченец средних лет берет заказы на перевозку всего, что в состоянии поднять его машина: грузовое такси. Заказы он берет совсем недорого, так что без дела машина не стоит. Его машина уже примелькалась всем, как в частном секторе, так и в центре города: он берет заказы на рынке, покупает продукты и самопальное топливо, у него же — можно купить русскую военную экипировку, которую носят многие мужчины, потому что носить больше нечего. Это не единственная машина такого рода — но именно ей предстоит сыграть одну из важнейших ролей в этой шахматной партии, одной из бесчисленных в Большой Игре. Подтверждено присутствие в Гудермесе Радуева, Масхадова и Руслана Гелаева. В Ханкале — садится гражданский борт МЧС с гуманитарной помощью, на его борту — отделение Альфы и специалисты по мокрым делам еще с Афганистана. Уже находящиеся в «треугольнике» ударные группы усиливаются ветеранами Афганистана, на самолете в числе прочего — две тонны взрывчатки, детонаторы, заминированные автоматы АК, патроны начиненные ТЭНом, которые взрываются в патроннике, жидкая взрывчатка, замаскированная под канистры с бензином. В нужный момент — гудермесский УАЗ припаркуется рядом с домом, где будет проходить Шура, только в нем будет не немудреный скарб, как обычно — а переделанная в фугас пятисоткилограммовая авиабомба…
В это время — происходит непонятный провал. В Гудермесе — на рынке, средь бела дня схвачены двое сотрудников ФСБ одной из ударных групп, прибывших накануне: у них у всех легенды наемников, боевиков УНА-УНСО. Оперативная проверка показала, что у ДГБ ЧРИ, до сих пор активной действующей в городах Чечни — есть приметы «боевиков УНА-УНСО» и даже приметы транспорта, которым они располагают. Становится ясно, что произошло очередное предательство и произошло оно, скорее всего тогда, когда агентурные дела перешли из местного штаба под контроль специалистов из Москвы, прибывших в Ханкалу. Складывалось впечатление, что Москва играет на две стороны или даже — часть политиков откровенно играет за Чечню. Точнее — за Ичкерию.
Стало понятно, что надо задействовать резервный план. Находящийся в Ингушетии запасной центр управления Капканом — послал в Гудермес двоих своих агентов — Теплова и Гурдаева, в отличие от московских спецов родившихся в Чечне, знающих чеченский язык, имеющих куда более проработанные и подтвержденные легенды. Их цель — восстановить налаженные контакты, оценить причиненный ущерб и возможность продолжения операции Капкан. Именно для этого — они прибыли в Гудермес.
Оба они вышли из машины, двигатель оставался включенным. Пошли навстречу бандитам — оружие на груди, рука в кармане на взведенном Макарове, но успеешь ли, когда на тебя наведено с десяток стволов…
— Салам алейкум — поздоровался Гурдаев.
— Ва алейкум ас салам. Привез?
— Зачем так спрашиваешь. Ты сначала гостя прими как положено, в гости пригласи, накорми, потом и спрашивай… — с расстановочкой, неспешно, как засиженный уголовник, авторитет, ответил Гурдаев.
У чеченца, уже отвыкшего от зоновского прононса — екнул кадык на плохо выбритой шее.
— Хорошо, поехали. Держись за нами.
Михаил Теплов смотрел во все глаза на одного из боевиков, молодого, в черной шапочке, с «красавчиком»[49], небрежно закинутым на плечо — а тот смотрел на него, и видно было, что и он его знал. Потому что это был Арзо Цагараев…
Ехать пришлось недолго.
В населенном пункте Кади-юрт их уже ждали. Село было богатое по чеченским меркам — рядом проходила железная дорога, по которой проходили поезда, которые грабили. Это был один из оплотов бандитской вольницы — похитителей людей, убийц, грабителей — которых боялись даже боевики. Сильные позиции у местных были и в Гудермесе…
Машины свернули во двор дома, богатого, двухэтажного, каменного. Проехали во двор. Раньше — правилами нельзя было строить большие дома, занимать много места под приусадебные участки — теперь Цагараевы были вольны в этом и выстроили домину, занимавшую несколько соток — с гаражами, летней кухней, беседкой. Зато землю во дворе не замостили, прямо перед домом стояли несколько роскошных седанов и внедорожников и бронетранспортер. Самый настоящий бронетранспортер — восьмидесятка, у которого вместо номера на броне нарисован был волк.
Во дворе — копошилась живность, ее было много — гуси, утки, куры. В самом углу — лежал баран с перерезанным горлом, его никто не свежевал — он так и лежал на земле, нога его слабо дергалась и кровь, вытекавшая из распаханного горла — собралась на земле темно-бордовой лужицей. Кровь клевали подошедшие куры — в этом дворе крови бывало столько, что даже куры питались ею…
Навстречу им вышли несколько человек, с оружием и без. Выделялся старик с орлиным носом и усами как у Сталина — в такую жарюгу он был одет в черный кожаный плащ чуть ли не до пят. Увидев зарезанного барана, лежащего на жаре неосвежеванным, он коротко распорядился — и двое бросились в барану.
— Ас саламу алейкум.
— Ва алейкум ас салам…
Старик показал рукой на летнюю беседку, точнее на кирпичный пристрой к дому с земляным полом и большим столом. Там летом обедали…
— Прошу к столу…
Из всех встречавших — выделялся человек лет тридцати пяти — сорока, в бундесверовском камуфляже и со Стечкиным на поясе. По внешнему сходству Теплов понял — что это и есть старший брат Цагараева — отсидевший за убийство Адам Цагараев, теперь — полевой командир, «полковник» Адам Цагараев.
Направляясь к столу, Теплов увидел еще кое-что. Сидящего в тени БТРа грязного, в изорванном хэбе солдата. Русского солдата. Он сидел и тупо смотрел перед собой и даже куры — его не боялись…
— За процветание… — старший за столом, тот самый колоритный старик, отлично говоривший по-русски, поднял стакан, в котором было не вино, а чистейшая водка…
— За процветание… — нестройно отозвались остальные.
Было видно, что это и чеченцы и, одновременно — не чеченцы. Ухватки блатные. Когда чеченцев сослали в Казахстан, они плотно стакнулись с уголовниками, которых в тех местах было до черта и больше. Сами начали в зоны заруливать… у чеченцев испокон века основным источником средств к существованию был разбой и угон скота. Верховодить на зонах они не стали — слишком плотно держали зоны русские, старой закваски воры, потом и грузины присоединились — а они знали, что есть чеченцы лучше, чем русские и ненавидели их еще больше. Так что чеченцы — королями зоны не стали, среди них почти и воров[50] то не было. Но зоновского опыта поднабрались — недаром говорят, что пять лет тюрьмы пяти университетов стоят.
Подали блюдо с мясом. И опять — не по местным традициям: чеченцы мясо в обед не ели. Чеченцы едят так: утром легкий завтрак, чаще всего сыр, что-то молочное. Потом целый день не едят, так, перехватывают на скорую руку. Основной прием пищи — вечером, обязательно с мясным блюдом. То есть — питаются они самым вредным, по мнению диетологов образом. И не дохнут гады, до сотни лет живут!
Ели поспешно.
Старик наставительно поднял палец.
— Русские и чеченцы — мы в одной стране живем. Нам беспредела не надо! Нам шума не надо! Мы мирно жить хотим.
— Какого черта тогда своих не остановили? — резко спросил Гурдаев — а, Мага? А ты ведь в авторитете… не боишься, что спросят?
Старик посмотрел на мента так, что еще немного — и можно вспыхнуть.
— Нам ворам, за порядком смотреть не к делу. Ты мусор — ты и смотри. С меня не спросят — с тебя за беспредел должны спросить…
— Уже спросили… — Гурдаев вытер губы куском лаваша, отправил его в рот — только ты не думай, Мага… Спросят и тебя… Не отсидишься.
Насытившись, выходили во двор. Делились на мелкие группки. Что-то бурно обсуждали, доказывали друг другу…
Теплов — подошел к бронетранспортеру, посмотрел на русского. Тот не обратил на него никакого внимания.
— Кто ты? — спросил Теплов.
— Э… не спрашивай его ни о чем, русский… — Теплов узнал за спиной голос младшего Цагараева — он говорить не хочет, да.
— Он русский?
— Русский, русский. Мы его купили, да.
— Зачем?
— А… как не понимаешь. Видишь — машина — Цагараев встал рядом, указал на бронетранспортер — ми ее не знаем, бросать жалко. Вот, ми русский купили на базаре, чтобы он за машина смотрел, да. И за другой машина тоже.
Теплов подошел к пленному русскому, взял его голову, нажал — тот открыл рот, даже не пытаясь сопротивляться. Язык был на месте… боевики часто отрезали язык пленным — но здесь язык был на месте.
— Почему он не говорит?
— Э… зачем такой глупость спрашиваешь, русский. Нэ хочет — нэ говорит. Ми его весна купили, он ни слова не говорит. Это хорошо. Кушает мало, нэ говорит — пусть нэ говорит.
Теплов посмотрел в глаза русского солдата, скорее всего взятого в плен в Грозном, в ходе того страшного новогоднего штурма — тот смотрел на него, и разума в этом взгляде было не больше, чем во взгляде животного…
— Как твое имя? — спросил Теплов.
Солдат не ответил.
— Где твой дом. Хочешь домой?
Солдат смотрел на него — и вдруг по грязной, небритой щеке его покатилась одинокая слеза…
— Э… нехорошо делаешь, русский. Зачэм ему Русня? Его дом тэпэрь здесь, ми кормим, он работаэт. Русский раб — хороший раб…
Развернувшись — Михаил бросился в атаку. Он учился рукопашному бою — но Арзо Цагараев переиграл его легко и просто, как тогда, в школе. Уйдя вправо, он поддел его подбородок коротким и сильным ударом, таким — что перед глазами искры вспыхнули, и он упал на землю двора дома Цагараевых, не удержавшись на ногах. Словно откуда-то из поднебесья он слышал голос младшего Цагараева, укоризненно говоривший — зачем такой глупый, русский?! Зачем бьешь? Нехорошо сделал, русский…
Потом — он перестал слышать и его.
Чеченская республика Ичкерия
Грозный, рынок
30 июля 1996 года
Что такое Грозный? Это камни
Что такое Грозный? Это камни
Плачущие камни под ногами
Грозный, ты напомнил душе о самом главном —
Что свобода все же будет с нами
Грозный!
Город-ад, город-воронка, из которого не возвращаются — а если и возвращаются, то оставляют там что-то, нечто такое, без чего невозможно человеческое существование. Существование — человека.
Контроли по всему городу, часть уже снята, часть передана чеченским ментам — замирение. Частный сектор, заборы из сетки-рабицы и зеленка — верная смерть, от дороги лучше не отходить ни на метр. Машины — жигули, новые внедорожники, шестисотые Мерседесы — часто угнанные номера изобретены в каком-нибудь подвале, на это никто не смотрит. Боевики — вроде как «оппозиции», но на деле никто не знает, чьи именно. Оппозиционность здесь — определяется допущенностью к разворовыванию денег, выделенных на восстановление.
Разбитые в хлам техникой улицы, по центру — бывают ямы такие, что слон не вылезет. Натоптанные в пыли колеи — машины двигаются медленно, объезжая ямы и наиболее крупные ухабы — этакий городской слалом. Часть домов повреждена, какие-то восстановлены подручными средствами, какие-то нет. В проулках — растет трава.
Рынок. Бледно-желтого цвета сталинки вокруг, кое-как поставленные машины, нескончаемый рев клаксонов, ругань, иногда и выстрелы. Сваренные на скорую руку торговые места, палатки, перевернутые ящики, на них — немудреная жратва, одежда, часто военная форма. Цены — на удивление для такой ситуации низкие, но покупать никто не спешит. У въезда стоит КПМ, Урал — то ли ФСБ шпионит, то ли приехали расторговываться с ближайшей воинской части. Судя по тому, что к машине не прилепили мину и не бросили в нее камень — второе. В рядах, особенно, где продают одежду — стойкий, духмяный запах конопли. Она тут на бывших колхозных полях растет — многие теперь выращивают. В горах баш конопли бывает дешевле пачки сигарет.
Прошли контроль, покатили по улицам. Шли тремя машинами, первая — Нива с гостями, дальше УАЗ и девяносто девятая. В машинах — полно оружия, вооруженные до зубов боевики. Два МВДшных контроля прошли как нож сквозь масло. На контролях — стоят ОМОНовцы, которые приехали на трехмесячную командировку, многим зарплату по несколько месяцев не платили. За эти три месяца можно накосить на машину, причем — в свободно конвертируемой валюте. СКВ — это сочетание букв, еще десять лет назад никому ничего не говорившее — теперь знает каждый школьник. СКВ — вот новое мерило жизни в России. И смерти тоже…
Бывает по-другому. Но редко.
Как прошли частный сектор — уголовники отвалили вправо. У них в городе — свои дела…
Поехали дальше. На рынок.
Поделиться книгой: