Баронесса хмыкнула… неприятно, по-мужски. Осведомленно.
— Вы не знаете Италию, синьор князь. Здесь никогда ничего не изменится. Король, диктатор… указы, декреты, рескрипты… все это не более чем слова…
И тут же, без передышки.
— Вы избавитесь от своих шлюх сами, или мне это сделать?
В принципе я был не против. Самый надежный способ вербовки женщин… к тому же, думаю девяносто процентов мужчин на званом вечере — будут мне завидовать. Остальные десять — содомиты, им это не интересно. Не их масть, как говорится. Но я просто не мог поверить в то, что баронесса, супруга хозяина вечера — может вот просто так уйти с одним из гостей. Я уже понял, что отношения в семье Полетти далеки от нормальных и ни о какой любви тут и речи быть не может. Но поднимать публичный скандал… как то не по себе от такого даже мне, немало повидавшему в жизни.
— Полагаю, нам следует соблюдать осторожность, — спокойно ответил я, — танец заканчивается. Позвольте…
Я достал свою визитку, черкнул пару строк.
— Передайте это синьору Кантарелле. Постарайтесь незаметно. Затем выходите. Черный Майбах — пятьдесят три, от входа налево по улице. Там такой милый фонарь рядом…
Баронесса взяла карточку.
— Что это?
— Профессиональная любезность. Не откажите в милости, сударыня.
Баронесса взяла карточку.
— Десять минут…
Зачем я это сделал? В отношении молодого синьора Кантареллы — действительно, профессиональная любезность. В конце концов, мы оба — одинаковые, пусть из разных стай. Политики заставляют нас воевать друг с другом — но друг другу мы ближе, чем даже собственное командование. Люди — лягушки, боевые пловцы, подводные диверсанты. Это его страна — пусть он и разбирается с террористом.
Что же касается барона… ему можно даже посочувствовать. Он — тоже в какой-то степени находится в том положении, в каком одно время находился я. Только у нас с Ксенией — это не закончилось браком. Наверное — и слава Богу…
Гнев сопровождавших меня дам угас только при виде тысячемарочных банкнот. На улицу я вышел осторожно, один пистолет я незаметно переложил в карман, проверил, есть ли патрон в патроннике, и снял с предохранителя. Выстрелить — секунда. Второй пистолет — я тоже снял с предохранителя и оставил за поясом…
На улице была ночь. С Тибра — тянуло свежестью и прохладой. Улица — запружена транспортом. Идти опасно — но делать нечего.
Перед тем, как садиться в Майбах — я включил фонарик, который всегда ношу при себе в качестве брелока, встал на колени и осветил днище машины. Понимаю, что в этот момент я выглядел донельзя глупо, испачкал костюм — но лучше испачкаться в грязи, чем в собственной крови. А тут ставки выше: рванет — потом хоронить будет нечего.
Я успел встать, отряхнуться, чтобы встретить баронессу — и даже открыл дверцу машины. Она появилась из темноты, загадочная и неотразимая. Сумочки у нее не было — просто оторва, отправляется ночью из дома, с человеком которого знает час и даже без сумочки.
— Сударыня…
— Поехали отсюда скорее… — баронесса села в машину.
Желание дамы… закон.
Я сел на водительское, Когда поворачивал ключ в замке зажигания — признаюсь… екнуло. Но ничего не произошло.
Развернуться на улицах старого Рима практически невозможно, а впереди все было забито машинами. Я включил фары и тронулся вперед, выезжая из ряда… у меня был большой опыт управления именно этой моделью Майбаха, сейчас он был нужен мне весь, без остатка. В этот момент — нас осветили фары, раздался гудок, потом синим вспыхнула сирена… черт. Я был вынужден сдать назад, мимо, прокатилась какая-то машина, я не успел разглядеть какая. Седан, низкая, явно представительская. Конечно… преимущество было у него… но мне это не понравилось.
— Что за хам? — недовольно сказал я, снова начиная маневрировать…
— Машина капитана, — сказала наблюдательная баронесса, — ваше послание достигло цели. Мчится как на пожар…
— Вы выполнили мою скромную просьбу, сударыня?
— О, конечно. Мне доставило истинное удовольствие посмотреть на его рожу…
Мне это не понравилось. Есть люди, которым нравится доставлять людям боль, создавать проблемы и неприятности и наслаждаться тем, как другие люди выкручиваются из них. Возможно, баронесса из таких… таким людям чем хуже, тем лучше…
А это плохо.
Вспышка!
Мне как раз почти удалось развернуться — и я имел возможность наблюдать все происходившее впереди, с первого мгновения до последнего. Водитель машины притормозил, видимо, чтобы повернуть куда-то — рубином вспыхнули стоп-сигналы. Потом — где-то сверху что-то вспыхнуло, я понял это по мимолетному отсвету. И вся машина — полыхнула, разом, как это показывают в боевиках. Обычно — машины взрываются совсем по-другому — но эта взорвалась именно так: разом, ее всю окутало ярким пламенем, так, что даже контуров машины почти не было видно. На свете — существовал только один тип оружия, которым можно было сотворить такое…
В голове ворохнулась мысль, что если у этого урода в руках старая модель — то там не один заряд — а два. И что этот урод сделает со вторым зарядом… о том известно лишь Сатане.
Шмель. Реактивный термобарический огнемет. Старая модель — действительно не одно, а двуствольная, два выстрела разом. Эта штука — рассчитана для борьбы с ДОТами и бронетехникой, если снаряд Шмеля попадет в машину — даже костей не останется, один пепел.
Из машины я выскочил так быстро, как, наверное, никогда не выскакивал. За руку вытащил баронессу, потащил в подъезд — это было ближайшее укрытие, которое можно считать относительно надежным. Относительно — потому что Шмель по своему разрушительному действию был равен шестидюймовому фугасы и тот, у которого в руках была эта штука, мог превратить эту римскую улицу в филиал ада на земле… в подъезде безопасно только потому что темно, и он вряд ли сможет прицелиться. Все, кто был в машине — сгорели, это несомненно. После Шмеля выживших не бывает…
Баронесса не плакала — просто сжалась в комок.
Возможно, невоспитанному хаму все же удалось добиться своего. Что же, сладких снов… коллега. Эта не самая худшая смерть из возможных, бывает, что убивают неделю. А если проблемы с декомпрессией — умрешь быстрее, но так что злейшему врагу не пожелаешь.
— Иди домой. Иди, домой, поняла? Ты ничего не видела, ничего не знаешь, никаких записок не передавала. Все поняла?
— Кто… что произошло?
В сущности, скрывать уже нечего.
— Террорист. Я заметил его на вечере. Все, иди. Я тебя найду сам. Хорошо? Все поняла?
Баронесса закивала. Я спустился первым, выглянул. Толпа народа, вывалили любопытные… легко затеряться. Уже слышен вой сирен.
— Все, иди!
— Эй, cazzo…
Я как раз поднимался из метро. Метро в Риме было убогим, похожим на нью-йорское, только с меньшим количеством линий. Неглубокого залегания, грязные станции, похожие одна на другую, изрисованные граффити поезда и переходы, никаких эскалаторов. Не то что в России — у нас станции метро строятся как подземные дворцы, привлекаются известные архитекторы, многие станции посвящены каким-то людям и событиям. Здесь же — грязно, разбитые плафоны освещения, толкутся албанские дилеры, торгуют героином. Недавно было нашумевшее дело — в римском метро изнасиловали и убили молодую женщину, банда издевалась над ней больше часа — но никто не пришел ей на помощь.
Нахождение в метро человека в костюме стоимостью в пять тысяч рейхсмарок — призыв к классовому насилию. Я бы не совался в это метро — да только поопасался ехать на такси, таксист запомнит. Счел, что если мне повезет — я смогу сойти за городского сумасшедшего. Почти прокатило…
Я медленно повернулся. Четыре урода — кожаные куртки на голое тело, крысиные бородки, агрессивная злоба и убожество. Точно, албанцы или цыгане.
— Деньги есть, чувак?
— Есть, — покорно ответил я.
Ни слова не говоря, достал пистолет и выстрелил тому, который показался мне самым крутым, в колено. Оглушительно грохнул пистолет, запахло горелым порохом, бандит завизжал как резаный и упал, где стоял. Остальные бросились от главаря врассыпную, даже не пытаясь ему помочь, — и в обратную сторону побежал я, моля Деву Марию не наткнуться на полицейского. Никакого другого языка эти твари не понимали, и сожалеть о содеянном я не собирался. Будут знать, что, помимо овец, можно наткнуться и на волкодава…
Вот так вот я провел этот день. Имел возможность выбирать из трех очаровательных женщин — и в итоге мне не досталось ни одной. Но расстраиваться я не спешил — в отличие от контр-адмирала Кантареллы я еще был жив.
20 июня 2014 года
Рим. Институт Святого Сердца
Предместья Ватикана
— … как звать этого человека?
— Представился как адмирал русской службы Воронцов. Дворянин, Князь.
Человек, сидящий за скромным столом на первом этаже одного из зданий на Виа делла Консилиационе стальной хваткой сжал трубку.
— Адмирал русской службы Воронцов.
— Ты… — человек откашлялся, — ты уверен в этом?
— Совершенно. Послушай. Я выгнал его из дома, но это не значит, что он не придет в него опять. Он знает о Персии и знает слишком много. Это не в твоих интересах и не в моих.
— Если бы… только о Персии.
— Что?
— Нет. Ничего. Повтори дословно — что он сказал.
— Он передал привет от Мадам. Говорил о деньгах.
— Он не может ничего знать.
— А если знает? Я навел справки — он был первым наместником в Персии.
— Следы уничтожены.
— А ты в этом уверен?
Человек помолчал. Седые волосы на его по-крестьянски крепкой руке стояли дыбом.
— Что конкретно он сказал.
— Название банка. Имя Антонеллы.
— Сколько он хочет. Он называл сумму?
— Он хочет все.
— Он называл сумму? — повысил голос сидящий за столом человек.
— Нет.
— Тогда это все не стоит и плевка.
— Скажи это ему.
Человек за столом немного подумал.
— Он сказал, когда придет еще раз?
— Нет. Я выпроводил его.
— Уезжай из страны. Запрись и сиди в своем шале. Пока не станет безопасно.
— Безопасно уже никогда не станет. Пока у меня дела в Риме. Что с моим сыном?
— Мы работаем.
— Мое терпение истощилось, кардинал.
— Не смей противоречить мне! Делай, что сказано, иначе…
— Иначе — что?
Кардинал Алессандро Антонио да Скалья, Государственный Секретарь Ватикана положил трубку, что было признаком слабости. Сидевший напротив кардинал Коперник — с ужасом смотрел на его левую руку — с нее, на белоснежный лист бумаги только что сорвалась и упала бордовая, тяжелая капля. Во время разговора — кардинал Да Скалья сломал ручку из письменного прибора и даже не заметил этого. Осколок вонзился в руку и теперь — шла кровь.
Кардинал достал из ящика стола бумажную салфетку, приложил к ране. Кровь перестала, на бумаге расплылось бурое пятно.
— Когда у тебя встреча с немцами? — спросил кардинал да Скалья.
Кардинал Коперник помялся — так спрашивать было не принято, Италия, равно как и Ватикан были построены на уловках, недоговоренностях, фактах, о которых все знают, но никто ничего не говорит… как невеста после первой брачной ночи. Но кардинал да Скалья был взбешен и ему было плевать на условности.
— Полагаю, что завтра.
Кардинал начертал на той же бумаге, заляпанной кровью две фамилии.
— Назовешь им этих людей. Пусть разберутся с ними.
— Хорошо.
Кардинал да Скалья поднес заляпанный кровью бумажный лист к пламени свечи, и смотрел, как он темнеет, начинает обугливаться — а потом вспыхивает ярким, пожирающим огонь пламенем.
— Пошел вон… — спокойно сказал да Скалья.