Проклятие из рук в руки

— «И умер бедный раб у ног непобедимого владыки», — произнес Мишка, удобней перехватывая стул. Видимо, стихов про смерть в его голове было достаточно.

— А говорят, у тебя память плохая. — Севка незаметно поднял увесистый том по оккультизму. — Смотри, как стихи шпаришь.

— «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца!»

На мгновение лицо Кефали стало ужасным. Он побледнел, губы стали сиреневыми, черные глаза вылезли из орбит, волосы встали дыбом. С гыкающим звуком Мишка взметнул над головой стул, намереваясь опустить его на своего «антипода», но Севка успел раньше. Коротким рывком он метнул в Рыбака книжку. В полете она раскрыла листочки и домиком опустилась на Мишкину голову.

Стул грохнулся на пол, Мишка плюхнулся сверху. Севка же побежал к окну.

Полупрозрачная тень прошмыгнула по стене и юркнула за штору. Раздался глухой звук, словно кто-то с разбегу врезался в стекло.

Тараканов включил свет.

В комнате стало ослепительно светло. Севка дернул штору, она опала вниз, открывая зеркальные стекла окна. Помимо торжествующей физиономии Тараканова в окне отражалась темная кривая личность. Заметив на себе взгляды, личность снова попыталась пробиться сквозь стекло, но с характерным звуком «бэмс!» отскочила обратно.

— Держи его, держи! — завопил Севка, кидаясь на незнакомца.

Но тут распахнулась дверь, и на пороге появилась мама.

— Что у вас происходит? — Мама грозно свела брови.

— Дверь! — взвыл Тараканов.

Но было уже поздно. Сливаясь с темным ковром, неизвестная личность скользнула по полу и утекла в коридор. Севка, конечно, выбежал следом, но неизвестного и след простыл.

— Что это у вас за игры ближе к ночи? — Мама подняла с пола брошенную книгу, прочитала заголовок. — Чем-нибудь более мирным заняться не пробовали?

Она вопросительно посмотрела на тупо хлопающего ресницами Мишку. Тот растопырил пальцы, давая понять, что и сам ничего не понимает, и промолчал.

— Уговорила, — расстроенный Севка вернулся в комнату и опять уселся на кровать. — В следующий раз будем играть в шашки.

— А сейчас во что играли? — спросила мама.

— В шахматы.

Мама обиделась, вышла в коридор и закрыла за собой дверь.

— Чего ты там про историю говорил? — Рыбак озирался, словно впервые видел Севкину комнату. — Мы с тобой занимались, что ли?

— Вот что сила знаний делает! — Севка нервно барабанил пальцами по прикроватной тумбочке. — Один удар книжкой, и все становится на свои места. Да, Кефаль, мы с тобой тут усиленно занимались историей. Уже минут пятнадцать. Зубрили даты Столетней войны.

— Что-то я не помню. — Мишка до красноты потер лоб. — Это что же за война на сто лет? Мировая, что ли?

— Нет, между Англией и Францией. 1337–1453, — машинально бросил Севка. — В учебнике десятый параграф. Читай, потом перескажешь.

Кефаль покорно подошел к столу, нашел учебник истории и зашуршал страницами.

Севка смотрел на сгорбленную спину одноклассника, и его брала злость. Почему это загадочное проклятье селится в такой тщедушной незначительной личности, как двоечник Мишка? Может, из него героя сделать? Тогда будет хоть не так обидно — достойный соперник вещь приятная.

— Кефаль, как ты смотришь на то, чтобы мы из тебя героя сделали?

Мишка вздрогнул и опасливо повел плечами.

— Это как кто? — шепотом спросил он.

— Как Жанна д'Арк. — Севка подошел и хлопнул Мишку по плечу. И только потом заметил, что Рыбак от страха стал зеленого цвета. — Ты что, уже прочитал, что ее сожгли? — Мишка медленно кивнул. — Не бойся, мы из тебя сделаем неубиваемого героя. Терминатора.

— Может, я домой пойду, а? — затянул свою привычную песню Мишка.

Севка вернулся на кровать.

«Рожденный ползать — летать не может», — грустно подумал он.

Они вытянут Мишку на тройки, но до героя ему еще расти и расти. К тому времени загадочное проклятие Севку точно укокошит.

— Слушай, Мишка! — Севка мечтательно откинулся на подушки. — А двойки получать тяжело?

— Смотря какие, — Кефаль с готовностью оторвался от учебника. — Если и так ничего не знаешь, то все равно что получать. А если что-то знаешь, а спрашивают как раз не то, что ты успел в учебнике прочитать, тогда обидно. Еще когда сильно ругают — неприятно. Лучше всего двойки получать по ботанике. Ботаничка сама боится их ставить. Смешно, да?

— Не очень, — вздохнул Севка. — Читай учебник.

Тараканов сильно сомневался, что ему удастся получить стоящую двойку. Так, чтобы оценка была поставлена за дело, а не по большому старанию.

Но он и не подозревал, что «дело» случится с ним совсем скоро.

Урок истории прошел более-менее тихо. Рыбак сопел, пыхтел, шевелил губами, но на часть вопросов ответы написал. Ромашкина довольно кивала головой, гордясь своим подопечным. А потом началась литература, на которой нужно было рассказывать о жизни и творчестве Ломоносова. Вот тут-то Севка и решил начать исполнять свой план. Варвара Виленовна, устав выговаривать троечникам, что знать наизусть Ломоносова должен каждый, вызвала Тараканова — и другим пример, и себе отдых. И получилась удивительная вещь. Со всей этой беготней и изучением трудов по оккультизму, Тараканов даже не открыл учебник. Русичка рассчитывала, что примерный ученик сейчас расскажет что-нибудь необычное. Но Севка на секунду прищурился, восстанавливая в памяти прошлый урок, и, чуть ли не подражая голосу Варвары Виленовны, пересказал его слово в слово.

Учительница скрепя сердце поставила Севке пятерку и вызвала Мишку читать какое-нибудь стихотворение наизусть.

— А за что пятерку? — искренне удивился Тараканов. Будь он на месте учителя, он бы сам себе пару влепил. Чтобы не издевался над тяжелым трудом преподавателя.

— Ты хочешь шестерку? — подняла от журнала утомленные глаза Варвара Виленовна. — А четверку, друг мой, заработать надо.

Грустный Севка вернулся на место и даже пропустил явный триумф Кефали, не только рассказавшего стихотворение, но еще и вспомнившего даты жизни Ломоносова. А также пропустил один нехороший взгляд, устремленный в его сторону.

Валька сияла от счастья. Она даже была готова расцеловать покрасневшего от волнения Мишку. Вокруг храбрых экспериментаторов собралась стайка девчонок, так что к своей парте Севка вернулся не сразу, а когда вернулся, застыл с открытым ртом.

Лежавшая на столе тетрадка по математике была разрисована толстым черным маркером. Среди неразборчивых каракулей виднелось вполне конкретное слово: «УБЬЮ!»

У Севки похолодело в груди, и он быстро оглядел класс. В эту секунду на него никто не смотрел.

Звонок грянул до того неожиданно, что Тараканов вздрогнул.

— Ну-с, что у нас с домашней работой? — Математик довольно потирал руки, прохаживаясь между парт.

Кефаль гордо тянул свою тетрадку.

— А у тебя что? — остановился Сергей Юрьевич напротив Севки. — Забыл?

Тараканов кивнул и стал приподниматься со своего места, чтобы пойти к доске решать домашние примеры.

— Сиди, — махнул рукой математик. — На этот раз я поставлю тебе два, чтобы впредь неповадно было забывать.

И довольный преподаватель пошел к своему столу.

Севка опешил. Это было несправедливо. Это было нечестно. У него все решено, просто он не мог показать учителю тетрадку в таком виде.

В классе повисла тишина. Сергей Юрьевич медленно вел ручкой по списку класса в журнале.

— Тараканов! — вдруг вскрикнул он. От напряжения было слышно, как слегка позвякивают стекла от возбужденного дыхания тридцати человек. — Ты считаешь, что у тебя мало пятерок? — Голос математика звенел от возмущения.

Севка снова стал приподниматься. Сергей Юрьевич услужливо повернул к нему журнал. Напротив его фамилии ровным строем стояли пятерки.

Класс ахнул. Севка быстро оглянулся, надеясь заметить свое проклятие в чьих-нибудь глазах. На него сейчас смотрели все, и у всех на лице читалось злорадство.

— Это не я, — Севка готов был расплакаться. — Это кто-то другой.

— Хотел бы я увидеть того, кто щедро ставит пятерки не себе, а соседу, — скривился в нехорошей усмешке математик, а Севка вздрогнул и покосился на пустующее рядом с собой место Кефали. — Два в четверти и по поведению! Дневник на стол! Завтра родителей в школу! — Сергей Юрьевич сделал выразительную паузу. — И я не уверен, что ты долго задержишься в нашем учебном заведении!

Севка рванул на себя портфель, ставший вдруг необычно легким. Он хотел его открыть, но содержимое портфеля выпало через разрезанное днище.

— Это не мое, — прошептал Тараканов, глядя на то, что вывалилось к его ногам. В разноцветной куче виднелись какие-то девчачьи тетрадки с Барби на обложке, маленькая плюшевая собачка, розовый пупс, букварь, вдрызг изрисованный учебник по математике, пара грязных платков, связка переломанных цветных карандашей, яркий глянцевый журнал с полуголым мужчиной на обложке и еще много всего, что в панике Севка не сразу смог рассмотреть.

Ребята, опрокидывая стулья, кинулись ближе к месту событий. Вокруг Севки и математика образовался плотный круг.

— Так. — Сергей Юрьевич медленно поднял журнал и пупса. — Значит, постороннюю литературу читаешь на уроке? — Он потряс перед носом Тараканова глянцевым изданием. — А говорили: талант, энциклопедии щелкаешь как орешки, будущая знаменитость, прославишь школу. А ты просто-напросто позер.

С этими словами математик сжал пупса между пальцев. Игрушка издала сдавленный писк.

И взорвалась.

В классе началась паника. Кто-то орал, кто-то пытался пробиться через парты к выходу, кто-то головой открыл окно.

Математик посмотрел на свои почерневшие руки — взрыв был громкий, но слабенький, начинкой оказалась черная тушь, щедро окатившая Сергея Юрьевича и Тараканова, — и медленно пошел к своему столу.

Севка усиленно моргал, пытаясь смахнуть с глаз тушь, и все дергал головой, прогоняя упавший на глаза почерневший чуб. И конечно же, пропустил тот самый взгляд, который пытался поймать все утро. Тяжелый взгляд своего проклятия.

Глава 4

План спасения провалился

Плохо начавшийся день стремительно катился вперед, преподнося все новые и новые сюрпризы.

После уроков Тараканов в раздевалке взял свою куртку и по привычке сразу полез в карманы. Обе руки пронзила неожиданно острая боль. В карманах у него почему-то лежали маленькие острые тонкие гвоздики, которые он, естественно, туда не клал. Часть этих гвоздиков успела воткнуться в Севкины пальцы.

Пока он сидел в кабинете врача и молоденькая практикантка с выражением ужаса на лице смазывала порезы йодом, прибежал Серега Шейкин и сказал, что Тараканова ищет директор.

С перебинтованными руками Севка спустился на первый этаж. Тут на него налетела какая-то женщина. Она стала трясти его за шиворот с криками, что он чуть не убил какое-то чудо, которое она холила и лелеяла двенадцать лет.

Очумевшего Тараканова вырвали из рук мамаши Матросовой Машки и повели к директору. В полуобморочном состоянии Севка выслушал шквал обвинений, часть из которых не запомнил, а над другой частью так долго думал, что не смог ответить, зачем он систематически издевается над преподавателями.

— Он просто ненавидит нашу школу, — негромко произнес математик. Сергей Юрьевич сидел в углу и отчищал свои ногти от следов туши.

— Меня подставили, — прошептал Севка. — Это все антипод.

Но учителя не слушали его. В кабинете поднялся шум, какой бывает в любом классе во время объявления внеочередной контрольной. Что происходило дальше, Тараканов помнил плохо. Учителя перессорились, и Севка, никем не замеченный, вышел из кабинета.

— Ну что, вставили? — с пониманием спросил Кефаль.

— Выгоняют? — всхлипнула Валька.

Ленка и каким-то непонятным образом прибившийся к их компании Серега Шейкин сочувственно смотрели на грустного одноклассника.

И тут Севка не выдержал и рассказал им все — и про свое проклятие, и про Мишку, и про внезапно свалившееся на него несчастье.

— Значит, это делает кто-то из класса? — подвела итог Ленка Измайлова.

— Да, — кивнул Севка. — Раз Кефаль перестал быть двоечником, то проклятье поселилось в ком-то другом.

— А этот кто-то весьма изобретательный, — заметил Серега. — Подложить в портфель взрывающуюся шутиху — это нужно было подготовиться.

— Ты хочешь сказать, что он из двоечника переселился в отличника? — резко повернулся к нему Севка.

У Шейкина вытянулось лицо.

— Еще скажи, что все это сделал я, — обиделся первый отличник шестого «Б».

Тараканов покачал головой.

— Даже если это делал ты, — вздохнул Севка, — ты ничего не сможешь вспомнить. Мое проклятие штука странная. Я уже выяснил. О нем никто не помнит. Это все равно что в твоем теле какое-то время живет другой человек.

— Фантастика, — прошептала впечатлительная Измайлова.

— Чушь собачья, — отмахнулся Шейкин. — Этого не может быть. Если бы в моей голове кто-нибудь сидел, я бы обязательно помнил.

— Спроси у Мишки, — кивнул в сторону приунывшего Рыбака Севка. — Он тебе расскажет, как это все происходит.

— Сравнил тоже, — недоверчиво протянул Серега.

— Но-но, — приподнялся Мишка. — В глаз получишь, сразу поверишь.

— Вы еще подеритесь, — шикнула на мальчишек Валька и кивнула на Севку. Тараканов тер виски, явно о чем-то думая. — Не видите, мы человеку мешаем.

— До недавних пор, — тихо начал Тараканов, — мое проклятие не было таким изощренным. Из-за угла табуреткой шарахнуть — это да, а пятерки в журнале наставить — это уже подлость.

— А ты думаешь, у тебя честное благородное проклятие? — хихикнула Ленка. — Первый выстрел предупредительный, второй в голову.

— Так тебя выгоняют или нет? — вернул всех к действительности Шейкин.

— Они еще не решили. — Вопрос, где учиться, Севку сейчас волновал меньше всего. — До сих пор спорят.