Призрак с Кейтер-стрит

— Ты уже говорила мне, что не любишь Джорджа, хотя, возможно, ты просто завидуешь мне, но это злобное заявление недостойно тебя! Видит бог, я очень сожалею о смерти Хлои, но эта трагедия не имеет никакого отношения к Джорджу!

— Откуда ты знаешь?

— Потому что только ты со своей злобой можешь вообразить такое! Я знаю Джорджа, а ты — нет. Зачем он будет делать такие вещи?

— Я не знаю. Но я говорю тебе это не из злости, и с твоей стороны совершенно несправедливо упрекать меня! Я говорю тебе, потому что не смогу вынести, если с тобой случится то же, что с Хлоей, если через Джорджа Эшворда ты встретишь кого-то, кто…

Эмили вздохнула от нетерпения и перебила ее:

— Если Хлоя попала в дурную компанию, то это случилось потому, что она была недостаточно умна, чтобы понять это. Я надеюсь, вы не относите меня к той же категории?

— Я действительно не знаю, Эмили, — честно призналась Шарлотта. — Иногда ты меня удивляешь.

Эмили снова начала защищаться:

— Так что ты собираешься делать? Сказать папе?

— Для чего? Он может запретить тебе встречаться с Джорджем, но ты же все равно будешь делать все, что хочешь… Только тайно, и это будет еще хуже. Просто… просто будь поосторожнее.

Эмили расслабилась:

— Конечно, я буду осторожной. Я думаю, ты желаешь мне добра. Но иногда ты бываешь такой… занудливой и такой щепетильной. Я просто в отчаянии… Ладно, я уже устала стоять здесь. Спокойной ночи!

Когда Эмили вышла, Шарлотта посмотрела на Сару.

— Больше ты ничего не сможешь сделать, — тихо произнесла та. — А если честно, я не думаю, что Эшворд как-то замешан в этом деле. Просто у миссис Абернази разыгралось воображение. Не беспокойся об этом. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Сара. И спасибо.

Глава 8

Второго октября, когда осенние дожди поливали улицы, Мэддок постучал в дверь гостиной после обеда и, не дожидаясь ответа, вошел в комнату. Его одежда была в каплях дождя, лицо посерело.

Эдвард открыл было рот, чтобы отчитать его за такую дерзость, затем пригляделся и резко встал:

— Мэддок! Что случилось? Ты заболел?

Мэддок оцепенел, тихо переминаясь с ноги на ногу.

— Нет, сэр. Мы можем поговорить с вами наедине?

— Что такое, Мэддок? — В голосе Эдварда звучала тревога.

В комнате все затихли. Шарлотта пристально смотрела на них, внутри у нее все похолодело.

— Могу я поговорить с вами конфиденциально, сэр? — снова спросил Мэддок.

— Эдвард, — заметила Кэролайн, — если что-то случилось, мы должны знать. Мэддок с таким же успехом может рассказать нам всем.

Мэддок посмотрел на Эдварда.

— Хорошо, — кивнул тот. — Что случилось?

— Случилось еще одно убийство, сэр. На аллее около Кейтер-стрит.

— О, боже мой! — Эдвард стал белым, как лист бумаги, и бессильно упал в кресло.

Сара глухо застонала.

— Кто убит? — Кэролайн спросила так тихо, что ее было едва слышно.

— Верити Лессинг, мэм, дочь пономаря, — ответил ей Мэддок. — Только что приходил констебль из полиции, чтобы сказать нам, и предупредил, чтобы мы оставались дома и не позволяли служанкам выходить на улицу, даже недалеко.

— Нет, конечно, нет. — Эдвард выглядел подавленным, смотрел вокруг себя каким-то невидящим взглядом. — Убийство было таким же?..

— Да, сэр, удавление проволокой… как и все другие.

— Боже!

— Может быть, мне лучше пойти и проверить все двери еще раз, сэр? И закрыть ставни на окнах? Это успокоит женщин.

— Да, — рассеянно согласился Эдвард. — Да, сделай это, пожалуйста.

— Мэддок, — позвала его Кэролайн, когда он повернулся, чтобы выйти.

— Да, мэм?

— Перед тем как вы уйдете, принесите нам, пожалуйста, бутылку бренди и несколько стаканов. Думаю, это нам немного поможет.

— Да, мэм. Конечно.

Сразу же после того, как Мэддок принес бренди и ушел, они услышали шум за дверьми. Это пришел Доминик, стряхивая капли дождя с пиджака.

— Нужно было надеть пальто, — сказал он, разглядывая свои мокрые руки. — Не ожидал ливня. Подумать только, улица полна народу… — Потом обвел взглядом всех присутствующих, заметил бренди на столе и снова посмотрел на их лица. — Что случилось? Вы выглядите ужасно! Мама? — Он нахмурился, вглядываясь в Кэролайн. — Бабушка заболела?

— Нет, — ответил Эдвард за жену. — Случилось еще одно убийство. Тебе лучше сесть и налить себе бренди.

Доминик уставился на него, лицо его побледнело.

— Боже! — выдохнул он. — Кто?

— Верити Лессинг.

Доминик сел.

— Дочь пономаря?

— Да. — Эдвард налил бренди и передал ему стакан.

— Что произошло? — Доминик был озадачен. — Ее нашли также на Кейтер-стрит?

— На аллее поблизости, — ответил Эдвард. — Мне кажется, уже всем понятно: кто бы ни был этот сумасшедший, он живет где-то здесь, около Кейтер-стрит, или работает рядом и приходит сюда регулярно.

Никто ему не ответил. Шарлотта следила за его лицом. Она почувствовала необычайное облегчение. Отец весь вечер был дома, и когда придет Питт — а она не сомневалась, что он придет, — вопросов к папе не будет.

— Мне очень жаль, — продолжал Эдвард. — Мы больше не можем предполагать, что это какой-то бродяга из трущоб, вторгшийся к нам по несчастной случайности.

— Папа, — обратилась Эмили, явно нервничая, — ты не можешь предположить, что это может быть… мог действительно быть кто-то, кого мы знаем?

— Конечно, нет, — сказала Сара резко. — Это может быть только сумасшедший!

— Это не означает, что мы его не знаем. — Шарлотта высказала мучившую ее мысль, которая зрела у нее в голове. — В конце концов, кто-то должен знать его!

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, — рассердилась на нее Сара. — Я не знаю никаких сумасшедших.

— Откуда ты знаешь, что ты не знаешь?

— Конечно же, нет!

— Что ты пытаешься сказать, Шарлотта? — повернулся к ней Доминик. — Что мы можем не знать, что кто-то из тех, с кем мы знакомы, сумасшедший?

— Ну, ты бы узнал? — Шарлотта взглянула на него. — Если бы это было так легко увидеть, разве те, кто знает его, не сказали бы что-то, не сделали бы что-то к этому времени? Кто-то должен знать его… Торговцы, слуги, соседи… Даже если у него нет семьи.

— О, но как это ужасно, — Эмили пристально посмотрела на нее, — быть чьим-то слугой или соседом — и знать, что он сумасшедший, что он убил женщин…

— Именно это я и пытаюсь сказать! — Шарлотта поворачивалась от одного к другому, ожидая ответа. — Я не думаю, что кто-нибудь из нас знает это, иначе преступник давно был бы пойман. Полиция разговаривала с разными людьми. Если кто-то ведал или подозревал это в ком-либо, об этом уже стало бы известно.

— Есть, по крайней мере, несколько человек, о которых я могу думать, что они совсем не такие внутри, какими представляются на поверхности, — в первый раз вдруг заговорила бабушка. — Я всегда говорила, что невозможно определить, сколько злобы скрывается под гладким фасадом хороших манер. Святоши оказываются дьяволами внутри.

— А некоторые из тех, кто представляется дьяволами, и есть дьяволы, вне зависимости от того, насколько глубоко вы смотрите, — инстинктивно сказала Шарлотта.

— Твое замечание должно что-то значить? — с упреком спросила бабушка. — Ты уже достигла того возраста, когда должна контролировать свой язык! В мои молодые годы девушки знали, как себя вести.

— В ваши годы у вас не было четырех убийств на улице, где вы жили. — Кэролайн пришла на помощь Шарлотте, а заодно и самой себе. — Так вы нам часто говорили.

— Может быть, именно поэтому и не было, — огрызнулась бабушка.

— Почему это? — вмешалась Сара. — Мы все знаем, что язык у Шарлотты хорошо подвешен и она говорит не думая, но вы полагаете, именно это ее качество привело к убийству Верити Лессинг вблизи от Кейтер-стрит сегодня вечером?

— Ты дерзишь, Сара — сказала бабушка. — И это совсем не похоже на тебя.

— Я думаю, вы несправедливы, бабушка, — улыбнулся ей Доминик. Обычно он умел польстить, знал об этом и часто этим пользовался. — Мы все шокированы — как тем, что убит кто-то, кого мы знали, так и той мыслью, что убийцей может быть человек, которого мы все знаем или, по крайней мере, у кого-то встречали.

— Да, мама, — Эдвард встал, — пожалуй, вам пора спать. Кэролайн проследит, чтобы вам принесли что-нибудь выпить перед сном.

Бабушка внимательно и довольно воинственно посмотрела на него:

— Я не желаю идти спать. И не хочу, чтобы меня прогоняли!

— Так будет лучше. — Эдвард твердо стоял на своем.

Бабушка села на свое место, но Эдвард не уступал, и через несколько минут она позволила ему помочь ей встать и с болезненной гримасой на лице удалилась.

— Слава богу, — устало произнесла Кэролайн. — Это уже слишком.

— Тем не менее, — проворчал Доминик, — мы не можем избежать правды, которая заключается в том, что, как сказала Шарлотта, это может быть любой… даже тот, с кем мы разговариваем, тот, с кем мы всегда чувствовали себя в полной безопасности…

— Остановись, Доминик! — Сара выпрямилась в кресле. — Ты заставишь нас подозревать наших соседей, даже наших друзей. Будет невозможно вести обычный разговор с кем-либо без того, чтобы не думать: «А может, это он?»

— Наверное, это было бы даже хорошо, — задумчиво сказала Эмили, — пока его не поймают.

— Эмили! Как ты можешь говорить такие вещи даже в шутку? Сейчас плохое время для юмора любого сорта.

— Эмили не шутит, — вступился за нее Доминик. — Она в высшей степени практична, как всегда. И в некоторой степени права. Если бы Верити Лессинг была более подозрительной, она, вероятно, была бы сейчас жива.

Новая мысль пришла в голову Шарлотте:

— Ты так думаешь, Доминик? Ты считаешь, что никто не слышал криков о помощи… потому что тот, кто делал это, был знаком каждой жертве и они не боялись его до тех пор, пока не становилось слишком поздно?

Доминик побледнел. Очевидно, он не думал об этом. Его мысли следовали за его словами, но не наоборот. Его воображение сильно запаздывало.

Шарлотта была удивлена. Она думала, что он пришел к такому выводу раньше ее.

— Тогда все становится понятным, — с грустью сказала она.

— Такой же результат будет, если на тебя внезапно нападут сзади, — отметила Сара.

— Я думаю, этот разговор бесполезен, — перебил Эдвард. — Мы не можем защитить себя, обвиняя всех наших знакомых, это может быть очень несправедливо по отношению к ним. В результате мы будем напуганы больше, чем сейчас.

— Легко сказать. — Кэролайн рассматривала свой стакан с бренди. — Но будет очень трудно сделать. С сегодняшнего дня я буду думать о людях по-другому. Буду думать, как мало я действительно знаю о них, и они будут так же думать обо мне или, по крайней мере, о моей семье.

Сара вгляделась в нее, нахмурив брови:

— Ты имеешь в виду, что они могут подозревать папу?

— Почему нет? Или Доминика. Они не знают их так, как знаем мы.

Тут же новая мысль пришла Шарлотте в голову, и она со стыдом вспомнила тот ужасный час, как они с мамой допускали возможность папиного участия в этом деле. Она не смотрела на маму. Было бы гораздо лучше, если бы она могла забыть об этом.

— Чего я боюсь, — честно призналась она, — так это того, что однажды я могу встретить кого-то, и мои подозрения отразятся на моем лице… и на этот раз они будут оправданы. И когда он увидит мои подозрения, а я увижу по его лицу, что была права, мы посмотрим друг на друга, и он поймет, что я знаю. И он должен будет меня убить… быстро, до того, как я успею заговорить или закричать…

— Шарлотта! — Эдвард встал и стукнул кулаком по столу, затем постучал снова. — Перестань! Ты абсолютно глупо пугаешь всех. Это совершенно необязательно. Никто из вас не столкнется с этим человеком один на один.

— Мы не знаем, кто он, — не останавливалась Шарлотта. — Это может быть кто-то, кого мы считаем другом, который безопасен, будучи одним из нас! Это может быть викарий, мальчик от мясника или мистер Абернази…

— Не говори глупостей! Это будет кто-то, с кем мы едва знакомы или совсем незнакомы. Мы, пожалуй, не способны правильно определить характер по лицу, но уж настолько ошибаться относительно близких знакомых мы не можем.

— Не можем? — Шарлотта рассматривала белое пятно на стене. — Мне интересно, насколько характер человека лежит на поверхности, насколько хорошо мы знаем кого-либо. На самом деле мы мало знаем друг о друге, не говоря уже о просто знакомых.