Помоги проекту - поделись книгой:
Одиночество, нелюбовь к будущей профессии и военной муштре привели к тому, что уже через год после окончания училища Достоевский оставил службу в Инженерном департаменте, решив посвятить себя литературе, в основном переводам. Некоторый опыт у него уже был: в 1844 г. в печати появился его перевод романа Бальзака «Евгения Гранде».
Жизнь между тем складывалась неудачно, прежде всего в материальном отношении. Нельзя сказать, что Достоевский был полностью лишен средств к существованию. Вместе с казенным жалованием и помощью опекунов он получал до
5 тысяч ассигнациями в год. Но Достоевский оказался крайне непрактичным в житейском отношении. Деньги уходили от него с неимоверной быстротой, и почти все его расходы были тратами капризного и прихотливого человека: он любил играть в бильярд, в рулетку и почти всегда проигрывал. Постоянное безденежье мучило его самого, но справиться с собой он и не хотел, и не умел. Когда в 1844 г. Достоевский оставил службу, нищета стала постоянной спутницей его жизни.
Перелом в творческой судьбе Достоевского произошел в мае 1845 г. После нескольких месяцев упорной работы он закончил свое первое художественное произведение — повесть «Бедные люди», которая сразу же вызвала многочисленные восторги критиков и читателей. Успех повести ввел Достоевского в круг известных литераторов, среди которых были Григорович, Некрасов, Белинский, Тургенев.
Увы, эта дружба оказалась недолгой. Раздражительность, высокомерие, убежденность в своей гениальности вскоре оттолкнули от Достоевского тех, кого он поразил своим внезапным талантом. Его желчность и мнительность дали повод к едким замечаниям, колкостям и даже пародийным стихам, в которых высмеивался герой «Бедных людей» Макар Девушкин.
Кстати, в «Бедных людях» (любовь Макара Девушкина к Вареньке) нашли отражение собственные переживания Достоевского. Часами мечтая о любви и прекрасных незнакомках, отвечающих взаимностью, он в присутствии не воображаемых, а живых женщин смущался, робел, становился неловким и смешным. А его попытки физической близости с ними неизменно заканчивались полным фиаско.
Между тем успех «Бедных людей» раскрыл перед Достоевским двери петербургских салонов. Тогда он и познакомился в доме известного литератора Панаева с его молодой женой Авдотьей Яковлевной и сразу же увлекся 22-летней кокетливой брюнеткой с безукоризненными чертами красивого лица. Об этом Достоевский сам рассказал брату через три месяца после встречи с ней: «Я был влюблен не на шутку в Панаеву, теперь проходит…» Эта первая влюбленность была и мучительна, и унизительна. С самого начала он понял, что на взаимность ему рассчитывать невозможно и что его чувство обречено на медленное увядание. Любовь к Панаевой Достоевский переживал тем мучительнее, что в то время она была, вероятно, единственной женщиной, которая так сильно его возбудила. В его переписке тех лет нет никаких других женских имен, кроме Панаевой.
На основании этого все же не следует делать вывод, что 25-летний Достоевский вообще не имел физической близости с женщинами. В той среде, где он жил — а он, по собственному признанию, частенько участвовал в товарищеских пирушках, — шумные вечера обычно завершались посещениями публичных домов, и трудно поверить, что поручик Достоевский не бывал в них. Сомнительно также, чтобы во время блужданий по трактирам большого города он не соприкасался с проститутками. Федор Михайлович, должно быть, хорошо знал женщин легкого поведения, достаточно прочесть такие его произведения, как «Хозяйка», «Неточка Незванова», «Двойник», чтобы убедиться в разнообразии личного эротического опыта писателя.
Впрочем, именно эти произведения, появившиеся после «Бедных людей», вызвали недоумение и нещадную критику со стороны прежних почитателей Достоевского. Это и побудило обидчивого автора отойти от литературного общества и примкнуть в 1847 г. к революционному кружку Петрашевского. Восхищенный их идеями, Федор Михайлович даже пытался организовать тайную типографию для печатания литературы и прокламаций антиправительственного содержания.
23 апреля 1849 г. Достоевский был арестован по делу петрашевцев и помещен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. 22 декабря 1849 г. в числе других петрашевцев он был выведен на Семеновский плац в Петербурге, где обвиняемым зачитали смертный приговор. Лишь после того, как первой группе осужденных завязали глаза и приготовили к расстрелу, было объявлено, что казнь заменяется каторгой с последующей службой в армии рядовыми. По окончательному приговору суда Достоевский был отправлен на каторжные работы в Омский острог сроком на 4 года, ас 1854 г. начал солдатскую службу в Семипалатинске, где и пребывал до февраля 1859 г., т. е. до той поры, пока ему не разрешили вернуться в Европейскую Россию.
Во время пребывания в Сибири, после выхода из острога, Достоевский, несмотря на подорванное здоровье, отсутствие денег и перспектив, пожалуй, впервые по-настоящему влюбился. Его избранницей стала Мария Исаева. Это была обоюдная любовь со сценами ревности, необузданной страстью, ссорами и примирениями. В 1857 г. Федор женился на Марии, которая казалась ему и милой, и грациозной, и умной, и доброй, и желанной. Но после того, как рассеялся туман первой влюбленности, Достоевский довольно хорошо разобрался в тех особенных обстоятельствах, при которых зародилось его чувство к Марии Дмитриевне. «Одно то, что женщина протянула мне руку, уже было целой эпохой в моей жизни», — писал он впоследствии.
В конце 1859 г. чета Достоевских вернулась в Петербург. С этого времени происходит как бы второе рождение Федора Михайловича как писателя. В 1860-х гг. были написаны «Записки из Мертвого дома», романы «Униженные и оскорбленные», «Преступление и наказание», «Игрок», «Идиот», принесшие писателю всероссийскую славу.
А вот семейная жизнь не задалась. С годами Достоевский убедился, что Мария Дмитриевна не могла и не хотела разделять его сладострастие и чувственность. Они раздражали, изматывали и истязали друг друга в постоянных ссорах, резкие упреки сменялись обоюдным раскаянием и самобичеванием, уверения в бесконечной любви не могли дать удовлетворения плоти. Полного соединения не получилось, а телесное раздражение только усиливало тоску и недовольство. По сути дела, начиная с 1861 г. супруги стали жить порознь не только физически, но и духовно. А уже в следующем году тяжелая болезнь, чахотка, навсегда приковала Марию Дмитриевну к постели. В апреле 1864 г. она скончалась. Позже, вспоминая о своем несчастном браке в письме к другу Врангелю, Достоевский писал: «Она любила меня беспредельно, я ее любил без меры, но мы не жили счастливо».
Мария Исаева оставила заметный след в творчестве писателя. Наташа в «Униженных и оскорбленных», жена Мармеладова в «Преступлении и наказании», отчасти Настасья Филипповна в «Идиоте» и Катерина в «Братьях Карамазовых» — все эти образы женщин с бледными щеками, лихорадочным взором и порывистыми движениями навеяны той, которая, несмотря на всю сложность отношений, была первой и большой любовью писателя.
Надо сказать, что в последние годы жизни Марии Дмитриевны Достоевский отнюдь не чувствовал себя одиноким. Петербургская жизнь его захватила целиком. Теперь он уже не страшился, а, наоборот, желал женского общества. Его публичные чтения на студенческих вечерах, рассказы о каторге пользовались огромной популярностью. В один из таких вечеров Достоевский познакомился с 22-летней Аполлинарией Сусловой, которой суждено было сыграть роковую роль в жизни писателя. Девушка первой призналась Достоевскому в любви, что особенно взволновано его ранимую душу. Аполлинарию отличали не только молодость, свежесть и стремление к духовному единению с любимым человеком. Она была очень хороша собой, и, что не менее важно, Достоевский был ее первым мужчиной, потрясшим воображение. В начале 1863 г. они уже были любовниками, хотя сам Федор Михайлович не строил никаких иллюзий относительно своей привлекательности. Одна из современниц описывает его так: «Это был очень бледный, немолодой, усталый человек, с мрачным измученным лицом, впалыми щеками и широким возвышенным лбом… Он был точно замкнут на ключ: никаких движений, ни одного жеста, только тонкие бескровные губы нервно подергивались, когда он говорил».
Впрочем, Аполлинарии и не нужны были в Достоевском ни красота, ни обаяние. Она прежде всего видела в нем знаменитого автора, в произведениях которого представал необъятный мир человеческих страстей. И то, что писатель такого таланта и такой популярности влюбился в нее с первого взгляда, не могло не льстить девушке-идеалистке, какой она была в ту пору. Тем не менее отношения между Сусловой и Достоевским развивались не просто. Спустя два года после начала их романа от идеализма Аполлинарии не осталось и следа. Она стала ревновать Достоевского ко всем подряд, ее не устраивало положение любовницы, с которой, как с проституткой, встречаются в меблированных комнатах. Проявился и подлинный характер Сусловой — властный, резкий, бескомпромиссный и ревнивый. Летом 1863 г. она неожиданно покинула Достоевского, уехала в Париж, где влюбилась в некоего испанского студента-медика и отдалась ему со всей страстью, словно забыв о прежней любви.
Разумеется, Достоевский не мог смириться с потерей любимой. Тем же летом 1863 г. он устремился в Париж и после бурного объяснения с Аполлинарией узнал, что она полюбила другого человека и это чувство захватило ее полностью. Любовь, от которой Достоевский так много ждал, предвещала печальный финал. И действительно, после недолгого путешествия по Италии и Германии Достоевский и Суслова расстались, так, кажется, и не поняв, чем была для них эта страстная и такая драматическая связь. Правда, они еще раз встретились, на этот раз в Петербурге в феврале 1866 г., уже после смерти жены Достоевского. Аполлинария не только отклонила предложение бывшего любовника о браке, но и заявила, что после трех лет измен, ссор и неудачных попыток примирения им необходимо расстаться. Это заявление не удивило Достоевского, оно только подтвердило то, что он раньше предвидел и предчувствовал. И как бы ни было ему тяжело, он испытал вместе с болью и стыдом определенное облегчение.
В 1880 г. Суслова вышла замуж за провинциального учителя Василия Розанова, будущего писателя и философа. Ему в ту пору было 24 года, а ей уже исполнилось 40. Брак этот оказался неудачным и закончился разрывом в 1886 г., когда Достоевского уже не было в живых. Суслова прожила долгую жизнь и умерла в 1918 г. 78-летней старухой в Крыму. Она и не подозревала, что на том же Крымском побережье, в том же году умерла Анна Григорьевна Сниткина — женщина, которая пятьдесят лет назад заняла ее место в сердце великого писателя и стала его женой.
Но до встречи с женщиной, принесшей ему настоящее счастье, облегчение и покой, у Достоевского было еще два несколько странных романа.
После окончательного разрыва с Аполлинарией он попытался как-то отвлечься, решив, что теперь должен непременно жениться на хорошей и чистой девушке. Случай свел его с красивой и талантливой барышней из дворянской семьи, 20-летней Анной Корвин-Круковской. Поначалу Достоевскому показалось, что он влюблен. Они встретились в марте 1866 г., а уже в апреле взволнованный поклонник был готов просить руки Анны. Но из этого романа ничего не вышло, поскольку Анна начала понимать, что ее вовсе не любят той любовью, какая необходима для замужества. «Ему нужна совсем не такая жена, как я, — говорила она младшей сестре Софье, — его жена должна посвятить себя ему, всю жизнь отдать, только о нем и думать. А я этого не могу, я сама хочу жить».
Другой любовный роман был не менее странным, хотя и более страстным. Достоевский увлекся известной европейской куртизанкой Марфой Браун. Она родилась в небогатой дворянской семье, но в ранней молодости ушла из дому и стала, как говаривали ранее, «гулящей». Исколесила всю Европу, жила во Франции, Италии, Австрии, Испании, меняя любовников с необычайной быстротой и попадая в самые невероятные переделки. Среди ее друзей были шулера и фальшивомонетчики, авантюристы и бродяги с уголовным прошлым.
Всякими правдами и неправдами вернувшись в Россию, Марфа и здесь завела многочисленные связи с подозрительными личностями, в том числе и из среды окололитературной братии. Некто Горский, мелкий газетчик, однажды привел Марфу в редакцию журнала, редактируемого Достоевским. Тот сразу заинтересовался этой необыкновенной женщиной и даже предложил ей переехать к нему на квартиру. Как далеко зашло расположение писателя и удалось ли Марфе Браун близко сойтись с ним, неизвестно. Однако сохранилось письмо Марфы к Достоевскому, в котором есть такие слова: «Удастся ли мне или нет удовлетворить вас в физическом отношении и осуществится ли между нами духовная гармония, от которой будет зависеть продолжение нашего знакомства, но поверьте мне, что я всегда останусь вам благодарна за то, что вы на некоторое время удостоили меня вашей дружбы».
Если такая связь действительно и была, то она длилась недолго, потому что уже через два месяца Достоевский увлекся молодой девушкой, которая была полной противоположностью беглой куртизанки.
Анна Григорьевна Сниткина появилась в жизни Достоевского почти случайно. Работая над романом «Игрок», писатель решил обратиться к стенографии, что в то время было новинкой, и владели ею немногие. Ему была рекомендована Анна Григорьевна, которая обрадовалась возможности поработать вместе со знаменитым литератором, произведения которого она читала и которыми восхищалась: плакала над «Записками из Мертвого дома», была влюблена в Ивана Петровича, скромного и благородного героя из романа «Униженные и оскорбленные».
Сниткина была невысокой худощавой 20-летней девушкой, считавшей себя передовой шестидесятницей во всем, что касалось женского равноправия, образования, независимости. Ее учительница по стенографии Стоюнина утверждала, что Анна Григорьевна с юности отличалась живым, пылким темпераментом: «Она из тех пламенных натур, у кого трепещущее сердце, не знающее ровного биения».
Конечно, для этой слегка экзальтированной девушки знакомство с Достоевским было огромным событием. Ей очень понравились простота и искренность писателя, но его речи и манера говорить взволновали и несколько озадачили ее. Она делилась с матерью сложными чувствами, которые пробудил в ней Достоевский: здесь были и жалость, и сострадание, и изумление. А главное, ее неудержимо тянуло к этому обиженному жизнью, но такому замечательному, доброму и необыкновенному человеку.
Прошло несколько недель совместной работы, и Федор Михайлович начал осознавать, что, возможно, впервые встретил женщину, о которой всегда мечтал. Вскоре он сделал Анне Григорьевне Сниткиной предложение, и оно было с благодарностью принято. 15 февраля 1867 г. молодые обвенчались в Троицко-Измайловском соборе. Затем последовала совместная поездка за границу, продлившаяся более четырех лет.
Что касается интимной жизни супругов, то вначале у Достоевского не было страстного влечения к молодой жене, и он обращался с ней сдержанно и даже слегка отстраненно. Но с годами его супружеский восторг перед плотским единением с любимой женщиной вырос до подлинной страсти. Анна отвечала ему естественно и пылко, поскольку у нее был здоровый темперамент молодой и любящей женщины. И именно ее простота, неопытность и желание понравиться ему ночью так же, как и днем, пробудили у Достоевского настоящую любовь. С ней можно было играть как с женой, как с любовницей, как с ребенком. Анна Григорьевна предоставила ему всю свободу, по его собственному признанию, «позволяла» ему очень многое. И не только потому, что «шутки» мужа нравились ей, но и оттого, что она настолько сильно любила его, что с радостью готова была все вытерпеть, все покорно снести. Лишь бы ее возлюбленный был счастлив.
Эротика всегда была присуща их отношениям. Достоевский знал, что любовь и влюбленность — не одно и то же, что можно любить глубоко и верно, не испытывая больше физического влечения, и поэтому так поражался своей способности вновь и вновь влюбляться в Анну Григорьевну. Об этом свидетельствуют и многочисленные письма писателя к жене, когда супругам случалось бывать в разлуке. В них он, не стесняясь, описывал все свои интимные желания, вкрапляя фразы и слова, которые явно не предназначались посторонним. Наверное, поэтому Анна Григорьевна, зная, что эти письма когда-нибудь будут обнародованы, впоследствии тщательно вымарала целые абзацы из тех, где содержались, по-видимому, наиболее откровенные излияния ее страстного супруга. Вот один из образчиков любовного эпистолярного стиля писателя: «Да кто же меня так балует, как ты, кто слилась со мной в одно тело и в одну душу? Да все тайны наши на этот счет общие! И я не должен после этого обожать каждый твой атом и целовать тебя всю без насыщения, как и бывает? Ведь ты и сама понять не можешь, какая ты на этот счет ангел женочка!.. Пусть я страстный человек, но неужели ты думаешь (хоть и страстный человек), что можно любить до такой ненасытности женщину, как я тысячу раз уже тебе доказывал».
Годы мало изменили характер и темперамент Достоевского. Разве только что он стал чаще молиться в тишине и уединении и все охотнее обращался к своему детству. В конце жизни воспоминания о давно прошедших временах вдохновляли его на создание многих образов своих произведений.
В начале 1880 г. здоровье Федора Михайловича сильно пошатнулось. Речь на открытии памятника Пушкину стала и его лебединой песней, и литературным завещанием. В начале января следующего года, когда он готовил к печати новый выпуск «Дневника писателя» с этой знаменитой речью, то был уже безнадежно болен. Об этом знали только жена и близкие друзья. «Он был необыкновенно худ и истощен, — писал Страхов, видевший его в те дни. — Он жил, очевидно, одними нервами, и все остальное его тело дошло до такой степени хрупкости, при которой его мог разрушить один, даже небольшой толчок».
Федор Михайлович Достоевский скончался 28 февраля 1881 г. от разрыва легочной артерии. Последние слова его были обращены к жене: «Помни, Аня, я тебя всегда горячо любил и не изменял тебе никогда, даже мысленно».
Анна Григорьевна сохранила загробную верность мужу. В год его смерти ей исполнилось лишь 35 лет, но она сочла свою женскую жизнь законченной и посвятила себя служению имени Достоевского. Она издала полное собрание его сочинений, составила библиографию о его творчестве, основала школу Достоевского в Старой Руссе, собрала его письма и заметки, заставила друзей написать его биографию и сама написала воспоминания. И все годы до самой кончины в ее памяти жил Достоевский — только в нее влюбленный, верный и беззаветно преданный только ей одной.
Мопассан Ги де
Полное имя Анри-Ренэ-Альбер-Ги де Мопассан (род в 1850 г. — ум. в 1893 г.)
Несмотря на то что жизнь Ги де Мопассана была у всех на виду, современники писателя знали о ней немного, возможно, потому, что сам он не желал быть слишком открытым для людей — черта не совсем характерная для «модного писателя». Лучшее подтверждение тому слова Мопассана, которые он не раз повторял: «Если я когда-нибудь стану достаточно известным для того, чтобы любопытное потомство заинтересовалось тайной моей жизни, то одна мысль о том, что тень, в которой я держу свое сердце, будет освещена печатными сообщениями, разоблачениями, ссылками, разъяснениями, порождает во мне невыразимую тоску и непреодолимый гнев».
Зато в своей прозе Мопассан был всегда искренним и откровенным, а уж о любви писал так, как редко кому удавалось из европейских литераторов. Более того, никто, даже проницательный Флобер, знавший Мопассана с детства, не мог предположить, что «гуляка праздный», предпочитавший удовольствия грубые и сильные, имевший дело с уличными девицами, способен писать о любви нежно и немного печально, хотя порой и насмешливо.
Такому тонкому пониманию отношений между мужчиной и женщиной Мопассан обязан не только своей поразительной интуиции, позволявшей ему каким-то шестым чувством улавливать незримые движения души. В произведениях мастера ощущается великолепное знание человеческой психологии, мотивов поведения и поступков, за которыми легко угадывается богатый жизненный опыт, основанный на личных впечатлениях. Любой исследователь жизни и творчества писателя подтвердит, что Мопассан был одним из самых удивительных любовников своего времени. За четверть века активной жизни он, по их утверждению, имел сексуальную связь с сотнями молодых женщин, а своими любовными подвигами гордился не меньше, чем собственными книгами.
Выходец из Нормандии, Ги был воспитан среди рыбаков и фермеров. Он любил этот народ, его традиции, добродетели и пороки. Отсюда его юношеские страсти и прагматичное отношение к жизни. Однако в семье маленький Ги воспитывался в лучших традициях буржуазной интеллигенции. Его мать, Лаура Ле Пуатвен, род которой принадлежал к высшей нормандской знати, была женщиной умной и образованной. Ее дар рассказчицы воодушевлял сына на собственные фантазии. К несчастью, Лаура передала своему сыну и наследственную болезнь — неустойчивую психику, усугубленную в дальнейшем самим Мопассаном неупорядоченным образом жизни и жаждой дешевых удовольствий.
В доме семьи Пуатвен часто бывали друзья Лауры, известные французские художники и литераторы, внимательно следившие за учебой и развитием юного Ги. В частности, Флобер, сыгравший впоследствии большую роль в становлении Мопассана как писателя, отмечал ум, образованность и обаяние ребенка, желая видеть в нем «усидчивого и работоспособного писателя».
Конечно, Мопассан и в юности, и в зрелом возрасте не обладал огромной эрудицией Флобера, но, как замечал сам наставник Ги, «когда тот найдет свой путь, он будет производить новеллы, как яблоня яблоки». А пока Флобер учил юного Мопассана наблюдательности, искусству понимать характеры людей самых обычных, тех, которых он видит каждый день.
В Руанском лицее, где Ги без труда постигал науки, он еще и увлекся стихотворчеством. Большей частью это были сентиментальные стихотворные обращения к женщинам, как, например, «Послание к госпоже X.», считавшей его дикарем; или же стихотворение «Юность», отличающееся больше горячностью чувства, чем оригинальностью формы:
Эти первые стихотворные опыты, равно как и другие, столь же порывистые и вдохновенные (можно назвать хотя бы стихотворение «Последний вечер, проведенный с моею любовницей», напечатанное в одном из журналов), относятся, вероятно, к периоду первой связи молодого человека с красавицей Е., о которой упоминает в своих «Воспоминаниях» мать Мопассана.
С романтической поэзией связана еще одна история, которую поведала современница писателя, Жизель д’Эсток. По ее описанию, в один из вечеров подросток Ги повстречал некую парижанку Фанни де Кл., наслаждавшуюся пейзажами Этрета. Фанни была хороша, смешлива, благоухала тонкими духами. Юный Ги мгновенно воспылал страстью к молодой и опытной прелестнице. Этот маленький любитель острых ощущений был довольно оригинальным поклонником: попеременно сочинял то циничные, то сентиментальные стихи и тут же преподносил предмету своего обожания. Как-то вечером дерзкий мальчишка, решительно настроенный испытать себя в любви, отправился к ней с очередным стихотворным посланием. Едва очутившись в саду, он услышал взрыв хохота. Это Фанни, давясь от смеха, декламировала подругам стихи своего юного воздыхателя. Жизель д’Эсток так описывала происшедшее: «Этого оскорбления Ги никогда не позабыл. Эти страдания он никогда не простил другим женщинам… При одном только воспоминании об этой жестокой сцене ему становилось не по себе, и он не в силах был сдержать отвращения».
Если все то, что рассказывала Жизель д’Эсток, следует воспринимать с осторожностью, то сведения, полученные от личного врача Мопассана, не подлежат сомнению. Доктор Шарль Ладам также объяснял отношение Мопассана к женщинам «ранней травмой», серьезным разочарованием, которое потрясло душу юноши. «Отказ от любви обострил пессимизм писателя», — говорил Ладам.
Писать Мопассан начал довольно рано, но как профессиональный писатель он состоялся лишь после появления в печати его знаменитого рассказа «Пышка». И опять-таки, эта новелла стала литературным шедевром во многом благодаря тому же Флоберу, заставлявшему Ги по многу раз переписывать сделанное. Когда Мопассан прочел свою «Пышку» друзьям, среди которых, кстати, был и Золя, те непроизвольно встали в знак признания его таланта. Откликнулся на новеллу и Флобер, он написал автору: «Я восхищен… У меня было желание целовать тебя в течение четверти часа. Я действительно счастлив! Я в восхищении».
Отныне, как и предсказывал Флобер, новеллы, романы, повести, написанные Мопассаном, появлялись на прилавках книжных магазинов, в газетах и журналах, как из рога изобилия. За десять лет, то есть между тридцатилетием и сорокалетием Мопассана, им было написано 29 томов. Естественно, пришла и слава, причем сразу всемирная, поскольку произведения писателя тут же начали переводить во многих странах.
Современники, и в частности французский писатель Эмиль Золя, описывали молодого Мопассана как красивого малого, небольшого роста, но хорошо сложенного, сильного, с вьющимися усами, густыми волосами, неподвижным взглядом, наблюдательным и в то же время рассеянным, с квадратным лбом, «с внешностью молодого бретонского бычка».
Этот портрет можно дополнить словами Анри Ружона, одного из приятелей Мопассана: «В его внешности, — вспоминал он, — не было ничего романтического. Круглое лицо, загорелое, как у рыбака, открытость, простое обхождение, простые манеры… Он только и мечтал о прогулках за город, о спорте и речной гребле по воскресеньям. Ги хотел жить только на берегу Сены. Ежедневно вставал он с зарей, мыл свой ялик, выкуривал несколько трубок и как можно позднее вскакивал в поезд, чтобы ехать в город. Он много пил, ел за четверых…»
Став знаменитым, Мопассан полностью изменил свое окружение. Если раньше он имел дело с хорошенькими и легкодоступными барышнями, то теперь стал обедать у знатных дам, принимать у себя ровно в пять часов вечера светских любовниц, которых ожидал неизменный подарок, часто в виде флакона дорогих духов. Когда же его приглашали дамы, Ги доставал маленькую записную книжку с золотым обрезом и, словно врач своим пациентам, назначал день весьма отдаленный.
Несмотря на свою невероятную популярность в высших кругах, Мопассан все же не любил светское общество. Конечно, когда Ги стал известным писателем, перед ним открылись все двери недоступных прежде великосветских салонов, пытавшихся «заполучить» писателя с той комической ревностью, которую он сам изобразил в романе «Наше сердце». Но Мопассан всегда хранил высокомерную независимость и немного презрительную, холодную вежливость по отношению к восторженным поклонницам и почитателям его таланта. Он отдал любовь во власть своей чувственной жизни, но не позволял ей вторгаться в жизнь духовную. Поэтому умным, кокетливым и холодным светским дамам он предпочитал жриц наслаждения или менее сложных героинь «Милого друга».
Светским дамам Ги не раз отвечал презрением, а однажды сказал друзьям то ли в шутку, то ли всерьез: «Я не променял бы форель даже на прекрасную Елену». В одном из своих рассказов писатель болезненно жаловался на собственное пренебрежение к женщинам: «Я никогда не любил… Думаю, что я слишком строго сужу женщин, чтобы поддаваться их очарованию… В каждом человеке есть существо моральное и существо физическое. Чтобы любить, мне надо встретить такую гармонию между этими двумя существами, какую я никогда не встречал. Постоянно одно преобладает над другим, — то моральное, то физическое».
Кроме того, Мопассаном владела навязчивая идея, которую разделяли в ту пору многие его соотечественники, что долг мужчины перед самим собой, по образному выражению С. Моэма, «заваливаться в постель с каждой встречной женщиной моложе сорока лет». По-видимому, поэтому многие персонажи рассказов Мопассана о любви удовлетворяют свои плотские потребности просто ради самоуважения, лишь потому, что это возвысит их в глазах окружающих.
И все же, появляясь в аристократических салонах, Мопассан делался весел, насмешлив, остроумен и находчив. Так, на одном из вечеров он перевел однажды разговор с прекрасных обнаженных плеч женщин на людоедство и с напускной серьезностью заявил, что человеческое тело — превосходное кушанье. Когда его собеседник выразил искреннее изумление и спросил: «Вы ели мясо человека?» — «Нет, — ответил Мопассан вполголоса, — но я отведал мясо женщины: оно нежно и вкусно, я не раз к нему возвращался». Эту шутку он повторял не раз.
Отличительной чертой Мопассана-любовника была его невероятная возбудимость при виде привлекательной женщины. Каким-то образом он ухитрялся иметь несколько любовных связей одновременно. Друзья Мопассана часто язвили по этому поводу, говоря, что когда Мопассан не работает, когда он не занимается греблей и не лечится, то он охотится за женщинами.
В связи с этим достойна описания квартира Мопассана в Париже, где он по очереди принимал приглянувшихся ему многочисленных дам. В этом экзотическом жилище были кровати времен Генриха II и буфеты эпохи Ренессанса, диковинные меха, изображения итальянских святых. Кабинет хозяина был обставлен во вкусе взыскательной кокотки: золоченые головки ангелов, витражи из цветного стекла, окованные железом, сочная зелень вьющихся растений, ковры и драпировки. Огромный Будда с двумя христианскими святыми по бокам, водруженный на стол красного дерева, настраивал вальяжного хозяина на восточную нирвану.
Среди женщин, с которыми имел дело Мопассан, трудно выделить надолго занявших место в его сердце. Ему почему-то всегда было скучно в обществе светских дам, хотя визиты к ним, как и их визиты к нему, были постоянными и неизменными. Видимо, отсюда его образное выражение: «Разум светских женщин напоминает рис, сдобренный кремом». Возможно, одна из причин такого отношения — сильнейшие мигрени, преследовавшие Ги с молодых лет, и его психическая неуравновешенность, которая часто приводила к резкой смене настроений — от необыкновенного воодушевления до состояния полной депрессии.
Почти все биографы Мопассана отмечают, что с большинством женщин он имел лишь непродолжительную интимную связь. Однако с некоторыми дамами, в основном замужними, поддерживал близкие и дружеские отношения в течение ряда лет.
Особым расположением Ги долгие годы пользовалась Эрмина Леконт дю Нуи, к которой он относился с искренней нежностью. Эрмина была женой королевского архитектора и жила в Этрете, по соседству с Мопассаном, одна с маленьким сыном, поскольку муж имел постоянную работу в Бухаресте.
Сохранились письма Мопассана к Эрмине, в которых после отчетов о путешествиях неизменно следовало «целую ваши руки», а позднее и более интимное «целую ваши ножки». Как и всегда, неисправимому донжуану потребовалось немного времени, чтобы покорить сию благородную даму, хотя вначале Эрмина никак не хотела изменить мужу. Но после того как ей пришлось уступить возникшему чувству, галантный кавалер тут же охладел к соблазненной женщине, и она стала «просто другом». Писатель и здесь остался верен себе. Как он писал: «Любовь должна ограничиться у мужчины периодом ожидания. Каждая победа над женщиной еще раз доказывает нам, что в объятиях у нас все они почти одинаковые…»
Впоследствии Эрмина написала и анонимно издала роман «Любовная дружба», в котором несколько идеализированный Мопассан фигурирует под именем Филиппа де Люзи.
В 1883 г. Ги познакомился с графиней Эммануэлой Потоцкой. Сумасбродная графиня, урожденная принцесса Пиньятелли ди Чергариа, дочь герцога де Режина и благочестивой римлянки, была женой графа Феликса Николаса Потоцкого, атташе при австро-венгерском посольстве. Супруги жили порознь, не считали нужным скрывать свой разрыв, хотя и сохраняли «приличия».
«Она не преклоняется перед властелинами мира, она свободна в своих мыслях (по крайней мере, я так полагаю), в своих сомнениях и в своей неприязни. Вот почему я так часто думаю о ней», — писал Мопассан о Потоцкой. Решительная, независимая, взбалмошная — такой он ее увидел и такую решил покорить. Их длительный флирт превратился в непрерывную череду разрывов, возвратов, малодушия, примирений, капризов, питаемый искренней дружбой и привязанностью.
Не менее длительной оказалась связь писателя и с молодой богатой красавицей Мари Канн, которая, кстати, была близкой подругой графини Потоцкой. За восемь лет «любовной дружбы» Ги написал Мари более двух тысяч восторженных писем. Правда, цифра эта фигурирует в биографических источниках лишь со слов самой мадам Канн, так как ни одно из них опубликовано так и не было.
Известно еще одно имя не менее привлекательной женщины, с которой Мопассан довольно долго поддерживал любовные отношения. Это вдова композитора Жоржа Бизе, Женевьева Стро, вторично вышедшая замуж за состоятельного адвоката. Ги не замедлил обольстить блистательную хозяйку одного из самых известных парижских салонов, отличавшуюся незаурядным умом и обаянием, постоянно подкрепляя свои чувства множеством довольно-таки фривольных писем. Между прочим, из переписки между Женевьевой Стро и Мопассаном можно узнать о тактике проникновения в светский салон, которой успешно пользовался сам писатель и которую так умело использовал Жорж Дюруа, герой его романа «Милый друг».
Несмотря на многочисленные признания в любви десяткам женщин, Ги так ни разу и не сделал решительного шага к женитьбе. Такому отношению к браку способствовала и его мать, властная аристократка, не желавшая и слышать о супружеских намерениях со стороны любой женщины. А после смерти сына Лаура де Мопассан словно накинула покрывало на его прошлое. Когда кто-то спросил ее о внебрачных детях Ги, она гневно воскликнула: «Дети! Я не знаю никаких детей, кроме этих», — и показала на книги сына.
К этому можно добавить и утверждение писателя Ш. Лапьера, хорошо знавшего Мопассана. В своей книге «Интимные воспоминания» он писал: «Ни одна из женщин не может похвалиться тем, что пробудила в Мопассане страсть, которая лишила бы его независимости ума и духа».
К несчастью, Мопассан никогда не жил строгой, размеренной жизнью. Он без меры повиновался властным велениям своей страстной натуры: с лихорадочной поспешностью стремился получить сразу все возможные наслаждения, словно предвидя быстрый конец. Он находил острое сладострастие в том, чтобы переступать обычные границы человеческих сил. Всякое безудержное проявление воли и чувства, всякое нервное потрясение, всякое опьянение фантазией и утонченные эмоции — все это глубоко восхищало его. И если при помощи здоровой логики ума Мопассан старался избегать опасных связей, то никогда не отказывал своей могучей натуре в сексуальном удовольствии. Сами его произведения свидетельствуют о грубой чувственности: в его книгах постоянно присутствует беспокойство, навязчивая мысль об обладании женщиной, даже какая-то одержимость — не любовью, но тем, что в ней есть самое первобытное, т. е. половой инстинкт. Все порывы, связанные с любовью, он рассматривал как естественные явления и считал, что описывать их следует без всякого смущения и волнения. При этом беспрестанно обновляющиеся желания представляли для Мопассана интерес только благодаря их немедленному удовлетворению.
Париж боготворил своего кумира. Но мало кто знал, что этот красавец с загорелым лицом и спортивной фигурой, о любовных похождениях которого ходило столько легенд, — болен, причем болен тяжело. К 38 годам Мопассан из цветущего здоровяка превратился в дряхлого старика. О его болезни, а точнее, о версиях ее возникновения писали и продолжают писать многие его биографы, считая причинами ее и чересчур активный, неупорядоченный образ жизни, и умственное истощение, и увлечение наркотическими веществами, и наследственность.
Болезнь быстро прогрессировала, сопровождаясь манией преследования, резкими переходами от подавленности к возбуждению, пока не вступила в предсмертную фазу — безумие. В его последних письмах слышен крик ужаса: «Я не имею ни одной последовательной мысли, я забываю слова, названия всего, и мои галлюцинации, мои страдания раздирают меня. Я не могу писать: я больше не вижу, это крушение моей жизни».
В ночь на 2 января 1892 г., в одну из последних минут просветления Мопассан, не желая пережить крушение своего рассудка, попытался покончить жизнь самоубийством, но неудачно. С этого дня он почувствовал себя окончательно сломленным, его ум, «чуждый страданию», погрузился в беспросветный мрак. 7 января из Канна, где он последние годы жил с матерью, его привезли в Париж и поместили в лечебницу доктора Мерио. После 18 месяцев почти безжизненного существования 6 июля 1893 года Ги де Мопассан скончался.
Хоронили его на третий день, 9 июля на Монпарнасском кладбище. На похоронах присутствовали друзья и почитатели писателя, многие литераторы и артисты. Эмиль Золя произнес речь на могиле друга: «Мы, знавшие Мопассана, сохраним в нашей душе его яркий и трагический образ. А впоследствии те, которые будут знать его только благодаря его произведениям, полюбят этого писателя за вечную песнь любви, которую он пел жизни».
Трудно сказать, искал ли великий жизнелюб свой идеал женщины, которая бы смогла утолить все его страсти и направить в более спокойное и безопасное житейское русло. Возможно, такой образ нередко и возникал перед его мысленным взором. Тому есть красноречивое свидетельство, записанное рукой самого писателя: «Я люблю только одну-единственную женщину — Незнакомку, Долгожданную, Желанную — ту, что владеет моим сердцем, еще невидимая глазу, ту, что я наделяю в мечтах всеми мыслимыми совершенствами…»
Сказанное Мопассаном звучит возвышенно и страстно. Но, скорее всего, это лишь плод творческой фантазии. Вопреки устремлениям своей души он твердо знал — такой женщины на свете не существует, иначе бы не произнес в конце жизни совсем иную фразу, окрашенную не романтической возвышенностью, а глубоким трагизмом: «Я никогда не любил!»
Кто после этого скажет, что любовь не величайшая загадка из всех мыслимых человеческих тайн!
Уайльд Оскар
(род. в 1854 г. — ум. в 1900 г.)
Вся жизнь этого человека напоминала спектакль — порой великолепный, порой комический, порой драматический, — но с неизбежным трагическим финалом. В этом спектакле он играл главную роль, а кроме того, был режиссером, гримером, костюмером. И конечно же, автором невероятно остроумных диалогов и афоризмов, которые после «премьеры» подхватывались лондонской публикой. Проще было бы назвать его талантливым фатом. Но как-то не поднимается перо для начертания этого слова. Ибо речь идет не только об уникальном мужчине, но и о классике английской литературы, вошедшем в мировую историю под именем Оскара Уайльда.
Отец Оскара, сэр Уильям Роберт Уилз Уайльд, считался одним из самых уважаемых граждан Дублина. Его таланты были у всех на виду: замечательный хирург, историк, археолог, этнограф, популярный лектор — чем только не одарила природа отца будущего писателя! Не менее образованна была и мать Оскара леди Джен Франциска Уайльд. Она знала латынь, греческий, несколько европейских языков, да и сама сочиняла отнюдь не бездарные стихи, прославлявшие доблесть ирландцев в пору их легендарных подвигов. Но более всего леди Уайльд притягивала светская жизнь. Недаром же свою девичью фамилию Элджи она считала искаженной формой от Алигьери и причисляла Данте к своим предкам.
В такой благодатной атмосфере и вырос юный Уайльд. В салоне матери прошли его детские годы, навсегда определив страсть к высшему обществу, дорогим ресторанам и новомодным, иной раз слишком экзальтированным нарядам. Тяга к эстетизму проявилась в Оскаре очень рано. Еще будучи воспитанником знаменитой в Ирландии Портола-скул, он выделялся среди остальных мальчиков подчеркнутой опрятностью в одежде, идеальной прической. Всегда веселый, остроумный, он был прекрасным рассказчиком, придумывал язвительные прозвища для товарищей и учителей. Оскар никогда не принимал участия в развлечениях, не играл в крикет только потому, что, по его мнению, при этой игре приходилось порой принимать «некрасивые позы», презирал гимнастику, а заодно и ее преподавателя. Зато много читал, и книжная жизнь интересовала его гораздо больше, чем реальная. Он пока еще не знал, суждено ли ему стать великим поэтом или великим художником, но в том, что в будущем он совершит нечто выдающееся, юный Уайльд не сомневался.
Не изменилось его поведение и в колледже Троицы, где юноша проучился три года. Нравы там были грубые, ученики шатались по кабачкам, проводили ночи у кельнерш и в публичных домах. Посему сдержанный, изысканный в манерах Оскар ни с кем не дружил, а свободные дни старался проводить дома, наслаждаясь великосветским обществом Дублина, которое собиралось по субботам в доме Уайльдов.
Колледж Троицы Оскар закончил с золотой медалью и в октябре 1884 г. поступил в Оксфорд. И уже здесь четко проявилась истинная суть его натуры — выделяться среди других, поражать необычностью внешнего облика, шокировать окружающих, скрываясь за маской иронии, парадоксов, остроумных эпиграмм.
Образ, умело создаваемый Уайльдом для самого себя, углублялся и все больше приобретал черты изысканности уже в Лондоне, где он поселился после окончания Оксфорда. Свое жилище, несмотря на скудость средств, он обставил с претенциозной роскошью: ковры, вазы, драпировки соседствовали с портретами знаменитых актрис и изображениями обнаженных женщин. Щеголеватый денди не пропускал ни одной театральной премьеры, часто бывал за кулисами, дружил с артистами и актрисами, посылал им сонеты. Вскоре он и сам выступил с «любовным дебютом», увлекшись начинающей актрисой Флорри Бэлкум. Причем в его романтическом воображении хорошенькая, но простоватая девушка представала то Розалиндой, то Джулией, то Беатриче.
Правда, возлюбленная Оскара разделяла его восторги с некоторой оглядкой. Она мечтала перейти с захудалой сцены в большой театр, и полагала, что Уайльд ей в этом поможет, поскольку принимала его за влиятельного журналиста. Убедившись, что просчиталась, она резко порвала с ним. Оскар перенес любовную неудачу довольно спокойно и в дальнейшем вспомнил о Флорри лишь тогда, когда создавал образ Сибиллы Вейн в «Портрете Дориана Грея».
В 1881 г. Уайльд издал, скорее всего, за собственный счет, книгу «Стихотворения». В вычурных заглавиях и словесных переливах было все, что может волновать возвышенную натуру — музеи, путешествия, книги, герои, любовь, боги и статуи, озаренные солнцем Греции и Италии. Несмотря на равнодушие критики, книга обрела неожиданно шумный успех, какого давно не знала Англия. И потому Уайльду не составило большого труда попасть в великосветские салоны. Правда, многие считали его эстетствующим шутом, готовым ради саморекламы на любые литературные фокусы и эксцентричные выходки. Чего, собственно, и добивался Оскар. Он продумывал свои эскапады до мелочей, включая и оригинальный костюм. И впрямь, уайльдовский наряд вызывал у публики если не оторопь, то скандальное внимание: короткие штаны до колен, черные длинные чулки, золотистый пиджак, украшенный огромным цветком, нередко подсолнечником. И уж совершенно немыслимыми для строгого английского общества были его длинные кудри до плеч.
Женился Уайльд довольно поздно, в 30-летнем возрасте. Его избранницей стала дочь дублинского адвоката Констанция Ллойд. Хрупкая, обаятельная девушка представляла собой тип истинной английской леди. Оскар увидел в ней женщину, о которой всегда мечтал. А в нем эта скромная, застенчивая девушка увидела сказочного принца и влюбилась без памяти.
Почти год продолжалась нежная супружеская любовь. Со свойственным ему романтизмом Оскар восхищенно расхваливал друзьям свою юную жену: «Она прекрасна, бела и стройна, как лилия, и глаза ее словно пляшут, и смех ее трепещет и волнует, как музыка». Он любил демонстрировать Констанцию гостям, среди которых были Марк Твен, Сара Бернар, Рескин, придумывая для нее экзотические наряды. В гостиной она появлялась то в греческом, то в голландском, а то и в средневековом костюме. И самой себе казалась одним из созданий, порожденных воображением Оскара.
Менее чем за два года Констанция родила двух сыновей, Сирила и Вивиана. Любить жену и детей Оскару казалось занятием легким и приятным, и он решил начать жизнь, полную труда и самоотверженности. В итоге Уайльд занял должность главного редактора «Вуменз уорлд» — журнала, посвященного женским модам. Почти два года он самозабвенно писал о всякой всячине — прислуге, убранстве дома, моделях шляпок, качестве духов и прочее.
Но вскоре оказалось, что повседневная, будничная жизнь с заботами о жене и сыновьях была не для него. И Констанция вечерами все чаще оставалась дома одна. А где бывал Оскар, что делал — вряд ли могли бы сказать даже самые близкие люди. Иногда он возвращался домой в таком странном наряде, что это могло навести на весьма неуместные подозрения.
Первые намеки на нетрадиционную ориентацию Уайльда современники увидели в его рассказе «Портрет У. X.». Это произведение появилось в результате усердного чтения Шекспира, чьи сонеты принадлежали к любимым книгам Уайльда. В любую минуту он мог цитировать наизусть десятки этих великолепных стихов, насыщенных скрытым содержанием. Его привлекала их тайна, затемненная сотнями исследований, трактатов, пытающихся ее объяснить. В то время было довольно распространено мнение, что «Сонеты» адресованы лорду Уильяму Херберту. Оскар же выдвинул давно забытую теорию, что героем их на самом деле является молодой актер Уильям Хьюз, чей образ полон изящества и поэтичности. Издатели рукопись не приняли, побоявшись распространять сомнительную, на их взгляд, версию о любви Шекспира к юношам. Наконец, скандальный очерк опубликовал один журнал, после чего в гостиных, клубах, в прессе разгорелась жаркая дискуссия. Дело закончилось тем, что очерк был воспринят как личное признание Уайльда в том, что он испытывает нездоровую симпатию к молодым особам мужского пола.
Оскар абсолютно не был этим смущен и вел себя вызывающе. С недавних пор он часто заглядывал в итальянский ресторанчик в Сохо и его постоянно сопровождал один молодой литератор, Роберт Росс. Уайльд познакомился с ним в приемной редакции «Сэтердей ревю», где тот смиренно ждал, пока его вызовет редактор. И вскоре между ними возникла довольно странная дружба, впрочем, со стороны Уайльда великодушная, доброжелательная и благодарная; а со стороны Росса — покорная, преданная, непоколебимая. Между прочим, Росс был одним из немногих, кто испытывал чувство восхищения и преданности к Уайльду в течение всей жизни.
В апреле 1891 г. в книжных магазинах Лондона появился роман «Портрет Дориана Грея». Сюжет, навеянный бальзаковским романом «Шагреневая кожа», повествовал о нетленной красоте юноши, который ради сохранения своей молодости пошел на сделку с совестью. Все его пороки и преступления находят отражение лишь в портрете, который с каждым днем и месяцем становится все страшнее. Смерть Дориана Грея, описанная в таких же жутковатых тонах, становилась естественным следствием его неутомимых желаний и злодеяний. И лишь с гибелью Дориана портрет обрел первоначальную красоту, словно подтверждая тленность жизни и вечность искусства. В романе четко вырисовывались два главных персонажа — лорд Генри Уоттон, рассуждающий по-уйальдовски, и юный Дориан Грей, вдохновленный уйальдовскими страстями.
Кстати, всего две недели потребовалось Уайльду для написания книги о демоническом красавце Дориане, чья мечта о вечной молодости так будоражила его создателя.
Поделиться книгой: