Помоги проекту - поделись книгой:
— И там много дичи?
— Достаточно, дорогой Фрике, чтобы прокормиться, не прибегая к субсидиям американского правительства.
— Думаете, они хорошо нас примут?
— Конечно! Во-первых, мы французы, во-вторых, охотники.
— Что ж, идет! Едем к этим индейцам Сердца-Шило. Имя мне вполне подходит.
— Решено, друг мой Фрике.
И двое друзей вернулись в свою гостиницу.
На следующее утро вместо того, чтобы отправиться по линии Союзной Тихоокеанской железной дороги, как намеревались раньше, наши путешественники сели в пульмановский[30] вагон Прибрежной линии. Эта дорога пролегает с юга на север параллельно побережью Тихого океана и проходит через города Сакраменто, Ред-Блафф, Юджин-Сити, Сейлем, Портленд и Олимпия.
Яхту они оставили в Сан-Франциско для капитального ремонта. После десятимесячного плавания двигатель почти вышел из строя, а обшивка местами была повреждена. Андре решил на время путешествия в страну бизонов завести «Антилопу» в сухой док.
После двадцати часов пути Фрике и Андре прибыли в Портленд. Здесь они решили остановиться на несколько дней, чтобы побольше узнать о тех местах, куда собирались ехать, и сделать последние приготовления. Андре убедился, что великолепная реклама Северо-Западной железнодорожной компании нисколько не преувеличивала в том, что касалось обилия бизонов, — а это было главным для охотников. Но здесь сходство рекламы с действительностью заканчивалось. Железная дорога, которая должна была соединять побережье Тихого океана с озером Верхним, обрывалась в 340 километрах от Портленда, у маленького городка Уоллула, расположенного при слиянии реки, носящей то же название, с рекой Колумбия.
Таким образом, оставалось еще проехать около 200 километров верхом до ближайшей резервации племени Кер-д’Ален. Но ехать ли по железной дороге или верхом, быстро или медленно — лишь бы добраться до желанных мест, богатых дичью! Подобные мелочи не остановили друзей, тем более что в Уоллуле можно было купить повозку и лошадей к ней, а также прекрасных верховых коней.
Андре заранее наметил маршрут, что, впрочем, не исключало возможных изменений и уточнений. Путь проходил от последней станции Уоллула к форту Уолла-Уолла, через города Уайтсберг, Такканнор и Пелуз-Фарм на правом берегу реки Снейк. Пелуз-Фарм был последним населенным пунктом на их пути; далее охотникам придется ночевать под открытым небом, но это для бывалых путешественников обычное дело.
Когда французы сообщили, что едут в дикие места, среди обслуги портлендской гостиницы поднялся переполох, что было достаточно необычно для такой страны, как Америка, где действует принцип «каждый сам за себя». Один из служащих гостиницы, франко-канадец по происхождению, сразу же проникся к нашим путешественникам симпатией: канадцы вообще всегда тепло встречают французов со «старой родины». Этот парень готов был расшибиться в лепешку, чтобы помочь Андре и Фрике. Вдвоем со своим другом, чистокровным янки, он помогал выработать маршрут путешествия. Услышав название Такканнор, канадец воскликнул:
— Слышишь, Дик? Джентльмен хочет отправиться в Такканнор!
— Слышу! — ответил Дик, покачиваясь в кресле-качалке и сплевывая точнехонько в цоколь мраморной колонны.
— Разве не в Такканноре негодяи из племени Просверленных Носов сняли скальпы с мужчин и увели в плен женщин и детей?
— Нет, — сказал Дик, — это произошло в Эльк-Сити, в Айдахо.
— Тогда там река вышла из берегов и затопила город.
— Нет, наводнение было в Льюистоне.
— Но в Такканноре наверняка тоже что-нибудь случилось.
— Точно! Ковбои захватили город и сожгли больше половины домов, потому что жители отказались дать им виски.
— Ах вот оно что!
— Но это было уже месяц назад. Дома отстроили, а нескольких головорезов повесили. Даже телеграф восстановили.
— В этой проклятой стране надо быть осторожными. Здесь вам не Канада, где индейцы гостеприимны и сохраняют хорошие отношения с администрацией и с белыми. Очень жаль, если с французами со «старой родины» случится несчастье.
— Мы обязательно учтем ваши советы, — ответил Андре и сердечно пожал руку покрасневшему от удовольствия канадцу.
На следующий день путешественники доверили свои судьбы железной дороге, которая проходила по левому берегу реки Колумбия и находилась в весьма плачевном состоянии: рельсы были проложены прямо по земле, без шпал, и путь местами проседал под тяжестью поезда. Но хотя дорога была ненадежна, зато вагоны — превосходны.
В Европе, а особенно во Франции, совершенно не знают этих замечательных вагонов, прозванных пульманами по имени изобретателя. В Америке такие вагоны есть на большинстве линий. Пульман представляет собой настоящий салон метров в двадцать пять длиной. Две пары сидений, расположенных друг против друга, на ночь раскладываются так, что получается прекрасная кровать. На нее кладут матрац, одеяло и чистое белье. Посередине есть проход, можно выйти в курительную, в умывальную, а также в кабинет известного назначения. Каждый вагон соединен специальной платформой с соседними, что позволяет пройти весь поезд из конца в конец. На всех основных линиях в составе имеется вагон-ресторан, а на менее значительных или строящихся — буфет.
Поезд, на который сели два друга, вышел из Портленда и без каких-либо задержек прибыл в Даллас, где заканчивалось речное судоходство по Колумбии.
Все притоки этой могучей реки (площадь ее бассейна 800 тысяч квадратных километров, то есть в полтора раза больше Франции) сливаются здесь в единый поток, достигающий ширины 1200 метров. Но за Далласом, вверх по течению, река сужается и течет между базальтовыми скалами. Там она не шире ста метров, но глубина в иных местах — больше километра. Через этот единственный проход, без которого бассейн реки, как это было в доисторические времена, превратился бы во внутреннее море, и несет Колумбия свои воды в Тихий океан. Лишь две реки на Американском континенте пробили себе путь через массив Каскадных гор[31] в океан: это Колумбия и, гораздо севернее, река Фрейзер.
Не успел Андре ознакомить своего друга со всеми этими географическими подробностями, как поезд двинулся в путь. Состав шел, трясясь и качаясь на кое-как уложенных рельсах по левому берегу реки. Наши путешественники уезжали все дальше на восток, в бескрайние просторы прерий.
ГЛАВА 4
В это время Северо-Западная железная дорога, как мы уже говорили, не была достроена, хотя и широко рекламировалась. Со стороны Чикаго, с востока, конечной станцией был Биг-Хорн-Сити, расположенный на 107°30′ долготы по Гринвичу и 46°15′ северной широты на реке Йеллоустон. Линия, идущая с запада на восток, заканчивалась в Уоллуле, координаты этого города — 119° западной долготы и 46° северной широты.
Оставалось лишь соединить два отрезка участком дороги протяженностью в 1200 километров, что в обычных условиях было бы для обожающих строить американцев делом несложным. Но путь пересекал весь массив Скалистых гор, занимавший, словно в насмешку над строителями, большую часть штатов Вашингтон, Монтана и Айдахо. По этой причине закончить работу в два счета было невозможно, несмотря на гений дядюшки Сэма[33] и обилие долларов.
Поезд, трясясь и раскачиваясь, все-таки без задержек доставил Андре и Фрике в Уоллулу. Горожане — железнодорожники, строители, ковбои, лесорубы, шахтеры, торговцы — заявляли, что не пройдет и трех-четырех лет, как Уоллула будет насчитывать двадцать тысяч жителей, но пока в этом городишке жило не более 1200 человек. Правда, шуму от них было столько же, сколько от 12 тысяч жителей восточных штатов. Уоллула уже прошла период детства, который более или менее быстро проживают все американские города. В это время жители обычно ютятся в палатках, повозках, в домах из необтесанных сосновых стволов, в дощатых бараках. Большинство домов в центре города были уже из кирпича. Широкие улицы пересекались под прямым углом, их окаймляли деревянные тротуары, спасавшие прохожих от черной, вязкой и цепкой грязи, получившей здесь название «гумбо».
В городе имелись три гостиницы, где находили приют те, кто не имел своего домашнего очага, а это четыре пятых всех жителей. Было много салунов, в которых подавали горячительные напитки — адские смеси, неизвестные ни в фармацевтике[34], ни в парфюмерии[35], но желанные для глоток янки. Имелись также три церкви, принадлежавшие разным религиозным общинам, два банка, тюрьма и суд. В общем, жители Уоллулы считали, что в их городе представлены все достижения современной цивилизации.
Однако у Андре и Фрике сложилась иная точка зрения. Они с большим трудом переправили свой багаж в одну из гостиниц, а сами нашли местечко внизу, в большом общем зале, где пили, ели, жевали табак и орали как сумасшедшие компании горожан.
Между узкими столами, покрытыми грязными скатертями, прохаживалась величественная матрона[36], типичная немка. Остановившись перед двумя французами, она пробормотала монотонным голосом заводной куклы:
— Соленая говядина!.. Соленое сало!.. Картошка!.. Десерт!.. Чай!.. Кофе!
Несмотря на ужасный немецкий акцент в английской речи дамы, Фрике и Андре поняли, что им перечисляют меню во всем его великолепии. Не успели они ответить, как матрона исчезла. Впрочем, минут через пять она вернулась с дюжиной мисок, двумя тупыми ножами, двумя железными вилками и куском пресного хлеба, похожим на обгорелый кирпич.
Двум друзьям грех было жаловаться: им подали не только все блюда, заявленные хозяйкой, но и все остальное, что было в наличии, причем без всякого заказа. Фрике, как истинный парижанин, одним взглядом окинул окружающих, все заметив и ничего не упустив. Внешне он оставался невозмутимым, но в душе потешался вовсю. И зрелище того стоило! Почтеннейшие горожане с необыкновенной ловкостью подцепляли вилками из разных мисок что попало, сваливали все подряд на тарелку, добавляли всевозможные приправы, затем крошили и перемешивали, создавая невообразимую смесь, и заглатывали ее так жадно, что за них становилось просто страшно.
Фрике начал борьбу с куском солонины, жестким, как акулье мясо, и без энтузиазма приготовился к долгому и трудному процессу пережевывания этого блюда, но тут внимание его привлек столь занимательный спектакль, что он забыл про еду.
Почтенного вида джентльмен, судя по всему священнослужитель, занялся кулинарными приготовлениями, тонкость которых вряд ли смогли бы оценить европейские гурманы. Его преподобие прежде всего мелко нарезал кусок жареного сала, затем добавил в тарелку сгущенного молока, покрошил несколько консервированных грибов, раздавил свежий помидор, для пикантности полил смесь яйцом, сбитым с виски, обильно посолил и еще обильнее поперчил, добавил несколько ломтиков ананаса в сахаре и залил черной патокой.
Фрике решил, что священник поклялся съесть все это на пари, но вскоре убедился, что его преподобие поглощал лакомство с нескрываемым удовольствием.
— Посмотрите, господин Андре, — тихо сказал Фрике, — по-моему, такого не придумали бы и китайцы, а уж они-то обожают всякие несуразности. Честное слово, с тех пор, как я странствую по суше и по морю, много чего навидался… Но и представить себе не мог, что такое американская кухня!
Андре невозмутимо жевал хлеб, сало, огурцы и помидоры с видом человека, мечтающего поскорее закончить тягостные формальности, покинуть сей форпост[37] цивилизации и удалиться в места необжитые, спокойные и здоровые, где воздух чист, люди гостеприимны, еда съедобна и жизнь привольна.
После обеда, хуже которого в их жизни не было, друзья отправились на поиски лошадей. Лошадей в Уоллуле хватало, и им сразу же предложили несколько небольших, но сильных и выносливых коней. Впрочем, достаточно вспомнить, как гоняют этих животных ковбои, чтобы проникнуться к местным росинантам[38] уважением и доверием.
Андре выбрал красивую лошадь рыжей масти с черной гривой и черным хвостом, с мощной грудью, блестящими глазами, сухими, как у оленя, ногами и изящными, крепкими, как мрамор, копытами.
Ну а Фрике… Андре не удержался от улыбки, увидев, кому отдает предпочтение его друг. Вспомним, что людей невысоких зачастую привлекает все большое. Маленькие люди охотно носят высокие и широкополые шляпы, курят огромные сигары, облачаются в просторные пальто, живут в обширных квартирах, заводят гигантских собак и женятся на женщинах очень высокого роста. Это общеизвестно.
Можете представить, на какой лошади остановил выбор наш парижанин, в котором от макушки до пяток было всего пять футов. Животное феноменальных размеров на целую голову возвышалось над неутомимыми лошадками штата Айдахо и смотрелось среди них как страус в стае куропаток. Вероятно, лошадь когда-то блистала на ипподроме и невесть как попала на конечную станцию Северо-Западной железной дороги.
Фрике подошел к коню, погладил его по холке, с видом знатока осмотрел спереди и сзади, прищелкнул языком от удовольствия и обратился к Андре:
— Вот эта лошадка мне подойдет.
При торговле присутствовали несколько горожан, вышедших из салуна посмотреть, как облапошат французов. Столь неожиданным был выбор Фрике, столь разительным контраст между лошадью и седоком, что столпившиеся зеваки расхохотались, правда вполне доброжелательно.
Фрике нахохлился, словно молодой петушок, бросил на толпу гневный взгляд, на миг задумался и изготовился, как гимнаст, чтобы взгромоздиться на возвышавшуюся перед ним гору мяса и костей.
— Посмотрим! Хорошо смеется тот, кто смеется последним! — процедил он сквозь зубы.
Но когда Фрике уже собрался взлететь на лошадь, тяжелая рука опустилась ему на плечо и высоченный мужчина с издевкой произнес:
— Если у джентльмена нет лестницы, чтобы взобраться на этот монумент, полковник Джим может его подсадить.
Фрике круто повернулся и презрительно взглянул на говорившего. Перед ним стоял огромный ковбой из Кентукки[39], неотесанный грубиян из тех, у кого хамство в крови, своего рода помесь лошади с крокодилом.
— А ну отстаньте! Сами вы… монумент! — огрызнулся Фрике. — Лапы прочь, а то как двину!
Толпа взорвалась смехом. Ковбой руки не убрал, но Фрике так оттолкнул его, что изрядно пьяный гигант отступил на три шага и, теряя равновесие, едва не рухнул на землю. С трудом удержавшись на ногах, он издал хриплый вопль и, сжав кулаки, бросился на Фрике:
— Негодяй!.. Я тебе сейчас башку расшибу!
— А я тебя сломаю, как спичку! — взвизгнул Фрике и, отскочив назад, принял безукоризненную боксерскую стойку.
Американцы не блещут хорошим воспитанием, но их нельзя назвать агрессивными. Кое-кто из зрителей попытался вмешаться, а один из них вполне доброжелательно обратился к Андре:
— Сударь, уведите вашего друга… Полковник Джим пьян, и может случиться непоправимое.
— Благодарю вас, джентльмен, — холодно ответил Андре. — Но этот полковник вел себя по отношению к моему другу как хам. Он заслужил урок, и он его получит. Давай, Фрике, смелей!
Кулак гиганта опустился, как молот, но встретил пустоту: Фрике легко увернулся.
— Для полковника вы на редкость плохо боксируете, мистер Джим… Получите-ка для начала!
Раздался глухой удар, и ковбой из Кентукки взвыл от боли. Огромный синяк цвета баклажана украсил его правую скулу.
Великан был совершенно обескуражен молниеносной атакой. Не обладая реакцией и ловкостью профессионального боксера, он решил одолеть своего тщедушного противника, схватив его в охапку.
Фрике отскочил на три шага и заметил присутствующим джентльменам, что раз его партнер не соблюдает благородных правил бокса, он будет вынужден поступать так же.
— Справедливо! Француз прав!.. Пусть делает что хочет!.. — одобрили зрители.
— Итак! Продолжим! — заявил Фрике, сменив позицию, и без видимых усилий нанес ковбою короткий и сильный удар ногой. Тот свалился как подкошенный, тяжело поднялся и обрушился на Фрике со слепой и неукротимой яростью. Но ловкий парижанин вновь ускользнул. Прыжок — и он нанес противнику еще удар ногой сбоку, остановив атаку ковбоя. Затем последовал удар кулаком, от которого грудная клетка великана загудела, как гонг… А потом на несчастного американца обрушился град тумаков! У бедного малого трещали кости, выступили синяки, хлынула носом кровь… И наконец, избитый и истерзанный полковник буквально рухнул на землю и остался лежать неподвижно, видимо, без сознания!
Тогда Фрике, у которого от поединка даже не сбилось дыхание, вспомнил о своей гигантской лошади. Он подвел ее к поверженному противнику и обратился к изумленным зрителям:
— Полковник хотел помочь мне взобраться на лошадь, но сделал это в выражениях, недостойных джентльмена. Я всего-навсего напомнил ему о вежливости. Теперь у меня нет оснований для обиды. Поскольку он не в силах самостоятельно вернуться в гостиницу, я должен предоставить ему средство передвижения.
С этими словами Фрике наклонился и схватил американца одной рукой за ворот кожаной куртки, а другой за ремень брюк. Откинувшись назад, он поднял ковбоя на вытянутых руках и посадил на лошадь. Полковник инстинктивно ухватился за гриву.
— Поднять такого — не велик труд, надо лишь иметь сноровку. Я думал, он тяжелее, а в нем едва ли будет сто кило. У этих верзил внутри пусто. А теперь, милашка, вперед! Ты везешь очень почтенного гражданина, правда я ему малость подпортил физиономию… Ничего страшного… Дай-ка я все-таки поведу тебя за уздечку…
Но тут несколько десятков рук протянулись к Фрике. У него отобрали поводья, а сам он, не понимая, как это получилось, оказался на плечах восторженных свидетелей поединка.
Со всех сторон раздавались неистовые крики, в воздух взлетали шляпы.
— Браво! Гип-гип-ура! Ура! — орала толпа.
Фрике был с триумфом доставлен в ближайший салун. Полковник, поддерживаемый заботливыми руками на холке гигантской лошади, также доехал до дверей бара. Он быстро пришел в себя. К тому же, увидя полковника, хозяин салуна оторвался от стойки, на которой полулежал, небрежно облокотившись, и подошел осмотреть беднягу. Как человек опытный, владелец питейного заведения решил, что пострадавшему надо смочить горло, и влил ковбою в рот, напоминавший разверстый кратер, пойло, способное поднять и мертвеца.
От огненной жидкости полковник вздрогнул всем телом, открыл один глаз — второй у него совершенно заплыл — и тут же проглотил еще стаканчик. Затем Джим тщательно ощупал себя, убедился, что жестоко избит, но ничего не сломано, подошел к Фрике, который пил простую воду, и протянул ему руку:
— Что было, то прошло, джентльмен! Видит Бог, вы — просто молодчина, хоть и ростом не вышли! Мне здорово досталось, но позвольте считать вас моим другом!
Фрике сердечно пожал протянутую руку, и вновь раздались крики «браво!». По столам пошли самые необычные и самые горячительные смеси, шум нарастал, пьянка ширилась, праздник был хоть куда!
Но два француза прибыли в Уоллулу вовсе не для того, чтобы наблюдать американский разгул во всей красе. Андре и Фрике, как настоящие путешественники, были воздержаны в еде, а к крепким напиткам и вовсе питали отвращение. Им не терпелось поскорее избавиться от шумных восторгов, вызванных несравненной силой Фрике и его талантами кулачного бойца.
Их новый друг, только что получивший хорошую взбучку, понял, что французы хотят удалиться по-английски. Андре рассказал ковбою, что собирается охотиться на бизонов и ищет снаряжение.
— Не волнуйтесь, джентльмены, — сказал американец. — Доверьтесь мне, и я гарантирую, что утром, самое позднее в полдень, вы будете полностью обеспечены всем необходимым для путешествия. Я познакомлю вас с нужным человеком.
Хриплым голосом, который мгновенно перекрыл царивший в салуне шум, он позвал:
— Эй, Билл, старина! Полковник Билл!
— Как, — изумился Фрнке, — еще один полковник?
— Ну, это ничего не значит! — расхохотался верзила-американец. — Видите ли, мы здесь обожаем титулы. А кому от этого вред? Тут все в какой-то мере генералы, инженеры, судьи, доктора, полковники или профессора, на худой конец капитаны…
— Ах, вот как! Но вы-то, полковник, безусловно недавно уволились из армии?
— Что вы! Я был всего лишь сержантом в ополчении. А вот мой брат командовал отрядом стрелков в армии Шермана[40], и был убит в сражении при Кингстоне[41]. Его прозвали полковником, а я унаследовал это звание. А вот и Билл!
— Я самый, Джим! Чем могу служить?
— Этим джентльменам нужны лошади, естественно, хорошие и, естественно, за умеренную цену. Ты бы взялся достать коней?
— Конечно, Джим! Готов помочь.
— Кроме того, им нужен человек, знающий наречия индейцев этого края. Не хочешь ли быть их проводником?
— Отчего же нет? Конечно, за разумную плату.
— Вот именно, разумную, — заметил Андре. — Как наш проводник вы должны также достать повозку с парой крепких коней, четырех коней для сопровождающих: для путешествия нужен небольшой отряд, затем запасных лошадей — итого восемь.
— All right! Завтра утром все будет сделано. Ну а сегодня позвольте мне выпить. Договорились, джентльмены? — закончил Билл и пожал руки Фрике и Андре.
Поделиться книгой: