Как стать успешной в современном мире

Конечно, Жанна д'Арк не могла не использовать опыт военачальников-мужчин, а Маргарет Тэтчер – опыт предшественников-политиков мужского пола. Но те же черты, преломленные, как лучи, женским естеством, дали иное, отличное от мужского, свечение. Гораздо более яркое, внушительное и запоминающееся. Вековой опыт любви был известен и изложен многими мужчинами, но его прозрачные женские интерпретации всегда вызывали общественные взрывы. Пожалуй, со времен откровений поэтессы Сафо до Цветаевой не было зафиксировано такой трагичной проникновенности и всеобъемлющей силы этого единственно могучего чувства, вечно возвышающего человека.

Использование опыта предыдущих поколений приближает искателя к космосу, к пониманию цикличности самой жизни. Старательная исполнительница выразительных образов Мадонна часами слушала старую музыку, изучала повадки былых символов, таких, как Мэрилин Монро, а сама Мэрилин отчаянно копировала движения другой пленительной блондинки – Джин Харлоу. Так жизнь и идеи развиваются по вечной спирали, предопределяя ход часов цивилизации.

Материальная независимость женщины и отношение к материальным ценностям выдающихся представительниц пола

Традиционной или даже исторической особенностью женщин является гипертрофированное отношение к материальным ценностям. Однако переоценка материального у женщин вполне аргументирована; она является прямым воздействием патриархального уклада. Более того, трепетное отношение к материальному не только сформировано мужчинами и всячески поддерживалось ими на любом историческом отрезке развития цивилизации, когда мужчина являлся основным производителем, захватчиком и распорядителем материальных ценностей, а женщина, приспосабливаясь к такому укладу, выступала на этом своеобразном рынке продавцом своих женских качеств – любви, материнства и способности создавать и поддерживать уютный домашний очаг. Мужчина старался сделать женщину зависимой, чтобы сформировать устойчивую мотивацию к обмену этих качеств на материальные блага. Произведение обмена создавало иллюзию сотрудничества, тогда как лишь немногим парам удавалось достичь взаимопроникновения духовных миров. Ознаменованием последнего часто служила переоценка материализованного мира, осознание эфемерности преходящего. Но нередко женщинам удавалось удивлять патриархальный мир односторонним отказом от материального, принуждая мужчин терять действенную нить воздействия и обретая независимость.

Часть известных женщин демонстрировала двойственное отношение к материальному. Однако даже беглый взгляд на вещи свидетельствует о том, что под видимой страстью к богатству кроется беспокойство за безопасность государства и за возможность влияния на окружающий мир. К примеру, когда Клеопатра проявляла слишком много усилий для приобретения богатств, мы имеем дело скорее с усилением государства, роста могущественности державы, нежели с желанием женщины получить все сокровища мира. Это подтверждает и ее показная расточительность, гигантские суммы, истраченные на приемы знатных римлян и пиры. Однако растворенные в вине жемчужины и прочие элементы позерства имели лишь одну цель: произвести впечатление и убедить в богатстве, а значит, и в мощи государства.

Сходно и стремление маркизы де Помпадур получать от короля подарки в виде замков, поместий и титулов. Это должно было послужить для психологически ущемленной дочери куртизанки панцирем от стрел знати, выросшей в роскоши и богатстве. Примечательно, что в некоторых замках Жанна Антуанетта так ни разу и не побывала.

Жанна д'Арк и княгиня Ольга демонстрировали равнодушие к богатствам, если только это не касалось усиления мощи государства. Орлеанская дева без сомнения отказалась от титулов и других атрибутов благополучия, предлагаемых королем Франции. Ольга же вообще вела аскетический образ жизни, проявляя заботу прежде всего о душе и внутренней гармонии.

Елена Блаватская думала о средствах лишь по мере их необходимости для реализации своей идеи. Коко Шанель относилась к материальным приобретениям почти исключительно как к средству продвижения своей идеи; роскошь, к которой ее приобщили, никак не отразилась на восприятии ею внешнего мира и, тем более, на ее работоспособности. После получения мирового признания она трудилась не меньше, чем в суровые времена, когда мечтала сменить монастырскую униформу на что-нибудь более привлекательное. Айседора Дункан, Мария Склодовская-Кюри и Марина Цветаева с презрением относились к деньгам и вещам. Айседора Дункан имела деловую жилку, но сознательно отказывалась от усилий приобрести большие средства; ее беспокоили лишь известность и слава. Мария Склодовская-Кюри могла бы заработать целое состояние на дорогом радии, но сознательно отказалась от этого, стремясь лишь к научным достижениям как истинной ценности. Марина Цветаева обращала внимание на свое платье, когда оно превращалось в лохмотья, всепроникающая лирика владела ею целиком, без остатка. Эти женщины могли работать до изнеможения ради славы и признания, деньги тут всегда были даже не на втором плане. Кстати, такое пренебрежительное отношение известных женщин к материальному благополучию во многом предопределило и их свободное перемещение по планете. Они не имели привязанности ни к вещам, ни к местам обитания, ни даже к людям. Елена Блаватская почти непрерывно перемещалась, распространяя свою идею, почти так же поступала Айседора Дункан, передвигаясь в поисках наиболее благоприятного места для самореализации и придания идее создания школы танцев общественно-значимого публичного характера. Во имя творческой самореализации Мария Склодовская, Айседора Дункан и Марина Цветаева легко расстались с родиной.

В то же время любопытным представляется то, что финансовая независимость способствовала раскрепощению женского мышления и установлению социального равенства, что, в свою очередь, обусловило возможность для женщины сосредоточиться на интересной для нее деятельности независимо от возможной критики мужчин. Можно привести несколько эпизодов из жизни разных женщин, которые подтверждают, что материальная независимость от мужчин создает хороший плацдарм для женской уверенности. Например, сознательное участие Агаты Кристи в покупке и оформлении нового дома, которое как бы давало ей возможность вести диалог с мужем на равных и позволяло иметь такое противоречивое для женщины хобби, как написание детективных романов. Или использование Коко Шанель своих средств для финансовой помощи Сергею Дягилеву, с тем чтобы получить от него взамен определенные идеи, умело и деликатно эксплуатировать талант неординарного и популярного хореографа. Такая трансформация в жизни королевы моды особенно важна, если вспомнить, что первоначальные идеи она также получала от мужчин, а использование материальных средств стало заменителем сексуальности. Безусловно, и ведение на равных диалога Клеопатры с Марком Антонием или княгини Ольги с византийским императором Константином VII во многом опиралось на экономическую и военную мощь представляемых этими женщинами государств. Еще одним небезынтересным высказыванием является откровение добившейся успехов Мадонны по поводу того, что она вынуждена искать себе мужчину, не просто уверенно стоящего на ногах в финансовом плане, но и соответствующего ее финансовому положению. В мире, где материальное служит эквивалентом достижений и мерилом успеха, это имеет значение.

Таким образом, материальная независимость играла весомую роль для значительной части женщин, чья деятельность прямо соприкасалась с материальной сферой. Однако женщины, избравшие сферой своей самореализации духовную, неосязаемую плоскость, позволяли до определенной степени игнорировать материальное, противопоставляя ему нечто такое, что стоит несоизмеримо выше денежных знаков. Стихи Цветаевой, танец Айседоры Дункан, освободительная миссия Жанны д'Арк, религиозно-культурные ценности Елены Блаватской, научные достижения мадам Кюри или успешное премьерство Маргарет Тэтчер – все это выглядит намного весомее материальных достижений даже в глазах обычного человека.

Значение смерти выдающихся женщин в жизни их имен

Смерть как явление всегда обладала в восприятии человеческого сознания сильными магнетическими или даже гипнотическими свойствами. Ее притягательность стала следствием животного ужаса человека перед неизбежностью, безысходностью и таинством, смерть же известных людей сделала их образы еще более запоминающимися. Но тут действует и обратное правило: яркий, поражающий особыми и в какой-то степени уникальными событиями уход того или иного человека может резко усилить восприятие его образа.

Выдающиеся женщины часто умели уйти из мира живых с таким влекущим эпатажем, с такой меткой изысканностью, что порой можно задаться вопросом: а не стали ли они режисерами своей собственной смерти?

Мысль о посягательстве на собственную смерть, на такую исполинскую для человека величину, столь не зависящую от его желаний, конечно, может вызвать ироническую усмешку. Но в то же время, когда мы сталкиваемся с сосредоточенными личностями, мужчинами или женщинами, увидевшими безысходность или логичную своевременность своего ухода, мы вынуждены констатировать такое явление, как управление собственной смертью. Как в любом деле, где требуется, прежде всего, актерское мастерство, женщины научились демонстрировать такую незабываемую изысканность, такую выразительную драму и игру, что их вынужденная смерть оказывалась последним представлением жизни.

Клеопатра, понимая безысходность дальнейшего существования (она легко могла остаться в живых, правда, при этом потеряв свой статус, что было немыслимо для царицы), предпочла театрализованное представление своей смерти. Хотя никто достоверно не знает, имела ли место смерть от укуса змеи, царица сумела извлечь из своего ухода гораздо больше для возвеличивания собственного имени и создания бессмертной легенды о Клеопатре, нежели удалось получить с помощью огромного числа признанных успехов при жизни. Смерть дала ей вторую жизнь, оставив отпечаток величия на имени. Конечно, в значительной степени угроза Клеопатры для Рима и, следовательно, важность победы Октавиана в этой военной кампании были гиперболизированы самим двором Августа и лояльными к нему поэтами и летописцами. Но если бы не было такой шикарной режиссуры собственной кончины и такого апломба в игре, вряд ли у врагов появился бы повод так широко распространять слухи о коварстве египетской царицы.

Хотя Ливия Друзилла ушла из жизни довольно тихо, она в течение жизни была настолько близка к смерти, что, казалось, шагала с нею, взявшись за руки. Ее имя всякий раз всплывает в связи с гибелью целой плеяды наследников и даже самого Октавиана Августа. Кстати, следует заметить, что ее сын император Тиберий, которого терпеливая «мать отечества» готовила к высшей власти в течение четырех десятков лет, даже не появился на похоронах. Он ненавидел ее и боялся, стараясь даже не встречаться с ней в течение нескольких предшествующих смерти Ливии лет.

Агриппина Младшая продемонстрировала в своей чудовищной смерти истинное величие женщины, способной убивать, любить и… умереть красиво, с неземным жестом вечного призрака. Ее противостояние с сыном Нероном, набравшим силы и ставшим самостоятельным, завершилось решением императора погубить свою властную мать. Но попытка инсценировать ее гибель во время представления морского боя завершилась позорным обличительным провалом – тяжелый потолок над кроватью Агриппины должен был упасть на нее и раздавить, а корабль матери римского императора – затоплен. Однако потолок оборвался не сразу, и Агриппина, будучи прекрасной пловчихой, добралась тайно до берега. Она уже прекрасно понимала, что спасения не будет, поэтому сумела психологически хорошо подготовиться к смерти. Когда появились присланные сыном убийцы, мужественная женщина разыграла театрализованную сцену ухода – последнее, что она могла себе позволить. Невозмутимая и бесстрашная, она осталась для самого Нерона неприступным сфинксом, величие взора которого выдержали века.

Смерть Жанны д'Арк на костре инквизиции также способствовала превращению ее в мученицу – символ бесконечности и святости женщины, вступившей на путь борьбы с мужским миром. Убийство девушки подчеркнуло ее божественный образ, усилило восприятие неспособности приземленных современников понять величие и гигантский размах принимаемой на себя миссии. Даже гипотетически сложно представить себе возвращение Жанны д'Арк в крестьянскую общину. Еще сложнее вообразить перерождение вчерашней крестьянки – она явно не годилась для касты хозяев жизни. Исключение могло бы быть, если бы девушка сумела вернуться к традиционной роли и стать женой, скажем, кого-нибудь из вассалов короля. Но ее миссия с мужским оттенком, ее бесповоротное соперничество с мужчинами и безграничная воинственность не позволяли совершить такую трансформацию. В результате судьба оказалась предрешенной: воительнице «предписывалось» погибнуть на поле брани или от рук не знающих страха палачей. Но костер возвысил ее до высот ангела, таинственно и с укоризной взирающего на неблагодарный мир. Именно в таком виде образ Жанны д'Арк приобретает особый блеск, схожий со звездным.

Смерть-загадка не только придала пикантности таким именам, как Айседора Дункан и Мэрилин Монро, но и создала эффект тайны. Неожиданность и картинность их ухода стала неразрывной ассоциацией с этими женскими именами. Айседора всю жизнь как бы ходила по краю пропасти, поэтому ее шикарный шарф, вызвавший удушье после того, как один его конец зацепился за колесо автомобиля, символизирует и неслыханное позерство, и всегда рискованную игру женщины, которую многие считали богиней. Смерть Мэрилин Монро – еще более загадочна и своей тайной приковывала внимание многих сотен тысяч людей. Две любимые публикой фигуры, хотя и не выступали авторами сценария собственной смерти, вели такой экстравагантный образ жизни, что именно неординарный уход в мир иной кажется теперь естественным для них.

Хотя Мария Склодовская-Кюри прожила довольно долгую плодотворную жизнь, тот факт, что ее смерть напрямую связана с радием, открытым и выделенным ею веществом, подчеркивает монументальность самой первооткрывательницы. Смерть окрыляет ее, придавая всей жизни ученой сакральный и даже таинственный смысл.

Марина Цветаева взрывным для общества самоубийством укрепила общественное мнение в своей изломанности, нестандартности своей исковерканной и противоречивой жизни. Смерть поэтессы, среди прочего, послужила мощным стимулом для запоминания ее образа. Заслуживает внимания придуманная ею задолго до смерти эпитафия. Вместо «Здесь лежит» она сказала: «Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева». Может быть, «хотела бы лежать, но не лежит». А, скажем, парит над живыми… В любом случае, она хотела, чтобы все, даже смерть, отличалось от привычного, избитого и понятного. Хотела, чтобы все у нее было не так, как у всех, чтобы было наоборот. А такое не может не запомниться.

Даже смерть Екатерины Второй дает повод говорить, что способ и контекст ухода из жизни являются неким продолжением жизненной позиции, деформации личности стареющей царицы в сторону инфантильности и безнадежного угасания духовной силы. В этом смысле тихие непредвзятые уходы Елены Блаватской, Коко Шанель, Агаты Кристи также являются продолжением их умиротворенности и спокойной сосредоточенности, тихими уходами в свои дома после успешно выполненного дела, реализации своей миссии…

Весьма интересным может оказаться и тот факт, что именно смерть таинственным образом разделяет выдающихся женщин на две условные группы, отличающиеся принципиальным подходом к своей миссии. Первую составляют женщины, для которых в жизни первостепенное значение имела эксплуатация своего очарования и сексуальности в достижении тех или иных формальных успехов. Причем ставки на магические чары такие женщины делали в течение всей жизни. Создается впечатление, что их уход из жизни напрямую связан с тем, что жизненные силы Инь иссякали, оставляя их беспомощными и бессильными в мужском мире.

Ставки на свою женскую силу в жизни сделали такие известные личности, как Клеопатра, Агриппина, маркиза де Помпадур, Мэрилин Монро, Айседора Дункан. Все они умерли довольно молодыми. Казалось бы, никакой прямой связи нет, судьбу этих женщин решили не зависящие от них обстоятельства, войны, трагические случайности, болезни. Но эти обстоятельства оказывались лишь следствием той или иной жизненной линии. Клеопатра объективно могла бы соблазнить Октавиана, пришедшего в Египет за головой своего соперника Марка Антония, и договориться с ним о правлении в своей стране. Агриппина фактически подошла к финалу своей жизни, когда осознала, что ее женские чары не действуют, оставляя безразличными Сенеку и сына Нерона. Всесильная маркиза де Помпадур слегла тогда, когда почувствовала «вторичность» своей роли при дворе Людовика и поняла, что король способен легко обойтись без нее. Отдав монарху всю свою энергию, она не сумела проглотить свою «ненужность», потерю привлекательности и женственных сил, потому позволила болезни съесть себя без всякого сожаления о потускневших красках жизни. Мэрилин Монро трагически умерла в расцвете сил, но ее смерть также не будет казаться столь необычной, если учесть, что актриса не находила себя, металась в истериках и депрессиях, пыталась лечиться у сомнительных людей и принимать не внушающие доверия дозы медицинских препаратов. Она плавно приближалась к возрасту, который ею самой расценивался как критический с точки зрения привлекательности; она патологически боялась того момента, когда не сможет очаровывать толпу, а ведь она жила именно этим. Сходна судьба и Айседоры Дункан, которая отдавалась безудержной любви и эмоциям, с нею связанным. Некогда великая танцовщица так и не оправилась после ухода от нее Есенина; теперь ее уже не так манили идеи распространения босоногого танца. Хотя она и до своей трагической смерти «крутила» романы с мужчинами, это была уже не та Айседора; она казалась усталой одинокой женщиной, так и не нашедшей пристанища, не реализовавшейся в материнстве, неудовлетворенной жизнью. Она пыталась компенсировать все это фейерверками и скандальными выходками, поддерживать свое имя на слуху, но ее дух, кажется обрадовался освобождению, потому что находиться на земле уже было для нее бесполезно и даже нелогично. Ведь она не могла и не хотела меняться сообразно новым обстоятельствам и своему возрасту.

Почти то же можно сказать и о Марине Цветаевой, в течение жизни демонстрировавшей определенную любовную инфантильность, с восторгом воспринимаемую от романтичной девушки, но вызывающую недоумение, когда речь идет о зрелой женщине. Безусловно талантливая поэтесса, она не нашла в себе сил перестроиться и жить в рамках клетки, исполненной в виде страны Советов.

Пожалуй, единственным исключением из общего правила кажется Коко Шанель, женщина, пробившая себе дорогу благодаря тонкому расчету, с помощью мужчин, которых она неизменно очаровывала своей прелестью. Но, в отличие от Айседоры Дункан и Мэрилин Монро, она не витала в облаках, сотканных из необоснованных пленительных иллюзий, а использовала свою временную власть над мужчинами для достижения независимости и могущества. Это было вовсе не могущество маркизы де Помпадур, которое зиждется на признании великой женственности и рассыпается, как хрусталь, брошенный наземь, несмотря на наличие множества материальных ценностей. Коко Шанель и, возможно, Мадонна фактически являются переходными образами, поскольку сумели трансформироваться в процессе взращивания своих личностей. Если первые шаги они совершили при помощи мужчин, нередко откровенно ими соблазненных, то, достигнув минимальной самостоятельности, сосредоточились на карьере в специфических областях человеческой деятельности. Любовь и секс с тех пор оставался для них только любовью и сексом, они не преувеличивали и не преуменьшали значения этой стороны жизни, однако сосредоточение энергии на других целях позволило им добиться невероятной для женщин свободы и освободиться от необходимости делать любовь своим оружием.

Те женщины, которые достигли признания благодаря своей профессиональной деятельности, нередко с отчетливыми мужскими чертами, составляют иную, принципиально отличную мотивациями и целями, группу. В отличие от первой группы женщин их развитие по мужскому типу, то есть выбор мужских профессий, деятельности и близких мужчинам стратегий, предполагало долговременный процесс, мало связанный с такими сопутствующими факторами, как способность очаровывать и соблазнять мужчин. Не исключено, что именно поэтому сосредоточившаяся на управлении государством Ливия, избравшая литературное творчество Агата Кристи, сделавшая своим орудием моду Коко Шанель или эксплуатировавшая политику Маргарет Тэтчер составляют категорию долгожительниц. Хотя несколько меньше прожили княгиня Ольга, Екатерина Вторая, Мария Склодовская-Кюри и Елена Блаватская, однако это все же гораздо дольше, чем те женщины, которые сделали ставку на любовь. Исключение составляет Жанна д'Арк, но она в большей степени, чем кто-либо другой, зависела от мужчин, поскольку ее деятельность являлась их политическим проектом.

Смерть, таким образом, почти всегда оказывалась завершающим актом жизни, безупречно выверенным механизмом перехода из реального мира в небытие, боязливым и смиренным нырянием в бездну или уверенным прыжком в бесконечность, туда, где парят над землей. И, похоже, каждая из этих талантливых женщин сама определяла, тихо ли ей исчезнуть или громко хлопнуть за собой дверью.

Глава 4

ЖЕНСКОЕ В ТАЛАНТЛИВЫХ ЖЕНЩИНАХ

Физическая привлекательность в жизни успешных женщин

Может показаться удивительным и странным, но физическая красота, совершенство форм, миловидность практически никогда не играли особой роли в самореализации женщин. Те женщины, которые сумели достичь наиболее высокой степени влияния на мужчин и даже манипулирования ими, отнюдь не отличались совершенной красотой. Не говоря уже о женщинах, которые изначально игнорировали свою половую принадлежность, становясь на мужскую тропу восхождения к успеху, делая ставку на интеллект, твердость характера и волю. Несмотря на привлекательность теории о бьютизме, физические формы и внешняя миловидность в жизни всякий раз уступали обаянию и виртуозности общения. Очарование интеллектом, пылкостью духа и темперамента, колоритным представлением образа неизменно брало верх над даром природы. Более того, история выдающихся женщин свидетельствует о том, что нередко отсутствие физической привлекательности для целеустремленных женщин служило стимулом для поиска альтернативных возможностей влияния. При помощи обаяния, воли, острого и расчетливого ума, разнузданной сексуальности женщины достигали гораздо большего, чем может позволить холодная красота. Елена Блаватская была скорее непривлекательной, Айседора Дункан и Мадонна далеки от того, чтобы называться красавицами. В Жанне д'Арк многие видели ярко проступающие мужские черты. Жанна Антуанетта Пуассон, молодая Екатерина, Габриэль Шанель, Агата Кристи в молодости были привлекательными, но рядом с ними всегда были не менее симпатичные девушки. Самая знаменитая из женщин – царица Клеопатра – не являлась образцом красоты, а современные исследователи даже утверждают, что физические данные соблазнительницы Цезаря были более чем посредственные. Властная правительница Египта даже с натяжкой не могла бы прослыть женщиной с дивной внешностью, а историк Майкл Грант уверен, что восхваление Меценатом дивных волос Октавии, соперницы Клеопатры в борьбе за сердце Марка Антония, задевало ее так, как будто было сравнением с ее посредственными физическими данными. Екатерина Вторая очень быстро лишилась девичьей прелести и никогда не делала ставок на внешность. Даже Ливия, которая действительно обладала строгой холодной красотой и пропорциональностью форм, из-за горделивой аристократической отстраненности никогда не давала повода мужчинам увлечься обманчивой наружностью: она строила отношения с окружающим миром совсем на другой основе. Хотя эта основа, так же как и сексуальность, апеллировала к инстинктам: Ливия управляла преимущественно страхом смерти, подкрепляя кровавый кнут призрачной сладостью перспектив удовлетворить собственные амбиции и насытить врожденную жажду к власти и богатству. Даже символ сексапильности Мэрилин Монро восхищала мужскую аудиторию не исключительной внешностью, а благодаря тому, что ее сценическое, то есть воссозданное режиссерами, поведение соответствовало ожиданиям мужчин. Не стоит напоминать, что Мэрилин Монро была несколько полноватой, чтобы слыть эталоном красоты, и слишком поверхностной, чтобы привлекать мужчин целостностью своего образа. Ее красота была не просто надуманной, она была внедрена в коллективное сознание, навязана посредством новейших технологий и неиссякаемой жажды самой Мэрилин быть магнитом для как можно большей аудитории. Ее способность исторгать из себя флюиды притягательной страстной самки, которой она была лишь на сцене по велению строгих сценариев, создала миф об удивительной красоте Мэрилин. Но она приковывала взгляды мужчин преимущественно потому, что первой продемонстрировала новое поведение, резонансное и вызывающее для общества того времени. Физическая привлекательность этой женщины базировалось на хитроумной демонстрации доступности, которая на поверку оказывалась лишь сладострастной иллюзией.

Хотя считается, что существует четкая зависимость между физической привлекательностью женщины и ее успешностью, на самом деле все далеко не так просто. Ведь успешность женщины во власти или иной профессиональной деятельности, даже основанная на возвышении в обществе за счет привлекательной внешности, рано или поздно ознаменует ее вторжение в мужской мир достижений. И тогда большинству женщин, которые рассчитывают на иную роль, чем быть просто чьей-то подругой, приходится искать достойную замену физической красоте. Привлекательность внешности для женщин, стремящихся к общественно значимым ролям, достижению власти, самостоятельным успехам на любом профессиональном поприще, чаще всего уходит на второй план.

Екатерина Вторая осуществила подмену физической привлекательности атрибутами власти. По достижении величия и утверждения себя в роли повелительницы женственность начала стремительно улетучиваться, испаряться. Привлекательность заменялась грубыми формами, ибо внешность человека следует за его стремлениями и деятельностью. Та же трансформация коснулась и Маргарет Тэтчер: вместо женственной миловидности со временем проступил могущественный облик Железной леди. Несколько иные изменения касаются таких женщин, как Ливия, Агриппина или княгиня Ольга. Первая тщательно маскировала свои устремления под образ подруги императора, потому значительные усилия этой женщины были направлены на сохранение красоты. Агриппина эксплуатировала свою женственность, это было ее оружием, поэтому она, не будучи красавицей, сохраняла очарование и способность приковывать внимание мужчин. Княгиня Ольга, напротив, сохранила женственность за счет религии смирения, христианство для женщины само по себе содержит множество рекомендаций по сохранению традиционной роли – соответствию образу тихой и спокойной женщины, не стремящейся к власти и лидерству.

Каждый из впечатляющих женских образов имеет отчетливую акцентуацию, которая и служит эрзацем внешней привлекательности. В образе Мадонны и Айседоры Дункан красоту замещает язык тела, захватывающая ритмика или пластика движения, способность пленять внезапной позой, испепеляющим огнем страсти, воздушностью. Жанне д'Арк служила слепая вера в ее высшую миссию, которая уводит внимание от ее внешности. Для Марины Цветаевой заменителем физической красоты стала духовная и физическая страсть, бушующий, как море, темперамент. Поэтому влюбчивость и изменчивость ее натуры воспринимается органично, никак не связываясь с ее довольно простенькой и не слишком привлекательной наружностью. Елена Блаватская противопоставляет своим посредственным физическим данным сильную, проникающую духовность, завораживающую мощью энергетику своей души, способность воздействовать на окружающих могучей силой убеждения. Агата Кристи и Мария Склодовская-Кюри вместо красоты предлагают очарование интеллекта, открывающего гораздо больший диапазон проявления своих женских качеств. Даже Коко Шанель, которая пользовалась исключительным успехом у мужчин почти полвека, свои способности придавать образу привлекательность за счет стиля и специфических способов подачи себя ценила несоизмеримо выше красоты, не имеющей контекста и содержания. Такая красота подобна яркой обложке книги, в которой все страницы пустые, без текста; эта обложка-наружность призвана лишь привлечь внимание, завладеть же им можно только за счет содержательности образа.

Психическое здоровье и эмоциональная сфера

Как гениальность всегда граничит с сумасшествием, так и завышенные ставки на эмоции нередко провоцируют нервные срывы и становятся источником охватывающей многих выдающихся женщин истерии. Другими словами, исключительная выразительность имеет и другую, менее привлекательную сторону, характеризующуюся определенным диапазоном выражения чувств и эмоций – от легкой психической неуравновешенности до шокирующих приступов ярости, беспричинного гнева и истерии. Нижней границей этого спектра, безусловно, является глубокая депрессия.

Конечно, было бы крайне необъективным утверждать, что эти особенности восприятия мира более характерны для женщин, нежели для запечатленных объективом истории мужчин. Напротив, психическая неуравновешенность была отличительной чертой очень многих образов, воспринимаемых коллективным сознанием как гении. Александр Македонский, Фридрих Ницше, Людвиг ван Бетховен, Винсент ван Гог, Сальвадор Дали – далеко не полный список мужчин, чьи поведенческие реакции часто были больше связаны с противоречивым эмоциональным состоянием, нежели с результатами синтеза холодным разумом текущей ситуации. Однако тщательное изучение биографий гениальных женщин свидетельствует о том, что в женской среде верховенство эмоционального начала имеет место гораздо чаще, чем в мужской. Екатерина Вторая, маркиза де Помпадур, Елена Блаватская, Мэрилин Монро, Айседора Дункан, Мадонна – это те в высшей степени впечатлительные женщины, у которых эмоциональная сфера была необычайно чувствительна. Лишь женщины-политики, подобно мужчинам борющиеся за власть, больше руководствовались холодным расчетом и демонстрировали леденящее спокойствие в любых жизненных ситуациях.

Внимание к психическим состояниям и эмоциональной уравновешенности известных женщин не случайно: очень многие поступки женщин, и в том числе эпохальные, не были продиктованы какой-то поддающейся обоснованию логикой, а стали прямым следствием душевного беспокойства. Мэрилин Монро оставила этот мир в возрасте тридцати шести лет по этой причине. Елена Блаватская пускалась в безудержные вояжи на край света и совершала невероятные по экспрессии поступки, чувствуя непреодолимое желание изменить контекст жизненного уклада. Многие решения Екатерины Второй или маркизы де Помпадур, связанные с государственным управлением или международной политикой, были следствием нервного перевозбуждения и чисто женской страсти. Отрешенный фанатизм Жанны д'Арк в своей основе также далек от нормального поведения женщины, если не сказать, что он напоминает навязчивое параноидальное стремление. Демонстративное поведение и разыгрывание собственного образа становились причиной таких странных, на первый взгляд, поступков, как женитьба Сергея Есенина и Айседоры Дункан, как кажущиеся безумством платонические влюбленности Марины Цветаевой в Рильке и Пастернака или не менее сумасшедшие сексуальные отношения с Софьей Парнок. Нередко женщины «заигрывались в себя», словно были заняты постановкой спектакля о героине, совершающей эпохальные поступки вопреки здравому смыслу. Кажется, их настолько захватывал антураж, что они не могли и не желали противиться своему безумному влечению совершать те или иные изумляющие весь мир поступки. И благодаря этим необдуманным эмоциональным шагам они обретали известность в глазах поколений, независимо от того, насколько такие действия можно расценивать как болезненные проявления психики. Агриппина для сохранения власти провоцировала своего сына-императора к ужасающей кровосмесительной связи и публично оказывала ему недвусмысленные знаки внимания. Жанна д'Арк сбежала из королевского двора в осажденный Компьень и там совершала невероятно отважные вылазки, одна из которых и окончилась пленом и смертью воительницы. Агата Кристи инсценировала свое исчезновение, превратившее ее в известную писательницу. Истеричная и экзальтированная Софья Ковалевская в бешеном порыве бросила новорожденного ребенка на каких-то сомнительных тетушек и уехала в Париж, где с головой окунулась в светскую жизнь. Еще более странный, лихорадящий сознание поступок совершила Марина Цветаева, отдав дочерей в приют, в результате чего младшая умерла там от голода.

В то же время стоит подчеркнуть, что в ряде случаев речь идет о фактически управляемом демонстративном поведении, по сути актерском мастерстве высшего уровня, когда наблюдатель не в состоянии отличить, что же преобладает – бурный взрыв возбужденной чувствительности или искусно продемонстрированные эмоции. Некоторые женщины умело предпринимали такие действенные шаги, как доведение себя до истерики в считанные секунды, и затем, по достижении результата, происходило столь же быстрое усмирение эмоциональной сферы, будто море в штормовую погоду вдруг становится спокойной гладью лесного озера. В таких случаях, когда эмоции становятся верными слугами женщины, она приобретает опасное оружие, всякий раз поражающее противника в самое сердце.

Разыгрывая сложные эпизоды на мужском поле, эти редкие женщины часто оказывались более ловкими и оригинальными также вследствие феноменального проявления тех исконно женских качеств, которые зиждутся на демонстрации эмоций и чувств. Можно вспомнить потрясающие приемы царицы Клеопатры или Агриппины Младшей, которые, доведя игру до совершенства, демонстрировали наряду с фееричным выбросом убедительных эмоций и полный, практически абсолютный контроль воли над чувствительностью. Ливия, Агриппина, Клеопатра, княгиня Ольга, маркиза де Помпадур, Коко Шанель, Агата Кристи, Мадонна, Маргарет Тэтчер – это те женщины, которые, несмотря на способность проявлять бурные эмоции, всегда держали себя под полным контролем воли.

Действительно, психоэмоциональные состояния женщин напрямую связаны со способностью играть. Расширяя диапазон образов благодаря управлению своей эмоциональной сферой, женщина развивает свою истинную, порой безграничную силу в своем актерском мастерстве, бесконечном изменении собственного образа, непредсказуемой многоликости и умении убедить окружающих в своей слабости в тот самый момент, когда она уже приготовилась к хищническому прыжку. Такие трансформации свойственны Агриппине, Екатерине Второй, Мадонне. Порой есть смысл говорить о переходе на некий пограничный уровень мастерства, сознательное или полусознательное балансирование между истинным душевным срывом и неподражаемым контролем над собственной эмоциональной сферой. Мадонна, например, демонстрировала способность доводить себя до истерики в считанные секунды, Екатерина Вторая падала в обморок при одном упоминании о перемещении Пугачева или поступке своего бывшего фаворита Григория Орлова.

Эмоциональное женское начало стоит особо отметить, поскольку повышенная восприимчивость, более глубокая женская чувствительность и «эмпатическая проникновенность» апеллируют к чувствам, усыпляя и гипнотизируя разум. Часто благодаря своим исключительным способностям управлять эмоциями женщины добивались власти над самыми успешными мужчинами и ненавязчиво заставляли служить их уже своим целям.

Пожалуй, при представлении образов выдающихся женщин без масок и мифологического макияжа нельзя оставить без внимания так называемый комплекс маскулинности, наличие которого отстаивает ряд постфрейдовских психоаналитиков XX века. В частности, одна из самых ярких представительниц неофрейдизма Карен Хорни среди основных признаков комплекса маскулинности отмечает ощущение женщиной своей дискриминации и ее бессознательное желание быть мужчиной на фоне отвержения своей женской роли. Еще дальше идут более поздние исследователи, например Джудит Уоррел, считающая отступление от роли матери и хранительницы семейного очага наряду с переходом в мужские сферы деятельности расстройством под названием «зависть к пенису». С представителями таких психоаналитических воззрений можно дискутировать, поскольку некоторые из них явно заходят слишком далеко, пользуясь философской платформой философа Георга Зиммеля. Последний, в частности, утверждает, что исторически отношения полов можно было бы описать как отношения раба и господина. Не вдаваясь в тонкости исследований этого течения психоаналитиков, нельзя не признать тождественности утверждения К. Хорни о том, что «стремление мужчин принижать значение женщин выражено гораздо сильнее, чем соответствующая потребность у женщин». Именно против этого стремления, с которым неизменно сталкивались добившиеся успеха женщины, и были направлены их усилия. Большинство из них сталкивалось с давлением отцов (Жанна д'Арк, Мадонна), мужей или любовников, выступающих их заменителями (Айседора Дункан, Мэрилин Монро), и мужского мира в целом (Клеопатра, Агриппина, княгиня Ольга, маркиза де Помпадур, Екатерина Вторая, Елена Блаватская, Мария Склодовская-Кюри, Маргарет Тэтчер). Не исключено, что именно принцип уменьшения женственности в представительницах слабого пола, взявшихся за сильные роли, и стимулирует исследователей говорить о нарушениях психики, вызванных расщеплением личности, нарушением влечений и неровной эмоциональной сферой. Повышенная маскулинность, как отмечают некоторые исследователи, нередко связана с такими характерными психическими и физиологическими проявлениями, как аффективные нарушения, внутренняя неудовлетворенность полом и даже расстройство половой идентификации и гормональная патология (две последние характеристики приписывают Жорж Санд и Жанне д'Арк).

Довольно сложно говорить о комплексе маскулинности у женщин, однако налицо реальное стремление практически всех женщин, признанных историей выдающимися, исполнить не просто мужскую роль, а миссию. Причем такую, которая до них считалась исключительной вотчиной мужчин и внедрение в которую женщин не просто осуждалось, а сопровождалось единодушным противостоянием мужского мира. В отличие от женщин, испытывающих болезненное чувство от цивилизационного неравенства полов, известные представительницы пола решительно нарушили представления о подчиненности одной половины человечества другой.

Наиболее важным достижением известных личностей женского пола выявилась их психологическая трансформация в восприятии самих себя и идентификации своей роли и функции в мире. В отличие от традиционного представления женщин о себе, эти немногие представительницы слабого пола перестали считать своей истинной природой приспособление к мужскому миру и мужским желаниям. Разрушая мужское представление о женщине преимущественно как о женщине-подруге, женщине-матери, женщине-самке, отказываясь от внушения мужского ума, они рассматривали мир по-мужски, как обитель для себя, как место исполнения определенной задачи или даже миссии.

Семья в жизни выдающихся женщин

Семья для женщин, страстно увлеченных достижениями, нередко имела условное значение, фиксировалась как социально необходимое условие среди многих других. Классическими примерами такого подхода к организации семейного уклада являются Ливия и Маргарет Тэтчер. Эти женщины играли роль в семье, что обусловлено прежде всего общественным мнением и устоявшимися нормами. Но даже в тех случаях, когда семейная роль воспитывалась с раннего детства, женщины демонстрировали раздвоение личности. Наиболее удачным примером тут может быть Агата Кристи, которая действительно стремилась к семейному укладу, но не хотела при этом оставлять область своей самореализации. Некоторые женщины и вовсе были не способны к семейной жизни, так как полностью сосредоточены на собственной идее. К таким можно отнести Агриппину, Жанну д'Арк, Елену Блаватскую, Коко Шанель, Айседору Дункан, Мэрилин Монро. В значительной степени такая ситуация была связана с тем, что большинство выдающихся женщин сами прошли через состояние отсутствия любви и ласки в детстве, что предопределило их слабую способность к любви. Отчуждение к ним самим в раннем возрасте стало причиной в целом ряде случаев скрытого или явного отсутствия нормального влечения к материнству и притуплённое стремление к созданию стандартной формы отношений мужчины и женщины. Взамен этого стремления усилия таких женщин направлялись на другие цели: самореализацию в какой-либо признаваемой обществом деятельности, иногда на фоне невротического поиска любви, или неодолимое стремление действовать на мужском поле, посягая на их традиционные ценности.

Но все-таки семья, оставаясь необходимым мостиком, связывающим женщин с их традиционной ролью, на самом деле в восприятии самих известных представительниц прекрасного пола теряла свою актуальность и никогда не становилась предметом самореализации. Лишь изредка, как в случаях с Клеопатрой и Ливией в Древнем мире или для Марины Цветаевой и Мэрилин Монро – в современную эпоху, семья становилась универсальным прикрытием, аргументацией своих действий, которые в другом случае сложно бы воспринимались современниками. В большинстве же случаев, когда мы имеем дело с выдающимися женщинами, отвергающими любые навязываемые обществом стандарты, семья в силу извращенных представлений о ней является в их восприятии универсальным способом связать женщину по рукам и ногам, не позволяя ее личности развиваться. Сильные же типы личностей, бросающие вызов стандартному мировоззрению и традиционным представлениям о роли женщин, даже при отсутствии четко определенной цели, борются, как минимум, за свою полную свободу и отыскивают лазейки к обеспечению своей независимости. Для них семья становится невыносимыми путами, а они сами – заложницами социального устройства общества и особенностей его отношения к женскому предназначению. Потому, провозглашая свободу во всем, такие женщины часто исповедуют и свободную любовь, свободные отношения между мужчиной и женщиной, декларируя равенство между полами. Можно вспомнить, казалось бы, беспричинные вызовы семейным узам Елены Блаватской и Айседоры Дункан, отсутствие желания стать замужней женщиной у Коко Шанель – эти действия на самом деле служили частью выражения их бунтарской сути. Будучи знаменитыми отступницами во всем и став благодаря этому мятежному отступничеству символами, они не могли не презирать моральных норм исторически сложившихся моделей взаимоотношений мужчины и женщины. Другой формой отказа от семейных уз является боязнь, что мужчины помешают выполнению той или иной избранной миссии. Это касается таких женских типов, как Агриппина, княгиня Ольга, Екатерина Вторая.

Искаженное отношение к институту брака присутствует и у женщин-воительниц, усматривающих свою миссию в войне. Жанна д'Арк, по всей видимости, была не способна к семейной жизни. Божественный Цезарь и пленяющий своей воинственностью Антоний были для Клеопатры ничем в сравнении с Египтом. Узы брака, казалось бы, много значили для противницы Клеопатры – Ливии, сумевшей переиграть соперницу благодаря выбору более приспособленного к ситуации мужчины. Эта женщина сама заставила Августа выступать в защиту института брака с целью укрепить разлагающееся римское общество, но и сама же она сумела ловко использовать этот инструмент для влияния на мужа-императора. Ливия, которая в течение долгой жизни лишь старательно играла роль женщины-подруги и женщины-спасительницы, на самом деле тайно вела свою сложную игру как раз благодаря статусу супруги. В ее случае весьма сложно говорить о любви к какому-либо из мужчин, даже о привязанности к близким можно упоминать с определенной долей условности. Можно было бы списать отсутствие чувствительности на свирепое время, если бы не наличие в том историческом периоде впечатляющих примеров великой любви и изумляющей преданности друг другу менее знаменитых мужчин и женщин.

Цивилизация набросила камуфляж на чувствительность, и гораздо чаще, чем в древности, массы имеют возможность общаться лишь с образом, искусно сотканной маской, а не с конкретной личностью. Но даже в этих случаях по отдельным эпизодам и обрывкам фраз, которые прорываются сквозь мощные фильтры пресс-служб и имиджмейкеров, можно восстановить истинное состояние дел. Поэтому, говоря об отношении к семье Маргарет Тэтчер, Железной леди XX века, можно классифицировать ее чувства как рассудительную снисходительность. Она уделяла семье ровно столько внимания, сколько было возможно и нужно для констатации окружающим миром наличия семьи и отсутствия ее как помехи.

Необходимо подчеркнуть, что выше речь шла не об отсутствии любви у исторических личностей – представительниц слабого пола – к своим избранникам, а о вытеснении этого чувства другими, более значимыми в их представлении понятиями. Символы государственности, собственного самовыражения или иной деятельности-миссии, сталкиваясь с ролевыми функциями жены и матери, всякий раз побеждали, неся им свободу и ощущение победы, несоизмеримые по восприятию с радостью помощницы и воспитательницы. К слову, в этом они удивительным образом схожи с выдающимися мужчинами, прослывшими гениальными.

Материнство – наиболее чувствительная грань женской души

Кажется, способность производить потомство является ключевым преимуществом женщины над мужчиной. Именно этот фактор позволяет исследователям говорить, что женщина создает мужчину, осуществляя влияние на сына и перенося свою уникальную способность воздействовать на спутника жизни. Но так же верно, что именно материнство делает женщин более уязвимыми в сравнении с противоположным полом: оно связывает, обязывает и ограничивает.

Для выдающихся женщин материнство всегда оставалось сложной дилеммой, одним из самых сложных вопросов выбора, порой происходящего на подсознательном уровне. Возможно, поэтому женщины, которые сами явились создательницами новых стандартов, новых ценностных ориентиров или новых плоскостей деятельности для пола, весьма неоднозначно относились к материнству. Более того, подавляющее большинство исторических личностей женского пола оказывались неполноценными или несостоявшимися матерями. И даже те из них, которые культивировали материнство, вольно или невольно выступали организаторами соперничества с собственными детьми.

На первый взгляд кажется, что величественные фигуры древности были безупречными матерями. Однако эта безукоризненность начинает тотчас таять, если пристально всмотреться в причинно-следственные связи.

Для Клеопатры дети были вещественным доказательством ее близкой связи с Римом. Связи, которую в целях постоянно колеблющейся безопасности и влияния на Рим следовало выпячивать. Поэтому она напоминала Риму, что наследник великого Юлия Цезаря рожден ею. А затем хитростью и коварством убедила менее великого, но исполненного отваги Марка Антония узаконить права этого наследника и подчеркнуть права детей от самого Марка Антония. Дети помогали ей балансировать, и она охотно рожала их для этой цели. Хотя, конечно, живы были в ней и материнские инстинкты, включая которые она пыталась дать потомству ключ к выживанию в суровом античном мире. Клеопатра, которая с детства сама испытала все перипетии борьбы за власть, оказавшись свидетельницей того, как ее отец наказал смертной казнью старшую сестру, довольно своеобразно относилась и к собственному потомству. Сын Юлия Цезаря, как и дети от Марка Антония, в значительной степени был заложником Египта и свидетельством царственности самой Клеопатры. Однако она, без сомнения, подвергла опасности Цезариона, взяв его с собой в Рим и продемонстрировав римскому обществу при наличии у самого Цезаря жены. Сын являлся знаменем, которое она с огромным риском заставила развеваться под холодным и суровым взором империи. Она прекрасно понимала, какое раздражение вызывал у многих влиятельных римлян отпрыск Цезаря, фактически наследник первого гражданина империи, а по сути – императора. Точно так же при возникновении смертельной опасности она отделила детей от себя, предоставив им самим искать шанс на спасение и занявшись подготовкой театрализованного представления собственной смерти. При всей противоречивости отношения к потомству можно зафиксировать четкую линию царицы Египта: ее стратегия была сформирована таким образом, что центральное место отводилось себе самой, места остальных участников игры, и в том числе детей, были плавающими и менялись в зависимости от жизненной ситуации.

Ливия и Агриппина, как кажется на первый взгляд, были образцовыми матерями, поскольку позаботились не только о совершенном воспитании сыновей, но и о передаче им верховной власти. Они явили миру примеры, когда чрезмерная и неуклюжая опека обернулась враждебностью сыновей. Впрочем, проблема крылась вовсе не в заботе, а в скрытом соперничестве и желании контролировать каждый поступок сына. Ливия готовила Тиберия медленно, закаляя его военными походами и тестируя его способности на государственных должностях. Она, скорее всего, не принимала участия в убийстве первого сына Друза, но точно не позволила бы ему стать во главе империи – из-за слишком неуемной приверженности к республиканским взглядам и возникающей в связи с этим угрозой для нее самой и императора Августа. Нет никаких оснований утверждать, что она действительно любила своего второго сына Тиберия, как, впрочем, и то, что она вообще кого-нибудь любила. Материнское чувство было у Ливии явно притуплённым, а действовала она скорее исходя из принципов безопасности и своей миссии оберегания империи и императора, нежели повинуясь любви и признанию.

Агрессивное, далеко не женское соперничество с сыном было характерно и для Агриппины, которая во многом копировала Ливию при выработке своей жизненной стратегии. Сама она испытала любовь матери лишь фрагментарно, и очаговое материнское тепло в условиях жестокого исторического периода, когда дети уничтожают друг друга в борьбе за родительскую власть, сформировало такое специфическое отношение к потомству. Оно было вторичным в глазах даже такой благородной римлянки, как Агриппина Старшая. Возможно, вследствие того что предпочтение в семье отдавалось не девочкам, а старшим мальчикам, и прежде всего Калигуле, Агриппина глубоко внутри ощущала половое несоответствие, тогда как проблема физического выживания толкала ее на путь тайного противостояния мужчинам. Пройдя рискованный путь соперничества с братом Калигулой и оставшись по его воле за бортом жизни на долгие годы, она всегда пребывала в боевой готовности использовать любые возможности для восстановления и сохранения своего высокого статуса. В подсознательном восприятии этой женщины, как и у Ливии, ребенок становился только инструментом для достижения цели в патриархальном мире. Агриппина позаботилась о прекрасном воспитании сына, возвратив из ссылки известного мыслителя Сенеку. Она, оставаясь отстраненной от сына, расчетливо и последовательно готовила его к послушной высшей миссии при себе, но не учла, что ее отпрыск отвергнет идею управления государством под тайным патронатом своей матери. В результате и сама мать стала вызывать в нем враждебность.

Несомненно любя своих сыновей, суровые в помыслах и сильные в действии женщины намеревались настолько закрыть их собой, как защитной упаковкой, что фактически делали их власть номинальной. И именно этого мужчины простить им не могли. В этом ключевом противоречии заложен конфликт между матерями и их сыновьями, который привел к отчуждению и открытой ненависти Тиберия к Ливии и убийству Нероном Агриппины. Но и Ливию несказанно раздражало поведение сына-императора, а Агриппина просто бесилась от гнева и ярости из-за выходящего из повиновения Нерона. Привыкшие к власти и вкусившие ее терпкого сока, они жаждали манипулировать всем миром, включая своих детей, не давая им необходимой мужчинам самостоятельности. Материнская любовь приняла в этих случаях гротескные противоречивые формы, вызывая ответную враждебность детей. Главной причиной такого материнского поведения стало эмоциональное отвержение присущей женщинам роли и развитие в себе мужских наклонностей, проявляющихся в установке на доминирование и полный контроль над детьми.

Подобные установки характерны и для более поздних исторических периодов. Хоть и более мягким, но вполне выраженным можно считать соперничество между княгиней Ольгой и ее сыном Святославом. Не исключено, что кажущаяся менее враждебной форма противостояния между Ольгой и Святославом явилась результатом его кочевого и неестественно воинственного воспитания скандинавскими вождями в удалении от матери, что предопределило скрытый отказ князя от государственного управления как такового. Воспитывающийся исключительно для завоеваний и неспособный к управлению страной, он, наталкиваясь в перерывах между военными кампаниями на довольно продуманное и весьма искусное государственное управление матери, всякий раз отступал. Но не потому, что отдавал власть в пользу матери (которая, кстати, не стремилась к монополии на власть), а в силу отсутствия уверенности в этой сфере деятельности. В результате он вынужден был найти такую форму удаленного общения со столицей Руси, которая поражала потомков, но на самом деле легко объяснялась взаимоотношениями с восседающей на киевском престоле матерью.

Как относилась к семье и детям Екатерина Вторая, старший сын которой ненавидел мать, низвергшую отца? Очевидно, не стоит строить иллюзий, что императрица могла бы сочетаться браком с Орловым или Потемкиным – это несло угрозу ее положению и ее миссии. При этом мужчины Екатерины были властными и сильными личностями, к которым она, несомненно, чувствовала не только любовь, но и чисто ролевую, сексуальную потребность покоряться. Любопытно, что наследник почти ненавидел мать-императрицу, а после ее смерти символически восстановил положение своего отца, не оказав должных почестей матери.

Не сумела вырастить ребенка и Жанна Антуанетта Пуассон, блистательная куртизанка, имевшая влияние на короля. А ее глубокая привязанность к монарху, абсолютно лишенная подлинной страсти, была продиктована скорее необходимостью и безопасностью, нежели любовью. Странная и трогательная игра в чувственность длиною в жизнь в конце концов подорвала и опустошила ее, лишив жизнь гармонии и неповторимого смысла любви… Кстати, к сублимации материнства можно отнести и роль Жанны д'Арк. Внутренне отвергая материнство как таковое (независимо от физиологической способности стать матерью), девушка осуществила психологическую подмену – ее форма заботы и опеки распространилась на все государство, на весь народ оккупированной Франции.

В случае же Маргарет Тэтчер сохранение вполне теплых отношений с сыном объясняется прежде всего отсутствием его притязаний на власть, и, тем более, на ее власть как инструмент влияния на окружающий мир. Кроме того, эти отношения характеризовались, и особенно непосредственно в период премьерства, определенной отдаленностью друг от друга. Каждый занимался своей жизнью, и это всех устраивало, поскольку создавало видимость необходимой руководителю государства семейной гармонии и сглаживало потенциальные внутренние противоречия, как и само соперничество между полами.

Итак, женщины-политики не только отказались от любви, цепной реакцией стала сублимация материнства. Стоит ли говорить, что большинство этих представительниц слабого пола оказались далекими от ощущения понятного женского счастья, основанного на успешном союзе с единственным мужчиной и радостях материнства без противоборства между полами. С другой стороны, судьбы этих воинственных и властных женщин являются пророчеством предопределенной Природой борьбы между полами в случае отказа одного из них от подчинительной роли. Любопытным, хотя и не относящееся напрямую к анализируемому предмету, является замечание, связанное с отклонением женщин от традиционной полоролевой функции, а именно: по мнению Чезаре Ломброзо, одного из первых системных исследователей феномена сублимации материнства, этот природный инстинкт теряется и растворяется всякий раз, когда женщина, исполняя мужские роли, приобретает или развивает у себя агрессию, воинственность и непреклонность. Ломброзо нашел множество подтверждений исчезновения любви к произведенным на свет детям у женщин-преступниц на фоне повышенной чувствительности к эротизму, который, по определению ученого, становился центром их натуры.

Не менее противоречивы ощущения материнства у женщин, избравших в качестве инструмента влияния специфическую творческую деятельность. Одержимые собственной самореализацией, женщины нередко добровольно отказывались от материнства или демонстрировали неестественную отчужденность к потомству, что в основном было вызвано переживаниями сурового детства, в котором они сами испытали отчуждение и разочарование в родительской любви.

Безрадостное детство вынудило королеву моды Коко Шанель сознательно отказаться от материнства, не вступать в брак и не пытаться иметь детей. С одной стороны, они могли бы стать препятствием для развития идеи, а с другой – детские годы в монастырском приюте без отца и матери предопределили вытеснение любви, неспособность отдавать тепло ближнему и даже собственным детям. Несколько иная, хотя и схожая по отношению ситуация характерна для Елены Блаватской, Айседоры Дункан, Софьи Ковалевской и Марины Цветаевой. Детство всех четырех женщин, как и в случае с Коко Шанель, характеризовалось отстраненными отношениями с отцами, с которыми они либо не виделись вообще, либо не имели духовной связи. Кроме того, Ковалевская ощущала себя нелюбимым ребенком, тогда как Цветаева говорила о прессинге матери, пытавшейся перенести не нее свои несбывшиеся ожидания. Все они демонстрировали ослабленный инстинкт материнства в связи со своей профессиональной деятельностью. Плохие матери Айседора Дункан и Марина Цветаева потеряли своих детей, показав неприспособленность к материнству и неспособность к полноценному выполнению этой функции. Имела ли Блаватская ребенка, остается вопросом, в то время как ее неспособность к полноценному материнству не вызывает сомнения.

Сложная экспрессия взаимоотношений Мэрилин Монро с мужчинами подчеркивалась еще и неспособностью к материнству. Мэрилин, по сути, не могла стать хорошей женой и матерью, и хотя ее неспособность к материнству может рассматриваться как чисто физиологическая дисфункция, вполне можно предположить отторжение материнства на подсознательном энергетическом или психическом уровне. Ее противоречивое женское естество постоянно боролось с собой: желая материнства, она отвергала его подсознательно. Мадонна, научившаяся понимать себя и осознавать истинные ценности, оказалась более приспособленной и по достижении независимости все же пришла к материнству и супружеству. Хотя не исключено, что это способно кардинально изменить ее дальнейшую жизнь.

Частично иной подход можно отметить у таких известных женщин, как Агата Кристи и Мария Склодовская-Кюри. Ровное отношение к детям, большая забота и внимание также связаны с их детскими периодами, сравнительно стабильными и наполненными родительским теплом. Это-то и предопределило, несмотря на крайнюю увлеченность своей деятельностью, любовь между матерями и их дочерьми наряду с безусловно присутствующим раздвоением личности. В их случае невозможно не упомянуть второй фактор – взаимопонимание с мужьями. Любовь четы Кюри и создание соответствующей атмосферы для девочек дали мощную инерцию их развитию, а расщепление личности Агаты Кристи было особенно ощутимо до ее встречи со вторым мужем, когда дочь уже была фактически взрослой и не требовала слишком пристального внимания матери.

Любопытно, что не только идущие вслед за Фрейдом психоаналитики, но даже многие исследователи тайн человеческой души конца 90-х годов XX столетия пребывают в уверенности, что в основе традиционной полоролевой функции женщины заложена подсознательная задача замужества и материнства, которая, среди прочего, основана на подчинительной роли женщины.

Использование окружения для достижения цели

Использование окружения для достижения своей цели как механизм продвижения использовали практически все женщины, добившиеся успеха. Поиск сильных мужчин, привлечение на свою сторону влиятельных и могучих личностей, чьи знания и поддержка могли бы сослужить службу, характерно и для женщин власти, и для профессионалок в особой деятельности.

Клеопатра сделала авторитетных мужчин частью своей жизненной стратегии. Причем речь идет даже не о совращенных ею Цезаре и Антонии. Прибыв в Рим, она сумела пообщаться даже с Цицероном, вызвав его симпатии и важные для нее положительные отзывы. Агриппина вернула из ссылки легендарного философа Сенеку, который на долгие годы стал государственным деятелем и воспитателем ее сына, неизменно тайно или прямо поддерживая ее действия. Для достижения высшей власти она использовала соперничество приближенных к императору Клавдию мужчин и, избрав наиболее сильного из них в качестве инструмента, добилась вхождения во власть.

Маркиза де Помпадур сумела использовать замужество для получения средств и создания вокруг своего имени ореола неординарности, чтобы затем обратить внимание многих выдающихся мужчин эпохи на свой неординарный интеллект. Способности привлекать известных лидеров общественного мнения, среди которых оказался даже Вольтер, предприимчивая женщина использовала с максимальным диапазоном. Эти мужчины становились глашатаями ее интересов и вскоре привели ко дворцу короля Франции, сделав ее одной из самых могущественных женщин своего времени.

Любопытно, что особое положение Вольтера использовала не только маркиза де Помпадур. Российская императрица Екатерина Вторая преднамеренно искала связи с известным писателем и философом, организовав крайне выгодную переписку. А задолго до этого, в поисках путей к престолу, она стала осторожным инициатором отношений с наиболее известными и влиятельными представителями властной элиты Российской империи. Пока Петр III был занят своими полубезумными играми с лакеями и придворными, Екатерина привлекла на свою сторону таких могущественных людей, как Кирилл Разумовский и Иван Шувалов. В конце концов даже канцлер Алексей Бестужев оценил потенциал Екатерины и примкнул к ее лагерю.

На мужчин в значительной степени опиралась и Елена Блаватская. Они сослужили женщине особую службу в период становления, когда даже к появлению дамы без сопровождения общество относилось с известной долей предубеждения. В продвижении своего поэтического брэнда Марина Цветаева также старалась не пренебрегать мужским окружением. Она всеми силами стремилась получить отзывы известных поэтов, а со многими признанными мастерами вступала в отчаянную переписку. Такие мастера пера, как Волошин и Пастернак, сыграли определенную роль в поддержании авторитета имени поэтессы.

Коко Шанель и Айседора Дункан могут служить идеальными примерами использования своего мужского окружения. Знаменитая модельерша была в теплых отношениях с такими признанными личностями, как Тулуз Лотрек, Ренуар, Пикассо, Дягилев, Стравинский. Близкие отношения связывали ее с французским поэтом-мистиком Пьером Ривером и с одним из ближайших родственников английской королевы. Ее романы с великим князем Дмитрием и герцогом Вестминстерским, своеобразные связи с драматургом Жаном Кокто, художником Полем Ирибом и даже шефом немецкой разведки Вальтером Шелленбергом способствовали популярности этой женщины и придавали авторитетности всему, что она делала. Айседора Дункан сумела расположить к себе не только мужчин-знаменитостей, таких как скульптур Огюст Роден, английский дирижер и пианист Чарлз Галле, художник Эжен Каррьер, режиссер Гордон Крэг, поэт с мировым именем Сергей Есенин, но и некоторых влиятельных в обществе женщин. Например вдову Рихарда Вагнера Козиму, которая не раз вставляла доброе словцо об Айседоре. Этот факт танцовщица ловко обыграла в книге о себе.

Таким же образом стремились поступать Мэрилин Монро и Мадонна. Последняя обратилась с подбадривающим письмом к признанной кинозвезде Элизабет Тейлор в наиболее сложный для той жизненный момент (удаление опухоли мозга), и после ее поправки Мадонна сумела стать ее подругой. Точно так же в необходимый для нее момент Мадонна предложила Майклу Джексону выйти в свет вместе, что придало рекламному ходу ослепительный блеск. Именно поэтому она вела деликатную осаду такой популярной в Америке личности, как Жаклин Кеннеди-Онассис, а отказ вдовы президента США встречаться с нею едва не вверг певицу в депрессию. Что касается Мэрилин, то вся ее карьера опиралась исключительно на расположение мужчин, она была готова к любой форме взаимоотношений с влиятельным мужским окружением для достижения той или иной промежуточной цели, ведущей на пьедестал всеобщего признания.

Все женщины в большей или меньшей степени намеревались использовать свое окружение, естественно отдавая предпочтение известным влиятельным мужчинам. Вовсе не обязательными в таких отношениях оказывались интимные связи, хотя часть женщин определенно использовала и это, данное Природой, оружие.

Глава 5

ЛЮБОВЬ И СЕКС В ЖИЗНИ ВЫДАЮЩИХСЯ ЖЕНЩИН

Собственное изображение вместо отражения

В мужском восприятии женская натура кажется более романтической, более чувственной и более воздушной, чем мужская. Но достаточно часто это представление, сформированное самими мужчинами, является не более чем отражением их собственных ожиданий. Другими словами, патриархальный уклад общества сделал женщин более слабыми, более хрупкими и более незащищенными, нежели они могли бы быть. И как следствие, более уязвимыми. В условиях маскулинной цивилизации, где государство, законы и мораль созданы мужчиной, психология большинства женщин, и тут нельзя не согласиться с Делиусом и другими представителями американской школы психоаналитики, представляет собой отражение мужских желаний и разочарований. Карен Хорни зашла еще дальше, отмечая, что женщины приспособились к желаниям мужчин и стали считать такое приспособление своей истинной природой.

Любопытно, что в амурных делах известных исторических личностей прекрасного пола, отметившихся в истории созданием собственных, признаваемых человечеством ценностей, в большинстве случаев было отведено гораздо меньше места романтике и любви, чем женщинам, посвятившим себя любимым мужчинам. Как правило, женщины, вкусившие сочных плодов успеха, строили свои отношения на основе довольно неподкупного прагматизма и весьма жестких договоренностей с мужчинами. Поскольку им нередко приходилось вступать в прямую или скрытую конкуренцию с мужчинами на профессиональной ниве, в обычной жизни они привыкли доминировать, часто перенося эту привычку и на интимную плоскость. Двигаясь в поисках новой реальности для себя, такие женщины, если только они действительно желали достичь цели, должны были презреть устоявшееся представление о женщине. И они делали это, как минимум, бессознательно, противопоставляя созданным ориентирам совершенно новые, собственные, и в том числе во взглядах на любовь и секс.

Однако ключевым и объединяющим практически всех выдающихся женщин моментом является то, что они и в любви оказались бунтарками, бросающими вызов обществу. И эта плоскость их жизни, независимо от того, насколько реальные ощущения и восприятие ими собственной сексуальности не совпадали с созданными ими же мифами о себе, всегда отличалась от любви «обычной женщины», непременно должна была шокировать окружающий мир, вызывать новые сильные эмоции, способствующие запоминанию образов. Не кривя душой, стоит признать: в каждой женской личности, которую задел непогрешимый маятник Истории, легко найти исключительные, неповторимые черты, являющиеся штрихами к портрету только этой личности. Не исключено, что женщины, стремившиеся быть выразительными и даже крайне эксцентричными во всем, сознательно или бессознательно перенесли эту фееричность и на интимную плоскость. Еще один важный момент, о котором стоит упомянуть: нередко, а пожалуй, даже часто беспристрастный взгляд исследователя интимной сферы известных женщин может отметить присутствие диссоциации между духовной и чувственной любовью – черту, которую психологи считают почти исключительно мужским свойством.

Культ любви во имя могущества

Наиболее целеустремленные женщины, идущие к достижению власти или к другим открытым формам влияния на окружающий мир, в подавляющем большинстве относились к любви и сексуальным приключениям слишком рационально, редко позволяя себе увлекаться и быть ведомыми в отношениях. Более того, для той части женщин, для которых любовный роман нес угрозу идее или установленному миропорядку, характерно полное подавление собственной сексуальности и отказ от любви в пользу своей идеи. Но даже те случаи, кажущиеся стремлением к свободе в любви, нередко были лишь сфабрикованными мифами или мастерской игрой самих женщин, их хитроумным позерством, актерским искусством, потому что речь шла все о той же тайной борьбе с мужскими устоями, осуществляющейся при помощи исконно женского оружия.

Пожалуй, самые уникальные мифы, вынесенные на поверхность современного восприятия волнами исторических летописей, касаются небывалой сексуальной разнузданности египетской царицы Клеопатры и не ведающей границ развращенности Агриппины, жены императора Клавдия. К примеру, Клеопатре приписывают такие вампирические эпизоды, как выбор для себя мужчины на ночь, с тем чтобы утром он был умерщвлен. Сохранились упоминания и о других актах разврата царицы. Египетская владычица действительно умела создать из любовного романа театрализованное представление, причем весьма заманчивое даже для видавших виды римских властителей, однако также очевидна ее исключительная разборчивость в партнерах. Более того, летописи не приводят ни одного имени, кроме Юлия Цезаря и Марка Антония. Агриппина действительно принимала участие в безумных сексуальных представлениях своего брата Калигулы и даже соперничала со своей младшей сестрой за расположение едва ли нормального императора. С целью заговора против Калигулы она совратила известного патриция, формально претендующего на роль наследника, но заговор был раскрыт, она лишь чудом избежала смерти. Позже она обольстила приближенного другого императора, своего родного престарелого дяди Клавдия, с тем чтобы оказаться в его постели. В результате римскому сенату пришлось изменить законодательство, чтобы разрешить такой почти кровосмесительный брак. Но хотя Агриппина действительно претендует на то, чтобы предстать перед потомками сексуальным демоном, дальше реальность слишком явно переплетается со слухами, и в частности о кровосмесительной связи с сыном Нероном. Скорее всего, эти, не имеющие под собой оснований, слухи распространялись приближенными Нерона, которые жаждали пробудить в императоре враждебность к собственной матери, подобно тому как двор Августа искусно навязал римской элите и всему населению Вечного города кровавый и развратный образ Клеопатры, создав иллюзию невероятной угрозы для всей империи.

Несмотря на присутствующие в литературе многочисленные сальные намеки на развращенность Клеопатры и Агриппины, более поздние исследования вполне аргументированно свидетельствуют, что имевшие место любовные интриги предпринимались этими женщинами исключительно ради власти и социального статуса. Они действовали как высокоточное оружие при тщательной избирательности целей, и очень сомнительно, чтобы мастерские совращения, осуществленные этими женщинами, имели хотя бы косвенную связь с их чувственными желаниями. Действительно, гораздо чаще талантливые женщины использовали свою сексуальность и фантастическую изобретательность в создании обстановки, наполненной ароматом эротизма, почти исключительно для привлечения мужчин на свою сторону, использования реальных и мнимых возлюбленных для достижения совершенно иных целей, среди которых безопасность и стремление к власти занимали центральное место. Почти, потому что Клеопатра, окажись Антоний великим воителем, жила бы с ним как жена и подруга, а Агриппина, найдись в империи мужчина с волей Цезаря и статусом наследника, могла бы также вернуться к традиционной роли женщины. И еще потому, что Клеопатра, возможно, испытала короткие моменты счастья от близости с Цезарем и Антонием, тогда как Агриппина, прожив на вершине власти жизнь без подлинной любви, оказалась одинокой, опустошенной и преданной даже собственным сыном.

