Помоги проекту - поделись книгой:
В нашу каморку, расположенную по прямой от главной печи, даже попадал свет от пламени. И сейчас я лежал на спине, а на темном металле низкого потолка плясали отраженные огоньки "кабака". Я слышал возбужденный голос Шона и ехидные комментарии моряка по имени Сабля. Слов его с наших лежаков было не разобрать, но интонации беловолосого матроса узнавались на раз-два. Резкий моряк был родом откуда-то с юга и нередко по делу и без задирал то одного, то другого соратника. В нем странным образом уживалась ненависть к людям и страх перед ними. Но он бравировал, успешно скрывал свою сущность, и даже не догадывался, что его тайна уже известна новенькому юнге-эмпату.
Снаружи мороз грыз борта корабля, тщетно пытаясь прорваться внутрь. Ветер завывал над раскачивающимися мачтовыми фонарями, бился секущей метелью о стальные листы зачарованной обшивки и надеялся прорваться к людям. Так хорошо, когда безумный холод остается по ту сторону стен. Кстати, одним из открытий для меня стало, что такие ледоходы как "Звездочка" это не просто железные коробки на гусеницах. О, сколько оказывается, скрывалось под броней ледовых кораблей. Например многослойные листы обшивки, между пластами которой попадались то пустоты, то забитые колючей тканью щели. Вдоль них шли тамбуры, где едва-едва работала система общего отопления. Но этот прохладный воздух защищал от мороза сами каюты, где в основном топили небольшими печками. На храмовом ледоходе Кассин-Онга, оставшегося в прошлом, таких ухищрений не было.
Со стороны все кажется проще и понятнее, а когда ты становишься частью ледохода, когда он становится обыденностью - узнаешь много нового. Как-то раз мне довелось помогать вытаскивать какой-то старый механизм на палубе инструментариев. Лопнувшая пружина титанического размера, которую два дня меняли чумазые техники. Кто-то из механиков, глядя на мое изумление, снисходительно сказал тогда:
- Не будет ее, корабль будет ходить по льду как старое корыто, и вы тут все заблюете. Я видел, я знаю.
Я лишь покачал головой, не веря. Трясло и так знатно. Первые пару дней, пока мы шли к месту встречи, еда в горло действительно не лезла. Хотя, после стало проще. Может, действительно дело было в пружине?
- Напасть на Зиана.... Ну ты просто огонь! - вновь выдернул меня из теплых размышлений Фарри.
- А что мне было делать?! - под тяжелым одеялом меня разморило. Голоса моряков у "кабака" усыпляли.
- Ну я не знаю, Эд! Вариантов можно придумать предостаточно! А ты выбрал самый сомнительный из них. Хотя, что я говорю! Ты же его и убить мог ведь, правда? Выследить и жестоко покарать, хе-хе.
Я пожал плечами, понимая, что Фарри не увидит равнодушного жеста. Намек на смерть Головача сложно было не заметить, но такие вещи лучше пропускать мимо ушей. Что случилось - того уже не изменишь. Хотя если бы время обернулось вспять - я поступил бы так же.
- Уходить с корабля надо, Эд, пока ты еще во что-нибудь не ввязался, - прошептал мой друг. - Мы только время теряем!
- В Пустыню уходить? - мне не удалось сдержать скепсис.
Фарри засопел.
- Ну, не в Пустыню, конечно. В ближайшем городе! Просто пока мы тут катаемся, ты себе опять врагов заведешь! Ты же умеешь ими обрастать.
- Ты не знаешь, что происходит между Мертвецом и Стариком? - я попытался сменить тему.
- А что такое?
Пришлось поведать ему о той сцене, которую я увидел на кухне.
- Ого! - восторженно зашептал Фарри. Он, как человек общительный и любопытный, обожал поковыряться в таких историях. Юнга Лавани быстро сошелся почти со всеми моряками палубной команды. Среди его знакомых числились и ледовые штурмовики, и механики. Рыжеволосый, улыбчивый мальчуган постепенно становился вселюбимым сыном "Звездочки". И в тоже время вряд ли кто-то кроме меня знал о том, как сильно Фарри хочет продолжить наше путешествие в Барроухельм, а не ходить в команде ледовых корсаров по Пустыне.
- Так знаешь что-то об этом?
- Старик и Мертвец друг друга недолюбливают, это всем известно. Но чтобы так вот прилюдно. Завтра поспрашиваю ребят с верхней палубы, может, знают чего. Ой как интересно-то! Чего ж не поделили они, как думаешь?
Я промолчал. Размолвка офицеров волновала меня в последнюю очередь. Зато Фарри отвлекся от обсуждения моего сегодняшнего срыва.
Интересно, это будет очень больно?
- Мастер Айз теперь думает, что я съел ужин шамана, - поделился я наболевшим. Фарри мигнул пару раз удивленно, и расплылся в недоуменной улыбке:
- А тебе не все ли равно, что думает о тебе какой-то кок?
- Обидно, знаешь ли. Неприятно когда о тебе могут подумать так плохо.
Мой друг тяжело вздохнул и неожиданно серьезно проговорил:
- Когда я путешествовал с цирком Аниджи - у нас в труппе был фокусник один. Он почти ни с кем никогда не разговаривал, но однажды во время истории... неважно какой истории... сказал мне - если хочешь жить счастливо, никогда не ищи одобрения других людей. Есть только Боги и ты. Остальное преходящее.
- И ты с этим согласен?
Фарри помолчал, а потом буркнул:
- Давай спать уже! А то наговоримся сейчас до кошмаров. Тебе предстоит несколько непростых дней, пока будет заживать спина. Уверен, Половой тебя жалеть не станет.
Он нырнул с головой под грязное одеяло и почти моментально засопел. Я с тяжелым вздохом перевернулся на спину, чувствуя неровности жесткого лежака. Поерзал.
Да, наверное, будет очень больно...
- Вы должны помнить, сучьи вы дети, что вы команда! - громыхал Дувал. - Гребанная команда, а не шайка оледеневших на голову бандитов! Я не потерплю у себя на борту ваших вакханалий! Закон един для всех!
Столы и лавки оттащили к стенам, чтобы освободить площадку посреди столовой. Также механики повесили побольше фонарей на стропила, и непривычно яркий свет с потолка заставлял щуриться, словно солнце застало тебя посреди Пустыни.
Экипаж "Звездочки" распределился вдоль стен и терпеливо ждал начала, а я пытался понять, кто из инструментариев видел произошедшее на нижней палубе. Мне хотелось попробовать его чувства. Но либо техник не пришел на мое наказание, либо никаких сожалений не испытывал. В последнее я мог поверить. Зачем думать о каком-то палубнике. Это же недолюди, как известно всем на борту.
Я стоял в центре зала, рядом с капитаном и его помощником и чувствовал заинтересованные взгляды призванных зрителей. Они догадывались, что сейчас будет, и им, как мне показалось, было плевать чем все закончится. Зато всем им хотелось знать - за что здесь оказался юнга.
В руках Мертвеца безвольно болталась плетка. Я посмотрел на нее, затем отыскал в толпе Фарри. Приятель ободряюще улыбнулся, и поднял на уровень глаз сжатые кулаки. Держись, мол, добрый Эд ан Бауди.
За спиной Фарри стоял Половой и задумчиво поглаживал свою изуродованную глазницу.
- Вызываю Зиана ан Варра. Выходи! - сказал Гром.
Тщедушный шаман отлепился от стенки, у которой о чем-то тихо переговаривался с дружками. Я чувствовал их злые мысли. Коренастый бритоголовый Волк кривился, отчего шрам, пересекающий все лицо, бледнел. Его маленькие глазки не отрывались от меня, и в них жила слащавая ярость. Он представлял, что со мною сделает. Его тень - Сиплый, здоровяк футов шести ростом с пышной белой шевелюрой, спадающей ему на широкие плечи, скрестил на груди руки, с насмешкой оглядывая инструментариев.
Интересно, кто из них видел, как все произошло? И что он сейчас чувствует?
- Твои обвинения, Зиан!
- Он ударил меня! - громко сказал ученик шамана и обернулся, чтобы показать всем синяк под глазом. - Ударил несколько раз! Сначала вылил на меня ужин уважаемого Балиара, а потом и вовсе обезумел!
Наступила удивленная тишина. Я никому кроме Фарри не рассказывал о своем поступке, да и Зиан, видимо, не распространялся, так что для команды новость оказалась сюрпризом. Айз, за которым я наблюдал с того момента как кок появился в столовой, удивленно поднял брови. Да-да, мастер Айз. А ты думал, что этот юнга просто воришка до чужой еды, да? И как тебе такое?
- Я вызываю Балиара ан Вонка, - громыхнул капитан.
- Но прежде я хочу сказать, что не держу зла на малыша, - неожиданно продолжил Зиан. Он посмотрел на капитана со всем смирением, на которое был способен. - Может быть, я чем-то мог его спровоцировать на этот шаг. Я не знаю, увы. Мне кажется, что десять плетей это слишком жестоко. Но закон есть закон и воля капитана священна.
Он поклонился и отошел к абордажникам.
Гром поиграл желваками и повторил:
- Я вызываю Балиара ан Вонка.
Старый шаман сидел на одной из лавок у стены, рядом с ним старались не стоять, отчего вокруг образовалось пространство. После слов Аргаста Балиар вздрогнул, посмотрел непонимающе на бородача, а затем расплылся в доброй улыбке и с кряхтением поднялся. Вся команда пристально проследила за тем как шаман прихрамывая, вышел в центр.
На меня ан Вонк даже не посмотрел.
- Видел ли ты то, о чем говорит твой ученик? - торжественно продолжал Дувал.
- Да-да, видел, - не перестал улыбаться старик. - Ох, удивительный был вечер. Я читал дневники шаманов Девятки, когда вдруг подумал о...
- Видел ли ты то, о чем говорит твой ученик? - недовольно повторил капитан.
- А? Простите? Ах да! Ну да, я же сказал, да! - вынырнул из своего мирка шаман. Гром сухо кашлянул, поджав губы. Обвел молчащую команду взглядом, неторопливо поворачиваясь на каблуках.
- Вы все слышали. Вы все должны были понять, если у вас еще не замерзли последние мозги. Меня не интересуют причины. Меня не интересуют ваши гребанные интересы в таких ситуациях. Закон един для всех! Юнга Эд Бауди приговаривается к десяти плетям за то, что поднял руку на товарища. Пусть это будет уроком для всех вас, выкормыши темного бога! Никто на борту достославной "Звездочки" не смеет поднимать руку на члена команды!
Он выдержал паузу, вслушиваясь в молчание команды. Никто ни произнес ни звука, хотя мне послышалось недовольное бурчание со стороны палубников.
- Мертвец, приступай.
Первый помощник кивнул и взмахнул рукой, в которой была зажата плеть.
- На стол, - бесцветно произнес он.
В нем не было ничего. Пустота. Я сразу вспомнил проклятого Черного капитана, с которым столкнулся несколько месяцев назад. Человек с мертвой душой. Монстр. Неужели Мертвец из них? Но как такое может случиться? Как простой моряк с обычного пиратского шаппа может оказаться мифологическим чудовищем Пустынь?
- Прервите меня, если я ошибаюсь. Но неужели хоть кто-то верит в то что малец действительно просто так набросился на этого оледеневшего камнесоса? - вдруг сказал кто-то из толпы. - Ну-ка ну-ка, поднимите руки, кто искренне в это верит.
Сиплый дернулся было поднять руку, но его грубо одернул Волк. Больше никто не пошевелился.
Все стихло. Абордажники скалились, снисходительно поглядывая на молчащих моряков палубной и технической команды. Самих штурмовиков Зиан никогда не задирал, и проблемы "низших народов" обитателей первой палубы не касались. Однако у говорившего оказалось свое мнение.
Гром молчал от возмущения, собираясь с силами для ответа наглецу. Я удивленно посмотрел на вышедшего из толпы абордажника в красных кожаных одеждах, с черной меховой оторочкой. Темноволосый Буран... Неожиданная поддержка.
- Буран, закрыл бы ты свою пасть, - раздался голос Старика. - Вздумал оспаривать приказ капитана? Хочешь провести следующую неделю во льдах?
- Эй-эй-эй! Не так шустро, старшина, - вскинул руки улыбающийся Буран. - Давайте не станем искать в глубинах наших темненьких душ самые черные пятна. Они там есть, бесспорно, но я бы не хотел распространяться об этом сейчас, прилюдно. Кто знает, может потом на мне повиснет ответственность за чьи-нибудь плохие сны и снежное безумие... Я даже...
- Чего ты хочешь, Буран? - оборвал его Старик. - Избавь нас от своей болтовни.
- Ничего такого, ваше старшинство. Я всего лишь создаю необходимый шум. Кто-то же должен это сделать! А то стоят и молчат, как стадо оленей на пастбище. Мы же на сходке. Надо порицать, надо шуметь. Покрикивать там, мол, давай, Мертвец, всыпь ему. Это ведь не запрещено корсарским кодексом. Или запрещено хлопать в ладоши? Я вот хотел похлопать в ладошки, ведь наконец-то среди палубных шаркунов нашелся хоть кто-то с яйцами.
Абордажник пристально посмотрел в лицо командиру и демонстративно захлопал. Затем напустил на себя серьезный вид, шутливо поклонился и чувством выполненного долга добавил:
- А теперь порите его, нещадно. Со страстью и рвением, как умеет наш первый помощник!
Мертвец невозмутимо перевел взгляд на капитана. В столовой повисла напряженная тишина.
- Ты не заболтался ли, Буранчик? - проговорил Половой. Что-то зло произнес Сабля приободренный словами старшего матроса.
- Заткнулись все, - вмешался капитан. - Старик, мне кажется, что твои ребята стали чувствовать себя слишком вольготно.
- Я разберусь, капитан, - буркнул разъяренный командир абордажной команды. Хотя уверенности в душе воина было поменьше, чем в голосе. Буран, известный на корабле за острый язык и непомерную храбрость, был Неприкасаемым. Воспитанник могущественного ордена воинов, оказавшийся волею судьбы в составе пиратской команды. Такому как он ничего не стоит спустить шкуру со Старика и обоих штурмовых офицеров разом. Никто не способен сравниться в драке с Неприкасаемыми. Капитан очень гордился тем, что у него на борту сразу два элитных бойца. Буран и его друг по ордену - молчаливый и мрачный Торос, всегда и везде поддерживающий товарища. Даже сейчас он выдвинулся из толпы и стоял, угрюмо встречая взгляды моряков. Но не хлопал.
- Ты стал слишком болтлив, Буран, - наконец проговорил Дувал. - Мне кажется, твой язык начинает мешать тебе.
- Я ничего не нарушил, капитан! Всем людям, кто ушами слушает, а глазами смотрит - известны повадки малыша ан Варра.
- Закрой, наконец, свой поганый рот, - рявкнул вдруг Старик.
- Шестнадцатый пункт закона гласит: порицающий члена команды, если он не офицер, должен получить две плети. В пункте есть исключения, но тебя они не касаются, - прогудел Мертвец. Капитан Гром лишь кивнул, подтверждая его слова.
Буран после слов первого помощника сдернул с себя алую куртку на меху, бросил ее на пол, затем стянул через голову рубаху, обнажив покрытый шрамами торс, и подошел к первому помощнику с широкой улыбкой.
- Ну и цены у вас, - осклабился он.
Послышались смешки со стороны штурмовиков, и я увидел, как дернулось веко услышавшего это капитана.
- Подожди своей очереди, - отстраненно сообщил Бурану Мертвец и уставился на меня.
- На стол.
Я вскарабкался наверх и поудобнее устроился, подставив спину под плеть. Заступничество Неприкасаемого почти прогнало страх перед наказанием. Теперь, после такой поддержки, я был уверен, что выдержу любые пытки.
А затем Мертвец ударил, и в глазах потемнело. До крови прокусив губы, я только вздохнул, удерживая в груди крик. Как же больно! Мне показалось, что первый помощник просто разрезал мне спину.
- Один, - скучающе сообщил палач.
Второй удар был больнее предыдущего. Я выгнулся, вцепившись руками в стол. Мне казалось, что так будет легче, проще. Что если я буду держаться за края - это поможет. Дали бы волю, я вгрызся бы в него зубами. Спину жгло огнем, причем пламя не утихало, а после каждого удара разгоралось все жарче, проникая во внутренности.
Мертвец комментировал каждое падение плети равнодушным счетом.
- Три.
Слезы брызнули из глаз, но я не вскрикнул. Кричать нельзя. Никак нельзя. Иначе они услышат.
- Четыре.
Ни Волк, ни Сиплый, ни тем более Зиан не должны слышать моих криков. Молчи, Эд. Молчи. Светлый Бог как же больно! Как больно! Мне показалось, будто в раны оставшиеся после удара плетью, щедро насыпали соли и теперь едкие крошки растворяются в крови. Сердце в груди заходилось в истошном танце и подкатывало к горлу.
- Пять.
Поделиться книгой: