«Шестисотая» улика

– Правильно. Еще один труп. На этот раз – Домедова. Если еще в случаи с Кушнаревым понять можно. Домедов таким образом мог свести счеты с угонщиком своей машины. Подыскал киллера, который Кушнарева и ухлопал. Но, кто ухлопал самого Домедова? И главное, за что? Вот, что не понятно.

Ваняшин призадумался над сказанным Греком.

– Постой, Грек, не гони. Что-то я никак не пойму. А как же первоначальная версия о самоубийстве?.. – Лейтенант посмотрел на майора Туманова, сидевшего за столом на своем месте. Услышав вопрос Ваняшина, Федор протянул ему заключение судебно-медицинской экспертизы.

– Пять минут назад Семин нам принес, – сказал майор. – Перед смертью Домедов получил два удара, которые его лишили способности сопротивляться: в левый висок и горло. Причем, по заключению эксперта, удары были нанесены довольно профессионально, – добавил майор, видя, как та беспечность, с которой Ваняшин вошел в кабинет, прямо на глазах сменяется глубокой озабоченностью, по мере того, как он вчитывается в заключение судебно-медицинской экспертизы. И когда, дочитав до конца, Ваняшин положил его на стол, Грек сказал:

– Вот я и говорю, если это не самоубийство, тогда не понятен мотив. За что убили Домедова? Лично у меня на ум приходит один вариант.

Ваняшин как завороженный уставился на Грека, ожидая услышать от капитана нечто особенное. И в глазах лейтенанта отчетливо читался вопрос, на который Грек не стал затягивать с ответом.

– Его убили за то, что вовремя не вернул оставшуюся сумму за «Мерседес». – В голосе Грека слышалась гордость, но, глянув опять в глаза лейтенанта Ваняшина, он заметил в них разочарование.

– Мелко плаваешь, Грек, – последовало замечание от Ваняшина. – Не забывай, что «Мерседес» у Домедова забрали. Волочко сначала велел поставить его к ним на площадку, а потом и вовсе вернул хозяину. Как он нам сам сказал.

– Ну ладно. Хорошо. Пусть, вернули, – согласился Грек с Ваняшиным. – А неустойку. Домедов так и не выплатил ее.

– Неустойку хозяин вычтет из первой половины денег, которую ему Домедов уже заплатил, – сказал Туманов задумчиво и тут же добавил со вздохом: – Уверен, тут есть что-то другое. Вот за него Домедова и отправили на тот свет. Уж слишком ловко все сделано под самоубийство.

Грек подошел к столу, взял стул, сел на него и, вытянув из майорской пачки сигаретку, спросил:

– Может быть ты, майор, догадываешься, из-за чего его убили?

– Да есть кой, какие мыслишки. Но для начала, не мешало бы нам познакомиться с хозяином того «Мерседеса», который приобрел Домедов. Как вы на это смотрите, друзья мои?

Друзья майора, на это смотрели по-разному. Лейтенант Ваняшин принял предложение с готовностью. Капитан Грек, напротив, без энтузиазма.

– Стоит ли на это тратить время? – проворчал он.

Но Федор Туманов не менял своих решений. Не изменил и на этот раз. И пессимизм Грека его не остановил.

– Стоит, Грек, – сказал майор, тем самым давая понять, что отменять свое решение не намерен.

Улица, на которую приехали оперативники, в основном состояла из двухэтажных домов барачного типа.

– Захолустье, – осмотревшись вокруг, сказал Ваняшин и спросил у Грека: – Ты, случайно, ничего не напутал с адресом?

Усатый капитан достал записную книжку, куда со слов председателя общества автомобилистов записал адрес хозяина «Мерседеса», проданного Домедову.

– У меня тут записано, как нам сказал Волочко, улица Саяпина, дом номер восемь, – проговорил Грек, пряча записную книжку в карман пиджака и выглядывая в окно. – Вот вам эта улица, – кивнул он на ветхое двухэтажное строение, судя по внешнему виду которого, давно нежилое. На нем, висела поржавевшая табличка с названием улицы и номером дома. – Этот дом – шестой. Значит, вон тот будет – восьмой, – деловито сказал Грек, поглядывая на дома и выбирая среди них нужный.

– Все верно. Тот будет восьмой, – задумчиво произнес майор Туманов, находя довольно странным, что хозяин такой роскошной иномарки живет не в шикарной квартире, да и не в престижном районе Москвы, а где-то на окраине, куда как говорится, Макар телят не гонял.

Грек к сказанному Федором Тумановым отнесся философски.

– А почему бы и нет? Место здесь тихое. Опять же воздух. Дышится свободно и легко. Никаких тебе фабрик и заводов. Садики, огородики. Что еще нужно человеку? Хочешь цивилизации, садись на автобус. Пять остановок и ты в огромном мегаполисе, где люди с ума сходят от суеты. А здесь покой. Нет, я бы хотел здесь пожить месячишко, другой, – сказал Грек.

Ваняшин посмотрел на него недоверчиво, замечая, что Грек явно привирает.

– Ну хотя бы пару недель, – сказал Грек и отвернулся, чтобы не встречаться взглядом с приятелем Лехой. Тут же воскликнул: – Вот и восьмой дом.

Дом, на который указал Грек, был старым, приземистым, накрепко вросшим почерневшими бревенчатыми стенами в землю. Он напоминал старорусской укрепление оставшееся тут со времен наступления монголо-татарской орды. А три его маленьких окна, наглухо задернутые занавесками, при случаи, могли быть неплохими бойницами для чугунных пушек.

К самому дому, с этой стороны дороги, где остановились оперативники, оказалось, подъехать невозможно. Ремонтники раскопали канаву, в которую уложили водопроводную трубу. Но видно ремонт еще остался незакончен, если канаву не торопились зарыть. Хотя самих ремонтников тут уже не было и в помине.

Перепрыгнув через канаву на другую сторону улицы, оперативники направились к дому, на углу которого под крышей красовалась ржавая металлическая табличка с цифрой восемь. Возле калитки у забора стоял серый «Жигуль» девяносто девятка. Причем видок у машины был довольно свеженьким.

Ваняшин на минуту задержался у машины, оценивающе рассматривая ее. Обернувшись и заметив это, Грек с недовольством сказал лейтенанту:

– Чего рот разинул? Пошли.

Федор Туманов открыл калитку, но прежде чем войти, обернулся к Греку с Ваняшиным, посчитав, что не стоит, всем троим идти в дом.

– Вы пока покурите тут, – сказал он своим помощникам, после чего вошел в калитку, подошел к дому и постучался в дверь.

Ваняшин отвернулся, сосредоточившись на сером «Жигуленке» и пытаясь на глаз определить, какого машина года выпуска. Грек достал пачку сигарет и зажигалку. Когда стал прикуривать, чуть отвернулся от ветра, чтобы пламя зажигалки не тухло, а взглянул в крайнее окно, заметил, как занавеска в нем чуть отодвинулась в сторону и в образовавшуюся щель высунулась часть лица. Грек назвал бы ее частью рожи, такое это лицо было здоровенное.

– Леша, стой, как стоишь, не поворачивайся. За нами секут вон из того окошка.

– Кто? – спросил лейтенант, и не утерпел, искоса все же глянув на окна дома.

– Дядя в пальто, – рявкнул на него Грек. – Стой, говорю, как стоишь, хер мамин. Не крутись, точно у тебя шило в жопе. Говорю же, секут.

Дверь Федору открыл мужчина лет сорока. Довольно плотный, с длинными жилистыми руками. Внимательно посмотрел на Туманова, потом на стоящих за калиткой Грека с Ваняшиным и спросил:

– Вам кого?

Федор достал удостоверение, показал его, раскрыв перед лицом мужчины и сказал:

– Могу я видеть Киселева Юрия Ивановича?

Мужчина приветливо улыбнулся.

– Да, конечно. Это мой отец. Он, к сожалению, сейчас приболел, слег в постель. Но вы можете пройти в дом. Пожалуйста, – он распахнул перед майором широко дверь и шагнул в темный коридор, давая понять, что, если тому действительно необходимо видеть Киселева, то он должен следовать за ним.

После дневного света, оказавшись в темноте, Федор на какой-то миг утратил способность различать предметы. Идти пришлось в буквальном смысле на ощупь.

– Вы бы хоть свет зажгли, – едва успел проговорить Туманов, как ему в лицо ударил луч фонаря, ослепив еще больше. Даже резь появилась в глазах. Федор зажмурился, потом открыл глаза, прикрывая их ладонью от фонаря.

– Что это, черт возьми, значит?

– Тихо, майор, – услышал Туманов голос, прозвучавший из темноты с правого бока от него. Рука сама собой потянулась к левой подмышке, где висела оперативная кобура с пистолетом, но тут же ему в живот уперся обрез двуствольного ружья.

– Не надо ерепениться, – посоветовал тот, кто держал в руках обрез, больно ткнув им Туманова в живот. – У меня в руках штуковина двенадцатого калибра. В обоих патронах заряжена картечь. Представляешь, какая в твоем брюхе будет дырка, если я нажму на курки.

Человек, светивший фонарем Федору в лицо, подошел ближе, и майор узнал в нем того самого мужчину, который открыл ему дверь.

– Не делайте лишних движений, майор Туманов, – сказал он голосом, в котором совсем отсутствовал даже намек на гостеприимство и сунув руку Федору в левую подмышку, вытащил из его кобуры пистолет.

– Осторожней. Я боюсь щекотки, – слегка поежился при этом майор.

Парень, стоявший перед Федором с обрезом в руках, усмехнулся.

– А я думал, менты ничего не боятся. Тем более щекотки, – проговорил он, поигрывая в руках обрезом, словно выбирая на теле майора местечко, куда лучше пальнуть. Хотя когда у тебя в руках такая штуковина двенадцатого калибра, тут и выбирать особенно не надо. Куда не пальни, мало не покажется.

Только теперь Федор понял, что Волочко их направил в засаду. Это можно было считать сверх удачной мыслью председателя. Одним разом избавиться от троих оперативников. Неужели он так перепугался за развратные действия с несовершеннолетней шалашовкой? Вряд ли. Как раз с ней-то у него все сложится хорошо. Во-первых, она на любом суде покажет, что не имеет претензий к Волочко, а в ту квартиру пришла сама, и никто ее силком не гнал туда. А при наличии хорошего адвоката, Волочко светит максимум условный срок и то, если дело дойдет до суда и не развалится. Нет, наверное, есть что-то другое, чего председатель боится. Потому, Волочко и решился на столь отчаянный и роковой для сыщиков шаг. И если дело обстоит именно так, значит, это его люди. Или как-то связаны с ним. Но досаднее всего то, что они четко знают, что им делать. А сделать им надо одно – убить оперов. Не одного Туманова, а всех троих.

И Федор не ошибся, рассуждая об этом. Он заметил, что позади человека светившего ему фонарем в лицо, стоял кто-то еще. И этот кто-то подошел и тихонько спросил:

– Чего теперь делать будем? Как нам тех двоих сюда заманить?

Человек с фонарем коварно улыбнулся.

– Их сюда заманит майор, – сказал он, и, посмотрев Туманову в лицо, понял, что этого не произойдет, даже если они станут резать его на куски, с сожалением причмокнул языком. – Ах, ну да. Я ведь забыл, что такие, как майор Туманов умирают героями, – проговорил он с улыбкой и тут же его лицо перекосилось от нахлынувшей злости. – Но ты мент и твои дружки, сдохнете как собаки. И вашими фамилиями не назовут улиц в городе, потому что ваши трупы не найдут. Мы их закопаем тут под навозной кучей. Вот, где будет ваша могила, опер.

Федор промолчал, а человек, светивший ему фонарем в лицо, обернулся и передал фонарь парню, стоящему позади него.

– Кесарь, держи фонарь, – сказал он парню, передавая фонарь. – Кончайте его тут по-тихому, а я пойду, приглашу тех двоих. Надо, чтобы они тоже вошли сюда, а потом мы их обоих перестреляем. – Он прошел мимо Федора, слегка оттолкнув майора к стене.

Федор сделал вид, будто чуть не упал от этого толчка. Хотя отчасти так и было на самом деле. В темноте он споткнулся, наступив на что-то круглое. Ощупав ногой подвернувшийся предмет, понял, это была бутылка. Скорее всего, она стояла на полу у стены, а он наступил на нее, опрокинув на бок.

Говорят, что утопающий хватается за соломинку. Отчасти, верное изречение. Федор и сам сейчас был готов схватиться за что угодно. И подвернувшаяся под ногу пустая бутылка, пожалуй-ка, может пригодиться. По крайней мере, это единственное, чем он может защищаться. Ведь судя по тому, что сказал тот человек, как видно, главный среди этой троицы, его не станут убивать выстрелом из обреза, или его собственного пистолета. Выстрел наделает много шума. А он велел убить его по-тихому. По-тихому, это значит, либо петля на шею, либо нож. Но, впрочем, само по себе, и то и другое, не исключает летального исхода.

Только вот как раз умирать-то майор и не торопился. Прислушавшись, Федор услышал, что тот тип, который впустил его в дом, на улице уже разговаривал с Греком и Ваняшиным. Отсюда из дома, было плохо слышно, что он говорил оперативникам. И Федор не мог поручиться за точность услышанного им, но одно он понял достаточно хорошо, это то, что тип звал Грека с Ваняшиным в дом.

Туманову хотелось вобрать в себя побольше воздуху и закричать, чтобы Грек и Ваняшин не входили, но парень, стоящий в двух метрах от него, держал обрез на уровне груди майора. И Федор не сомневался, стоит ему только пикнуть, как этот, не раздумывая, разрядит в него оба ствола. Поэтому тут надо было действовать иначе. Хорошо говорить, действовать. Но как, когда времени катастрофически не хватает.

Федор заметил, что парень, светивший на него, стал перекладывать фонарь из правой руки в левую. При этом правую руку сунул в карман джинсового жилета и достал нож с выкидным лезвием. Свой выбор, как его прикончить, они, кажется, сделали. Решили его прикончить ножом. Теперь дело за малым. Тот, что с обрезом, будет держать его под прицелом обоих стволов, а этот подойдет и постарается попасть ножом точно в сердце. В принципе, смерть будет не такой уж и мучительной. Максимум минуту, он еще будет чувствовать боль. Зато потом наградой за мучения ему обеспечен вечный покой.

Туманов даже улыбнулся по этому поводу, рассуждая про себя, неужели он заслужил такой смерти. И заметив, что луч фонаря в какой-то миг взметнулся над его головой, носком правого ботинка подцепил валявшуюся на полу бутылку и футбольнул ее в Кесаря. Ни он, ни тот другой с обрезом, не обращали внимания Туманову на ноги. Их внимание было сконцентрировано на его лице, груди и руках. В руках у майора ничего не было, и вдруг этот удар. Пригодились навыки, приобретенные в юношестве, когда Федор с утра до темного гонял во дворе с пацанами в футбол. Когда-то вот так подцепив носком футбольный мяч, будущий опер ловко отправлял его через голову противника в ворота. С бутылкой немного оказалось посложнее. Ее он сумел зашвырнуть всего лишь Кесарю в лицо. Но этого оказалось вполне достаточно, чтобы на три, четыре секунды ввести противника в смятение. Тот не понял, как такое могло получиться. И вместе с тем, чувствовал боль в разбитых губах. Забыв про всякую осторожность, поднес левую руку, в которой был фонарь, к разбитым губам.

Его приятель оказался посообразительней, сразу оценил, с кем они имеют дело. Заорал на Кесаря:

– Ты что, дурак? Куда ты светишь?

Луч фонаря взметнулся в потолок, увешанный грязной паутиной.

– Опусти фонарь!

Федор не стал ждать, пока его опять будут слепить лучом фонаря, тем самым лишая простора действий. Сделав шаг в сторону, он ушел с того места, где только что стоял. Потом, подавшись всем телом вперед, выставил перед собой обе руки, вцепившись ими в стволы обреза, отводя его в сторону.

И в этот момент в темноте коридора грохнул выстрел, полоснув в дальнюю стену вместе со струей огня горсть картечи.

Не ожидавший такого поворота событий, Кесарь испуганно вскрикнул, бросив фонарь на пол, и кинулся бежать. На какой-то миг Федор потерял к нему всякий интерес. Пусть убегает. Сейчас все его внимание было сосредоточено на парне, в руках у которого был обрез. Ведь в другом стволе оставался еще один патрон. И сейчас между ним и Федором шла настоящая борьба. Тот пытался направить стволы обреза Туманову в голову, чтобы еще раз нажать на курок.

Судя по тем выстрелам, которые послышались на улице, возле дома тоже развернулась настоящая война, только вот не понятно было, на чьей стороне перевес. Да и некогда было понимать. Парень, судорожно вцепившийся обеими руками в обрез, оказался не из хилых. Да к тому же, отчетливо осознавая, чего ждет проигравшего, он в буквальном смысле готов был зубами перегрызть глотку оперу. Пиная друг друга ногами, они изо всех сил толкались, по очереди ударяясь спинами о шершавые бревенчатые стены.

– Кесарь, сука! Где ты? – хрипя от перенапряжения, кричал парень, призывая, напарника в помощники. Но, похоже, Кесарь оказался не из глупцов, и собственная шкура его сейчас больше заботила, чем жизнь приятеля.

– Помоги мне разделаться с ментом!..

Федору эти слова показались очень обидными. Они оба пытались достать друг друга коленом в пах. Но больше повезло Туманову. В очередной раз, когда парень крутанул его, пытаясь побольнее ударить спиной об стенку, Федор прижался спиной к бревнам. Весь цент тяжести тела перенес на левую ногу, освободив правую и почувствовав в ней легкость, сделал подсечку, опрокинув противника на спину. При падении тот машинально ослабил руки, в которых держал обрез, и Туманову не составило особого труда направить стволы обреза тому в подбородок.

В этой суматохе майор так и не понял, кто из них двоих нажал на второй курок. Сделал ли это машинально сам парень, или же Федор локтем правой руки ударил ему по пальцам. В последний момент парень вскрикнул и тут же струя огня, брызнувшая из второго ствола, осветила его шею и подбородок, превратив в месиво из плоти и крови.

Федор резко выпрямился. Где-то там, в темноте затаился Кесарь. Но майор решил не искушать судьбу. Разбитый фонарь хрустнул под ногами, когда Федор пошел к выходу. Рванув дверь, натолкнулся на пистолет, дуло которого уперлось прямо ему в лоб. Но тут же вздохнул облегченно. Перед ним стоял лейтенант Ваняшин. Позади него капитан Грек.

– Николаич, живой? – улыбнулся Грек. – А мы с Лешкой пошли уж тебе на выручку.

– Молодцы, вовремя. Чтобы хоть на пару минут пораньше. А этот где?.. – Федор не договорил, заметив лежащего возле забора того типа, который впустил его в дом.

Поймав взгляд майора, Грек сказал:

– Мы услышали, что у тебя тут пальнуло, сразу за пистолеты. А этот, как начал по нам с Лешкой лупить из двух стволов. Ну и мы в ответ. Леха ему черепушку разнес. А ты сам-то не ранен? Вон у тебя все лицо в крови. И руки, – проговорил Грек, оглядев майора с головы до ног.

Федор отрицательно покачал головой. Потом сказал:

– Там в доме остался еще один.

Грек покачал головой.

– Уже не остался. Пока мы тут перестреливались, а ты там, – кивнул Грек на отрытую дверь, из которой тянуло могильным холодом, – он, гад, в окно выпрыгнул. Там, оказывается сбоку дома, есть еще одно окно. Так вот он сиганул в него и деру. По садам, по огородам.

– Жаль, – сказал Федор, подошел к лежащему. В левой руке тот зажал пистолет, принадлежавший не ему, а майору Туманову. И Федор вырвал его из скрюченных предсмертной судорогой пальцев.

– А то, – охотно кивнул Ваняшин. – Еще как жаль. Я за ним побежал. Но он чувствуется, здесь каждую дырку в заборах знает. Нырнул куда-то и исчез.

– Как сквозь землю провалился, – добавил Грек.

– Надо дом осмотреть. Может, там, кто еще есть, – сказал Туманов.

Грек замялся. И Федор, глянув на него, спросил:

– В чем дело, капитан?

– Николаич, может нам подождать?.. – предложил Грек, не очень-то горя желанием, входить в развалюху, где запросто можно получить из темного угла удар ножом, или пулю. Ведь Туманов сам сказал, что там еще может быть кто-то. Можно было поступить проще: вызвать группу немедленного реагирования. У них автоматы, бронники, а у Грека в обойме осталось всего два патрона.

– Останься тут, – приказал Федор, решив, что кому-то из них, надо прикрывать подход с улицы, и вместе с Ваняшиным пошел в дом.

– Осторожней, не споткнись, – сказал Федор лейтенанту, когда они вошли в темный коридор. – Тут один хлопец лежит. Он меня чуть из обреза не укакошил, – майор достал из кармана зажигалку и ею посветил под ноги.

Ваняшин увидел лежащего в луже крови парня. Горло и подбородок его были изувечены выстрелом. От затылка осталось кровавое месиво, смотреть на которое было ужасно неприятно, и лейтенант отвернулся, топая за майором.

Пройдя коридор, они остановились перед дверью, за которой располагалось жилое помещение.

– Входим по одному, – шепнул Федор, прислушиваясь. – Сначала я. Потом ты.