Помоги проекту - поделись книгой:
— Не надо стрелку. Больно много масла для такой тощей селедки, чтобы им, как равным, стрелку назначать. Убрать их главного, и делу конец.
Легко догадаться, что в охотничий домик допускались только избранные. Откуда же слухи и легенды? Эх, податлив, податлив человек! Мало ему власти, о которой понятия не имеют непосвященные, так надо еще похвастаться: вот, мол, где я побывал и что повидал! Так расползается тайна по клочкам: то, чему следовало быть достоянием немногих, становится страшилкой для всех. А если для всех — это уже, если задуматься, не так страшно. Тем более если речь идет о самозваной власти, которой рано или поздно озаботятся правоохранительные органы.
Придет время — доберутся и в охотничий домик. Тронут Зубра за копыта, остригут его шерсть.
Алена Борисовна понимала, что она нервничает и вследствие этого наверняка производит не лучшее впечатление на директора агентства — высокого рыжеволосого молодого человека в элегантном сером костюме. Но может быть, ей и не нужно успокаиваться? Наоборот, ей нужно донести до него то ощущение, которое вызвали у нее анонимные письма, содержащие эти гадкие картинки… А ощущение было далеко от спокойствия.
Она не слишком разбиралась в делах мужа, в финансовых аспектах, которые ему приходилось держать под контролем: сферы их профессиональной деятельности были далеки одна от другой. Алена Сокольская — состоявшаяся личность, известная художница, чьи полотна составляют украшение не одной частной коллекции за рубежом. Если вспоминать прошлое, за Валерия тридцатилетняя Алена вышла не по расчету, а потому, что встретила личность, равную себе. Воронин и Сокольская — птицы высокого полета! Оба — люди сильные и, как бы получше выразиться, автономные — из тех, кто не нуждается в других. Так, по крайней мере, им казалось, пока они не встретились… И оказалось, что нуждаться в другом человеке — это так замечательно! Это главное, что есть на земле. Рядом с Валерием Алена впервые почувствовала себя настоящей женщиной, впервые поняла, что такое — любовь. Она любила и стареньких родителей Валерия, принявших ее, как родную дочь, и при размолвках, неизбежных в семье, постоянно принимавших ее сторону, и сына Гарика — нежно, с пылом кошки, стремящейся постоянно облизывать своего детеныша. Это — ее семья. И никого из них Алена не хочет потерять.
Значит, их нужно защитить.
Несмотря на относительную изолированность от жизни — своим искусством и широкой мужниной спиной, Алена была жительницей Сочи, и беспокойные вести из внешнего мира доносились и к ней. О бандитском переделе собственности, об убийстве вернувшегося из заключения лидера группировки города Кудепста Артемова, о бойне, учиненной на сочинском мясокомбинате, где кровь, стекающая с туш свиных и коровьих, смешивалась с кровью людей… Обо всем этом она не могла не знать — и обрадовалась, когда за отлов уголовников принялись приехавшие из Москвы силовики. Прибыл и полпред президента по Южному округу Владимир Кравцов. Старший помощник генпрокурора Александр Борисович Турецкий и члены его группы предъявили обвинения тридцати трем лидерам и участникам кровавого уголовного сообщества. Валерий уверял, что теперь-то все будет хорошо, и она верила.
Но именно тогда начали приходить письма.
Первое пришло с обычной почтой, завалившись между журналов и газет. Оно было адресовано не Валерию, а ей — она никогда не позволила бы себе вскрыть корреспонденцию мужа. Из конверта вылетела и упала на пол вырезанная из газеты фотография. Мэр Воронин — крупным планом. На фотографии черной шариковой ручкой пририсован приставленный к виску пистолет. Неумело, так рисуют дети; однако подробности огнестрельного оружия, которые должны быть известны разве что мастеру насилия, которому частенько приходится иметь дело с пистолетом, говорили о том, что рисунок сделан не детской рукой.
Фотографию Алена разорвала и спустила в канализацию. После долго мыла, оттирала руки: у нее было такое чувство, будто прикоснулась к какой-то мрази! Она поняла, что это была угроза, но подумала, что не стоит отягощать жизнь Валерию, ему и без того трудно…
Второе письмо пришло, когда все подозреваемые по делу «Хостинского комплекса» уже сидели в следственном изоляторе, и поэтому оно насторожило Алену гораздо сильнее. Письмо тоже содержало фотографию Валерия Семеновича, сделанную, очевидно, исподтишка. К горлу мэра был приставлен гротескных размеров нож, нарисованный красным маркером.
Эту фотографию Алена понесла Александру Борисовичу Турецкому, трудившемуся над расследованием дела «Хостинского комплекса». Но ни отпечатков пальцев, ни каких-либо других примет, позволяющих установить отправителей, на письме не было. Следы вели в никуда. Они позволяли лишь одно сказать с уверенностью: кто-то из преступников-«хостинцев» остался на свободе.
В день, когда был убит Липатов, Алена получила третью фотографию, заставившую ее обезуметь. На ней был ее дорогой мальчик, ее Гарик! Скрытый фотоаппарат запечатлел его в момент, когда он в саду тянулся к ветке яблони, подняв руки. На манер прежних картинок, запястья Гарика обвивала тщательно вырисованная веревка, создавая впечатление, будто он подвешен на средневековом снаряде для пыток; в грудь упирался нож. Но даже не это заставило обладательницу трезвого, взвешенного мышления Алену превратиться в скулящую самку, у которой собираются отнять дитя, а способ, которым ей передали новое послание.
Фотография была приколота к двери дома Ворониных. А они-то с Валерием пребывали в самодовольной уверенности, что за пределы их новейшей, оснащенной системой видеонаблюдения ограды не проникнуть никому.
— К сожалению, у следствия нет возможности постоянно опекать мэра и его семью, — посочувствовали ей Грязнов и Турецкий. — Охрана, которую вы можете нанять в Сочи, ненадежна — на что она вам сдалась? — И настоятельно порекомендовали Алене Борисовне поехать в Москву и обратиться в ЧОП «Глория». — Какие люди там работают! Алексей Петрович Кротов, Сева Голованов, Филя Агеев, Коля Щербак, сам директор агентства — Денис Грязнов… Таких телохранителей по всей России не найдете!
И жена мэра последовала доброму совету, предварительно строго-настрого приказав Гарику никуда не выходить из дому.
Сразу после разговора с Аленой Борисовной, проводив ее в канцелярию, где она должна была написать заявление и внести аванс, Денис включил компьютер, чтобы занести в него полученные сведения. Загудел, набирая силу, системный блок, пробежали по экрану неизбежные кадры, символизирующие загрузку «Windows». Денис ожидал появления сине-зеленой картины подводного мира, выбранной им в качестве заставки. Однако вместо рыбок и водорослей пред его изумленным взором нарисовалась совсем другая картинка… На темном, фоне, позволяющем смутно разглядеть низкое сводчатое помещение, вытянулось длинное бледное тело какой-то блондинки. Руки светловолосой девицы были притянуты за наручники к потолку, щиколотки отягощали кандалы. Ее туловище плотно облегали перекрещивающиеся кожаные ремешки, постромки и шлейки, оставлявшие открытыми крупные белые полушария — те, что спереди и наверху, и те, что сзади и внизу… Лицо запрокинуто, рот полуоткрыт, но без мимического напряжения — не то кричит, не то поет. По-настоящему страдающие люди так не выглядят; скорее на лице бесстыдной блондинки было написано, что она готова немножко постоять в таком виде, если за это платят хорошие деньги.
— Макса ко мне! — разнесся по селектору рев Дениса.
Для сотрудников ЧОП «Глория» не было секретом, что днюющий и ночующий на рабочем месте толстяк Макс частенько использовал компьютеры не по служебному назначению. Сам Денис неоднократно обнаруживал в списке «Избранное» адреса сайтов, посвященных хакерству, кулинарии, филателии и другим Максовым приоритетам. Попадалась и порнуха… Но чтоб такое?
Макс явился на зов. Без приглашения придавил всем своим весом стул, который испустил звук, напоминавший предсмертный вопль. В бороде Макса завязли крошки от печенья. Жевание всевозможных вкусностей служило для него не способом утоления голода, а образом жизни. К тому, что Макс толст и неряшлив, все привыкли; но в последнее время он стал еще и нагл, отдавая себе отчет, что без него «Глории» не обойтись.
— Вызывал, начальник?
— Вот что, Макс, — начал издалека Денис, — мы безмерно ценим твой компьютерный гений и в связи с этим до сих пор закрывали глаза на отдельное… на некоторые, что ли, вещи… Но сегодня ты переплюнул сам себя! Что это за безобразие?
Макс вытянулся, чтобы разглядеть изображение на экране.
— А, это? — почти не смутился он. — Ну заходил на сайт бэдээсэмщиков, нечаянно подцепил… Сейчас уберу.
Но Денис не дал ему завладеть клавиатурой.
— Нет, ты сначала объясни, будь добр, что такое эти твои бэ, эс, или как их там.
— Бэ — бандаж, то есть связывание, — припоминал Макс, загибая похожие на сосиски пальцы, — дэ — дисциплина, подчинение, а эсэм — ну, в общем, оно самое и есть, садо-мазо… А что?
— А то, — голос Дениса снова приобрел командирские интонации, — что ко мне только что приходила клиентка, у которой бандиты угрожают похитить мужа и сына. Она просила нашей защиты, она волновалась о своих близких. Не представляю, что случилось бы, если бы я при ней включил компьютер, и она увидела…
Макс склонил повинную голову, насколько это позволяло ему полное отсутствие шеи.
— Турецкий и дядя Слава рассказали мне, что вытворяют в Сочи эти бандиты, — продолжал гвоздить Макса Денис с непонятной ему самому яростью. — Там людей по-настоящему убивают, мучают, насилуют, заковывают в кандалы. И мне противно подумать, что фотографии реального человеческого страдания могут попасть в Интернет, и там на них будут глазеть любопытствующие… любители…
— Денис, ты ошибаешься, — попытался защититься Макс. — Бэдээсэм не имеет ничего общего с реальными страданиями. Это сексуальная игра партнеров, которая доставляет удовольствие обоим. И эта фотка не имеет ничего общего с реальностью. Видно же, как она срежиссирована!
— Но выглядит натурально, — возразил Денис. — И, наверное, у любителей такого секса наиболее ценятся натуральные фотографии. Чем ближе к реальности, тем лучше? Вот это меня и беспокоит. Происходит нивелировка боли, приравнивание реальной боли к игре. Насмотрится человек таких картинок, а потом и в жизни… заиграется. Как ты на это смотришь?
— Я на это так смотрю, — начал Макс злиться, — что ничего ты, Денис, в таких вещах не понимаешь. Маньякам такие сайты не нужны, они без тормозов воплощают в жизнь что хотят. Бандитам они тоже не нужны. А нужны они людям… ну, застенчивым. У которых мало радостей…
Окинув взглядом Макса, Денис ощутил сочувствие. Действительно, много ли радостей у Макса? Еда и компьютер.
— Как знаешь, Макс, — отступил Денис, — как знаешь. — Посмотрев на часы, сказал: — Собирайся, сегодня же летим в Сочи.
— В Сочи? — ужаснулся домосед Макс. — А я-то вам там зачем понадобился? Для военно-полевых работ не годен, информационную поддержку могу оказывать из Москвы…
Но Денис остался неумолим:
— Иди, иди, складывай вещички. Проветришься, отдохнешь. Может, мозги на место встанут!
— Антон Сапин сбежал.
Эту вопиющую информацию абсолютно нейтральным тоном выдал представитель сочинских правоохранительных органов, майор со странноватой фамилией Резеда после часовых прений по поводу того, кто мог убить Липатова. Перебрали массу профессиональных убийц со схожим почерком, но все, как выяснилось, либо сидели, либо находились далеко от места совершения преступления, либо их самих уже отстрелили конкуренты. И вот в самый драматический момент, когда приезжие и местные блюстители правопорядка готовы были признать свою беспомощность, представьте: встает неприметный майор с широким веснушчатым лицом и цветочной фамилией и говорит:
— А Антон-то Сапин сбежал. Может, убил он?
— Как «сбежал»? Почему не доложили раньше? — рявкнул Турецкий.
— Сначала думали, он где-то на территории тюрьмы прячется, — попытался грудью защитить своих коллег Резеда. — Пока обыскивали кухню, прачечную, все подсобки, докладывать не торопились. Сбежать из нашей тюрьмы — это ведь не сто грамм коньяка опрокинуть. Как уж он изловчился, ума не приложу. И ведь такой из себя немудрященький…
Действительно, побег Антона Сапина по кличке Законник выглядел нелогично. Этот мускулистый, хотя изрядно траченный молью неупорядоченного образа жизни красавчик со светлыми вьющимися волосами не относился к числу главарей «Хостинского комплекса», и срок ему грозил не самый большой. Единственное, что за ним числилось, — убийство преступного авторитета Ермишкина, который мешал тотальности охвата «хостинцев». Сапин назначил Ермишкину встречу, а когда тот прибыл на нее, уложил его выстрелом в затылок. На основании подслушивания переговоров между преступниками было установлено, что один из главных «хостинцев» отдал Сапину приказ застрелить Ермишкина, на что Сапин ответил своим любимым словцом: «Законно», за которое получил свое прозвище.
«Он что, Законник, в самом деле имеет отношение к юриспруденции?» — поинтересовался, помнится, Турецкий и получил исчерпывающий ответ: «Да какой он там юрист! Он по жизни — дуб-физкультурник. Закончил институт физкультуры, как и братец его двоюродный Сергей Логинов, играл в футбол за краснодарскую команду «Кубань». Инструктором по физкультуре еще работал, замом директора одной фирмочки числился… А что до юриспруденции, то купил он себе диплом об окончании юрфака Кубанского государственного университета. Только ведь от бумажки знаний в голове не прибавится, так? А у Антона крыша на этом поехала. Только и талдычит: «Законно, по закону…» Ясно, какой закон он имеет в виду — воровской!»
Но в целом, за исключением убийства Ермишкина, Сапин на общем фоне хостинских воротил смотрелся почти безобидно. Водились в Сочи звери пострашней, особенно в дебрях экономической преступности. Скорее можно было предположить, что побег организуют им. Однако этого не случилось.
Да-а, загадки вселенной… Почему бежал именно Сапин?
— Ну а теперь докладывайте: как ему удалось уйти из тюрьмы?
— Классически, — доложил все тот же неустрашимый Резеда и покраснел от столь не соответствующего его внешности слова. — Возникла у него сыпь какая-то, пришлось положить в медсанчасть. Вечером накануне побега был на вечерней поверке. А утром пришли сотрудники изолятора его будить, а он лежит, отвернувшись к стене. Откинули одеяло — а там тряпичная кукла. Ну чисто кино!
— Решетки? Двери?
— Целые.
— Датчики сигнализации?
— Не запищали.
— Насколько мне известно, во внутреннем дворе тюрьмы должна постоянно находиться служебная собака. Неужели она не залаяла?
— Так это… мы… сомневаемся, конечно, но уж больно поганая погода в тот вечер выдалась. Дождь, ветер… Вот пес и дал сбой.
— А по-моему, сбой дала администрация тюрьмы, — заявил Турецкий. — Кто-то из сотрудников изолятора помог Сапину с организацией побега.
— Быть такого не может! Просто этот Сапин больно хитрый оказался.
Турецкий болезненно поморщился: он не любил, когда его усталые уши увешивали такой откровенной развесистой лапшой. В графа Монте-Кристо, готовившего дерзкий побег из замка средневековой постройки, не оснащенного никакими современными средствами, на протяжении четырнадцати лет, он еще мог поверить; но в то, что пациент медсанчасти следственного изолятора в безумно сжатые сроки каким-то шестым чувством сумел вычислить все расположенные на разных уровнях датчики сигнализации, чтобы их миновать (перепрыгнуть? подползти? перелететь?); не имея при себе никаких инструментов, изготовить отмычку для сложнейших замков; наконец, загипнотизировать собаку… Как кричал Станиславский: «Не верю!»
Слава Грязнов со своего места пытался при помощи пассов что-то передать старому товарищу.
— Чего ты там мне семафорил? — спросил его Турецкий, после того как совещание закончилось и местные блюстители порядка начали расходиться, также беседуя между собой.
— В связи с побегом Сапина, — изложил свое мнение генерал Грязнов, — считаю, нам потребуются дополнительные человеческие ресурсы.
— Жена мэра улетела в Москву несколько часов назад. Жди наших любимых глориевцев.
— Дениска с друзьями — это само собой. Но я считаю, не вредно пригласить еще одного человечка из Москвы.
— Кто же это? Откуда?
— Первый отдел Департамента уголовного розыска МВД, оперуполномоченный старший лейтенант милиции Галина Романова, — по всей форме доложил Грязнов.
Лицо Турецкого- прояснилось:
— Галя — способная девушка. Достойно себя проявила при расследовании дела об убийстве Питера Зернова[1]. Думаю, она здесь будет полезна.
Тринадцатилетнего Георгия Валерьевича Воронина, которого родители и друзья звали Гариком, вряд ли стоило считать избалованным барчуком: Валерий и Алена, насмотревшись на отпрысков современных богачей и высокопоставленных лиц, которые, привыкнув к опеке, продолжают нуждаться в ней, даже будучи совершеннолетними, наоборот, старались формировать в сыне раннюю самостоятельность, учили отвечать за свои поступки. Однако это воспитание имело и оборотную сторону: Гарик приучил себя к тому, что данные себе обещания надо выполнять. Кровь из носу. Умри, но сделай. Именно эта привычка выполнять намеченное во что бы то ни стало выгоняла его во двор делать утреннюю гимнастику, независимо, лил ли дождь, или стоял трескучий мороз; именно она побудила его, стиснув зубы, одолеть физику, к которой он считал себя неспособным, да так, что он занял третье место на общегородской физической олимпиаде.
И вот сейчас, когда намеченное решение в первый раз поехать на теннисный корт, чтобы изучать этот вид спорта под руководством известного тренера Никиты Михайлова, вступило в противоречие с просьбой мамы не покидать дом, Гарик чувствовал себя неспокойно. Чем меньше времени оставалось до одиннадцати часов утра, когда требовалось выйти из дому, чтобы успеть к Михайлову, тем сильнее глодала Гарика совесть. Ведь он сам наметил этот день и этот час, сам договорился с тренером… Сам! А на кого еще было полагаться? Родители не хотели, чтобы он занимался спортом: твердили, что это отвлекает от учебы. Но если Гарик решил — так и будет.
— Дедушка, — просил он Семена Валерьяновича, — разреши мне поехать! Что подумает тренер, если я не явлюсь на первое занятие?
— Он подумает, — рассудительно объяснял Семен Валерьянович, чувствуя обязанность следить за внуком, — что ты заболел. Или у тебя непредвиденные обстоятельства — с каждым может случиться.
— Нет, — отчаянно замотал головой Гарик, и каштановые волосы, делающие его так похожим на Алену Борисовну, заплясали над выпуклым упрямым лбом. — Тренер подумает, что я необязательный человек.
— Когда он с тобой получше познакомится, он не станет считать тебя необязательным человеком.
— Он не успеет со мной получше познакомиться! Он откажется со мной заниматься, вот и все. Дедушка, пожалуйста, разреши мне поехать!
Семен Валерьянович погрузился в раздумья. В семье, где мать и отец вечно заняты, он был лучшим другом Гарика. Изредка они вместе устраивали невинные проказы, порой дедушка помогал ему обходить некоторые родительские запреты. Он же дал деньги на занятия теннисом… Но сейчас запрет был слишком серьезен. Семен Валерьянович не видел фотографии, которая грозила расправой внуку, однако по впечатлению, которое она произвела на его всегда спокойную и выдержанную невестку, догадывался, что ситуация создалась нешуточная.
По мнению Семена Валерьяновича, который за свою долгую жизнь запасся бесстрашием, его сына попросту хотят запугать, но Валера не должен на провокации поддаваться. Семен Валерьянович нес свою вахту на ответственном и опасном посту: до выхода на пенсию он двадцать пять лет проработал главным бухгалтером одного из сочинских профилакториев… И нечего смеяться! Вы на фининспектора с квартальным отчетом хаживали? Это почти так же страшно, как на белого медведя — с дробовиком.
— Ты говоришь, непредвиденные обстоятельства, — обратился к последнему доводу Гарик, — но ведь никаких непредвиденных обстоятельств нет! Где они? Мы с тобой их не видим. А если они есть, они могут подстерегать Нас дома так же, как и в любом другом месте.
К сожалению, то, что сказал Гарик, совпадало с выводами самого Семена Валерьяновича, и тот сдался.
— Так и быть, Гарик, я разрешаю тебе поехать на теннисный корт…
— Ура!
— Погоди, это еще не все. Сперва уговор: я тоже еду с тобой.
— Договорились! Ну я бегу собираться, а то опоздаем.
И, вдохновленный тем, что все так удачно обернулось, Гарик, на ходу сбрасывая домашнюю полосатую футболку, чтобы надеть подходящий для погоды свитер (старенькие потертые джинсы он решил не менять), понёсся в свою комнату — торжественно доставать из-под кровати спрятанный от родителей красный рюкзак, из которого выпирали теннисные ракетки и прочее заранее приготовленное спортивное снаряжение.
— Поедем на такси, — скомандовал Семен Валерьянович. — Так надежней.
Строго говоря, это было вообще единственным способом добраться до теннисного корта. У семьи Ворониных-Сокольских имелась, естественно, личная машина, но кто бы, по-вашему, ее вел? Гарик, вследствие невеликого возраста, экзамен на водительские права сдавать пока не мог, а Семен Валерьянович относился ко всякой технике с таким священным ужасом, будто всю жизнь прожил в далеком северном чуме и передвигался исключительно на оленях. Можно было доехать и автобусом, но машина в любом случае оставляет меньше простора потенциальным врагам.
— Тогда в первую машину, которая остановится, не сядем, — вдохновенно дополнил дедушку насмотревшийся детективных фильмов Гарик. — И во вторую тоже… А в третью уже можно садиться.
Не то чтобы Семен Валерьянович поверил, будто такой способ автостопа гарантирует от неприятностей, но на этот раз счел за лучшее согласиться с внуком.
Почерпнутая из фильмов конспирация не пригодилась. То ли подросток со стариком почему-либо не внушали доверия, то ли водители Сочи не нуждались сегодня в деньгах, но ни одна машина не остановилась, чтобы подобрать Гарика и Семена Валерьяновича. А время, между прочим, поджимало…
Поделиться книгой: