Помоги проекту - поделись книгой:
Финн понизил голос до шепота:
— Церковь очень богата. Джон забрал у дворян все до последнего пенни. И в довершение всего эти новые налоги из-за Крестовых походов. Теперь слушайте — принц Джон будет забирать у церкви все больше и больше. Эти богатства помогут ему создать армию. Бьюсь об заклад, епископ Илайский собирается помешать тому, что он задумал. Может, уже взялся за это.
— Но он далеко отсюда и от этой церкви. Я уверен, что он даже не знает о пропаже потира, — заметил Рич.
— При этом ходят слухи о другом, плохом епископе, который находится где-то поблизости от Брансдейла — о епископе Херефордском, — сказал Хьюби. — Он сторонник принца Джона.
— И имеет много дел с приспешником принца Джона, сэром Гаем Гисборном, — добавил Уилл.
При упоминании о сэре Гае Мэтти побледнела. Перед мысленным взором возникла сцена, где он стоял посреди двора замка, сжимая в руке ожерелье ее матери со Звездой Иерусалима, с которого капала кровь.
— Тебе плохо, Мэтти? — спросил Финн с неожиданной заботой.
Девочка быстро моргнула и помотала головой, отгоняя ужасное видение.
— Иногда я думаю о том, что стало с ожерельем моей мамы, — произнесла она медленно.
Мальчишки переглянулись, и Уилл спросил:
— С каким ожерельем?
— С тем, которое мой папа подарил маме после моего рождения. На нем синий сапфир — Звезда Иерусалима. Очень редкий. Он служил подвеской.
— Ну, думаю, если оно досталось Гисборну, он бережет его для принца Джона, чтобы купить его расположение, — сказал Рич.
— Принцу Джону для осуществления планов нужно много всяких негодяев, — продолжал Финн, — предатели, интриганы и прихлебатели всех мастей. Не одни лишь шериф и Гисборн. Например, епископ Херефордский, о котором вспомнил Хьюби. Он очень порочный. И бьюсь об заклад, что эта настоятельница с ним связана.
Рич неожиданно вскочил на ноги. Он был очень хитрым и обладал чутьем, необходимым для политических маневров. На первый взгляд Рич мог показаться абсолютным простаком. Его волосы были блекло-медными, а щеки покрывали веснушки. Глаза оставались серыми до тех пор, пока ему не приходила в голову какая-нибудь интересная мысль. После этого они начинали сверкать.
— В этом есть какой-то смысл, — произнес он. — Я тоже слышал, что в Ноттингемском аббатстве появится новая настоятельница. Как удобно для нее сотрудничать с шерифом! А шериф служит принцу Джону, который хочет прибрать к рукам церковь. Все сходится! Дьявольское скопление тиранов, подлецов и мерзавцев!
— И мерзавок, — добавили Матти негромко. — Как будто началась гигантская партия в шахматы. Епископ против епископа, рыцари и мошенники вроде Гисборна и шерифа на принца. Король фактически получил шах и мат в Святой земле. И все мы, конечно, их заложники.[7]
Повисла глубокая тишина. Потом Рич сказал:
— Но есть и еще кое-что в этой… в этой… — Он задумался.
— В этой игре, — закончил Финн.
— Еще кое-что? — удивился Хьюби. Его широкое круглое лицо вспыхнуло, а в зеленых глазах появилась растерянность.
— Да. — Финн начал расхаживать взад-вперед. — Вчера вечером мой отец сказал, что охотники ушли из местных лесов, не только из Барнсдейлского, но и из Шервудского. Теперь там запрещено охотиться — все берегут для людей принца и шерифа.
— Все равно охотой не прокормишься, — вздохнул Хьюби. — Из-за всех этих налогов охотиться и так нельзя. Даже не знаю, что станет делать моя мама. Если я разношу пиво по тавернам, нужно платить пошлину. В прошлом году она удвоилась и серьезно урезала наш доход.
— Мельничные налоги тоже возросли, — сказал Рич. — Раньше сборщики приходили раз в году, а теперь — каждые четыре месяца. Они утверждают, что налоги сократились, держат нас за дураков. А я говорю отцу: «Скажи им, что они увеличились, папа. Если они берут три раза в год по фунту вместо одного раза по два фунта плюс четыре мешка муки, добавленных теперь».
— И что же ответил твой отец? — спросила Мэтти.
— Он ответил, что не надо с ними спорить, иначе наживем беду на свою голову.
— Вот видите, — продолжал Финн, — стоит только отвернуться, как они требуют больше, будь то земля или налоги именем короля. Но мы знаем, что Джон собирает все это вовсе не для короля Ричарда. И теперь, когда с народа брать стало нечего, он вспомнил о церкви. Ее нельзя обложить налогом, но почему бы не ограбить?
Он замолчал, чтобы друзья переварили услышанное.
— И что же нам делать? — спросила Мэтти.
— Не знаю, — ответил Финн. — Но потир исчез. Значит, он должен где-то быть.
Ровно через неделю, когда Мэтти и ее друзья заняли свои места в церкви, потир снова оказался в нише. Девочка заметила это первой и толкнула локтем Хьюби, молившегося на коленях. Он широко распахнул глаза, потом мигнул и толкнул локтем Финна, а тот выстрелил в Рича чертополохом из трубочки. Рич обернулся и пробормотал:
— Невероятно!
Глава 12
В пятом домике на дереве
Охотничьей птице, пытающейся взлететь с руки после того, как развязаны путы, ни в коем случае нельзя помогать. Она должна научиться этому самостоятельно.
Наступил понедельник. Вчерашнее таинственное появление потира взбудоражило друзей. Ведь без кражи нет и воров. Рич предположил, что сосуд, видимо, отправляли на починку к ювелиру. Мэтти размышляла об этом, сидя в древесном домике, который она построила сама. Длинные гибкие ветви ивы скрывали ее, словно вуаль. Девочка смотрела наружу сквозь красивые стебли плюща. Она всегда приходила в этот домик для раздумий и брала с собой птиц. Это было прекрасное тихое место для наблюдений.
Сегодня Мэтти принесла сюда Моха вместе с Улиссом и Календулой. Сапсан был уже очень стар и почти ничего не видел. Теперь девочка брала его с собою не так часто. Его маховые перья сделались ломкими, линял он теперь гораздо реже, а новые перья были все тоньше. И как у любого старого хищника, когти Моха стали совсем короткими, словно у курицы, и трудно было поверить, что эта птица когда-то ловила крупных зайцев. Однако хотя внешне Мох совсем ослаб, дух его словно укрепился. Он стал более чувствительным, как будто руководствовался интуицией. Мох угадывал, что собирается делать хозяйка, а также остальные птицы. Поэтому рядом с ним и с верным Улиссом и агрессивной Календулой Мэтти чувствовала себя лучше, чем с самыми верными друзьями.
Сейчас Мох сидел у нее на левом плече, Календула на правом, а Улисс нанял наблюдательную позицию на крыше домика. Мэтти глянула на него сквозь травяную крышу. Его широкие плечи были квадратными, взгляд красных глаз — острым. Девочка повернулась к сапсану и негромко заговорила на том странном языке, на котором общалась со своими питомцами.
— Мы четыре птицы, — прошептала она. — Сидим на дереве. Мох и Календула у меня на плечах, я на ветке, а Улисс на крыше моего прекрасного маленького домика.
Отправляясь на охоту, она больше не брала с собой путы. У нее возникло собственное золотое правило — птицы не ограничивают ее, а она не ограничивает их.
Начался мелкий дождик, и домик показался еще уютнее. Мэтти опять испытала то чувство, как после первого полета Календулы. Она мигнула и посмотрела вниз, на листья. То, что она приняла за маленький нарост, оказалось зеленым червячком, не больше булавочной головки. «У меня птичье зрение», — поняла девочка. Она почувствовала, как Мох обернулся к ней и начал осторожно трогать клювом ее кожу. «Он чистит мне перья, — сообразила Мэтти. — Неужели они у меня выросли?»
Но ее кожа оставалась обычной кожей, хотя она чувствовала себя совсем по-другому. Странно? Нет, не странно. Может быть, это было самым потрясающим. Ничто не казалось необычным, все, наоборот, было таким естественным, как будто две части существа Мэтти, ее духа, волшебным образом слились вместе в новое живое создание. Но это ощущение быстро прошло. Она почувствовала легкий толчок, и таинственная ткань с легкостью лопнула. Это Календула неожиданно надулась и задрожала.
Девочка поняла, что это вовсе не оттого, что из-за дождя похолодало. Она и сама почувствовала опасность, но не так отчетливо, как птицы. Улисс прокричал сверху «как-как». А Календула была готова улететь, но Мох остановил ее жестким взглядом. Улисс негромко проворковал:
—
—
Для большинства людей это прозвучало бы как перекличка совсем маленькой птичьей стаи.
Улисс было снялся с места, как вдруг внезапно захрустели ивовые ветки, сбрасывая капли воды в ручей. Мэтти разглядела неясную фигуру и подумала: «Неужели человек-тень? Когда прошло столько времени?»
—
Сердце девочки бешено забилось. Фигура, одетая в темный плащ с капюшоном, приблизилась к берегу ручья и опустилась на колени. Человек был настолько занят своим делом, что не заметил сокола, кружащего над головой. В том, как он стоял на коленях, Мэтти уловила что-то знакомое. То, каким образом эта фигура почти распростерлась на берегу ручья, напомнило ей нечто необычное, не принадлежавшее этим лесам. Он что-то сжимал в руке. И когда этот предмет оказался у самой береговой насыпи, капюшон вдруг упал назад, и голова поспешно повернулась.
Теперь девичье сердце почти остановилось. Ее снова охватило жуткое ощущение, что она смотрит в пустоту. Прозрачные глаза пронзали даже сквозь защиту листьев. У Мэтти перехватило дыхание. Это был не человек-тень. Это была настоятельница. Это были ее глаза. Но что еще более странно, Мэтти точно знала, что именно эти глаза следили за ней во время первого полета Календулы. Она вспомнила слова Финна о том, что настоятельница может быть связана с епископом Херефордским, а потом слова Рича: «В этом есть какой-то смысл. Я тоже слышал, что в Ноттингемском аббатстве появится новая настоятельница. Как удобно для нее сотрудничать с шерифом! А шериф служит принцу Джону, который хочет прибрать к рукам церковь. Все сходится! Дьявольское скопление тиранов, подлецов и мерзавцев!»
Может быть, эта женщина явилась из Ноттингема потому, что должна спрятать нечто важное? Нечто очень ценное? Нет, конечно! Как сказал бы Рич, это было очевидно.
Мэтти не знала, сколько настоятельница смотрела на дерево, но постепенно поняла, что та ее не видит. Настоятельница помотала головой, заставив себя вновь повернуться к берегу. Но жуткое чувство, такое же, как в церкви, снова охватило девочку, когда она встретилась взглядом с этими странными глазами. В них не было ничего живого. Ничего!
Глава 13
В ночь через уборную
Непослушание у любых живых существ может возникнуть в результате капризности, или робости, или недостатка веры. Это особенно заметно у соколов. Именно поэтому правильно тренированные соколы становятся самыми смелыми, сильными и лучше всех летают.
Мэтти так перепугалась, что в течение нескольких часов ждала наступления темноты, и спустилась только под покровом ночи. В ее душе царило смятение. Нужно было срочно отыскать ребят и рассказать им, что человек-тень — это женщина, настоятельница. Но прежде всего следовало вернуться домой, поскольку отец и Мэг точно сходят с ума из-за того, что она где-то застряла.
— Ты охотилась ночью? — спросил лорд Уильям, как только дочь появилась в башне.
— Ну… чуть-чуть. А до этого мы с мальчишками собирали цветы для церкви, — соврала она. — Ты же знаешь — девятнадцатого мая День святого Дунстана. До него осталось всего два дня.
Святой Дунстан был архиепископом Кентерберийским, и его очень любили в народе. В честь него назвали редкие цветочки, которые росли в болотистых лесах. Ведь архиепископ любил музыку, а эти цветы напоминали арфу.
Мэтти немного поела холодную кашу и тут же отправилась в свой уголок и легла в постель. Теперь нужно дождаться, пока все заснут — а это случится скоро, — и выбраться на улицу. Она знала надежный, правда, слишком неприятный, путь для этого. Уборная. Во многих замках они располагались во внешней части башни. На каждом этаже зачастую имелась своя, вынесенная в нишу, за пределы башни, и там находилась шахта, ведущая в выгребную яму, которая регулярно вычищалась. Внутри шахты имелись каменные выступы, на которые можно было опереться руками и ногами, слезая, как по приставной лестнице. Конечно, спускаться на пятьдесят футов в подобной обстановке было совсем не радостно, зато никто не мог вообразить, что возвышенная юная дева вздумает выбираться из замка через столь отвратительное место. Но Мэтти уже проделывала это несколько раз. С тех пор как она, отец, Мэг и Ходж поселились в башне, выход наружу остался лишь один, и, воспользовавшись им, можно было всех разбудить.
Мэтти подождала, пока все улеглись и захрапели. Даже птицы притихли на ночь. Когда она потянулась за своим плащом, Календула встрепенулась. Однако Мох, сидевший рядом с нею, придвинулся ближе и издал горловой клекот, как будто говоря: «Успокойся, успокойся. Дай хозяйке отдохнуть от тебя».
Погода стояла теплая, поэтому пахло в уборной довольно сильно. Хотя кругом была почти полная темень, глаза Мэтти быстро привыкли к ней и вскоре смогли разглядеть очертания камней. Она уже запомнила наиболее удобные из них, поэтому быстро преодолела первые двадцать футов. Девочка достигла второго этажа, как вдруг услышала какое-то шарканье. Она замерла, прижавшись к зловонной стене. Наверху мелькнул луч света, и раздалось какое-то бормотание.
— Deus vult![8] — прошептала Мэтти.
Она увидела, как старая Мэг устраивается в уборной, и зажмурилась. Меньше всего на свете ей хотелось видеть сморщенный зад. Лицо у нее пылало. Если бы бедная Мэг знала, что Мэтти застыла на каменных выступах внизу, наверное, померла бы со стыда.
Оставалось лишь ждать, пока Мэг сделает свои дела. Наконец она все-таки ушла. Мэтти, не теряя времени, преодолела остаток пути и выскочила из замка на свежий воздух. Несколько раз вдохнула полной грудью и направилась к дому Вудфиннов.
Перебравшись через ограду дворика, предназначенного для кур, она негромко свистнула, потом еще раз. Подождав немного, свистнула еще дважды. Этот свист, напоминавший крик лесного дрозда, они с ребятами использовали как сигнал к сбору. Потом девочка резко обернулась, услышав хруст в кустах за спиной, и затаила дыхание, увидев незнакомую фигуру.
— Ты нарушаешь ночной покой! — произнес каркающий голос.
— О нет, мадам, — ответила Мэтти и лишь теперь разглядела старуху, державшую в одной руке загнутый пастуший посох, а в другой — корзину. Ее голову покрывала шаль, а горбилась она так сильно, что носом чуть ли не доставала до земли.
— Откуда ты знаешь, что я мадам, а не мисс? И что порядочная девочка может делать здесь ночью? Стоило же пошевелить ногами, чтобы увидеть порядочную девочку в непорядочное время.
Мэтти начала что-то подозревать и сказала:
— Кажется, я вас знаю.
Старуха неожиданно бросила свой посох, выпрямилась, оказавшись вдвое выше, и сорвала с себя шаль.
— Финн! Вот мерзавец!
— Ловкая маскировка, а? Я тут навестил королевскую сыроварню, и смотри, что принес — прекрасную головку сыра. Но позволь полюбопытствовать, что ты здесь делаешь, Мэтти? Ну и запах от тебя! Никогда еще ты так не благоухала.
— Пришлось выбираться на улицу через уборную, — объяснила девочка и, немного помолчав, негромко сказала: — Финн, есть кое-какие новости. — Она сделала драматическую паузу и продолжала: — Человек-тень… ты помнишь его?
— Да. — Глаза Финна сузились и предчувствии чего-то важного. Но их синева была заметна даже в ночной темноте.
— Так вот, это женщина.
— Что?
— Это настоятельница, которую мы видели в церкви несколько недель назад.
Финн распахнул рот, но не проронил ни слова.
Глава 14
Незнакомка на дороге
Длинные гибкие пальцы, сильно разделенные у основания, — вот главное достоинство соколов. Они могут покрыть своей ногой самую большую часть тела жертвы. Поэтому очень важно заботиться о них — ведь это его оружие. Рекомендуется обить насест тканью. Кроме того, во избежание появления мозолей и опухолей нужно использовать лосьон из яичных белков, смешанных с уксусом и розовой водой.
Мэтти договорилась с Финном, что он позовет остальных друзей и они все встретятся в пещере на окраине леса, откуда было недалеко до того места, где девочка увидела настоятельницу. Поэтому сейчас Мэтти спешила туда. Все остальные придут другими путями. Было опасно ходить вместе. Люди шерифа рыскали в лесу по ночам, чтобы поймать браконьеров.
Вскоре девочка уже шагала по дороге, ведущей вдоль поля, а потом свернула в сторону леса. Месяц, сегодня особенно серебристый и напоминавший клин, то нырял за плывшие по небу тучи, то снова появлялся. Внезапно над дорогой разнесся зловещий звон.
— Колокольчик прокаженного! Боже милостивый! — пробормотала Мэтти.
У нее не было с собой ни единого пенни. Все, что у нее оставалось, это засохший пирог, который она взяла из кладовой в самом начале вечера на случай, если проголодается. Вернее, если голод усилится — ведь он ощущался всегда. Мэг разделала одного из двух кроликов, пойманных Морганой на прошлой неделе, и испекла пирог с мясом. Мэтти рассчитывала съесть его сама.
И тут к ней приблизилась сгорбленная фигура.
— Подайте! Подайте! — донеслось из глубины темного круга, очерченного капюшоном. Ее короткие, изуродованные проказой пальцы сжимали посох, к которому была прикреплена корзина. Фигура остановилась на некотором расстоянии от девочки, как полагалось прокаженным.
— Подайте, госпожа. — Фигура протянула к ней посох с корзиной.
— Денег у меня нет, сэр, — произнесла Мэтти, вытащив пирог и бросив его в корзину. Она не могла заставить себя отвести взгляд от капюшона.
То, что когда-то было лицом, скрывалось в тени. Носа не было, на месте его остался лишь провал, сквозь который со свистом проходил воздух. Один глаз исчез под наплывом гниющей плоти.
— Я не сэр, добрая леди. Я была женщиной, а когда-то и такой же девочкой, как вы.
Должно быть, эта женщина болела уже давно. Одно из самых страшных свойств проказы состоит в том, что она протекает очень медленно, пожирая жертву понемногу. Мэтти подумала, не направляется ли прокаженная к Нелли Вудфинн, и прошептала:
— Простите, простите.
— Не надо извиняться, дитя. Теперь я ничто — ни мужчина, ни женщина, ни старая, ни молодая, ни человек, ни зверь.
Сердце Мэтти сжалось от боли. Она мгновенно ощутила все страдания, которые пережила эта женщина, и спросила:
— А как вас зовут, мадам?
Прокаженная ответила не сразу. Девочка сперва услышала лишь ее прерывистое дыхание, как будто ветер, свистящий в глубоком ущелье.
— Меня звали Елена, доброе дитя.
— Елена, — повторила Мэтти негромко. Так звали одну из ее любимых святых. Смелая и решительная, она отправилась в Святую землю, чтобы найти Крест Господень. — Мадам, вас по-прежнему зовут Елена.
— Боже вас благослови, дитя! — Слова прокаженной напоминали шуршание сухих листьев на холодном ветру.
Поделиться книгой: