Помоги проекту - поделись книгой:
Лука думал, что будет без конца ворочаться, не находя себе места от беспокойства и болей в шее и в плече, но стоило ему скинуть сапоги и коснуться головой подушки, как он провалился в глубокий сон. И почти сразу же к нему пришли странные сны.
Ему снилось, что он снова гонится за аббатисой, и она легко его обгоняет, и земля у него под ногами совсем другая – не булыжная мостовая монастырского двора, а листвяная подстилка в осеннем лесу. Сухие листья шуршали под ногами, и вокруг действительно была осень, но вдруг, оглядевшись, он увидел, что это листья из золота и бежит он среди золотых деревьев. Аббатиса тем временем умчалась далеко вперед, петляя меж деревьев и ловко подныривая под мощные золоченые ветви, и он, собравшись с силами, прибавил скорости и прыжками понесся следом за нею, точно горный лев за убегающей козочкой, и ему удалось ее поймать, крепко обхватить за талию и повалить на землю. Но, падая, она так повернулась у него в руках, что он увидел ее прекрасное лицо, и она так ему улыбалась, словно сгорала от страсти, словно только и ждала того момента, когда он наконец ее обнимет, ляжет подле нее… Ноги Луки плотно прижимались к ее ногам, его молодое крепкое тело льнуло к ее телу, гибкому и стройному; он смотрел ей прямо в глаза, и лица их сблизились, словно для поцелуя, и он почувствовал прикосновение ее густых светлых кудрей и головокружительный аромат розовой воды. Глаза Изольды были темны, так темны, что он удивился, ибо раньше ему казалось, что глаза у нее голубые или ярко-синие, но сейчас, приглядевшись, он заметил, что голубая радужка ее глаз превратилась в тоненький ободок вокруг невероятно расширившегося черного зрачка, и от этого глаза ее казались почти черными. Он вдруг вспомнил выражение «прекрасная дама» и подумал: «Да, она – поистине прекрасная дама!»
«
Разбудил его скрип осторожно приотворенной двери. Лука резко сел и тут же схватился за голову, ибо виски его пронзила острая боль.
– Не бойся, это всего лишь я, – сказал Фрейзе, наливая из кувшина в кружку подогретое пиво. Все это – и кувшин с пивом, и поднос, нагруженный хлебом, мясом и сыром, – он заботливо притащил в комнату своего «маленького господина».
– Пресвятые отцы! Как хорошо, Фрейзе, что ты меня разбудил! Мне снился совершенно невероятный сон.
– Мне тоже, – сказал Фрейзе. – Всю ночь мне снилось, что я собираю ягоды на живой изгороди, словно цыган какой-то.
– А мне снилась прекрасная женщина и слова
И Фрейзе тут же запел:
Ах, белла донна, подари мне любовь… Ах, белла донна, звезды светят нам вновь…
– Что это ты несешь? – удивился Лука, садясь за стол и позволяя слуге расставить перед ним еду.
– Это же просто песня, причем очень даже известная. Разве ты никогда ее в монастыре не слышал?
– Мы же пели только в церкви и только гимны и псалмы, – напомнил ему Лука. – А вовсе не любовные песни на кухне!
– Ну, так или иначе, прошлым летом эту песенку все вокруг напевали: «Bella donna», «Прекрасная дама».
Лука отрезал себе ломоть мяса, откусил приличный кусок, задумчиво его прожевал, сделал три больших глотка пива и с каким-то странным выражением сказал:
– А ведь есть и другое значение слов
Фрейзе хлопнул себя по лбу.
– Так ведь это самое растение мне только что и снилось! Мне снилось, что я хожу возле зеленой изгороди и ищу там какие-то черные ягоды; но хотя мне вроде бы нужны были ягоды ежевики, или терна, или хотя бы бузины, я сумел отыскать там только смертоносные ягоды черного паслена… его еще белладонной или «сонной одурью» называют.
Лука вскочил, не выпуская из руки ломоть хлеба.
– Белладонна очень ядовита, – сказал он. – Помнишь, аббатиса говорила, будто им показалось, что ту монахиню отравили. Она еще объясняла, что они вскрыли ей живот, желая выяснить, чем ее накормили…
– Я же говорю, что эту траву не зря «сонной одурью» называют, – сказал Фрейзе. – Ее в застенках людям дают, чтобы им язык развязать. А иногда с ее помощью в пыточной камере людей с ума сводят – она способна самые дикие сны вызывать и видения всякие. А еще она способна… – Фрейзе не договорил, и Лука закончил за него:
– Целый монастырь с ума свести. С ее помощью можно у любой здешней монахини странные видения вызвать, любую из них заставить ходить во сне… видеть или воображать себе самые невероятные вещи… А если белладонны дать слишком много… она человека попросту убьет.
И Фрейзе с Лукой, не говоря больше ни слова, выскочили за дверь и поспешили прямиком в больницу. В центре двора напротив ворот сестры-мирянки складывали две огромные груды дров, явно готовясь к казни – сожжению ведьм на костре. Фрейзе на минутку остановился возле них, а Лука прошел мимо, даже не взглянув на эти страшные приготовления; его куда сильней интересовало то, что происходило сейчас в больнице. Через открытое окно было видно, что те монахини, которые обычно ухаживают за больными, поспешно приводят помещение в порядок. Дверь оказалась, как всегда, распахнута, и Лука вошел, но тут же в изумлении остановился и огляделся.
Там было так чисто и аккуратно прибрано, словно никакого беспорядка и не случалось. Дверь в мертвецкую стояла открытой, тело покойной монахини вынесли, исчезли и свечи с курильницами. Полдюжины кроватей, застеленные грубыми чистыми простынями, были полностью готовы к приему больных, на одной из побеленных стен висело распятие. Лука, совершенно ошеломленный этими преобразованиями, так и стоял на пороге, пока мимо него не прошла какая-то монахиня с кувшином воды, набранной во дворе у колодца. Вылив воду в таз, она опустилась на колени и принялась отмывать пол.
– А куда перенесли тело той сестры, что умерла? – спросил у нее Лука, чувствуя, что голос его звучит слишком громко в этой пустой безмолвной комнате. Монахиня выпрямилась, села на пятки и сказала:
– Она теперь у нас в часовне лежит. Сестра Урсула сама закрыла ее гроб и забила крышку, а потом приказала сестрам бодрствовать у гроба покойной. Если хочешь, я отведу тебя туда – помолись за душу сестры нашей Августы.
Он кивнул. Было нечто сверхъестественное в том, насколько быстро и полно в больнице был восстановлен порядок. Он просто поверить не мог, что не так давно, вломившись в эту дверь, они с Фрейзе буквально охотились за аббатисой и ее рабыней, а перед тем собственными глазами видели, как эти женщины с ножами в окровавленных по локоть руках стоят над вспоротым телом мертвой монахини. И ведь после еще пришлось гнаться за ними через весь двор, а потом он, Лука, сбил аббатису с ног и прижал к земле; а затем они поместили преступниц в каменный подвал без окон и дверей и заковали в цепи…
– Сестра Урсула сказала, что усопшая должна лежать на освященной земле в часовне замка Лукретили, – сообщила Луке монахиня, пока они шли из больницы в монастырскую часовню. – Так что вскоре ее перевезут туда, и до похорон она останется там. А дон Лукретили должен прислать особую повозку, чтобы ее туда переправить, и всю ночь сестры будут бодрствовать возле ее гроба, а потом ее похоронят на нашем монастырском кладбище. Благослови, Господь, ее душу.
Когда они проходили мимо двух пирамид дров, приготовленных для костра, к Луке подошел Фрейзе и сказал, почти не разжимая губ:
– Два костра они готовят. Два костра для двух ведьм. Дон Лукретили уже направляется сюда, чтобы устроить суд и вынести приговор, хотя они, похоже, все и так уже решили и готовятся к казни. Вон уж и столбы в землю вбиты, и костры почти готовы, осталось только сжечь этих ведьм.
Лука в ужасе повернулся к нему:
– Нет!
Фрейзе с мрачным видом пожал плечами.
– Почему же нет? Ведь мы собственными глазами видели, чем эти особы занимались. Нет сомнения: они замешаны в колдовстве и расчленении тела, а может, и в том, что служили мессу самому дьяволу! А все эти преступления караются смертью. Что тут еще скажешь? Хотя эта твоя сестра Урсула времени даром не теряет, это уж точно. Вон как быстро по ее указке два костра сложили, а ведь суд еще и не начинался.
Поджидавшая их монахиня нетерпеливо топталась рядом, и Лука спросил у нее:
– Для чего здесь эти дрова сложены?
– По-моему, их собирались кому-то продать, – неуверенно ответила она. – Сестра Урсула велела сестрам-мирянкам их здесь сложить. Можно я теперь провожу вас в часовню? Мне еще нужно в больнице пол домыть.
– Да, конечно. Извини, что я тебя задержал.
Лука и Фрейзе поспешили следом за монахиней. Миновав трапезную, они по галерее прошли к часовне, и монахиня настежь распахнула тяжелую деревянную дверь. Из часовни доносилось негромкое пение монахинь, бодрствующих у тела усопшей. Моргая, так как после яркого света они плохо видели в полутьме часовни, Лука и Фрейзе медленно прошли по боковому нефу к алтарю и увидели, что все пространство перед алтарем застелено белоснежной тканью, а посреди этого белого поля стоит новенький деревянный гроб с закрытой и накрепко заколоченной крышкой.
Лука поморщился.
– Нам необходимо осмотреть тело, – шепнул он Фрейзе. – Только так мы сможем узнать, была ли она отравлена.
– Тогда уж лучше ты это на себя возьми, – честно признался Фрейзе. – Мне бы не хотелось убеждать эту сестру Урсулу, что я должен открыть освященный гроб, потому что мне якобы какой-то странный сон приснился.
– Но мы должны его открыть и узнать, была она отравлена или нет.
– Она ни за что не допустит, чтобы еще кто-то увидел тело покойницы, – шепотом ответил Фрейзе. – К тому же тело это было ужасающим образом исполосовано ножами. А если те ведьмы и впрямь пожирали плоть несчастной? Ведь бедняжка, спаси, Господи, ее душу, кровью исходить станет, как только ее из гроба вынут! Нет, сестра Урсула ни за что не допустит, чтобы монахини это увидели и обо всем узнали.
– Тогда мы должны получить разрешение на осмотр тела у здешнего священника, – не сдавался Лука. – Пожалуй, и впрямь лучше обратиться к нему, а не к сестре Урсуле. Мы сделаем это в письменном виде. Пьетро напишет, что нам нужно.
Они отступили назад и стали наблюдать за священником, мерно размахивавшим тяжелым серебряным кадилом, от которого, окутывая гроб со всех сторон, исходили струи душистого дыма. Когда воздух стал казаться удушливым от чрезмерной насыщенности благовониями, священник передал кадило одной из монахинь и, приняв у сестры чашу со святой водой, окропил гроб. Затем, подойдя к алтарю и повернувшись спиной ко всем присутствующим, он воздел руки к небесам и стал громко молиться о душе усопшей.
Лука и Фрейзе перекрестились, поклонились алтарю и тихонько выбрались из церкви. И почти сразу же услышали на конюшенном дворе шум, топот множества лошадей и скрип распахиваемых настежь огромных ворот.
– Прибыл дон Лукретили, – догадался Лука и рысью поспешил ему навстречу.
Хозяин здешних земель, великолепного замка и этого аббатства въехал во двор монастыря на огромном боевом коне, который рыл копытом землю так, что из-под его железных подков искры летели. Лука видел, как дон Лукретили, бросив красные кожаные поводья мальчику-пажу, легко спрыгнул с седла, и к дону тут же подошла сестра Урсула. Она низко ему поклонилась и замерла в неподвижности, спрятав руки в длинные рукава своего монашеского одеяния и низко опустив голову, покрытую капюшоном плаща.
Дона Лукретили сопровождало полдюжины слуг, одетых в ливреи, украшенные гербом – мечом, обвитым оливковой ветвью; это означало, что он мирный потомок знатного рыцаря-крестоносца. Затем во двор верхом въехали трое или четверо клерков, имевшие весьма мрачный вид, и за ними последовал главный настоятель аббатства с целой свитой священников.
Когда все они спешились, Лука вышел вперед и поклонился знатному синьору.
– Ты, должно быть, Лука Веро? Я рад, что ты проводишь здесь расследование, – любезно приветствовал его дон Лукретили. – Мое имя Джорджо ди Лукретили, я – хозяин этих земель. А это главный настоятель аббатства. Он вместе со мною будет вершить суд. Насколько я понимаю, ты как раз занят расследованием последних событий?
– Да, это верно, – сказал Лука, – а потому я прошу меня извинить, но в данный момент мне необходимо отыскать своего помощника, брата Пьетро, и мы…
Но благородный дон прервал его:
– Немедленно отыщи помощника следователя, – велел он своему пажу, и тот бегом бросился исполнять поручение, а Джорджо Лукретили снова повернулся к Луке и спросил: – Я слышал, ты арестовал госпожу аббатису и ее рабыню?
– Господи, она же его родная сестра! – еле слышно выдохнул Фрейзе у Луки за спиной. – Только что-то не заметно, чтобы ее арест слишком сильно его огорчил!
– Да, арестовал, – подтвердил Лука, глядя дону Лукретили прямо в глаза. – Но мы это сделали вместе – я, мой помощник брат Пьетро и мой слуга Фрейзе. Нам также помогала сестра Урсула. Затем брат Пьетро и мой слуга поместили обеих женщин в подвал под надвратной башней.
– А суд мы устроим на первом этаже этой башни, – тут же предложил дон Лукретили. – Таким образом, нам нетрудно будет «вызвать» подсудимых – мы просто спустим им лестницу, и они поднимутся к нам. Кроме того, судебное разбирательство лучше проводить подальше от монашеских келий.
– Да, это хорошо, – сказала сестра Урсула. – Чем меньше сестры будут видеть этих преступниц, чем меньше они будут знать о случившемся, тем лучше.
Дон Лукретили согласно кивнул и с достоинством промолвил:
– Это позор для всех нас. Одному Богу известно, как поступил бы на нашем месте мой отец, но мы тем не менее обязаны во всем разобраться. Так что давайте поскорее раз и навсегда покончим с этим делом.
И тут во двор въехали похоронные дроги, влекомые двумя лошадьми, украшенными черным плюмажем. Возница остановил лошадей, а Лукретили пояснил Луке:
– На этой повозке гроб переправят в нашу фамильную часовню. – И он, повернувшись к сестре Урсуле, попросил: – Ты ведь позаботишься, сестра, чтобы гроб погрузили должным образом? А потом мои люди сопроводят его в замок.
Сестра Урсула кивнула и, повернувшись спиной к мужчинам, первой двинулась к надвратной башне, чтобы проследить за тем, как устанавливают длинный стол, стулья и кресло для дона Лукретили. Пока слуги и помощники дона готовили помещение к проведению суда, Лука подошел к Лукретили и тихо, но твердо сказал:
– По всей видимости, нам придется еще раз открыть гроб до того, как сестру Августу увезут отсюда и похоронят. Мне очень жаль, что приходится говорить вам подобные вещи, но я сильно подозреваю, что покойная была отравлена.
– Отравлена?
Лука молча кивнул.
Дон Лукретили в ужасе покачал головой.
– Спаси, Господи, ее душу! Прости, Господи, сестре моей ее прегрешения! Но мы никак не можем открыть гроб прямо здесь: монахинь это чрезвычайно расстроит. Приходите сегодня вечером ко мне в замок, и мы сделаем это в частном порядке у нас в часовне. А пока допросим госпожу аббатису и ее рабыню.
– Они отвечать не станут, – уверенно заявил Лука. – Рабыня клялась, что она немая. Клялась на тех трех языках, на каких я пытался задавать ей вопросы.
Лукретили коротко хохотнул.
– Ничего, я думаю, найдется способ заставить их отвечать. Ты следователь святой инквизиции, ты имеешь право применить дыбу, тиски, кровопускание. В конце концов, это всего лишь молодые женщины, такие же тщеславные и хрупкие, как и все они. Вот увидишь, они ответят на любой вопрос, как только поймут, что признание лучше, чем вывернутые из суставов кости. Они сразу заговорят в полный голос, едва начнут задыхаться под тяжестью тяжелых каменных плит, которые станут класть им на грудь. А я лично обещаю, что моя сестра расскажет все, что угодно, лишь бы ей не прикладывали к лицу пиявок.
Лука побледнел.
– Но я совсем не так веду расследование. Я никогда не… – пробормотал он. – Я никогда не стал бы…
Джорджо Лукретили покровительственным жестом обнял его за плечи и ласково пообещал:
– Я сам это сделаю вместо тебя. А ты будешь бороться за спасение их душ, пока не будет сломлена их злая гордыня, пока они не начнут со слезами во всем признаваться. Я не раз видел, как это делается, и должен сказать, что добиться признания не так уж трудно. В этом отношении ты можешь мне полностью довериться; я подготовлю их к тому, чтобы они непременно дали признательные показания.
– Но я не могу позволить… – задохнулся Лука.
– Помещение готово для проведения суда, господин мой, – сказала сестра Урсула, появляясь в дверях и чуть отступая в сторону. Дон Лукретили без лишних слов вошел туда и уселся за стол, где для него уже было приготовлено огромное кресло, настоящий трон. Старший аббат устроился по левую руку от него, Лука – по правую; брат Пьетро – у противоположного конца длинного стола, а напротив один из клерков, прибывших вместе с доном. Когда все расселись, Джорджо приказал закрыть двери, выходящие на монастырский двор, и Лука успел заметить встревоженное лицо Фрейзе, которому пришлось остаться снаружи.
– Святой отец, благословляете ли вы то судебное разбирательство, которое мы должны провести сегодня? – торжественно спросил дон Лукретили.
И аббат, смиренно опустив глаза и молитвенно сложив руки над выступающим животиком, сказал:
– Отец Небесный, благослови ту работу, что будет сделана здесь сегодня. Очисти наше аббатство от греха и верни его в лоно законной власти – Господней и человеческой. Помоги этим заблудшим женщинам понять, сколь велики их грехи, помоги им очистить сердце свое раскаянием, а нам, их судьям, помоги быть справедливыми в своем праведном гневе. А под конец позволь нам, Господи, лишь подать Тебе пылающую ветвь для костра, на котором свершится правосудие, ибо мы всегда помним, что осуществляем не свою собственную месть, а действуем по воле Твоей. Аминь.
– Аминь, – подтвердил дон Лукретили и обратился к двум монахам, оставшимся у дверей на страже: – Приведите сюда арестованных.
Брат Пьетро встал и сказал, направляясь к двери:
– Я сейчас принесу ключи от их цепей, они у Фрейзе. – Затем он, приоткрыв дверь, взял ключи, и Лука успел заметить, что Фрейзе, сгорбившись, стоит на крыльце, а весь двор перед башней заполнен любопытствующими.
Пьетро быстро закрыл дверь, отделив участников суда от этой гудящей толпы, подошел к люку и отпер замок на толстой крышке, утопленной в деревянном полу. Все происходило в полной тишине. Брат Пьетро откинул крышку и заглянул вниз, в темноту подвала. Рядом с ним у стены стояла приставная деревянная лестница, и один из монахов, желая помочь Пьетро, поднял ее и спустил в темный люк. Лезть вниз первым никто не решался. Из подвала веяло какой-то неясной опасностью; казалось, там находится невероятно глубокий колодец, в чернильно-черных водах которого были утоплены обе молодые пленницы. В итоге брат Пьетро передал ключи Луке, и все молча уставились на молодого следователя, явно рассчитывая, что именно он и спустится первым в эту тревожную тьму, чтобы привести наверх обеих арестованных.
А Луке вдруг стало ужасно холодно – возможно, из-за того ледяного воздуха, которым дохнуло из глубокого, лишенного окон подвала, – и он подумал: а каково было там этим молодым женщинам, прикованным цепями к сочащимся влагой стенам и ждущим суда? Он представил себе их блестящие глаза с расширенными во тьме зрачками, вспомнил странный блеск черных, остекленевших глаз мертвой монахини, и ему вдруг пришла в голову мысль о том, что, возможно, и сама аббатиса, и ее рабыня-мавританка тоже совершали свои поступки под воздействием ядовитой «сонной одури», как назвал эту траву Фрейзе. При мысли об этом – и представив себе, что глаза преступниц сверкают во тьме, точно глаза крыс, поджидающих свою добычу, – Лука решил непременно хоть немного отложить спуск в подвал. Он вскочил, сказал: «Я только возьму факел» – и вышел во двор.
Оказавшись снаружи и вдохнув свежего воздуха, он велел одному из слуг дона Лукретили принести факел. Тот вскоре вернулся с ярко горевшим факелом из трапезной. Лука взял его и снова вошел в комнату под надвратной башней с ощущением того, что теперь ему деваться некуда и придется спускаться в глубины таинственной древней пещеры, где ему предстоит лицом к лицу встретиться с неким чудовищем.
Высоко поднимая факел, он начал медленно, задом наперед, спускаться по лестнице, но никак не мог удержаться от того, чтобы не оглядываться через плечо, не смотреть вниз между ногами, не пытаться разглядеть, что там ждет его в темноте.
– Осторожней! – предупредил его брат Пьетро, и голос клирика прозвучал, пожалуй, слишком громко, столько в нем было затаенной тревоги.
– Чего мне остерегаться? – нетерпеливо откликнулся Лука, скрывая собственный страх. Еще две ступеньки, и ему уже стали видны черные стены, блестевшие от влаги. Бедные пленницы наверняка закоченели здесь, в темноте, прикованные к этим влажным камням. Спустившись еще немного, Лука сумел разглядеть маленькое озерцо света у подножия лестницы и собственную колышущуюся тень на стене, а также тень от лестницы, похожую на четкий, выгравированный в камне рисунок, уходящий вниз, в никуда. Преодолев последние несколько ступенек, он ступил на пол, на всякий случай держась одной рукой за спасительную лестницу, и огляделся.
Но никого не увидел.
Подвал был пуст!
Лука повел факелом, освещая пространство перед собой, но так ничего и не рассмотрел на каменном полу, да и каменные стены, находившиеся от него всего шагах в шести в любую сторону, выглядели влажными, гладкими и совершенно безжизненными. Просто черный камень и больше ничего. Во всяком случае, пленниц в подвале явно не было.
Лука невольно вскрикнул и поднял факел повыше, беспомощно озираясь. На мгновение его охватил страх; ему показалось, что сейчас они обе бросятся на него откуда-то из темноты. Да, неведомым образом освободившись, эти две дьяволицы накинутся на него и… Но вокруг по-прежнему никого не было. Впрочем, теперь он заметил на полу какой-то металлический предмет…
– Что там такое? – спросил с тревогой брат Пьетро, наклонившись вниз и вглядываясь во тьму. – Что случилось?
Лука поднял факел как можно выше, так что тьма наконец немного расступилась, и ему стало видно почти все округлое помещение подвала. Теперь он разглядел и кандалы, лежавшие на полу и по-прежнему
– Колдовство! – прошипел, заглянув вниз, дон Лукретили, и лицо его стало белым, как простыня. – Спаси нас, Господи, от этих ведьм! – Он перекрестился, поцеловал ноготь своего большого пальца и снова перекрестился. Потом спросил у Луки: – Кандалы не сломаны?
– Нет. – Лука пнул железо ногой, и оно зазвенело, но ни один замок не раскрылся.
– Я сам запирал на них кандалы, это совершенно точно, – сказал брат Пьетро, сполз по лестнице и подергал цепи, крепко сидевшие в стене. Клирика била дрожь.
Поделиться книгой: