Помолвка на десерт

Бретт уставился на хлещущий по лобовому стеклу дождь, вздохнул и свернул к дому Росси. Откинувшись на сиденье, он барабанил пальцами по рулю в такт звучащей из динамиков музыке.

— Чудесная погода! В Аделаиде, кстати, в феврале прекрасная погода. Но я долго отсюда не уеду. Мечтаю дождаться, когда твои родители зарезервируют столик в моем ресторане.

Бретт покосился на Сиенну, когда она повернулась к нему вполоборота, задумчиво улыбнулась и рассеянно произнесла:

— Им понравится. Особенно если в меню будет несколько блюд итальянской кухни. Папа с удовольствием расскажет тебе, как именно их следует готовить. — Осознав, что Бретт может счесть это оскорблением, молодая женщина вжалась в кожаное сиденье. — Извини. Я не то хотела сказать. Если ты готовишь итальянские блюда так же, как вчерашний изумительный соус, то мои родители придут в восхищение. Знаешь, а мы вспоминали тебя за рождественским обедом. Один из моих кузенов был в Аделаиде и посетил твой ресторан. Он назвал твою готовку превосходной. Мария была очень горда.

Бретт почувствовал, как покраснела его шея, и неловко поерзал:

— Она ни разу не говорила мне об этом.

Сиенна подалась вперед, разглядывая дом. Видя смущение Бретта, она повертела на пальце серебряное кольцо:

— Не хватало еще, чтобы ты возгордился.

Бретт весело хмыкнул, отстегнул ремень безопасности и сосредоточился на Сиенне.

Почувствовав на себе его взгляд, она подняла голову и выпрямилась, словно собиралась на собеседование при приеме на работу, а не в родительский дом. Посмотрев на парадную дверь сквозь пелену дождя, Сиенна прикусила губу. Ее улыбка померкла, показная храбрость испарилась.

Бретт напомнил себе, что проблемы Сиенны его не касаются. Однако женщина, которая расплакалась вчера вечером, когда он испортил ее красивые туфли, сидит рядом с ним. И она словно примерзла к сиденью.

Сиенна испугана. Бретт знал, что это такое. Ей нужно помочь.

— Я не люблю критиковать женскую обувь, но не в твоем случае, — заметил он.

Сиенна несколько раз моргнула, глядя на него. Потом пристально посмотрела на свои ноги, обутые в резиновые сапоги тети — фиолетовые, с белыми и розовыми цветами чрезвычайно яркого, психоделического, оттенка. Единственная водонепроницаемая обувь в обширной коллекции Марии. У Сиенны был такой же размер ноги, как у тетушки, но совсем иные стилистические предпочтения.

— Я бы, например, выбрал потрясающие сандалии желтого цвета с маргаритками, которые обнаружил на холодильнике, и шлепал бы с мокрыми ногами, но это исключительно моя точка зрения, — как можно непринужденнее произнес Бретт и пожал плечами.

Сиенна уставилась на него проницательными карими глазами, которыми он так долго восхищался, и это полностью лишило его решимости и сил. Несколько затянувшихся секунд в салоне автомобиля была слышна лишь ритмичная латиноамериканская музыка, но вот Сиенна слабо улыбнулась:

— В моей старой спальне остались обувь и одежда. Нужно забрать кое-что.

— Совершенно верно.

Сиенна наблюдала, как Бретт надевает пиджак, берет с заднего сиденья зонт, открывает дверцу и с криком выскакивает под ливень. Она едва успела отстегнуть ремень безопасности и схватить сумку, когда Бретт распахнул дверцу с ее стороны.

Сделав глубокий вдох, Сиенна опустила ноги в самую огромную лужу, какую видела в своей жизни. Бретт обнял ее за талию и прижал к себе, надежно укрывая зонтом.

Не раздумывая и не колеблясь, Сиенна прильнула к Бретту. Они побежали к широкому крытому крыльцу у парадного входа.

Визжа и смеясь, как дети, они неслись по лужам, лавируя между мокрыми кустами, с которых ветер сдувал дождевые капли на их ноги. Оказавшись на каменном крыльце, Сиенна сразу принялась стряхивать воду с волос.

— Ну вот, — пошутил Бретт, — твои сапоги все-таки имели успех!

Бретт по-прежнему прижимался к Сиенне разгоряченным телом и, похоже, не торопился отстраняться. Она повернулась в его объятиях и посмотрела ему в лицо. Он крепче прижал женщину к себе, а она уперлась ладонями в его грудь.

Смотреть на Бретта при дневном свете было все равно, что любоваться потрясающе красивым ландшафтом. Тонкий шрамик на густой светлой левой брови; чуть сдвинутая в сторону переносица, говорящая о том, что он ломал ее, по меньшей мере однажды; голубые глаза, переливающиеся всевозможными оттенками цветов, начиная с белого и заканчивая кобальтовым. Бретт смотрел на нее решительно и внимательно, однако Сиенна заметила уязвимость в его взгляде, которая рассказала ей больше, чем сам Бретт Камерон.

Играть с огнем опасно. А взгляд Бретта способен воспламенить.

Сиенна чуть сильнее надавила ладонями на его грудь, потом отпрянула от него. Она с отвращением вспомнила прозвище, данное Карлой, — Магнит Для Поваров. Сколько раз, будучи шестнадцатилетней девушкой, она мечтала оказаться в объятиях Бретта Камерона! И вот он обнимает ее, а их тела отделяют друг от друга только несколько слоев одежды. Итак, все возвращается на круги своя. Прошло двенадцать лет, а Сиенна нисколько не поумнела.

Бретту невдомек, что любимый некогда дом, в котором выросла Сиенна, стал для нее подобием тюрьмы. Старая спальня превратилась во вместилище кошмаров, где она провела череду серых и унылых дней, страдая от отчаяния после того, как рассталась с Анджело. Он лишил Сиенну надежд, мечтаний и уверенности. Если бы Мария не настояла на своем, Сиенна по-прежнему жила бы в родительском доме.

— Ты помнишь, где подвал? — наконец спросила она.

Бретт фыркнул в ответ:

— Думаешь, я забыл эту лестницу? — Он встал рядом, когда она повернула ключ в замочной скважине. — Твой отец частенько гонял меня по ней вверх-вниз. Я помню каждое мгновение, проведенное в этом доме. Здесь прошли лучшие дни моей жизни.

Глава 11

Упаковка приятных воспоминаний

— Скажи, кто это? — поинтересовался Бретт, держа очень потрепанную черно-белую фотографию красивого темноволосого мужчины в накрахмаленном белом переднике, со скрещенными на груди руками. — Что-то не припоминаю.

— Двоюродный дедушка Луис, один из основателей ресторанного бизнеса Росси. Он приехал из Тосканы и открыл в этой части Лондона самое первое кафе-мороженое.

— Красивые усы. Что это было за мороженое?

— Он ужасно гордился своими усами и вощил их каждый день. — Заговорщически оглядевшись, Сиенна наклонилась и прошептала Бретту на ухо: — Его усы были вкуснее мороженого. Думаю, и воск, и мороженое готовились по одному рецепту. Только не проговорись.

— Я — могила. — Он улыбнулся, ощущая, как Сиенна прижимается к нему бедрами, туловищем и плечом, но не стал уворачиваться на узкой деревянной лестнице, ведущей в подвал. — Старый добрый двоюродный дедушка Луис будет отлично смотреться в портретной галерее Росси. Превосходная идея.

Сиенна прикусила губу, чтобы скрыть удовольствие:

— В ресторанах Росси всегда вывешивали на стенах семейные фотографии. Может, теперь это выглядит немного кичливо, но папа считает ресторан продолжением столовой в собственном доме, а это значит, что тебя должна окружать семья. Знаешь, у Фрэнки в магазине намного больше коробок с фотографиями.

Бретт изумленно оглядел беспорядочно расставленные коробки и корзины:

— Больше?!

Рассмеявшись, Сиенна взмахнула папкой с фотографиями:

— Думаю, для нашей затеи хватит двадцати снимков. Фотографии поместим в современные рамки и развесим на стенах, выкрашенных в кремовый цвет. — Она улыбнулась Бретту, внимание которого привлекла большая цветная фотография, которую он изучал вроде бы с большим интересом.

— Чье это фото?

И тут Сиенна разглядела ее.

— О нет! Я же уничтожила все копии. Дай ее мне!

Она попыталась схватить оскорбляющий ее чувства снимок, но Бретт ловко перехватил его другой рукой и поднял вверх:

— Ай-ай, мисс Росси! Ты была очень хорошенькой подружкой невесты. Это свадьба Фрэнки?

Простонав, Сиенна закрыла лицо руками:

— Меня опоили, похитили и предали. Мне не идет бледно-зеленый цвет. Не думаю, что он вообще кому-нибудь идет, однако моей будущей невестке понравился. Выбора у меня не было.

— О, не знаю, но… эти рюшечки очень милы. Может, тебе стоит почаще носить такую одежду? — спросил он, подергивая бровями.

— О, перестань. Тоже мне гуру моды. Хотелось бы мне посмотреть твои семейные фотографии. Или ты хранишь их под замком, а ключ — в банковском сейфе, чтобы тебя никто не смог шантажировать?

Раздался громкий смех Бретта, эхом отразившийся от стен узкого подвала и заставивший вибрировать каждую косточку в теле Сиенны.

— Жаль разочаровывать тебя, но если и были какие-то фотографии, то они давно пропали. Мы с матерью нечасто устраивали семейные посиделки. Она была слишком занята переездом с одной арендуемой квартиры на другую, поэтому не общалась с родственниками, которые вроде бы живут в Шотландии. И я не помню, чтобы на стенах у нас висели фотографии. — Он покосился на нее и криво усмехнулся: — Живя на чемоданах, быстро привыкаешь таскать с собой только самое необходимое.

Взглянув в глаза Бретта, Сиенна поняла, что он искренен, и затаила дыхание. Он не ждал от нее жалости и говорил так непринужденно, словно ежедневно рассказывал о своем нелегком детстве.

Наверное, очень хорошо быть самоуверенным и открытым. Как он этого добился?

И почему именно Бретту ей хочется рассказать всю правду об Анджело? Не полуправду, которая известна друзьям и членам семьи, а абсолютно все тайны! Можно ли рискнуть и подружиться с Бреттом после нескольких дней совместной работы в траттории Марии? Похоже, это ее единственный шанс. Кроме того, скоро они расстанутся, и если и будут встречаться, то редко.

— Не нравится мне, когда ты молчишь. Скажи, о чем ты думаешь? — спросил Бретт.

Ни за что!

— Мне интересно, каково тебе было, когда ты оказался в суматошной обстановке дома Росси? Ты наверняка пребывал в постоянном стрессе. Когда мы собираемся вместе, то становимся немного невыносимыми.

Бретт пристально посмотрел на нее. Под его взглядом Сиенне захотелось съежиться.

— Росси показали мне, какой должна быть настоящая семья, и я никогда этого не забуду. Повторяю, это были лучшие дни моей юности. Я жил ради работы и воскресных семейных ужинов.

Сиенна уставилась на Бретта, открыв рот, и опустилась на ступеньку:

— Ты жил ради них? Ради ужинов, которые переходили в перепалки с воплями, а иногда даже в драки, если приезжали все мои дяди? Неужели тебе, в самом деле это нравилось? Большинство моих одноклассников с воплями убегали прочь.

Зажмурившись, Сиенна вспомнила воскресные ужины, когда все родственники, включая дальних, посетители ресторана и обслуживающий персонал усаживались за огромный обеденный стол.

— Неужели ты забыл крики и споры? Разве можно любить гвалт десяти детей и дюжины взрослых, которые разговаривают на повышенных тонах, пытаясь перекричать друг друга? Воскресными вечерами мы все были измотанными, оглохшими и охрипшими. Это безумие!

— Ты забыла о еде.

— Ладно, еда была фантастическая, но сами ужины — безумными!

— Еда была изумительная. Я работал с разными поварами, но ни один из них не готовил так, как твой отец для воскресных ужинов. Я и представить себе не мог, что меня возьмут в стажеры, но произошло чудо, и я очень благодарен за этот опыт. Я несколько недель потратил на то, чтобы выяснить, что именно придает блюдам такой восхитительный вкус.

— Папа всегда приглашал на воскресные ужины обслуживающий персонал с кухни. Что ты подразумеваешь под особым вкусом еды? Он тестировал на нас различные рецепты?

— Нет, ничего подобного. — Бретт присел у стены, подтянув одну ногу и обхватив ее рукой. — Это была любовь. Каждое блюдо, приготовленное твоим отцом, было наполнено такой любовью ко всем гостям за столом, что можно было ощутить вкус удовольствия, с которым он создавал замечательные блюда на радость членам своей семьи. Ты этого не чувствовала?

— Полагаю, я просто к этому привыкла, — ответила Сиенна, пораженная глубиной эмоций Бретта.

— Точно. Ты должна помнить, что до того, как я начал работать на Марию, из горячей пищи мне были известны только магазинная пицца и школьные обеды. Когда меня усадили за семейный стол Росси, я почувствовал себя так, будто катаюсь на русских горках в парке развлечений.

Сиенна попыталась представить, как выглядит ее семья в глазах чужого человека, но безуспешно.

— Должно быть, ты недоумевал.

— Да. — Бретт засмеялся. — Но всего две минуты. Потом Мария поставила передо мной огромную тарелку итальянской закуски ассорти и хлопнула меня по плечу. Фрэнки заговорил о футболе и сразу заспорил с одним из кузенов, который поддерживал другую команду. И внезапно в воздухе начали летать куски хлеба, а твои родители стали от души хохотать.

Умолкнув, Бретт взял фотографию со свадьбы Фрэнки, чтобы Сиенна отвлеклась и не вглядывалась в его лицо. Он заговорил снова, тихо и с чувством:

— У меня было ощущение, что я вернулся домой. Хотя у меня не было большой семьи, я всегда воображал, какой она будет.

Ошеломленная, Сиенна молчала. Бретт обрел дом, оказавшись в ее семье, а она не могла дождаться, когда оставит родителей.

Бретт дважды постучал по фотографии ногтем:

— Знаешь, Фрэнки приглашал меня на свадьбу. Но я только начал работать в Париже и не мог вырваться. Жаль, что я не приехал. Хотелось бы увидеть тебя в этом платье.

— Меня?! Разве ты меня не забыл?

— Я очень хорошо тебя запомнил.

— Не понимаю. Ты и словом со мной не обмолвился. Шесть недель ты стажировался на кухне, и я решила, что не нравлюсь тебе. Думала, что раздражаю тебя. Я была слишком застенчива, когда работала на Марию, а ты лишь здоровался со мной, и то с неохотой. Я была ужасно подавлена.

Бретт взял ее за руку. Она попыталась высвободиться:

— Эй! У меня руки грязные от возни с коробками.

— И у меня, — беспечно бросил он.

Сиенна молчаливо смотрела, как Бретт распрямил ее ладонь и кончиком пальца провел по линии жизни. Его прикосновение было таким неожиданным и чувственным, что она ахнула. Никогда еще Сиенна не вела себя так глупо.

Ни один мужчина не вызывал в ней таких ощущений. Она попыталась высвободиться, боясь окончательно потерять голову.

— Видишь эту красивую руку? Она мягкая и теплая. На ней нет ни порезов, ни ожогов, ни мозолей от чистки нескольких тонн овощей и рыбы под ледяной водой. — Бретт продолжал выводить линии на ее ладони кончиком пальца, продлевая сладострастную пытку. — Кожа гладкая, как у ребенка. Она такая приятная, что ни один мужчина не устоит. Я — не исключение.

Он поднес руку Сиенны к лицу, а она глотнула воздух и закрыла глаза, когда он поцеловал ее ладонь.

— Это рука… — его губы переместились к ее запястью, — принадлежит принцессе. — Сиенна вздрогнула, но Бретт ничего не заметил. — Думаю, Мария догадывалась, что я чувствую себя изгоем, но все равно приняла меня. Я так тебе завидовал! Ты родилась в прекрасной семье и все принимала как должное. Догадывалась ли ты, что я злился на тебя, что расстраивался? Вот почему я не разговаривал с тобой, Сиенна. Я ревновал и обижался.

У Сиенны учащенно забилось сердце, она сглотнула и обнаружила, что в горле у нее совсем пересохло.

Поэтому, когда зазвонил ее мобильный телефон в сумке, стоящей на полу, женщина тут же решила не отвечать на звонок. Ей не хотелось, чтобы Бретт отпускал ее руку. Впервые за очень долгое время она поняла, что есть более важные вещи, чем разговор по телефону.

Бретт усмехнулся, загнул один за другим ее пальцы, закрывая ладонь, и осторожно опустил руку Сиенны, словно это самый хрупкий и драгоценный предмет на свете и любое повреждение ему придется оплачивать за собственный счет.

Деревянные доски пола были холодными и жесткими по сравнению с его теплыми пальцами, и Сиенна вздрогнула.

— Стекольщики нас заждались. — Он тепло улыбнулся ей. — Готова идти?

Неожиданно послышалась музыка. Оперный тенор запел по-итальянски.

— Вот, вероятно, и они. Извини. — Бретт достал мобильный телефон. — Привет, Крис. Да. Рад, что звонишь, приятель. Да, мы нашли то, что искали. Здесь скрывалось настоящее сокровище.