Итак, эти женщины были слишком мудры и осторожны, чтобы позволить себе сексуальные излишества. Они виртуозно играли мужским миром, возбуждая его любопытство и непреодолимое вожделение, но пресс общественного порицания и прямо связанная с этим перспектива изменения статуса не позволяли им заходить слишком далеко. Риск оправдывался лишь тогда, когда ставки были достаточно высоки. Клеопатра совратила Цезаря и Марка Антония вовсе не из страстной любви к этим мужчинам, она совсем не была ослеплена чувственной страстью. Эти мужчины давали ей возможность небывалой социальной свободы, пытаясь сделать ее зависимой от своих действий, они дарили египетской владычице несоизмеримо большую независимость от потрясений империи. И, в конце концов, сами того не замечая, диктатор и триумвир подпали под колдовские чары ее обаяния. Агриппина действовала менее изощренно с точки зрения дипломатии, но она поражала современников таким невиданным напором откровенности, таким преступным презрением норм, что внушала страх и вожделенную страсть одновременно. При этом она никогда не преступала свой женский Рубикон, если речь не шла о жизни и смерти; другими словами, ее отчаянная смелость в отношениях с мужчинами была продиктована ужасом смерти и волей к жизни.

Отказ от любви во имя могущества

Для женщин, имеющих понятную цель, ясно выражаемую в конкретных достижениях типа влияния и власти, любовь и сексуальные отношения с мужчинами неизменно оказывались вторичными: не исключено, что как раз в силу совмещения ролей и смещения поля соперничества на мужскую половину поля. Совмещать же любовь с идеей удавалось лишь очень немногим, достигшим неограниченной свободы. Примечательно, что даже в таких случаях рамки общественного мнения для большинства из них оставались непреодолимыми тисками.

Исторические источники сохранили довольно много вызывающих материалов о гипертрофированной чувственности Екатерины Второй. Но царице, играющей на сцене мужскую роль и беззастенчиво меняющей фаворитов, пожалуй, лишь на первом этапе – от Станислава Понятовского до Григория Потемкина – была свойственна подлинная эмоциональная вовлеченность и романтическая любовь. Поиск любви закончился осознанием невозможности создать семью – в силу угрозы положению, о чем ее настойчиво предупреждали Шувалов и другие пользующиеся доверием высокопоставленные чиновники. Зато социальное положение позволило открыть для себя тщательно маскируемое полигамное желание и породило мужскую диссоциацию между духовной и чувственной любовью, другими словами, осознанное разделение ощущений на романтические, возвышенные и чисто физическую, животную страсть. Причем ни томление по сильному мужчине-спутнику, ни чувственные желания ко времени осознания своей роли уже никогда не ослепляли императрицу – власть и управление государством всякий раз оказывались выше любви.

Подобную историю несчастной любви можно рассказать и о маркизе де Помпадур, любовнице Людовика XV. Достигшая головокружительных высот власти благодаря постельному искусству, она была духовно одинока и холодна. Эта женщина явилась зеркальным отражением сексуальных желаний монарха, максимально эксплуатируя эту сферу для достижения власти, положения в обществе и сопутствующего этому богатства. Но такая изысканная форма проституции, похоже, не принесла душевного облегчения: секс с монархом оставался всего лишь сексом, духовная близость и дружба носили весьма условный, преимущественно односторонний характер. Более того, внешне необузданный эротизм оказался лишь игрой в страсть, поскольку давался болезненной и, по всей видимости, фригидной маркизе нелегко, через силу. Жизнь наверху оказалась вечной борьбой за власть и лишь относительно независимым существованием – в неописуемой роскоши, но лишенным человеческого тепла и любви. Маркиза де Помпадур, которая приобрела свое влияние благодаря искусству любви и совращению короля Людовика XV, в конечном счете была равнодушна не только к многочисленным мужчинам двора, но и к самому Людовику. Ее редкий дар воспламенять был результатом борьбы за социальное положение, а не за удовлетворение собственного сексуального желания. Отдавая себя во власть влиятельного самца, она преследовала цель оказаться для него желанной самкой, а затем и преданной подругой, но ее желание не подстегивалось собственной страстью. Страсть была вынужденной рельефной декорацией, которая нужна мужчине. В любом случае, представление общества о рамках поведения женщины не только влияли на мотивации обычных женщин, но и касались выдающихся личностей прекрасной половины человечества.

Несколько трансформированной, внешне «очеловеченной» и более цивилизованной оказалась жизнь во власти Маргарет Тэтчер. На первый взгляд, Железная леди – одна из немногих женщин от власти, которая сумела не отделять от своей четко поставленной цели то человеческое, что присуще любой женщине. Но если вникнуть в ситуацию глубже, черты наигранности проступят сквозь тщательно и профессионально нанесенный политический макияж. Вторичность любви и семьи прослеживается на незавидном положении мужа при жене-премьер-министре, слишком условной заботе о сыне и слишком большом пристрастии к политике. Была ли любовь в жизни суровой и сдержанной Мэгги? Возможно, да, если говорить о первых годах замужества. Но со временем игра современного политика и государственного деятеля стала настолько объемной, что заполнила весь внутренний мир азартного игрока, не оставляя места для другого выбора. И Маргарет Тэтчер не стала исключением; можно дискутировать о ее теплых семейных уик-эндах, однако «удельный вес» жены и матери был в ее положении настолько ничтожен, а «дело» – настолько весомее всего остального, что можно говорить о вытесненной чувственности и сознательном отказе от влечений. Кроме того, постоянное нахождение среди наиболее влиятельных политиков планеты мужского пола и неминуемая трансформация восприятия образа сильного и привлекательного мужчины вряд ли способствовала сохранению адекватного уровня чувственных отношений с мужем, который, объективно, к моменту премьерства своей супруги уже не соответствовал ее статусу. С того времени социальное положение стало руководить семейным укладом, и, по всей видимости, это не вызывало дискомфорта у первой леди Великобритании. Кстати, даже в условиях отсутствия шансов на флирт она не скрывала явных симпатий к президенту Соединенных Штатов Рональду Рейгану. Поэтому в случае с Маргарет Тэтчер есть смысл говорить о сублимации эмоций, связанных с отношением к противоположному полу.

Кажется, что порой для достижения цели, более высокой, чем любовь, женщины сознательно боролись со своей чувственностью и влечениями. Говоря о таких известных исторических фигурах, как княгиня Ольга или Мария Склодовская-Кюри, можно отметить подавление сексуальности на этапе трансформации полоролевой функции. Ведь и киевская княгиня, и Мария Склодовская-Кюри испытали период привычной для общества роли, когда женщина, являясь матерью и подругой своего избранника, больше сосредоточена на потомстве и помощи мужу, нежели на личных достижениях. Однако Ольга опасалась за жизнь сына Святослава, а также за репутацию семьи, принявшей управление государством.

Любовь и чувственность были обречены на вытеснение в пользу целей, кажущихся более высокими. Похоже, это далось княгине не так уж легко, потому что ее обращение к религии можно расценить как создание духовной опоры для обретения внутреннего спокойствия и гармонии. Таким же образом объясним и сексуальный аскетизм Марии Кюри, которая даже одеваться после смерти мужа стремилась так, чтобы не выпячивать свою половую принадлежность, очевидно стремясь избавить себя от лишних переживаний и сосредоточиться исключительно на научной работе.

Отказ от любви можно зафиксировать и в жизни воительницы Жанны д'Арк. Несмотря на вольные пассажи некоторых авторов, и в том числе Вольтера, нет никаких реальных подтверждений влюбленности или сексуальных отношений девушки. Напротив, есть прозрачные намеки на то, что всесторонние проверки ее двором Карла Валуа подтвердили наличие девственности. Не вдаваясь в причины отказа от любви, можно констатировать: война и идея освобождения Франции оказались для Орлеанской девы несоизмеримо выше любви и земных радостей.

Информация об интимном мире Елены Блаватской настолько противоречива, что говорить о, скажем, любовных приключениях этой женщины в так называемый «домессианский» период можно более чем осторожно. Однако, опираясь на объективные факты – одиночество этой женщины, отсутствие семьи и, естественно, любви, – можно утверждать: даже имей место те сексуальные вольности (и в том числе интимная связь со своим соратником полковником Олкоттом), о которых упоминают некоторые авторы, они имеют слишком мало отношения к любви и истинной страсти. Приключения молодости остались лишь упоительными увлечениями, глотками воды обезвоженного пустыней путника, они не вели ни к какому союзу, они никогда не могли бы стать приоритетом для женщины, искавшей свою реальность в сложном и противоречивом мире, базирующемся на мужском представлении о женщине, которое Блаватская напрочь отвергала. Она, похоже, не допустила в свое сердце любовь, поскольку любовь в традиционном представлении ее современников предусматривала подчинительную роль женщины. Но такая трансформация сознания содержала губительный яд для женского естества, и в результате даже обычная привязанность часто оказывалась чуждой для создателя мистической «Тайной доктрины». Ее жизнь завершилась вместе с написанием книги – единственным делом, на котором была сосредоточена эта женщина…

Искусительницы наполовину

Как тонко заметил Шодерло де Лакло, женщины, осознавшие, что воображение опережает действительность, а само наслаждение всегда ниже, низменнее представления о нем, очень искусно играли на струнах мужского воображения, представляя многогранные и будоражащие формы своей исконной силы – обольщения.

Не только для власти использовали женщины свою непостижимую и могучую силу очарования. Многие известные личности были одновременно и известными искусительницами, сделавшими своей стратегией откровенную эксплуатацию сексуальности и обаяния. Айседора Дункан, Мэрилин Монро, Мадонна – наиболее яркие примеры женщин, которые с упоением играли пламенем собственной страсти. Небезынтересно, что они почти всегда лучше мужчин управляли ситуацией: как только возникала угроза социальному положению или появлялся другой, более весомый объект, изящная женская ручка поворачивала краник, пресекающий поступление питательного кислорода любви.