Помоги проекту - поделись книгой:
— По нашим данным — клан Абгааль — ответил лысоватый немец.
Ну, конечно же… Клан Абгааль, трудно было ожидать чего-то другого. Как он сразу не догадался…
История Сомали последних ста пятидесяти лет — это история противостояния кланов Абгааль и Хабр-Гадир. Абгааль — правили страной до тысяча восемьсот семидесятого года от Рождества Христова, до того времени, как пришли итальянцы. После этого — они ни разу не поднимались к вершинам власти: их клан был истощен войной с итальянцами, и уступил первенство клану хабр-гадир, проживающему дальше от Могадишо. Хабр-Гадир проживал ближе к границе — в то время как Абгааль контролировали саму территорию Могадишо и ее окрестностей. Хабр-гадир выдвинулись при итальянцах, практически все сомалийцы, каким удалось добиться много при итальянском господстве — представители хабр-гадир. Он сам и его отец — тоже хабр-гадир. Но и абгааль и хабр-гадир входят в племенное объединение хавийе, что делает невозможной междоусобную войну. Точнее — это хабр-гадир не могут вырезать претендующих на власть абгаалей, потому что против них выступят все остальные члены кланового объединения. Абгаалям проще — они могут свободно интриговать против хабр-гадир искать себе союзников и делать все, чтобы вернуть власть. Их все еще было больше в Сомали и думать о том, что они забыли про то, как были у власти — было наивно. Тот, кто так думал — не знал Африку.
И в качестве союзников — они могли взять германцев. А почему бы нет? Они договорились с итальянцами, пролившими здесь столько крови. Почему абгаали не могут договориться с германцами, а?
И значит, это предложение может быть провокацией. Нужно соблюдать особую осторожность, может, абгаали только и ждут свары в стане хабр-гадир. Род, где сын убивает отца — править не может, не имеет права править…
— В таком случае — мы должны предупредить покушение.
— Мы? — нехорошим тоном сказал немец.
— Я — поправился бывший итальянский морской пехотинец.
Немец равнодушно пожал плечами.
— Вижу, вы так ничего и не поняли. Дело ваше. Всего хорошего…
И протянул руку.
Рукопожатие в Африке не слишком-то распространено, в отличие от Европы, в Африке давно не видевшиеся друзья при встрече обычно обнимаются. Но принц Абу Мохаммед Айдид был воспитан в европейской культуре, служил в европейской армией. И поэтому, увидев протянутую руку, он шагнул вперед, чтобы пожать ее, чисто инстинктивно. Ничего плохого от этого лысоватого, похожего на бухгалтера или правительственного чиновника средней руки немца — он не ожидал.
И в следующий момент — оказался рожей на столе и с вывернутой до боли рукой, это было так неожиданно, что он не смог провести контрприем. Он забыл о том, что если немцы куда-то приходили, — они не играли по местным правилам, они устанавливали свои, еще более страшные. И просто так ни один немец в Африку попасть не мог.
— Если ты хочешь играть со мной в игры, верблюжье дерьмо… — проговорил немец, удерживая принца в неловком и унизительном для него положении — пусть так. Но не забудь рассказать своему отцу, как ты связался с британской разведкой, как ты сдал им схему в порту в обмен на безопасность и поддержку. И как ты через них — тайком от своего отца отправляешь деньги в Гонконг. Ну, что скажешь?
Немец внезапно отпустил принца. Бросил на стол фотографии.
— На, полюбуйся. И знай — Цепеллин вышел на огневую позицию в пятидесяти морских милях от Могадишо. Как думаешь, сколько времени потребуется летчикам Люфтваффе, чтобы стереть вашу грязную страну в порошок!?
Сначала — Паломник не понял, что произошло. Он даже подумал, что винтовка не выстрелила — хотя воздействие отдачи винтовки калибра 12,7 миллиметра не спутаешь ни с чем. Нет, винтовка сработала как надо — только попадания не было. Совсем…
При стрельбе на дальние расстояния такое бывает. Поле зрения прицела все таки ограничено, и если ты сделал грубую ошибку — попадание может быть и вне пол зрения прицела. После такого — часто самое лучшее, что ты можешь сделать — это уносить ноги. Потому что в нормальных армиях мира всегда выделяются наблюдатели, попадание пули тем более калибра 12,7 они засекут, подадут сигнал тревоги — и в обратку — ты получишь бандероль из самого навороченного в мире снайперского ружья — выведенной на прямую наводку скорострельной пушки.
Но в данном случае произошло что-то непонятное.
Он мог ошибиться по горизонтали — из-за ветра, у него не было возможности нормально определить ветер, в попадании по вертикали он был почти уверен. Ну, по крайней мере уверен настолько, что если бы он ошибся по вертикали — пуля попала бы не в вождя а в одного из боевиков, окружавших его. Но попадания не было вообще, там, где был праздник кричали и стреляли — но по совершенно другому поводу.
Он решил еще раз проверить расчеты.
Тем временем — генералиссимус устал перетаптываться на месте — и пошел к своему законному праздничному месту — это было что-то вроде низкого трона, сделанного специально под его габариты и вес. Усевшись туда, он махнул рукой — настала пора его подданным станцевать танец преданности для него.
Первым — был глава одного из кланов, занимающихся разбоем. Он принадлежал к роду Дауд — и не придумал ничего хитрее, чем преподнести в подарок генералиссимусу собственную дочь. Тем самым — он намеревался породниться с вождем вождей и укрепить влияние своего рода. В конце концов — в его роде подрастало немало достойных воинов, и вместо того, чтобы грабить на дороге они были достойны того, чтобы грабить в Могадишо. Это сытнее и безопаснее…
Второй раз — Паломник выстрелил, когда генералиссимус встал в полный рост на своем низком помосте — идеальная цель, он выделялся над своими воинами на две трети своего роста, промахнуться по нему было не проще, чем по слону. Выстрел — механизм сработал четко, выбросив стреляную гильзу.
Промах!
Снова пуля улетела в никуда. Паломник, европеец, представитель древней восходящей еще к Риму культуры — начал думать, что что-то здесь не так. Все-таки он несколько лет просидел в тюрьме вместе с африканцами и поневоле перенял часть их привычек, легенд и верований. Все это — было не просто так, над этим нельзя было смеяться, как это делают глупые туристы, приехавшие в Африку на две недели отпуска. Когда сидишь ночью в буше у костра, и тебе кажется, что ты на другой планете… в голову всякое лезет. В одном из отрядов был знахарь — он готов был свидетельствовать на суде, что этот знахарь помогал не хуже, чем армейский полевой санитар, к нему даже немцы из охраны ходили. Слышал он и про амулеты, которые превращают пули в воду…
Вот только не думал, что самому придется с этим столкнуться.
Тем временем — генералиссимус — решил продемонстрировать свою мужскую силу.
Девица, которую ему привели — явно была с примесью чисто африканской крови, не похожая на сомалиек и тем более — эфиопок. Ее лицо было круглым как луна, глаза узкими как у жителей Сахары, зад был слишком большим для европейки — на него можно было ставить поднос. Она еще не успела разжиреть, как типичная африканская матрона и выглядела привлекательной даже для европейца…
Мохаммед Фарах Айдид подошел к своей новой жене вплотную, та смотрела, как и положено — в землю и на ней не было ничего, кроме короткой юбки. Бесновалась толпа.
Под крики боевиков — генералиссимус повернул девицу спиной к себе — и тут вся верхняя часть его тела буквально взорвалась…
Господи… я понимаю, сколь это неправильно… но все же дай мне сил свершить задуманное… ибо нет возможности победить зло иным путем, и только таким… можно если и не победить зло, то убрать с дороги одного из тех, кто его творит и заставляет творить других. О, Господи… ты видишь его и видишь меня…скажи… кто из нас должен остаться и продолжать жить, а кто — должен умереть, ибо нет другого пути, как очистить это место от безбожия и скверны… Господи… если я твой солдат, направь мою руку, и сделай верным мой выстрел… аминь…
Третья пуля произвела ужасающие разрушения.
Она попала в плечо сбоку, прошла через все тело и оторвала обе руки, а так же — разорвала позвоночный столб. Генералиссимус Айдид умер, так и не поняв, что с ним произошло… вот он был жив, и вот он умер, рухнув на землю, как поверженный выстрелом охотника слон… и багровая кровь вождя хлынула на сухую, утоптанную землю, орошая ее…
Сначала — все негры тупо смотрели на произошедшее. Потом — завизжала девица, ее визг резанул по нервам — и началась давка. Кто-то бросился к телу, кто-то от него, кто-то упал под ноги и его мгновенно растоптали. Взревели верблюды, кто-то под шумок бросил факел на шатер и он вспыхнул. Стреляли все и во все стороны… и никто уже не мог разобрать, что произошло, кого надо защищать и кого — карать. Умнее всех поступили те, кто бросился к машинам — сматываться…
Человек, известный итальянской разведке как Паломник — добежал до замаскированной у холма машины, бросил в салон ружье, завел мотор и нажал на газ. Прыгая на ухабах — машина покатила к дороге, ее никто не преследовал. Добравшись до дороги — Паломник взял курс на север. Его никто не преследовал…
Рифленая сталь покрытия второй палубы гремела под сапогами. Коридор был тускло освещен "дежурным светом", стоящий на углу матрос с короткоствольным автоматом вытянулся по стойке смирно и отдал честь. Конечно, это было по уставу — но матрос достаивал свою вахту и мог забыть это сделать. Но не в случае с ним, кавалером Рыцарского Летного креста с мечами, оберстом палубной авиации Люфтваффе Гансом Бартелем. Его уважали на корабле все — несмотря на то, что отношения между Флотом и Люфтваффе, еще во времена рейхсмаршала Геринга[5] прихватизировавшего всю авиацию, в том числе морскую.
По лестнице — оберст поднялся на первую палубу. Первая — это та, что под главной, та палуба с которой взлетают и на которую приземляются — это главная палуба, она не имеет номера. Здесь же — стоит часть самолетов, которые несет авианосец, здесь же — располагаются ремонтные службы. Боеприпасы глубже, они располагаются в самом низу, на третьей палубе — традиционно, попаданий бомб и ракет боятся больше, чем торпедных атак, со времен Командора Денница у Рейха самый сильный подводный флот в мире. Их поднимают снизу по лифту, который имеет мерзкое обыкновение выходить из строя. Именно этим сейчас занимались техники дежурной смены — поднимали боеприпасы.
— Офицер на палубе! — крикнул кто-то.
— Вольно…
Оберст поздоровался за руку со своим механиком.
— Что вы мне дадите?
— Два спецбоеприпаса Т, герр оберст и две ракеты ближнего боя….
Оберст прикинул загрузку.
— Здесь совсем недалеко. Дайте еще две ПРР[6].
— Есть…
Как то раз — оберст, еще совсем молодой — был сбит в результате неприятного, замолчанного инцидента — а перед этим он сбил двоих британских бандитов. Сбил бы и третьего — если бы один умник не посчитал, что двух ракет достаточно для защиты самолета во время перегона. Конечно, итальянцы это не британцы, они только и умеют, что жрать в три глотки, дрыхнуть днем да на унитаз работать… но с тех пор оберст Бартель был параноиком и меньше, чем с четырьмя ракетами не взлетал…
Бартель подошел ближе к своему "боевому коню" — так он называл свой самолет, в этом было что-то рыцарское. Это был новейший Мессершмидт, способный исполнять функции как истребителя, так и бомбардировщика. Он был изготовлен по специальной программе "Туман", аналогичной североамериканской "Стелс" — но при этом он был гораздо больше похож на настоящий самолет, в отличие от F117, который сами североамериканские пилоты называли "летающий осел", и морскую версию которого создать так и не удалось. Туман был похож на североамериканский F22, только еще больше режущих поверхностей и один двигатель вместо двух. Оберст никогда не отправился бы в полет над морем на самолете с одним двигателем — но у него был приказ облетать этот самолет и доложить свое мнение…
Самолеты с одним двигателем — в морской авиации не приживались долго: слишком опасно, приземление на воду означает чаще всего смерть. Смерть высококвалифицированного летчика морской авиации, которого надо было готовить как минимум два года и которому после этого как минимум пять лет надо было оттачивать летное мастерство, прежде чем окончательно войти в форму. Конечно, были и подводные лодки и гидросамолеты и вертолеты… но всякое бывало.
Ситуацию неожиданно изменили русские. Да… у североамериканцев в тяжелых боях в тихоокеанской зоне с японцами отлично показал себя маленький Дуглас Скайхоук, который летчики называли "скутер" — но со временем сами американцы от него отказались, перейдя на двухдвигательный Шершень[7]. А вот русские в крайней войне удивили. Они творчески переосмыслили опыт Люфтваффе — ведь именно Люфтваффе впервые опробовало полет "тройкой". КБ Гаккеля создало легкий одномоторный палубный истребитель — бомбардировщик. Решение было поразительно простым — они взяли тяжелый С33, и сделали на его аэродинамической схеме самолет с одним двигателем вместо двух! Еще сэкономили на радаре с АФАР, который сам по себе стоит как раньше целый истребитель. Вдобавок — этот самолет складывался так, что в сложенном состоянии занимал вдвое меньше места, чем обычный палубный истребитель. Это гениальное техническое решение позволило русским почти без затрат (двигатель серийный, аэродинамическая схема знакомая, практически вся авионика с большого истребителя) быстро насытить свой флот тремя сотнями таких самолетов и резко увеличить численность палубной эскадрильи. К этому — никто не был готов.
Нарвались британцы. Оберст Бартель входил в специальное подразделение Люфтваффе, так называемый "отряд 33", кочевал по миру, посещал все выставки, участвовал в совместных учениях и тренировках. Целью Отряда 33 была оценка боевого потенциала ВВС и палубной авиации других государств, разбор всех военных столкновений с использованием авиации, отслеживание новинок и положительного технического опыта и подача предложений высшему командованию Люфтваффе. В составе отряда 33 оберст участвовал в разборе столкновений Второй Мировой или девяносточасовой войны. И не был согласен с бытующим мнением, что мол, русские лишь подло поймали британцев, когда те были слабы. Может быть, в ином случае, они потеряли бы больше — но они все равно бы победили. Оберст был в этом уверен.
Прекрасное решение — один тяжелый двухместный истребитель бомбардировщик и два сопровождающих его легких одноместных. Оператор тяжелого — работает на всю группу, в его распоряжении радар АФАР, он отыскивает и распределяет цели, действуя в режиме мини-АВАКСа. Легкие — прикрывают тяжелый истребитель, чаще всего вооруженный ПКР[8], когда он выходит в атаку на британский флот. Они более маневренны, чем любой британский истребитель, они менее заметны на экране радара. Наконец — при полете плотной группой, эту тройку можно было принять за средний бомбардировщик — ракетоносец, легкую цель для истребителей прикрытия — и каковом было удивление британских палубных пилотов — когда выйдя на цель вместо беззащитного бомбера они видели тройку истребителей. Русские впервые применили двухслойное прикрытие собственных ударных групп, когда британцы, прорвавшись через заградительный заслон тяжелых истребителей — напарывались на три — четыре десятка легких истребителей. Тем более — что они до последнего не включали радары — их наводил сам авианосец. В результате — русские безвозвратно потеряли лишь один авианосец, да и тот достаточно случайно — а вот британский флот перестал существовать. Потеря десяти авианосцев из двенадцати и четырех пятых общего тоннажа — это гибель флота. И Флоту открытого моря надо было учить уроки — пока не поздно, пока их авианосцы не на дне.
Так что — приходилось летать на этом легком истребителе ПВО, переделанном в легкий морской истребитель — бомбардировщик…
— Герр оберст!
Оберст Бартель подписал стандартный бланк с полетным планом — номер борта, приказ на взлет, приказ на уничтожение целей, схема прикрытия. Потом — обошел самолет и подписал еще один бланк — о том, что принял самолет от технической группы. Бюрократия у германцев была мощной.
На главный палубу он поднялся на центральном лифте, стоя рядом со своим бомбардировщиком. Матросы палубной команды отсалютовали ему, подцепили тягач и покатили самолет на старт. Оберст подошел к стоящему у лестницы справа, ведущей снизу на главную палубу корветтен-капитану доктору Отто Борзигу, отвечавшему за деятельность разведцентра на корабле.
— Зиг хайль[9]!
— Зиг хайль… С полетным планом ознакомились?
— Так точно.
— Задание совершенно секретное… От смежников…
Оберст Бартель выругался — и корветтен — капитан отнесся к этому с пониманием. От смежников — значит от РСХА, гражданской службы разведки и контрразведки, которая мощнее морской разведки, Абвера и разведки Люфтваффе (метеорологов) вместе взятых. На флоте и в частях Люфтваффе — РСХА ненавидели особенно сильно. Помимо обычной ненависти к конкурентам… ВВС и ВМФ были вотчиной старинных дворянских родов, туда просто так было не попасть. Борзиг был почти дворянином даже без приставки "фон", представителем купеческо-промышленной семьи, полное высшее образование давало ему право на обращение "доктор". Бартель дворянином не был — но был более чем достойным человеком, принятым в любом дворянском салоне, уроженцем Кенигсберга, города королей. В РСХА же сидели в основном выскочки с самого низа, мерзавцы, подонки, оппортунисты и манипуляторы.
— Так вот почему вооружение Т. И потому я иду в одиночку.
— Так точно.
Вооружение Т было специальным. Это были управляемые авиационные бомбы, в которых корпус из стали и многие другие стальные детали были заменены на детали либо из сверхпрочного пластика, либо и вовсе — из прессованной целлюлозы. В результате — после взрыва бомбы не оставалось осколков, и установить факт применения авиабомбы было очень затруднительным…
— Какова цель?
Борзиг потер выбритый до синевы подбородок.
— Вероятно — дом в городе.
— Наведение?
— Смежники обеспечат. Армейский лазер.
— Они умеют им пользоваться?
— Хм…
Борзиг решил перевести разговор на другую тему. Он знал — авиаторы люди весьма специфичные, небо делает их внутренне очень свободными. Они могут обругать командование последними словами — но приказ выполнят, каким бы он ни был.
— Вы знаете итальянский?
— Так точно.
— Приказ: если вас собьют, идите к береговой линии, маяк активируете только там. Вас заберут.
— Здорово. Еще что?
— Опознание — Нападающий. Нападающий в поле. Пятый канал.
Бартель хмыкнул.
— Идиоты… Хватит с меня этого…
— Герр оберст, самолет закреплен, есть давление — доложил подбежавший матрос.
Оберст козырнул и пошел к самолету, застегивая шлем…
В кабине ударного самолета было тесно, совсем не так как в старых моделях, но совсем не неудобно. Скорее это напоминало дорогую спортивную машину, которая как будто по твоему телу подогнана. Бартель был невысокого роста и неудобств не замечал.
Закрылся фонарь.
— Ромашка пять, Ромашка пять. Герр оберст, как принимаете?
— Отлично, готов.
— Так точно, Ромашка — пять, вы первый на линии. Давление девяносто от рабочего. Проведите проверку и дайте знать, как будете готовы.
— Так точно.
Оберст быстро провел проверку. Закрылки, предкрылки, рули направления, вооружение, средства защиты.
— Вышка, говорит Ромашка — пять. Готов.
— Ромашка пять, впереди чисто, зеленые огни, рабочее давление!
— Вас понял, отсчет, отсчет!
На ноль — катапульта сработала, с чудовищной силой бросив самолет вперед. Это был один из самых волнительных моментов… такое может испытать только мотоциклист, и то только тот, у кого башню окончательно сорвало. Остров в одно мгновение превратился в размытую серую тень на черном, палубные огни размылись и превратились в яркие дорожки. За три секунды — самолет приобрел скорость в двести восемьдесят километров в час и сорвался с небольшого трамплина. Точно такое же чувство он испытывал, когда впервые его планер отделился от разгонщика и он, двенадцатилетний пацан Югендвера — оказался один на один с бездонным небом. Небом, где нет границ и ты делаешь все, что только можешь.
— Ромашка пять, это Вышка, доложите.
Поделиться книгой: