Помоги проекту - поделись книгой:
Ему довелось увидеть победу Союза; он въехал в Ричмонд через день после сдачи города и принял капитуляцию генерала Ли. Линкольн возвратился в Вашингтон и 11 апреля выступил со своей последней речью, в которой говорил о национальном примирении и восстановлении законной власти в побежденных штатах. Вечером 14 апреля он поехал в театр «Форде», где во время представления получил пулю в затылок и мгновенно умер. Убийцей оказался актер Бут, которому удалось незаметно пробраться в президентскую ложу. Но дело Линкольна победило — Союз был спасен.
В начале войны железной дороги к Тихому океану еще не было; после нее стальные пути спаяли огромную территорию Соединенных Штатов в единое целое, создав величайшее и нерасторжимое интеллектуальное и материальное сообщество на земле, которое уступит свое первенство разве что тогда, когда народы Китая научатся читать.
LIII. НАЧАЛО ГЕРМАНСКОГО ПРЕОБЛАДАНИЯ В ЕВРОПЕ
Как уже говорилось, после потрясений Французской революции и наполеоновских авантюр Европа на некоторое время возвратилась к неустойчивому миру и к тому слегка обновленному политическому положению, которое существовало полвека назад. В середине XIX столетия новые способы производства стали, развитие железных дорог и пароходного мореплавания еще не имели сколько-нибудь заметных политических последствий. Вместе с тем нарастало социальное напряжение, вызванное индустриализацией городов. Особенно нестабильной оставалась Франция. За революцией 1830 года последовала вторая — 1848 года. Затем племянник Наполеона Бонапарта стал сначала президентом, а в 1852 г. императором Наполеоном III.
Он занялся перестройкой Парижа и превратил его из живописного, но грязного города XVII века в итальянизированную мраморную столицу. Он стремился и Францию перестроить в современную империю с блестящим фасадом. Наполеон хотел возродить то соперничество великих держав, которое в Европе XVII и XVIII столетий порождало почти непрерывные и совершенно бесполезные войны. Русский царь Николай I (1825—1856 гг.) также становился все агрессивнее, усиливал давление на юг, к границам Турецкой империи, и подумывал о захвате Константинополя.
Во второй половине XIX века Европа вступила в новый цикл войн, отчасти за удержание «баланса сил», отчасти за первенство на континенте. В Крымской войне Англия, Франция и Сардиния защищали Турцию от посягательств России. Пруссия и Австрия (в союзе с Италией) боролись друг с другом за германскую гегемонию, но Франции удалось освободить от австрийского гнета Северную Италию, постепенно объединившуюся в королевство, хотя и с утратой (в пользу Наполеона) Савойи. Воспользовавшись Гражданской войной Североамериканских штатов, французский диктатор ввязался в неудачную мексиканскую авантюру, посадив там на трон Максимилиана[60], но тут же бросил его на произвол судьбы, и новоявленный император был расстрелян федералами.
В 1870 г. разразилась давно назревавшая война между Францией и Пруссией за господство в Европе. Пруссия предвидела ее и к ней готовилась, Франция же погрязла в финансовой коррупции. Разгром был драматически молниеносным. Немецкое наступление началось в августе, а уже через месяц большая французская армия под командованием самого императора капитулировала в Седане, в октябре сдалась вторая. В январе 1871 г. после осады и бомбардировки Париж был взят. По Франкфуртскому миру Германия получила Эльзас и Лотарингию. Она стала единой империей (без Австрии), и прусский король уже в качестве германского императора присоединился к созвездию цезарей Европы.
В течение следующих сорока трех лет Германия оставалась сильнейшей державой на континенте. В 1877—1878 гг. вспыхнула Русско-турецкая война, но затем, не считая конфликтов на Балканах, в Европе тридцать лет сохранялся неустойчивый мир.
LIV. НОВЫЕ ЗАМОРСКИЕ ИМПЕРИИ ЖЕЛЕЗНЫХ ДОРОГ И ПАРОХОДОВ
Конец XVIII века был периодом распадающихся империй и разочарованных экспансионистов. Длительность и тяготы поездки из Британии или Испании в их американские владения препятствовали свободному перемещению людей, и потому в колониях стали возникать обособленные сообщества со своими понятиями, интересами и даже диалектами. Развиваясь и возрастая, они все сильнее натягивали слабую и ненадежную цепь судоходства, связывающую их с метрополиями. Конечно, отдельные торговые пункты в заброшенной глуши, подобно французским поселениям в Канаде, или фактории в больших городах, как у англичан в Индии, цеплялись за метрополию, которая не только помогала им, но и была единственным источником существования. Многим мыслителям начала XIX века казалось, что предел покорения заморских земель достигнут. К 1820 г. схематические границы великих европейских «империй» на чужих континентах, смело нанесенные на карты в середине XVIII столетия, сжались до мизерных размеров. Одна только Россия по-прежнему расползалась в глубь Азии.
В 1815 г. в Британскую империю входили: едва населенная речная и озерная территория в Канаде среди огромного необитаемого материка, где единственные поселения принадлежали мехоторговцам Гудзоновской компании; около трети полуострова Индостан, управлявшегося Ост-Индской компанией; прибрежные районы мыса Доброй Надежды, обитаемые неграми и воинственными голландскими поселенцами; несколько торговых факторий на западном берегу Африки; Гибралтарская скала; острова Мальта и Ямайка, незначительные рабовладельческие территории в Вест-Индии и Британская Гвиана; два отстойника для преступников: Ботани-Бэй в Австралии и Тасмания. Испания сохраняла Кубу и несколько поселений на Филиппинских островах. За Португалией удерживались остатки ее прежних владений в Африке. Голландия имела несколько островов и владений в Ост-Индии и Голландской Гвиане; датчане — остров в Вест-Индии; там же Франции принадлежали один-два острова и Французская Гвиана. Европейским странам все это казалось вполне достаточным. Только у Ост-Индской компании сохранился еще дух экспансии.
Пока в Европе бушевали наполеоновские войны, эта компания через посредство своих генерал-губернаторов играла в Индии почти такую же роль, которая прежде принадлежала вторгавшимся с севера тюркским завоевателям. Так продолжалось и после Венского конгресса: выкачивание доходов, ведение войн, отправка послов к азиатским правителям — почти государственная деятельность с отчетливой тенденцией перемещать нажитые богатства на Запад.
Здесь нет возможности подробно рассказать о том, как британская компания достигла главенствующего положения, становясь союзником то одного, то другого государства, в результате чего сумела их все завоевать. Ее власть распространялась на Ассам, Синд и Агру[61]. Карта Индии начала принимать очертания, знакомые теперь каждому школьнику: «лоскутное одеяло» из туземных владений, входящих в большие провинции, которыми управляла Британия…
В 1859 г. после грозного бунта индийских войск империя Ост-Индской компании была аннексирована британской короной. Согласно «Акту об улучшении правления в Индии», генерал-губернатор стал вице-королем, представителем монарха, а государственный секретарь по делам Индии — ответственным перед Парламентом. В 1877 г. в завершение этих преобразований королева Виктория по инициативе лорда Биконсфильда была провозглашена императрицей Индии.
Столь необычными узами Индия и Британия связаны по сей день[62]. Индия — это автократия без самодержца, ее правление соединяет в себе недостатки абсолютизма и безответственность демократической бюрократии. У индийца нет реального монарха, к которому он мог бы обратить свои жалобы; его император — всего лишь позолоченный символ. Чем больше парламент занят собственно английскими делами, тем меньше внимания он уделяет Индии и тем сильнее она зависит от кучки высших чиновников.
Не считая Индии, расширения других европейских империй не происходило вплоть до распространения железных дорог и пароходов. Некоторые влиятельные политики в Англии даже считали заморские владения источником слабости. Австралия медленно развивалась до 1842 г., когда были открыты ценные залежи меди, а в 1851 г. — золота, что сразу повысило значение этого континента. Усовершенствование перевозок сделало австралийскую шерсть конкурентным товаром на европейском рынке. Канада тоже не заявляла о себе ничем особенным до 1849 г., кроме, пожалуй, конфликтов между франко- и англоязычными жителями, что выливалось порой в серьезные беспорядки. Только в 1867 г., благодаря новой конституции, создавшей Федеральный доминион Канада, эту внутреннюю напряженность удалось погасить. Железные дороги изменили ее лицо; как и в Соединенных Штатах, они способствовали экспансии на запад, экспорту зерна и других товаров в Европу. Несмотря на быстрый рост, Канада по языку, национальному характеру и общим интересам осталась единой. Железные дороги, телеграфы и пароходы повсюду меняли условия колониального развития.
До образования в 1839 г. Новозеландской земельной компании английские поселенцы почти не появлялись на этом острове, но уже в следующем, 1840 г. Новая Зеландия была присоединена к Британской империи.
Как мы уже говорили, Канада первой из британских владений широко воспользовалась экономическими возможностями, возникшими благодаря новым достижениям в области транспорта. Почувствовали близость европейского рынка и торговцы скотом, и продавцы кофе в южно-американских республиках, особенно в Аргентине. Прежде европейцы стремились в незаселенные и варварские земли за золотом, пряностями, слоновой костью и рабами. В последнюю четверть XIX века рост европейского населения вынуждал правительства отыскивать источники продовольствия за пределами континента; развитие техники требовало нового сырья — всевозможных жиров и масел, каучука и т. п. Великобритания, Голландия и Португалия получали огромные коммерческие выгоды благодаря вывозимым из тропических владений продуктам. После 1871 г. Германия, а затем Франция и Италия заинтересовались еще незанятыми областями, богатыми сырьевыми запасами.
Во всем мире, за исключением американского континента, на который путь политическим авантюрам преградила доктрина Монро, началась новая схватка.
Ближе всего к Европе находилась Африка — в середине XIX века таинственный континент, известный лишь по Египту и побережью Средиземного моря. У нас нет возможности рассказать здесь удивительную историю исследователей и первопроходцев, которые приоткрыли скрывавшую Африку завесу и о последовавших за ними политических агентах, администраторах, торговцах, переселенцах и ученых. Миру открылись невиданные народы, такие как пигмеи; диковинные животные; удивительные цветы, плоды и насекомые; ужасные болезни; поражающие воображение леса и горы; громадные озера; гигантские реки и водопады. Это был еще один Новый Свет. В Зимбабве обнаружили остатки древней цивилизации, возможно, переселившегося на юг и впоследствии исчезнувшего народа. Пришедшие в этот Новый Свет европейцы обнаружили там арабов-работорговцев, вооруженных огнестрельным оружием, и хаос среди негритянских племен.
Но уже через пол столетия, в 1900 г., Африка была нанесена на карту, исследована и поделена между европейскими державами. В этой гонке никто не заботился о местных жителях. Арабские работорговцы попали в подчинение, но жажда каучука, который добывали в Бельгийском Конго, столкновения европейских колонизаторов с местным населением — все это приводило к ужасающим зверствам. Ни одна европейская страна не сохранила там чистые руки.
У нас нет возможности рассказать о том, как Великобритания завладела в 1868 г. Египтом и не покидала его, хотя формально Египет оставался частью Османской империи. Краткость повествования не позволяет остановиться на едва не вспыхнувшей войне между Францией и Англией, когда полковник Маршан, пройдя с западного побережья через Центральную Африку, пытался захватить район Верхнею Нила возле Фашоды.
Не расскажем мы и о том, как английское правительство согласилось сначала на создание голландскими поселенцами на Оранжевой реке и в Трансваале независимых республик, а потом передумало и в 1877 г. аннексировало Трансваальскую республику, и о том, как буры[63] воевали за свободу и победили в сражении при Маджуба-Хилл (1881 г.), оставшемся в памяти англичан из-за назойливой кампании в прессе. В 1893 г. началась война с обеими республиками, продолжавшаяся три года. Буры были покорены, что стоило Англии огромных расходов, но недолго пребывали под чужой властью. В 1907 г. после падения покорившего их правительства проблемой Южной Африки занялись либералы, и обе бывшие республики вновь стали свободными, вступив вместе с Капской колонией и Наталем в Конфедерацию государств юга Африки — самоуправляющуюся республику под протекторатом британской короны.
Раздел Африки завершился в течение четверти столетия. Незахваченными остались всего три страны: Либерия на западном берегу, где жили освобожденные черные рабы; Марокко, под властью мусульманского султана; Абиссиния, страна с древней и своеобразной формой христианства, в 1896 г. успешно защитившая свою независимость от Италии в сражении при Адуа.
LV. ЕВРОПЕЙСКАЯ АГРЕССИЯ В АЗИИ И ВОЗВЫШЕНИЕ ЯПОНИИ
Трудно поверить в то, что пестрая карта Африки сохранится надолго, но историк вынужден признаться, что именно так и случилось. В XIX веке европейцы не могли похвастаться глубоким проникновением в историю и считали свое чисто временное преимущество в технике гарантией постоянного и безусловного лидерства во всем мире. Им и в голову не приходило подумать о том, что науки распространяются, не признавая границ. Они не могли себе представить, что китайцы и индусы окажутся способны к исследованиям ничуть не хуже англичан и французов, и самоуверенно полагали, будто Запад наделен какими-то особыми интеллектуальными способностями, а Востоку присущ застой и лень ума, что и обеспечит европейцам вечное превосходство.
Следствием этого самообольщения явилось то, что многие европейские государства ввязывались в соперничество с англичанами на неосвоенных землях по всему миру, да еще и стали резать на куски цивилизованные азиатские страны. Внешний блеск имперского правления в Индии, обширные и чрезвычайно доходные владеют голландцев в Ост-Индии подталкивали соперничающие великие державы в сторону Персии, распадающейся Османской империи, к далеким Индии, Китаю и Японии.
В 1897 г. Германия завладела Цзяочжоу в Китае, на что Англия ответила захватом Вэйхайвэя, а через год русские стали хозяевами Порт-Артура По всему Китаю прокатилась волна ненависти к европейцам, сопровождавшаяся убийствами, в том числе крещеных китайцев. В 1900 г. европейские посольства в Пекине подверглись настоящей осаде. Карательная экспедиция объединившихся западных стран спасла дипломатов, разграбив при этом огромное количество ценностей. Вскоре русские захватили Маньчжурию, а англичане вторглись в Тибет (1904 г.)…
Однако в борьбе великих держав появилась новая сила — Япония, роль которой в международных делах до сих пор была ничтожной. Эта уединенная цивилизация почти не влияла на судьбы человечества. Японцы принадлежат к монгольской расе, их цивилизация, письменность, литературные и художественные традиции заимствованы у китайцев. У японцев интересная и романтическая история. В первые века новой эры в Японии возникла феодальная система с присущими ей рыцарскими обычаями; нападения японцев на Корею и Китай напоминают войны англичан во Франции[64]. Первые контакты японцев с европейцами произошли в XVI веке, когда несколько португальцев попали в Японию на китайской джонке (1542 г.), а в 1549 г. там уже проповедовал иезуитский миссионер Франциск Ксавье. Какое-то время японцы поощряли связи с европейцами, и христианские проповедники обратили многих в свою веру. Уильям Адамс научил японцев строить корабли, на которых они совершили плавания в Индию и Перу. Затем произошли запутанные споры между испанскими доминиканцами, португальскими иезуитами и английскими и голландскими протестантами; все они доносили японцам о политических интригах своих соперников. Имевшие наибольшее влияние иезуиты ожесточенно преследовали буддистов. В конце концов японцы решили, что католическое христианство — это какая-то клоака папских вожделений и амбиций испанцев, которые и без того уже завладели Филиппинскими островами. Начались жестокие преследования христиан, а в 1638 г. Япония была полностью закрыта для европейцев. Более двухсот лет страна была отрезана от остального мира, как если бы она находилась на другой планете. Корабли разрешалось строить только для прибрежного плавания. Ни один японец не мог выехать за границу, ни один европеец не имел права ступить на японскую землю.
Два века Япония оставалась вне потока мировой истории в состоянии романтического феодализма, при котором пять процентов населения (самураи и аристократы) тиранически правили всеми остальными. Тем временем большой мир вокруг продолжал усиливаться и расширять свои горизонты. Неизвестные суда появлялись у берегов Японии, время от времени после кораблекрушений туда попадали иностранные моряки. Через поселение голландцев на острове Десима (единственное звено, связывающее страну с внешним миром) стали поступать сообщения об отставании Японии от западных держав. В 1837 г. в бухту Иеддо[65] вошел корабль со звездно-полосатым флагом, который привез подобранных в Тихом океане японских моряков, но его отогнали пушечными выстрелами. Этот флаг стал появляться и на других судах. Одно из них пришло с требованием вернуть восемнадцать американских матросов, потерпевших кораблекрушение. В 1853 г. приплыли четыре американских военных корабля коммодора Перри и бросили якорь в запретных водах. Они доставили послание к двум тогдашним правителям Японии. В 1854 г. Перри прибыл с десятью кораблями, с большими пушками, и сделал предложение о торговле, от которого японцы уже не смогли отказаться. Перри высадился для подписания договора с охраной в пятьсот человек. На улицах толпы людей глазели на посланцев из другого мира.
Следом за Америкой шли Россия, Голландия и Англия. Одному японскому вельможе, чьи владения находились над проливом Симоносеки, вздумалось обстрелять иностранные суда, после чего эскадра английских, французских, голландских и американских кораблей разгромила его батареи и, встав на якорь неподалеку от Киото[66], вынудила Японию ратифицировать договоры, открывшие ее для внешнего мира (1865 г.).
Японцы остро почувствовали перенесенное унижение и с невероятной энергией и талантом принялись за подъем своей культуры и всей страны на уровень Европы. Ни один народ в истории человечества не делал такого рывка, какой сделала Япония. В 1866 г. она была средневековой страной, представлявшей собой фантастическую пародию на романтический феодализм, в 1899 г. ее населял народ, перенявший западную культуру и догнавший в своем развитии передовые европейские державы. Япония полностью рассеяла предрассудок, согласно которому Азии всегда суждено оставаться позади Европы.
Мы не будем описывать подробности войны Японии с Китаем в 1894—1895 гг., которая продемонстрировала, сколь глубоко она восприняла европейское влияние. У Японии была боеспособная армия западного образца и небольшой, но сильный флот. Хотя Англия и Соединенные Штаты уже относились к Японии как к европейскому государству, это не было понято другими державами, искавшими в Азии новых индий. Россия рвалась через Маньчжурию к Корее, Франция утвердилась в Тонкине и Аннаме[67], Германия жадно высматривала места для завоеваний. Три великие державы объединились, чтобы не дать японцам воспользоваться плодами своей победы над Китаем. Европа угрожала истощенной войной Японии новым конфликтом.
Япония на время уступила, но вскоре собралась с силами и уже через десять лет готова была сразиться с Россией, что означало новую эпоху в истории Азии и конец европейского самодовольства. Конечно, русский народ и не подозревал, какие беды готовятся для него на другой стороне земного шара. Самые мудрые из русских государственных деятелей выступали против безумной экспансии, но царя окружала шайка финансовых авантюристов, среди которых были и великие князья. Они глубоко увязли в грязной игре, связанной с ограблением Маньчжурии и Китая, и уже не могли отказаться от нее. Как следствие, началась переброска целых японских армий в Корею и к Порт-Артуру, а по сибирскому пути — железнодорожных составов с русскими солдатами, обреченными на смерть вдали от родины.
Бездарные генералы и воры-интенданты привели русских к тяжелым поражениям на суше и на море. Балтийский флот обогнул Африку только для того, чтобы погибнуть в Цусимском проливе. Революционное движение народа, возмущенного далекой и бессмысленной бойней, вынудило царя окончить войну (1905 г.); он вернул японцам южную часть Сахалина, захваченную русскими в 1875 г., ушел из Маньчжурии и отказался от сферы влияния на Корейском полуострове в пользу Японии. Европейское вторжение в Азию подходило к концу, его щупальца начали мало-помалу отползать назад.
LVI. БРИТАНСКАЯ ИМПЕРИЯ В 1914 ГОДУ
Коротко остановимся на пестром конгломерате Британской империи в 1914 г., связанном воедино железными дорогами и паровым судоходством, — уникальном политическом явлении, подобного которому еще не существовало.
Первым и центральным в этой системе было «коронное сообщество» Соединенного Королевства Великобритании, включавшее в себя Ирландию (вопреки воле значительной части ее населения). В британском парламенте, состоявшем из трех объединенных парламентов Англии, Уэльса, Шотландии и Ирландии, большинством голосов определялся состав и политика кабинета министров. Именно кабинет являлся действующим верховным правительством, решающим вопросы войны и мира для всех остальных территорий империи.
Следующими после Британских островов в порядке политической значимости являлись «коронные сообщества» Австралии, Канады, Ньюфаундленда (старейшее владение, 1583 г.), Новой Зеландии и Южной Африки — фактически независимые и самоуправляемые государства в союзе с Великобританией, в каждом из которых находился представитель короны, назначаемый британским правительством.
Далее следовала Индийская империя с зависимыми от нее государствами (от Белуджистана до Бирмы), где британская корона заняла место прежней тюркской династии.
Затем Египет, номинально все еще часть Османской империи, со своим монархом (хедивом), но практически под английским правлением; и еще более двусмысленный «англо-египетский» Судан, оккупированный и управляемый совместно английским и египетским (зависимым от Англии!) правительствами.
Затем некоторое число частично самоуправляемых сообществ с избираемой законодательной и назначаемой исполнительной властями (Мальта, Ямайка, Багамские и Бермудские острова). Сюда же следует отнести те колонии, где правление англичан было почти автократическим: Цейлон, Тринидад и Фиджи (с назначаемым советом), Гибралтар и остров Святой Елены (под властью губернатора).
И наконец, большие, преимущественно тропические, территории, где добывалось сырье; формально оставаясь протекторатами, они управлялись верховным комиссаром, а также туземными вождями (как в Басутоленде[68]) или концессионными компаниями (Родезия[69]).
Вряд ли хоть одно государственное учреждение или один человек мог представить себе Британскую империю как единое целое: это была смесь каких-то невероятных приобретений, абсолютно не похожая на то, что принято называть империями. Империя гарантировала устойчивый мир и безопасность, именно потому ее терпели и даже поддерживали «покоренные» народы, несмотря на многие недостатки и пренебрежение к ним со стороны метрополии. Подобно Афинской республике, это была морская империя, ее дорогами были моря, а связывающим звеном — Королевский флот. Как и во всех империях, ее единство зависело от способа сообщений. Развитие мореходства и появление пароходов создало жизнеспособный британский мир —
LVII. ВООРУЖЕНИЕ ЕВРОПЫ И ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА
Прогресс техники, создавший колоссальную пароходо-железнодорожную Американскую республику и пароходную Британскую империю, привел к совершенно иным последствиям в перенаселенных странах европейского континента. Все они оставались в границах, возникших в эпоху лошади как единственного средства передвижения, а их заморская экспансия значительно отставала от британской. Только Россия беспрепятственно расширялась на восток и проложила через Сибирь железную дорогу, но ввязалась при этом в конфликт с Японией. Кроме того, она продвигалась на юго-восток, к границам Персии и Индии, что вызвало недовольство англичан. Тем временем в Европе продолжался ускоренный прирост населения.
Падение «империи» Наполеона III и возникновение новой Германской империи возбуждало не только страхи, но и надежды на сплочение Европы под эгидой Германии. На протяжении сорока четырех лет неустойчивый мир вращался вокруг этой идеи. Франция, неизменный соперник немцев чуть ли не со времен Карла Великого, пыталась восполнить свою слабость союзом с Россией, а Германия тесно связала себя с Австрией (которая перестала быть Священной Римской империей еще при Наполеоне I) и менее успешно — с новым Итальянским Королевством. Сначала Великобритания, по своему обыкновению, лишь наполовину участвовала в континентальных делах, но все-таки вынуждена была присоединиться к русско-французскому блоку вследствие агрессивного наращивания германского военного флота. Безудержные фантазии императора Вильгельма II (1888—1918) ввергли Германию в необдуманные заморские авантюры, которые привели в стан ее врагов Японию и США.
Все эти страны вооружались. От года к году увеличивалось производство пушек, военного снаряжения, броненосцев и т. п. Равновесие в Европе смещалось в сторону войны, и в конце концов, несмотря на все старания сохранить мир, она началась. Германия и Австрия выступили против Франции, России и Сербии; когда германские армии прошли через Бельгию, Англия встала на ее сторону вместе с Японией; Турция вскоре присоединилась к Германии, в октябре 1915 года за нею последовала Болгария. В том же году Италия выступила против Австрии. В войну на стороне Антанты были вовлечены Румыния (1916 г.), Соединенные Штаты (1917 г.) и Китай. В нашу задачу не входит определение виновников этой гигантской катастрофы. Вопрос: «Почему началась Первая мировая война?» — кажется нам менее интересным, чем вопрос: «Почему ее не смогли предвидеть и избежать?» Куда серьезнее то, что десятки миллионов людей оказались настолько «патриотичными», глупыми или безразличными, что не сумели предотвратить катастрофу бескорыстными и открытыми действиями в пользу европейского единства.
Объем нашей книги не позволяет нам упомянуть о всех хитросплетениях этой войны. Уже в первые месяцы стало очевидно, что прогресс техники глубоко изменил саму природу военных действий. Физика дает власть над сталью и расстояниями. Как используется эта власть, на добро или во зло, зависит от нравственного и политического состояния общества. В руках европейских правительств, все еще одержимых враждой и подозрительностью, оказались небывалые доселе средства разрушения и обороны. Война превратилась во всемирный пожар, истреблявший и победителей, и побежденных совершенно несоразмерно с вызвавшими ее причинами. В первой ее фазе немцы направились на Париж, русские вторглись в Восточную Пруссию. Оба наступления были отбиты, после чего армии зарылись в окопы, перегородившие всю Европу; продвинуться вперед без огромных потерь было невозможно. Позади миллионов солдат на фронтах целые народы занимались в тылу производством оружия и продовольствия, невоенная деятельность почти прекратилась. Все мужское население Европы было или призвано под военные знамена или трудилось на нужды войны. В промышленности широко использовался труд женщин. Вероятно, более половины населения воюющих стран переменило род своей деятельности. В социальном плане люди утратили свои корни и были пересажены на новую почву. Обучение и научная работа были сокращены или переориентированы на военные цели. Распространение новостей было ограничено, они искажались военной цензурой и пропагандистскими организациями.
Период застоя на фронте постепенно перерастал в агрессию против мирного населения — нарушением продовольственного снабжения и бомбардировками с воздуха. Неуклонно возрастали калибр и дальнобойность пушек, появилось такое изощренное оружие, как снаряды с отравляющим газом и небольшие самоходные крепости (танки) для прорыва укрепленных позиций. Но из всех новых способов ведения боевых действий самым революционным было использование воздушного пространства. До сих пор война велась только там, где проходили и сражались армии, теперь она распространилась повсюду. Сначала цеппелины[70], а затем аэропланы-бомбардировщики перенесли ее на территории с мирным населением. Исчезло соблюдавшееся прежде в цивилизованных войнах различие между мирными гражданами и солдатами. Каждый, кто выращивал продукты питания, шил одежду, заготовлял лес или ремонтировал дом, каждая железнодорожная станция, каждый склад считались теперь вполне подходящей мишенью для уничтожения. Авиация достигала все более удаленных целей и сеяла все больший страх. Огромные территории в Европе перешли на осадное положение и подвергались ночным налетам. Население таких городов, как Лондон и Париж, проводило бессонные ночи, когда разрывались бомбы, грохотали зенитные орудия и на пустынных улицах раздавался скрежет санитарных и пожарных машин. Все это губительно действовало на состояние людей, особенно стариков и детей.
Эпидемии, эти древние спутники войны, возникли только в самом ее конце, в 1918 году. Четыре года медицина успешно предотвращала их, но все-таки разразилась пандемия гриппа, унесшая миллионы жизней. Некоторое время удавалось бороться и с голодом, хотя к началу 1918 года значительная часть Европы пребывала в состоянии умеренного и регулируемого недоедания. Производство продовольствия во всем мире резко снизилось вследствие мобилизации крестьян. При этом распределению продовольствия мешали потери, вызванные подводной войной, а также закрывшиеся границы и дезорганизация транспортной сети. Многие правительства взяли снабжение оскудевающим продовольствием в свои руки и наладили систему
Военные действия прекратились в ноябре 1918 года. Последний рывок весной едва не привел немцев в Париж, но этого сверхусилия центральные державы уже не выдержали, их боевой дух и материальные ресурсы иссякли. Наступил окончательный крах.
LVIII. НОВЫЙ ПОРЯДОК В РОССИИ
Однако за год до крушения центральных держав рухнула полуазиатская российская монархия, считавшая себя наследницей Византийской империи. Еще перед войной у царизма появились признаки разложения: двор попал под влияние религиозного шарлатана Распутина, а гражданское и военное правительство пребывало в состоянии полной недееспособности и коррупции. Начало войны ознаменовалось в России вспышкой бурного патриотизма. В армию было призвано огромное количество новобранцев, для которых не нашлось достаточно ни современного оружия, ни нужного числа компетентных офицеров, и вся эта не обеспеченная самым необходимым и плохо управляемая масса была брошена на германские и австрийские границы.
Несомненно, появление русских в Восточной Пруссии в сентябре 1914 г. ослабило первый прорыв немцев к Парижу. Страдания и смерть десятков тысяч русских солдат спасли Францию от поражения в этой кампании и сделали западные страны должниками великого и трагического русского народа. Но напряжение войны оказалось расползшейся и плохо организованной Российской империи не под силу. Русские солдаты шли в атаку без поддержки артиллерии и порой без патронов; офицеры и генералы совершенно их не щадили. Какое-то время люди терпели, как терпят боль животные, но и у самого невежественного человека есть свой предел. Армия заразилась глубоким отвращением к царизму. С конца 1915 г. Россия вызывала все большую и большую озабоченность своих западных союзников. Весь 1916 год она вела преимущественно оборонительную войну; ходили слухи о сепаратном мире.
29 декабря 1916 г. в Петрограде был убит Распутин и предпринята запоздалая попытка спасти царский режим. В марте 1917 г. события ускорились: голодные волнения в столице переросли в революционное восстание; была сделана попытка разогнать Думу и арестовать либеральных лидеров; сформировалось Временное правительство князя Львова, и, наконец, царь отрекся от престола. Сначала казалось, что удастся умеренная и управляемая революция, быть может, под главенством нового царя. Но вскоре стало ясно, что это невозможно по причине абсолютного недоверия народа. Русским смертельно опротивел старый порядок в Европе: цари, войны и великие державы; они хотели как можно скорее избавиться от невыносимых тягот и страданий. Но союзники не понимали, что происходит в России. Их аристократические дипломаты, ориентировавшиеся на императорский двор, в каждой новой ситуации попадали впросак. Они не сочувствовали демократии и явно старались создать для нового режима как можно больше трудностей. Во главе республиканского правительства оказался Керенский — красноречивый и экзотический лидер, основатель революционного движения «социал-революционеров»[71]. Союзные правительства относились к нему с пренебрежением и не соглашались ни на передачу земли крестьянам, ни на заключение мира в пределах русских границ. Французская и английская пресса требовала от своего истощенного союзника нового наступления. Но когда немцы провели морскую и наземную операцию против Риги, Британское адмиралтейство не послало на помощь русским экспедиционные силы, и молодой Российской республике пришлось сражаться в одиночку. Англичане и их союзники, несмотря на свое подавляющее морское превосходство и резкие протесты адмирала лорда Фишера (1841—1920 гг.), на протяжении всей войны позволяли немцам господствовать на Балтике, ограничиваясь разрозненными действиям своих подводных лодок.
Так или иначе, русский народ решил любой ценой покончить с войной. В Петрограде возник Совет рабочих и солдатских депутатов, потребовавший созыва международной конференции социалистов в Стокгольме. А в Берлине уже начались голодные волнения; усталость от войны широко распространилась в Австрии и Германии. Несомненно, конференция социалистов смогла бы ускорить заключение демократического мира еще в 1917 году и, возможно, даже революцию в Германии. Керенский умолял западных союзников разрешить проведение конференции, но те не соглашались из страха перед распространением социалистических идей. Благоприятно отозвалась лишь английская Лейбористская партия. «Умеренная» Российская республика продолжала вести войну без моральной и материальной поддержки и в июле 1917 г. даже попыталась провести наступление на фронте. После некоторых успехов оно провалилось и превратилось в еще одну бойню.
Терпение русских лопнуло. В армии начались бунты, особенно на севере. 7 ноября 1917 г. правительство Керенского было свергнуто, власть перешла к Советам, в которых преобладали большевики-ленинцы. 2 марта 1918 г. в Брест-Литовске они обещали заключить с немцами сепаратный мир, и он был подписан.
Вскоре стало ясно, что большевики — люди совершенно иного склада, чем конституционалисты и революционеры типа Керенского. Они были фанатичными марксистами и считали свой приход к власти в России лишь началом всемирной социалистической революции. Большевики начали фундаментальную перестройку социально-экономического порядка в России со слепой верой и абсолютно к ней неподготовленные. Правительства Западной Европы и Америки мало что знали об этом и не могли оказывать им помощь, а тем более направить этот небывалый эксперимент. Пресса развернула кампанию дискредитации, а правящие классы решили любой ценой устранить новоявленных узурпаторов. На глазах всего мира велась безудержная пропаганда: большевистских вождей представляли кровавыми монстрами, грабителями и развратными чудовищами, по сравнению с которыми распутинский царский двор выглядел сонмом непорочных ангелов. Перепуганные враги большевиков организовывали против обессиленной страны военные экспедиции, не брезгуя самыми подлыми способами борьбы. В 1919 г. обескровленная и дезорганизованная пятилетней войной страна оборонялась от английского экспедиционного корпуса в Архангельске, японских захватчиков в Восточной Сибири, румын, французов и греков на юге, адмирала Колчака в Сибири и, наконец, от генерала Деникина, которого поддерживала французская эскадра в Крыму. В июле 1919 г. эстонская армия генерала Юденича[72] едва не захватила Петроград. В 1920 г. подталкиваемые Францией поляки напали на Россию, а новый реакционный кондотьер, барон Врангель, продолжил дело генерала Деникина по опустошению родной страны. В марте 1921 г. восстали кронштадтские матросы. Русское правительство, возглавляемое Лениным, с поразительной стойкостью отбило все эти атаки; простые люди, несмотря на жесточайшие лишения, непоколебимо его поддерживали. К концу 1921 г. Англия и Италия признали новый коммунистический режим.
Но если большевистское правительство успешно боролось с иностранной интервенцией и внутренней контрреволюцией, гораздо хуже ему удавались попытки установить новый, коммунистический порядок. Русский крестьянин — жадный до земли мелкий собственник — столь же далек от коммунистических идей, как кит от полетов. Революция дала ему землю, отобранную у помещиков, но не могла заставить его выращивать продовольствие иначе, как на продажу за твердые деньги. Однако среди прочего была уничтожена и цена денег. Сельскохозяйственное производство, и без того дезорганизованное развалом железных дорог, сократилось до уровня личного крестьянского потребления. Города голодали. Торопливые и плохо спланированные попытки перестроить промышленность в соответствии с коммунистическими идеями провалились. К 1920 г. Россия представляла собой небывалое зрелище полного краха современного цивилизованного общества. Рельсы на путях ржавели, города превращались в руины, смертность достигла небывалых размеров. И все же страна сражалась с врагами, стоявшими у ее ворот. В 1921 году наступила засуха и среди миллионов крестьян в опустошенных войной юго-восточных губерниях возник страшный голод.
В этих чрезвычайных обстоятельствах большевики затормозили процесс преобразований. Была провозглашена Новая экономическая политика (НЭП) и в значительной степени восстановлена свобода частной собственности и предпринимательства, что привело к некоторому подъему производства. Казалось, Россия отходит от социализма к условиям, напоминающим развитие США сто лет назад. Появился класс зажиточных крестьян-кулаков, подобие мелких американских фермеров. Увеличилось число независимых розничных торговцев. Однако Коммунистическая партия не собиралась отказываться от своих целей и позволять России развиваться по американскому образцу. В 1928 г. началась мощная кампания возврата страны на коммунистический путь. Был разработан пятилетний план индустриализации (в первую очередь тяжелой промышленности) и замены мелких крестьянских хозяйств крупными колхозами. 21 января 1924 г. Россия лишилась искусного руководства Ленина, а у его преемника Сталина оказалась куда более тяжелая рука. Пятилетка началась в условиях жесточайших трудностей — прежде всего, безграмотности и отсталости простого народа, нехватки компетентных бригадиров, прорабов и вообще квалифицированного технического персонала. Добавим к этому не только отсутствие помощи Запада, но и прямой антагонизм с его стороны. Власти сообщали об успехах индустриализации, хотя были и бесполезные затраты, и несоразмерность в развитии. Быстрые и решительные перемены не принесли ощутимых результатов в сельском хозяйстве, и зимой 1933—1934 гг. Россия вновь оказалась перед угрозой нехватки продовольствия.
Весь мир, основанный на системе частного владения, наблюдал за русским экспериментом со смесью любопытства, недоверия и уважения. Но и старая система работала плохо — покупательная способность все более сокращалась. Капитализм уже не казался самодостаточным, в мире появилось слово «планирование». По мере того как возрастала экономическая напряженность, множилось и число «планов». К 1933 г. у каждого уважающего себя политика был свой план. Хотя бы таким образом мир все-таки принес России свою дань уважения.
До 1934 года, несмотря на неурожай 1933-го, казалось, что дела в России идут успешно. Производство росло, поголовье скота восстанавливалось. В страну приезжало немало туристов из Европы и Америки, которых угощали икрой и водкой. Появились первоклассные научные достижения, в частности в генетике и исследовании Арктики, а также великие стройки, например Днепрогэс и Турксиб[73]. Произошло коренное преобразование и перестройка промышленности. Вместе с тем продолжалось жесткое подавление критики и любых форм оппозиции, которая была загнана в подполье и объявлена преступной. Раздоры проникли в самое сердце нового режима. Безвременная смерть Ленина повлекла за собой ожесточенную борьбу за власть между Троцким, блестящее военное руководство которого помогло отстоять республику в 1919—1920 гг., и секретарем Коммунистической партии Сталиным. Ни один из них не обладал популярностью Ленина. Троцкий был талантлив, но тщеславен; Сталин обладал угрюмой цепкостью. В июне 1928 г. изгнанный из Центрального комитета Троцкий был выслан сначала в Турцию, а затем переехал во Францию, Норвегию и наконец в Мексику. Он не прекращал ожесточенной полемики против своих былых соратников, раскалывавшей «левое» движение во всем мире.
По всей видимости, и в России шла подпольная борьба оппозиционных чиновников и государственных служащих против Сталина, но почти все в этой истории покрыто мраком неизвестности. Сопротивление несомненно существовало, так же как саботаж и предательство. Вполне вероятно, что оппозиция, пусть и неорганизованная, имелась еще при Ленине, но после его смерти она приняла более организованный характер. Какое-то время советское правительство проявляло в борьбе с оппозицией определенную умеренность. Некоторые высшие чиновники (и даже несколько английских инженеров) были преданы суду за намеренное вредительство в промышленности. Затем начались политические процессы, но до убийства Кирова, одного из доверенных министров Сталина, большинство обвиняемых приговаривались разве что к заключению или ссылке. Киров был убит 1 декабря 1934 г. в своем кремлевском кабинете[74], и после этого Сталин стал еще более жестоким. Интриги его прежних соратников грозили подорвать возрождение России; он понимал, что необходимо любой ценой сохранить сплоченность перед лицом враждебного окружения. Единственный его друг, с которым он мог говорить откровенно, Максим Горький, умер в 1936 г.[75] Теперь один политический процесс следовал за другим, показания подсудимых добывались все более беспощадными методами, и смертные приговоры стали обычным явлением[76]. Один за другим гибли бывшие вожди, пока их не осталось всего двое-трое. Сталин превратился в самодержца, для которого компромисс и отступление были уже невозможны. Тем не менее материальная жизнь в России продолжала улучшаться, тяготы облегчались, и народного недовольства заметно не было.
LIX. ЛИГА НАЦИЙ
Первая мировая война оказалась столь ужасной, что стала для нас как бы концом целой эпохи, предвещавшим начало новой и лучшей эры в истории человечества. Но разум склонен верить в воздаяние и отказывается принимать безразличие судьбы к нашим воображаемым заслугам и достоинствам. Послевоенные предрассудки чрезвычайно медленно стушевывались в умах людей; лишь теперь мы начинаем понимать, что этот всемирный конфликт (при всей его катастрофичности) ничего не разрешил и ничему начало не положил. Погибли миллионы, мир разорен и ввергнут в бедствия и лишения. В лучшем случае война явилась острым и устрашающим напоминанием о неразумности и беспорядочности нашей жизни, где почти нет места планированию и предусмотрительности. Организованные эгоисты, наделенные национальными и имперскими вожделениями, ввергли человечество в катастрофу, а вышли из нее почти неослабшими, и опасность нового катаклизма никуда не исчезла. Войны и революции ничего не дают, их единственная польза — в том, что своими грубыми средствами они устраняют все лишнее и устаревшее. Первая мировая война уничтожила несколько монархий, но над Европой по-прежнему реяло множество флагов, сохранились мешающие всем границы, а огромные армии продолжали накапливать колоссальные арсеналы оружия.
Мирная Версальская конференция не была способна на что-то большее, чем объявить об окончании войны. Туда не были допущены немцы, австрийцы, турки и болгары, которые вынуждены были принять продиктованные им решения. Это было собрание победителей. Даже выбор места оказался неудачным: в 1871 году в Версале со всеми атрибутами торжествующей вульгарности была провозглашена новая Германская империя. Мелодраматическое зеркальное повторение этой сцены в зале Зеркал Версальского дворца являлось не чем иным, как нарочитой демонстрацией силы.
Народы-победители остро ощущали свои потери и страдания и совершенно не обращали внимания на то, что побежденные находились точно в таком же положении. Война возникла как неизбежное и естественное следствие соперничающих национализмов при полном отсутствии объединительных устремлений. Суверенные нации оказались замкнутыми на слишком малых пространствах при наличии мощного оружия. Организованные для войн государства будут воевать с той же неизбежностью, с какой несутся куры на птицефабрике, но эмоции искалеченных войной народов отказывались принимать эту очевидную истину, и потому вся ответственность возлагалась на побежденных. Впрочем, то же самое случилось бы и при ином исходе войны. Французы и англичане обвиняли немцев, немцы — русских, французов и англичан, и только интеллектуалы понимали, что все дело в раздробленности политического устройства Европы. Версальский договор предназначался быть актом показательного возмездия, в нем содержались колоссальные санкции в виде огромных репараций, налагаемых на побежденные государства. А политика победителей по восстановлению международных отношений посредством создания Лиги наций оказалась неискренней и совершенно недостаточной.
Что касается Европы, то весьма сомнительно ее желание организовать международные отношения с целью поддержания мира. Идея Лиги наций была предложена американским президентом Вильсоном и поддерживалась в первую очередь Соединенными Штатами, которые так и не выработали никаких отчетливых идей в международных делах, не считая доктрины Монро, защищавшей Новый Свет от европейского вмешательства. И вдруг эту страну призвали к решению огромных проблем современности, несмотря на ее полную к этому неспособность. Американцы по своей природе — сторонники прочного мира во всем мире, однако с этим связано традиционное недоверие к европейской политике и привычка не ввязываться в дела Старого Света. Америка только-только начала вырабатывать свое собственное понимание мировых проблем, когда подводная война немцев втянула ее в конфликт на стороне Антанты. План президента Вильсона по созданию Лиги наций был попыткой чисто американского решения, опасного и поверхностного. Но в Европе его приняли как вполне зрелое понимание международной ситуации. В 1918—1919 гг. человечество настолько устало от войны, что было готово на все, лишь бы воспрепятствовать ее повторению, но ни одно правительство не хотело ради этого хотя бы на йоту поступиться своим суверенитетом. Публичные речи президента Вильсона, предлагавшего создать Всемирную Лигу наций, какое-то время казались призывом к народам через головы правительств и принимались с колоссальным энтузиазмом. К несчастью, Вильсону приходилось иметь дело не с народами, а с правительствами; он был человеком, способным на потрясающие прозрения, но в практической политике оставался ограниченным и эгоистичным, и поднятая им волна всеобщего воодушевления бесследно рассеялась.
Когда президент явился в Европу, она была подобна мягкой глине, ждущей руки мастера. Никогда прежде народы не были так готовы следовать за новым Моисеем к земле обетованной, где запрещены войны. Именно Вильсон представлялся великим вождем. Во Франции перед ним преклонялись с благоговением и любовью. Руководители парижских рабочих говорили мне, что, увидев его, проливали слезы, а их товарищи готовы были пройти огонь и воду ради осуществления его благородных замыслов. Для трудящихся Италии имя Вильсона было гласом небесным, призывающим к обновлению мира. Немцам он казался единственным якорем спасения. <…> Не только в Германии, но и в Австрии Вильсон прославился как спаситель, и одно упоминание его имени было бальзамом для страждущих…
Президент Вильсон всюду пробудил великие надежды. И вот результат: мучительная и прискорбная история разочарования в нем и в Лиге наций, оказавшейся слабой и никчемной. Вильсон был велик в своих мечтах и беспомощен в делах. Америка отреклась от деяний своего президента и не вступила в Лигу, созданную им для европейцев. Американский народ осознал излишнюю поспешность ее появления на совершенно неподготовленной почве. Да и в самой Европе понимали, что Америка ничем не способна помочь Старому Свету в его бедственном положении. Родившаяся раньше срока и искалеченная при родах, Лига наций, с ее громоздким и недееспособным устройством и слабыми силами, стала серьезным препятствием на пути эффективной реорганизации международных отношений. Все было бы проще, если бы она вообще не существовала. Однако вспышка энтузиазма во всем мире в ответ на план Вильсона, готовность людей всей земли (в отличие от правительств) предотвратить новые войны — все это должно остаться в истории как выдающееся явление. За близорукими правительствами, которые лишь разделяют страны и плохо управляют ими, существует и растет реальная сила, стремящаяся к единству человечества.
Версальский мир был чисто политическим договором, а Лига наций — политической организацией, попыткой как-то залатать проблемы, сохраняя существующие правительства и существующие концепции государства. В этом-то и заключается ее главная ошибка. Правительства и государства суть временные явления.
Они могут и должны меняться в соответствии с меняющимися потребностями человека. Но еще важнее экономические факторы, которые зависят от понимания сущности собственности и человеческих отношений, что, в свою очередь, определяется уровнем образования. С 1918 года и по 1933-й мир вступил в период конференций, медленных и неуклюжих попыток хоть как-то улучшить существующее положение. Тем не менее в деле объединения мировых финансов и мировой экономики стая намечаться определенный прогресс. Но общество, политики и пресса учатся медленно и неохотно, а наряду с этим беспорядочность экономических отношений привела к такой безработице и бедности, каких мир не знал уже в течение ста лет. Жизненные силы человечества вырождались, что приводило к ухудшению общественного порядка и угрожало личной безопасности граждан. Возросла преступность, политика утратила свою стабильность. Трудно сейчас оценить, способно ли еще человечество воспитать в себе нравственную силу и самоотверженность, необходимые для того движения вперед, которое сделало XIX век выдающейся главой мировой истории.
LX. КРАХ ЛИГИ НАЦИЙ
С самого начала Лига наций была объединением стран-победительниц, и заявленная ею цель заключалась в сохранении границ, установленных Версальским договором при полном пренебрежении экономическими последствиями. Были наложены огромные репарации, а всегдашняя корысть французского и английского министерств иностранных дел едва скрывалась за изящной дипломатической фразеологией. Заморские территории Германской империи и многие области Турции, хотя и не подверглись аннексии в ее традиционных формах, но передавались «по мандату» победителям согласно решению Лиги наций. Но и среди победителей в отношениях между собой особого благородства не наблюдалось. Львиная доля досталась Франции и Англии. Амбиции Италии, Греции и Японии были далеко не удовлетворены. Неспособность либерального и социалистического движения в Англии и других странах честно взглянуть на реальное положение парализовала всю мировую прогрессивную политику на десять лет вперед.
В Англии, например, школьников учили тому, что Лига наций — это воплощение международного права и надежная гарантия всеобщего мира. С этой целью издавалось бесчисленное множество учебников. Но в странах, которые не удовлетворились той долей, что досталась им в Версале, детей кормили не столь сладкой умственной пищей. Уже через десять лет в немецких, венгерских, итальянских и японских школах внушалась необходимость силового пересмотра Женевских соглашений[77]. Поток ожесточения, обрушившийся со всей энергией легковерной молодости, год от года набирал силу, и уже никто, кроме дипломатов, не сомневался в неизбежности нового взрыва. Но министры иностранных дел с упорством держались за преимущества, полученные после Первой мировой войны.
Греческие вторжения в Турцию закончились разгромом (сентябрь 1922 г.), и греки были изгнаны Кемаль-пашой из Малой Азии и Фракии; Смирна сожжена и разграблена; тысячи людей убиты. Во время войны царская Россия сражалась за Константинополь, однако Советы не захотели ввязываться в этот конфликт. Древняя столица Византийской империи была оккупирована в 1921 г. войсками Антанты под командованием английского генерала Милна, но после изгнания греков и продолжительных переговоров ее возвратили туркам по Лозаннскому договору 1923 года. Под руководством Кемаля в Турции началась быстрая вестернизация. Султан, фески и затворничество женщин были отменены как символы старого порядка; Турция стала республикой; столицей, несмотря на возвращение Константинополя, осталась Анкара.
Годы, последовавшие за подписанием Версальского договора, для Германии были временем страшных бедствий. Побежденных принудили признать свою «вину» и выплачивать победителям огромные репарации. Получилось так, что весь народ осуждался на экономическое рабство ради того, чтобы победители воспользовались плодами его труда. Однако здесь скрывалась некая ловушка: огромное возмещение могло быть произведено только за счет экспорта; но поток экспортных товаров привел бы в полное расстройство промышленность стран-победительниц, которые во избежание этого установили заградительные тарифы. Поэтому, даже если бы немцы и согласились на непрестанный труд для выполнения навязанных им обязательств, они напрасно бились бы о тарифные барьеры.
20-е и 30-е годы были периодом тяжких усилий Германии и Австрии добиться сносного существования. Англия и Франция категорически не соглашались принимать во внимание эти непреодолимые трудности, а тем временем подрастало новое поколение немцев, накопивших огромный заряд ожесточения. Династия Гогенцоллернов[78] завершилась бегством последнего кайзера в Голландию в ноябре 1918 года, после чего последовали попытки республиканского устройства. В этой главе невозможно подробно изобразить конвульсии и неизбежное банкротство Германии и непоколебимую решимость Франции применять самые жестокие санкции, предусмотренные мирным договором. Немцев надо держать под каблуком — такой была идея президента Пуанкаре. Последовала карательная оккупация германской территории, и в Рур были введены сенегальцы. Под эгидой Франции пытались даже создать Рейнскую Республику. Кроме того, происходили коммунистические мятежи, а в Мюнхене на день-два установилась монархическая диктатура генерала Людендорфа. В столь напряженных условиях премьер-министр Штреземан (при президенте Эберте) пытался всеми силами удержать единство квазилиберального рейха.
Посреди смуты германских дел неожиданно послышался новый голос, пронзительный и рассерженный, который затронул чувства миллионов смятенных немцев и в первую очередь массы послевоенной молодежи. Германию обманули и предали; высшим напряжением сил, ценой любых жертв необходимо вернуть себе то достойное место, которое она занимала до войны, и даже более того. Германия не побеждена, потому что победить ее невозможно; ее предали изнутри, и в этом повинны евреи, интеллигенты и Коммунистический интернационал. Германия должна вернуться к своей расовой чистоте и суровой дисциплине предков, арийских тевтонских воинов. Голос австрийского художника Адольфа Гитлера обладал неотразимой привлекательностью для широких слоев молодежи, лишенной каких-либо надежд на будущее. Гитлер создал быстро растущую организацию — воинствующую политическую партию национал-социалистов.
Экономическая и социальная конкуренция со стороны космополитических евреев и их претензия на роль «избранного народа» выделяли этих людей не только как объект мести, но и как жертву для грабежа. Патологический тоталитаризм всегда начинает с нападения на евреев и коммунистов. В 1932 г. Гитлер стал рейхс-канцлером и вступил на порог высшей власти.
В Италии также происходили сходные события, хотя и с некоторыми отличиями (например, сначала там не было антисемитизма). Начавшись совершенно самостоятельно, оба движения по мере своего развития все больше влияли друг на друга Поначалу Гитлер мало что знал об итальянском вожде Муссолини, а тот, в свою очередь, о Гитлере. Позднее они с удивлением обнаружили свое сходство: оба были естественными продуктами социальной эволюции эпохи — оба организовали и дали возможность для самовыражения и деятельности потерянному и бунтарски настроенному молодому поколению, неизбежно появившемуся во всех экономически неблагополучных странах.
В начале своей карьеры Муссолини был социалистом-революционером и издателем социалистической газеты «Аванти». Он стал известен как смелый и энергичный лидер еще до войны. Разойдясь со своими «левыми» товарищами из-за вступления Италии в войну на стороне Антанты, Муссолини основал собственную газету «Иль Пополо дель Италиа». После войны в стране, не стяжавшей себе громкой военной славы, началось социальное брожение, сопровождавшееся стихийными коммунистическими выступлениями. Правительство было слабым и нерешительным, поэтому многие считали весьма вероятным коммунистический путч. Муссолини испытывал такое же патриотическое унижение, как и Гитлер, и начал создавать национальное фашистское движение «чернорубашечников», требуя от правительства твердой руки не только для народа, но и для финансовой и деловой элиты. Он получил поддержку со стороны промышленников и банкиров, вероятнее всего потому, что у них было преувеличенное мнение о способности красных революционеров экспроприировать их богатства и прекраснодушное убеждение в возможности управлять этим авантюристом. Они слишком боялись красных и недооценивали черных. Но ни на одном этапе своей деятельности Муссолини не проявил признаков служения капиталу. Его теория корпоративного государства подразумевала жесткий контроль над частным предпринимательством.
Фашистское движение возникло за несколько лет до гитлеровского, возможно потому, что молодые итальянцы среднего класса не были уничтожены на войне, как их немецкие сверстники. Террористическая волна нападений, убийств и избиений, совершавшихся «чернорубашечниками», вполне уравновешивала террор фанатиков «классовой борьбы». В октябре 1922 г. произошел фашистский переворот — «Марш на Рим», после которого началось быстрое и беспрепятственное возвышение Муссолини. Он стал диктатором на десять лет раньше Гитлера.
По всей Европе, а также в Китае и Японии одинаковые причины вызывали одинаковые конфликты и сходные результаты. Повсюду левые догматики разрушали старый политический и социальный порядок, ссорились друг с другом и тем самым расчищали путь милитаристам и диктаторам, «сильным людям», создававшим режим личной власти и ожесточенно преследовавшим свободу слова и политической деятельности. Теория мало что для них значила, будь то коммунизм или корпоративное государство, практический результат был один и тот же: отход от творческих и космополитических идеалов и возвращение к воинствующему национализму. Русская диктатура более других была склонна к миру, довольствовалась существующими границами и стремилась сотрудничать с хрупким и ненадежным механизмом Лиги наций. Германия, Италия и Япония относились к этой злополучной организации со все нарастающим пренебрежением.
Япония, как и большинство победителей, не думала разоружаться и готовилась отвлечь беспокойную энергию молодежи на раздираемый острейшими конфликтами Китай. Германия и Италия серьезно взялись за улучшение здоровья и дисциплины нового поколения и приоритетное развитие военно-воздушных сил. Немецкое вооружение противоречило Версальскому договору, но Италии это не касалось. В школах и в печати неустанно проповедовалась воинственная агрессивность.
В некоторых частях Европы определенные Лигой наций границы не соблюдались. Предназначенный Литве Вильно оспаривался русскими и поляками, которые не собирались его отдавать. В виде компенсации Литва захватила в 1923 г. занятый французским гарнизоном по мандату Лиги наций Мемель[79] и удержала его в своих руках.
Пренебрежение международными нормами проявилось и в убийстве итальянского генерала из пограничной комиссии на греко-албанской границе. Италия, не дожидаясь санкций, бомбардировала остров Корфу и потребовала возмещения. Конфликт был исчерпан лишь после признания правомерности ее действий.
Другой болевой точкой был город Фиуме[80], предназначенный для Хорватии. На него был совершен налет отрядом авантюристов под командованием итальянского поэта Д’Аннунцио (1919 г.). Город несколько раз переходил из рук в руки, но в 1924 г. окончательно стал итальянским. Эти сравнительно мелкие конфликты недвусмысленно предупреждали о недостаточном авторитете Лиги наций.
Вся нереальность осуществленного Лигой наций нового мироустройства особенно ярко проявилась на Дальнем Востоке. Никто из западных политиков и государственных деятелей, создавших Лигу наций, по-видимому, не имел отчетливого представления о проблемах четырехсотмиллионного сообщества, чье древнее политическое, социальное и экономическое устройство развалилось на глазах одного поколения. Для них Китай был одним из тех воображаемых юридических организмов, подобно Англии, Франции и Германии, которые могут участвовать в судебных разбирательствах, принимать обязательства, отвечать по долгам и т. п. Среди всеобщего беспорядка в кругах китайской интеллигенции возникла концепция Нового Китая, и после 1912 г. политическая организация, называемая Гоминдан, старалась поддерживать обновленный китайский патриотизм. При этом неизбежны были расхождения между теорией и жизнью в провинциях, да и самый обычный бандитизм. Общая ситуация ухудшалась тем, что Лига наций в нарушение своих же принципов передала провинцию Шаньдун, занятую перед войной Германией, японцам. Повторимся еще раз: в этой краткой книге мы не можем проследить за деятельностью всех вождей: реформатора Сунь Ят-сена, «христианского генерала» Фын Юй-сяна, монгола Чжан Цзо-лина, который нацеливался на императорский трон, равно как и за всеми перемещениями правительств между Пекином, Нанкином и Кантоном и попеременными интервенциями Советской России и Японии. Постепенно выяснилось, что главный агрессор в Китае — японцы, неуклонно стремящиеся к господству над всей Восточной Азией, следуя худшим традициям довоенного империализма. В 1932 г. Маньчжурия была отделена от Китая и фактически стала японским протекторатом.
Тем временем неуклонное развитие авиации заметно усиливало международную напряженность. Дипломаты старой школы не желали признавать, что характер войны принципиально изменился. Подводные лодки устаревали, уступая место скоростным бомбардировщикам. Теряли смысл и такие традиционные понятия, как «фронт» и «морские пути». Самым восприимчивым к этим переменам оказались реваншистские и агрессивные страны, которые скрытно и быстро наращивали военно-воздушные силы. Англия и Франция, сохранявшие на протяжении этих «безмозглых двадцатых» безоговорочное военное превосходство, в «испуганных тридцатых» внезапно осознали, что отстают в развитии авиации. Германия Гитлера и Геринга и Италия Муссолини становились сильнее и смелее. Они смотрели на западные страны все с большей самоуверенностью. Милитаристская японская клика расширяла агрессию на территории Китая. Захватив Маньчжурию, японские армии оккупировали провинцию Жэхэ (1932 г.), а в 1933 г. вышли к Великой Китайской стене.
Ни Англия, ни Франция, ни Россия — войны не хотели. Они могли все потерять и ничего от нее не выигрывали. Все три страны каждая по-своему были дезорганизованы финансово-экономическими трудностями. Зато три агрессора, перемежая реальные угрозы блефом, принялись окончательно затаптывать Версальский договор и Лигу наций.
В конце 1934 г. возник острый конфликт между Италией и Абиссинией, и к осени 1935 г. Италия уже вела полномасштабную захватническую войну. Применяя зажигательные бомбы и химическое оружие, она победила (май 1936 г.), но Абиссиния оказалась для итальянцев трудной страной для колонизации.
Осенью того же года в Испании, где республиканцы были ослаблены долгой борьбой с каталонскими националистами и радикалами-коммунистами, произошло восстание марокканских войск генерала Франко, тайно поддержанного Германией и Италией. Путч немедленным успехом не увенчался — испанцы сплотились вокруг правительства в Мадриде, и на полуострове целых два года бушевала варварская война, в которой все более открыто участвовали Германия и Италия[81]. Города подвергались беспощадным бомбардировкам, гибло огромное количество женщин и детей, хотя война так и не была объявлена. Германия и Италия оставались
Весной 1938 г., захватив Австрию, Гитлер бросил открытый вызов Версальскому договору. Ему никто не сопротивлялся, ни в самой Австрии, ни за ее пределами. Гитлер (при пособничестве своего услужливого союзника Муссолини) все больше ощущал себя вершителем судеб мира, а нацистская Германия продолжала набирать силу. Страх перед нападением с воздуха — возможно преувеличенный — парализовал демократические страны. Началась бешеная гонка вооружений — куда более изнурительная, чем перед Первой мировой войной 1914—1918 гг.
Отсутствие ясной и твердой политики со стороны США, Англии и Франции можно понять только с учетом того, что каждая из этих держав страдала от болезней, связанных с переменами и запутанными экономическими отношениями.
В них тоже происходила коренная перестройка производства, приводившая к дисбалансу распределения, что нарушало спрос на рабочую силу. По мере того как подрастало молодое поколение, профессиональные кадры сменялись слоем недовольных безработных. В Соединенных Штатах подобная напряженность приводила к снижению потребления, а поскольку во время войны и в период послевоенной стабильности широко распространились инвестиции, это привело к обвалу ценных бумаг и финансовому кризису. В затруднительном положении оказалось множество американских банков. Последовала паника 1931—1932 гг., но стране повезло с президентом — Франклином Рузвельтом, который установил беспрецедентный контроль за банками и повернул страну от традиционного индивидуализма, связанного с накоплением богатств и разбазариванием ресурсов, к планируемой обновленной экономике. Эта политика получила название Нового курса. Для такой социализации не хватало подготовленных и образованных чиновников, и, кроме того, с самого начала президенту сильно мешали некоторые недостатки его слишком открытого характера, раздоры между министрами и сильнейшее пристрастие американской юстиции, начиная с Верховного суда, к частной инициативе. Кроме того, Америка начала осознавать опасность для своих океанских побережий в случае катастрофы с Британской империей, а угроза с воздуха увеличивалась по мере возрастания скорости и размеров самолетов. К тому же приготовления к войне могли снизить безработицу. Таким образом, по-прежнему цепляясь за миф об изоляционизме, США вслед за Англией и Францией включились в гонку вооружений.
Экономические трудности Великобритании возрастали, и она опередила Америку в протесте народа против власти богатых, что привело к введению чрезвычайных налогов на доходы, убийственных ввозных пошлин и пособий для безработных. Революционное напряжение удалось снять, однако довольно мало делалось для здравоохранения, правопорядка, образования и занятости молодежи. Частное богатство, частное предпринимательство и частный капитал были в Англии политически слишком сильны, чтобы допустить национализацию промышленности или природных ресурсов. В 1937 г. Великобритания осознала угрозу войны и вопреки своей воле вместе с остальным миром приступила к милитаризации страны.
Становилось все понятнее, что пока существуют суверенные национальные государстве и систематическая пропаганда расистского лжеучения, основанного на национальных и культурных предрассудках, пока продолжается присвоение источников богатства для извлечения выгоды, до тех пор нестабильность будет нарастать, а жизни и умам людей будут все сильнее угрожать несвобода, зависимость и страх перед разрушительной войной. Роду человеческому следует опасаться агрессивной истерии, которая шаг за шагом тащит его вниз, к жестокой и дегенеративной воинственности; к жизни, где мало что останется, кроме боли, ненависти и примитивных инстинктов, а из добродетелей сохранится разве что спартанская выносливость.
Поделиться книгой: