Утро
Идиллическая дрёма. Дровяной чердачок. Чёрную дыру проёма застеклил паучок. Ни греха ещё, ни страха. Где тут зло? Где добро? Расплеснёт шальная птаха голоска серебро. А потом проснётся йеху, врубит музыку, враг, и обиженное эхо отбежит за овраг. 2006 Отвычка
Подсекая линька на прозрачной запруде, три недолгих денька я не видел вас, люди. А теперь повстречал — и гадаю в печали: то ли я одичал, то ли вы одичали. 2004 «Чья незримая рука…»
Чья незримая рука в небе лепит облака? И старательно ведь лепит — не иначе, на века. 1995 «Живу, городской лицедей…»
Живу, городской лицедей, вдали от больших поселений среди трясогузок, сиреней и ржавых до хрупкости крыш. Чем меньше встречаешь людей, тем больше от них впечатлений, и тем впечатленья нетленней, чем реже о них говоришь. 2004 Ноктюрн
Запруда. Ворох лунных стружек. Сверкает всё, что встарь сверкало. По ноготкам прибрежной ряски бежит серебряная дрожь. И оратории лягушек гремят на уровне Ла Скала, причём гремят по-итальянски — и ни черта не разберёшь. 2007 Осень живописная
Не таит природа сроду ни сюжета, ни морали. Роща — будто о природу спьяну кисти вытирали. Рядом пентр[5] в ажиотаже. Бровь крута, как коромысло. Видно, вышел по пейзажи — ищет ракурса и смысла. 2004 «Сумерки бродят врозь…»
Сумерки бродят врозь. Светится допоздна розовая насквозь тёплая желтизна. Все догорим дотла — что сожалеть о том! Осень ещё светла. Слякоть придёт потом. 2005 «Осенний скверик цвета мышки…»
Осенний скверик цвета мышки — во всём невзрачном естестве. И ни души. Лишь воробьишки в опавшей возятся листве. Взлетят, как будто грянул в сквере наоборотный листопад, — и ты замрёшь, на миг поверя, что время двинулось в откат. 2005 «Север. Сумерки белёсы…»
Север. Сумерки белёсы. Не сверкать в ночи Денебу. Бродя чёрные берёзы по мутнеющему небу. И откуда-то берётся, повторяясь неустанно, что и я, как те берёзы, поброжу да перестану. 2009 «Отыскав себе в глуши уголок…»
Отыскав себе в глуши уголок, завязались две души в узелок. Сизый в измороси лог. Камыши. Лето кончилось. Пиши эпилог. 2005 Бал был бел
«Призрачно голубел…»
Призрачно голубел в окнах вечерний Краков. За исключеньем фраков бал был бел. Люстры поколебал воздух волной тугою. Право, пурга пургою бел был бал. Бог тебя не забыл — рёк: «Бери, человече, дар стихотворной речи: бал, бел, был…» 2003 «По лексиконам лазаю…»
По лексиконам лазаю трудолюбивым ёжиком, трясусь над каждой фразою, над крохотным предложиком, а критик не смущается — и так же обращается с моим произведением, как Фрейд со сновидением. 2005 Хорошее отношение к голубям
Когда я вижу, что на мой балкон опять нагадил некий Голубь Мира, а может быть, и вовсе Дух Святой, к чему гаданья: он или не он сейчас воркует с нежностью эмира, пленённого невольницей простой? Когда он, ясно видимый отсель, то тянет шею типа Нефертити, то делает из бюста колесо, я навожу пневматику на цель, а там — летите, пёрышки, летите и передайте Пабло Пикассо, что он — неправ. 2004 «Мечтают все от мала до велика…»
Мечтают все от мала до велика: кирпич, которым били по морда́м, для следствия — не больше чем улика, а в грёзах — составная Нотр-Дам! Хотя мечта и рушится с годами, но не рубите, хрупкую, сплеча, сказав, что нет изъяна в Нотр-Даме — есть море морд, просящих кирпича! 2006 «Был народ потому…»
Был народ потому образцом морали, что тираны ему воли не давали. Эка прорва охран! Я ж себе не ворог… Тем и дорог тиран, тем-то он и дорог! 2004 К вопросу духовности
Перестаньте вы о духе! Тут намедни собачонка, понимаю, с голодухи, но прикончила курчонка. Мы за ней — и на запруде отобрали еле-еле. Я смотрю, не только люди даже звери озверели! 2004 «Стрижка ли, брижка, примерка ли…»
Стрижка ли, брижка, примерка ли злобен, морщинистолик, что ты там делаешь в зеркале, мумия, зомби, старик? Судя по шортикам, маечкам, пёстреньким более чем, жил бы и жил себе мальчиком, но отражаться зачем? 2007 «Сплошь и рядом говорю сгоряча…»
Сплошь и рядом говорю сгоряча. Вот, пожалуйста, хандрой обуян, я обидел моего палача — я сказал ему, что он грубиян. Понимаете, несдержанный нрав у меня ещё с младенческих пор. Объясниться бы, сказать, что неправ. Поздно, батенька, пора под топор. 2007 «За что её мы судим, ваша честь?»
За что её мы судим, ваша честь? За то ли, что любовью воспылала и не смогла, наивная, учесть, насколько хрупки интеллектуалы? Прижав его к колонне животом, расстёгивая пуговки, она там такого натворила, что потом остолбенел патологоанатом. И пусть интеллигент как таковой весьма не одобряется народом — куда страшнее то, что ненароком случается по страсти роковой. 2006 «Ощущаю протест…»
Ощущаю протест, не въезжаю в упор, то есть напрочь и начисто: если мир — это текст, то каков же забор, на котором он значится? 2006 Паломник
Кириллу Еськову[6]
Брошу всё, немного похудею и отправлюсь в дальние места, где когда-то злые иудеи заказали римлянам Христа. Возле храма старого побуду, вспоминая древний детектив, где конкретно кинули Иуду, смехотворно мало заплатив. И в церковном пении услышу, глубоко вникая в тропари[7]: «Сё обрёл ты истину и крышу, только беспредела не твори!» 2004 «Для меня разделяются люди…»
Для меня разделяются люди не по званию, не по лицу: продаёшь — уподоблю Иуде, создаёшь — уподоблю Творцу. И, как следствие, Искариоту поклониться готов у крыльца, если только возьмёт на работу исхудавшего злого творца. 2010 «У храмовых дверей…»
У храмовых дверей торчу верстою некою и мысленно кумекаю с пасхальным куличом: «Итак, один еврей другого продал третьему. Теперь в аду гореть ему. Но я-то тут при чём?» 2005 Бездуховное
И всего-то лишь треть проехали, впереди — двадцать два часа. За окном играют прорехами паутинчатые леса. Бесов, что ли, бы, как при Пушкине, из-за лесу понаползло… Но под тучами под припухшими ни бесёныша — как назло. Пусто, пусто в окрестном хворосте, и чего уж там говорить, если вечные наши горести даже не на кого свалить! Взяв на станции пойла тусклого, воблу-матушку раскроя, буду слушать, как ступка мускулов вхолостую толчёт кровя. 16.11.04–10.05.07 «Вместе с колыханием купав…»
Вместе с колыханием купав[8], берестою, пеньем петуха сгинешь ты, Россия, прикопав своего последнего лоха. Вместе с пятиглавьем золотым, озерцами, кряканьем утят вся как есть достанешься крутым, а они тебя не пощадят. 2006 Возмездие
Увлечённый своим огородом, то взрыхлю, то из лейки полью. А не я ли на пару с народом продал Родину злому жулью! И никто-то меня не уроет, потому что такой же урод. Впрочем — видишь? — летит астероид. Это камешек в мой огород. 2005 Творческий кризис
«Что стоишь, как на́долба[9]? Бережёшь штаны? Тему, что ли, надобно? Все разрешены!» Не втолкуешь неучам: то-то и оно, что писать-то не о чем — всё разрешено. 2005 Скептик
Бородёнка моя озимая будто в заморозки седа. Я не верю уже в незримое, да и в зримое не всегда. Вникнешь более или менее и — тудыть твою растудыть! — зарождается разумение, что не может такого быть. 2005 Мажорное
Понапрасну говорят, что гордиться нечем: вон космический снаряд приинопланечен! Возгордимся же судьбой, рыжая собака, возле нашего с тобой мусорного бака! 2004 Луковки (2004–2011)
«Чёрт знает что начертано судьбою!»
Чёрт знает что начертано судьбою! Какое тут возможно торжество в борьбе и с миром, и с самим собою? Их — двое, а меня — ни одного. «Я потому сижу под вязом…»
Я потому сижу под вязом, а не под крымским кипарисом, что гражданином быть обязан не где хочу, а где прописан. «Ничего не тонет в Лете…»
Ничего не тонет в Лете — аж в глазах рябит. Всё в отцов играют дети, всё кричат: «Убит!» Отмазка
Жил бездумно и бестолково наподобие Хлестакова. Кто же создал Тебя такого, что меня Ты создал такого? Антиалкогольное
Прикроет Правительство наши гулянки. Никак не вколотишь в торец ему, что это жене изменяют по пьянке, а Родине — только по-трезвому. «Я советскую власть, господа…»
Я советскую власть, господа, обожаю, поскольку тогда денег не было ни у кого, а теперь — у меня одного. «Молодой провозвестник идей…»
Молодой провозвестник идей говорит, что он верит в людей. Сколько ж нужно бабла огрести, чтобы веру в людей обрести? «Говорят, «совок» был пошлым…»
Говорят, «совок» был пошлым, неприятности таящим, но, когда пугают прошлым, значит страшно в настоящем. «Отстроим последний храм…»
Отстроим последний храм, спалим последнюю ГЭС — и сгинет советский срам из-под родных небес. Проповедникам
Как вы там сладкоголосо ни трактуйте белый свет, вера — это не ответ, а отсутствие вопроса. «Ну куда ни сунешься — везде…»
Ну куда ни сунешься — везде ротозеи, жаждущие чуда, и любому — что Христос, что Будда, лишь бы прогулялся по воде! Что в итоге
Питая туземцев дебелых, снабжая часами, трусами, устали от бремени белых — и стали туземцами сами. «Свойство праведного гнева…»
Свойство праведного гнева таково, что убьёшь, а скажут: «Эва! Не того!» «Устремившись к западным вершинам…»
Устремившись к западным вершинам и достигши западных вершин, смерим нашу Родину аршином — и как раз получится аршин. Тавтология
Занимаясь тем сам не знаю чем я живу затем чтоб понять зачем. Всевышнему
Коридоры амбулаторий. Скоро, видимо, убывать. Объявил бы Ты мораторий, прекратил бы нас убивать. «Жируй, Европа толстокожая…»
Жируй, Европа толстокожая, а мы — на внутренних весах — уже достойны Царства Божия в отдельно взятых небесах. «В головёнку ржаву…»
