Помоги проекту - поделись книгой:
Ключ к новому поиску
За крайними домами поселка Аджимушкай открывается перепаханный воронками пустырь, теперь уже бурно заросший травой. Неподалеку высится Царский курган — знаменитый археологический памятник, а ближе к нам памятник совсем недавний — бетонные фигуры бойцов и жителей Аджимушкая, поднимающихся из каменоломен в последнюю атаку. Когда я в первый раз приезжал сюда, монумента еще не было, а музей под землей только создавался. Теперь на асфальтированном пятачке стоят автобусы, а перед крыльцом домика, где размещается экскурсбюро, пестреет толпа.
Мы выгружаем из автобуса тяжелые рюкзаки. В них буссоли, рулетки, теодолит, шахтерские фонари, батареи электропитания и теплые вещи — все необходимое для работы под землей. На нас смотрят с интересом и с некоторым недоумением. Мы взваливаем на плечи рюкзаки и идем через пустырь мимо входа в подземный музей. Тропинка проходит над Центральными каменоломнями, огибая черные провалы, и ведет в лощину, удобную вроде бы для размещения базового лагеря.
Оглядываю свою группу, которая растянулась цепочкой. Впереди Павел Лавренко, маркшейдер Одесского шахтоуправления. Ему отводится одна из главных ролей в экспедиции: он отвечает за съемку и картографирование неизученных частей каменоломен. Собственно, это основная задача, стоящая перед нами. Павлу и мне будут помогать в этом Виктор Василишин и Александр Саморуков, Игорь Грек, Татьяна Мазур, Владимир Васильев, Евгений Гущин, Татьяна Емельянова... Одесские студенты и рабочие, инженер-строитель и матрос — всех их связало с нами, геологами, общее увлечение исследованием старинных подземных выработок. Мы познакомились в военно-патриотическом клубе «Поиск» при Одесском горкоме комсомола Украины и областном совете по туризму и экскурсиям. Много лет вместе в отпускное время изучали и картографировали знаменитые одесские катакомбы. Результатом нашей общей работы стала книга, написанная мною совместно с Валерианом Юдиным «Одесские катакомбы». Этот опыт пригодится, конечно, и при изучении Аджимушкая. И все-таки уверенней других чувствует себя Владимир Васильев: он участвовал в аджимушкайской экспедиции «Вокруг света» весной 1972 года.
В лощине задувал сильный ветер, небо хмурилось.
— Надо устраивать базу в каменоломнях,— предлагает Васильев.— Я знаю подходящее место.
Подумав, я соглашаюсь. Опыт жизни в катакомбах у нас есть. Не выходя без особой необходимости на свет, легче приспособиться к абсолютной темноте, к прохладному, чуть сыроватому воздуху под сводами.
Малые Аджимушкайские каменоломни, где мы решили обосноваться, находятся недалеко от Центральных. В мае—октябре 1942 года здесь, как известно, велись оборонительные бои под командованием старшего лейтенанта М. Г. Поважного. Малые каменоломни под землей не сообщаются с Центральными. Фашисты, захватив Керчь, быстро изучили местность, изолировали каменоломни снаружи рядами колючей проволоки, устроив у входов пулеметные гнезда.
Следом за Владимиром спускаемся в Малые каменоломни. И видим следы войны: выщербины на стенах, ржавые гильзы между камней...
— Выработки здесь прорезают пласт в несколько этажей,— поясняет на ходу Васильев.— В Центральных каменоломнях — только один уровень. Но ориентироваться здесь легче: залы просторней и выше, опоры-целики тоньше и даже отдаленно напоминают колонны. В Центральных — больше завалов и тупиков.
Здешние разработки ракушечника всегда велись бессистемно. С незапамятных времен рубили камень как придется, врезались в пласт с разных сторон. Где камень не нравился или работа шла туго, штольни бросали. Так возникла цепь всевозможных лабиринтов. Ориентироваться здесь могли лишь каменотесы, а с тех пор, как прекратились разработки и отгремела война, в каменоломни рискуют спускаться, несмотря на запреты, только бедовые керченские мальчишки. До нас никто и не думал составлять подробных планов старых выработок, если не считать карты небольшой части Центральных каменоломен, отведенной под музейную экспозицию.
Васильев вел нас уверенно, хотя иной раз мне казалось, что мы крутимся на одном месте или идем в обратном направлении. Но Владимир довольно быстро отыскал базу какой-то давней экспедиции, о чем красноречиво свидетельствовал закопченный потолок. Еще раз убеждаюсь: Васильев один из лучших одесских поисковиков.
— Ничего местечко,— восклицает Игорь Грек, присаживаясь на каменный уступ.— Есть где прилечь.
Тут же он распаковывает рюкзак и достает видавший виды спальник.
Разводим примус, наскоро готовим обед. Всем не терпится сейчас же приступить к работе. Но первым делом надо изучить подходы к подземному лагерю.
— После согласования с музеем начнем работу в Центральных каменоломнях,— говорю я, распределив обязанности.— А пока работаем здесь.
К вечеру, наступление которого мы определяли теперь уже только по часам, на нашей рабочей карте появились первые контуры. Мы установили несколько опорных точек, с помощью которых можно было легко определять свое положение на плане.
— Ребята, взгляните сюда,— позвал во время работы из темноты Игорь Грек.— Здесь стенка!
Мы подошли ближе. Осмотрели укрытие, сложенное из камней на цементе. В стенке имелось небольшое отверстие — только проползти человеку. За ней оказалась другая стенка из камней, более толстая, с бойницами. Отсюда было удобно стрелять вдоль коридора. Двойная стенка, на которую мы наткнулись случайно, очевидно, спасала от газов и холода. Температура с внешней стороны оказалась на два градуса ниже, чем с внутренней. За этим сооружением шли огромные, высотой пять-шесть метров залы, совершенно, по нашему мнению, непригодные для жилья.
Уже на базе, выслушав наш рассказ, Васильев, который в этот день работал в другой части каменоломен, объяснил:
— Это сооружение уже известно. Установлено, что стенку соорудили керченские партизаны в 1941 году. Надо полагать, это укрепление использовали защитники каменоломен и в сорок втором году.
Поработав несколько дней в Малых каменоломнях, мы нанесли на карту значительную площадь выработок и перешли наконец в Центральные каменоломни.
Быть может, со стороны наша работа покажется скучной. Опорные точки, линии на бумаге... Мы не вели специально поиска реликвий. Правда, они нам попадались довольно часто. В восточной части каменоломен, где выработки имеют более ровные очертания — это место прежде называли Греческими каменоломнями,— поисковые отряды работали неоднократно. Участок этот весь в завалах, целики испещрены следами пуль. По воспоминаниям очевидцев, здесь проходил первый бой гарнизона с фашистами, предполагают, что где-то неподалеку, в одном из залов, находился штаб полковника Ягунова.
Павел Лавренко провел в Греческих каменоломнях не один день, фиксируя на чертеже места прежних поисков и раскопок. Место это, говорили поисковики, перспективное — здесь немало заваленных камнями ям до двух метров глубиной. В них можно было прятать документы, хоронить убитых. Такие ямы, конечно, специально в войну не копали — это следы добычи камня, так называемой дорезки. Именно в такой яме одна из прежних экспедиций обнаружила стопки неотправленных солдатских писем 42-го года. Перебрав несколько незначительных завалов, мы нашли гильзу от снаряда, рубашку «лимонки», ржавые патроны от винтовки, остатки боевого устава, куски газеты военного времени.
Картографирование в столь необычных условиях увлекает начисто, забываешь даже о еде, но жажда постоянно напоминает о себе.
Как-то раз мы вышли из каменоломен в лощину, где находился колодец. Об этом месте приходилось много слышать и читать. Колодец назывался Сладким. Фашисты, не смея сунуться под землю, прикрывали подступы к воде. Пока ценой страшных усилий не пробили глубокий подземный колодец, здесь ежедневно гибли десятки красноармейцев, отбивая у врага каждое ведро воды.
Пробыв не больше двух часов в каменоломнях, мы жадно припали к воде. Она действительно показалась сладкой.
— Здравствуйте, я сказал,— раздался за моей спиной не очень приветливый голос. Я обернулся: передо мной стоял немолодой мужчина, лицо которого было мне смутно знакомо.
— Есть ли у вас разрешение спускаться в каменоломни? — строго спросил он.
Пришлось вытащить из полевой сумки бумаги.
— Михаил Петрович! — вмешался Васильев.— Не узнаете? Мы же работали с вами в экспедиции!
Мужчина оглядел Васильева и заулыбался, от его суровости не осталось и следа. Неужели это он, Михаил Петрович Радченко, «сын полка» аджимушкайского гарнизона? Вспомнилась его фотография в историко-археологическом музее. Только на той давней фотографии ему не было и пятнадцати. Но тот же высокий лоб, зачесанные назад волосы, прямой нос над припухшими губами с насмешливой складкой... Радченко из тех, кто оставался под землей до последних дней героической обороны, пережил фашистский плен, а в конце войны еще повоевал с врагами. Получив незадолго до Победы тяжелое ранение, он вернулся в родной Аджимушкай и с тех пор никуда не уезжал.
Михаил Петрович присел с нами на скамеечку у Сладкого колодца.
— Я наблюдал из укрытия, примерно там, откуда вы вышли, за этим колодцем,— припомнил он.— Неожиданно из камней выскочил красноармеец с ведром. Через несколько метров солдат будто наткнулся на невидимую стену и упал. Снайпер бил с колокольни...
Так выглядит один из главных входов в каменоломни, возле которого велись ожесточенные оборонительные бои.
От внимания Игоря Грека и его друга Павла Лавренко не ускользают даже мелкие, казалось бы, незначительные, реликвии военной поры — будь то гильзы, звездочка с пилотки, знаки отличия... Любая находка может приоткрыть неизвестную страницу Аджимушкая.
Сотни людей постоянно приезжают в Аджимушкай и спускаются в музейные залы каменоломен.
Мы посмотрели туда, куда показывал Радченко, но колокольни не увидели. Михаил Петрович смотрел и видел совсем иную, нежели мы, картину. На месте, где стояла колокольня, теперь шла асфальтированная дорога.
— Той ночью я подполз к убитому, забрал винтовку и документы, вернулся назад. Имени бойца я, к сожалению, не запомнил, документы отдал комиссару. Так обычно поступали.
— Еще одно подтверждение существования архива гарнизона,— словно убеждая кого-то, заметил Васильев.
Отдохнув, Радченко повел нас под землю. Он ступал уверенно, то и дело давая короткие пояснения, которые Татьяна Мазур едва успевала наносить на рабочую карту. Чертеж, состоящий с одного конца из ровных квадратов, с другой стороны, откуда мы вошли, был испещрен бесформенными зигзагами. Эта часть каменоломен, которую местные жители называют Кирикова скала, изучена меньше всего. Одна за другой на карте появлялись пометы: «госпиталь», «пост», «кровать», «почта»...
Сверху неожиданно брызнул яркий свет. Над нашими головами открылось лазоревое небо. Мы стояли на дне широкой воронки.
— Чтобы выбить бойцов из укрытий,— объяснил Радченко,— фашисты долбили на поверхности шурфы, закладывали взрывчатку. Если мощный взрыв не мог пробить толстой кровли, ударная волна, не находя выхода из подземных пустот, буквально сжимала наши тела, бросала на камни, глушила... Это были страшные минуты.
По осыпи мы забрались наверх и оказались почти посередине пустыря, вдали от мемориала. Карта перешла к Радченко. Он провел пальцем между синими квадратиками, обозначавшими целики, и коричневыми пятнами, отмечавшими завалы-воронки, показывая нам пройденный маршрут.
Мы расположились перед длинным провалом, пытаясь с помощью карты проанализировать один из эпизодов обороны этого участка. Картина, которую нам удалось воссоздать, в общем совпадала с той, что нарисовал Радченко. Так мы убедились еще раз в правильности многих выводов, которые позволял сделать отснятый план. Стал ясным логичный и жестокий замысел фашистов сломить организованное сопротивление одним линейно-поперечным завалом, разделив каменоломни на две изолированные части. Взрывы кровли, возможно, пришлись на места наибольшей концентрации обороняющихся. Поисковики, например, проходя по краю этого обвала, постоянно встречали человеческие останки, боеприпасы, оружие. Вот и сейчас Васильев и Саморуков, пройдя по краям осыпи, тоже принесли несколько рубашек от гранат, двугорлую масленку, сплавленные в ком пистолетные патроны.
— Точки опорные, как просил, вы определили? — на всякий случай уточнил я.— Покажите на карте, где обнаружили находки.
И мы в который раз склонились над картой, перенося на лист полученную информацию.
Топосъемку выработок мы вели несколько недель. Постепенно уточнялась карта, наносились на бумагу новые галереи, фиксировались завалы. По нашим подсчетам, протяженность всех ходов в Центральных каменоломнях не превышает десяти километров, а площадь — четырех гектаров. Это доступная часть каменоломен, и она практически обследована за годы предыдущих экспедиций. Вместе с тем мы насчитали более шестидесяти крупных завалов объемом от 100 до 800 кубических метров каждый. Что скрыто под тоннами обрушенной породы?
Вот одна выписка из публиковавшегося не раз дневника неизвестного командира 1-го запасного полка, сражавшегося в Малых Аджимушкайских каменоломнях:
«29.5.42. Взрывали над нашим расположением, и вследствие обвала погиб почти весь состав командиров 3-го батальона, созванных комбатом на совещание.
30.5.42. Штаб полка перешел в глубь каменоломен. Ожидаются новые взрывы».
Вероятно, под каждым из завалов можно обнаружить находки, проливающие свет на события военной поры. Эту догадку подтверждают и приведенная выше запись, и воспоминания участников обороны.
В последний день экспедиции, когда электроэнергия в наших батареях была на исходе, Васильев нашел на поверхности одного из завалов ножницы для резки колючей проволоки, сердечники бронебойных снарядов. Эти находки также передаем в музей. Для них уже не хватает места на стеллажах...
Долго сидим в маленьком домике возле пустыря с сотрудниками музея и обсуждаем итоги нашей экспедиции. Они перед глазами — составленная нами карта подземных лабиринтов, в которых сражались советские воины. Директор, Валентин Павлович Разумов, говорит, что многолетний поиск в каменоломнях, во многом бессистемный и стихийный, но принесший немало ценных находок, должен уступить место поиску организованному, четкому, руководимому специалистами. С этим нельзя не согласиться. Мы и составляли карту каменоломен, чтобы те, кто будет вести поиск дальше, имели полную информацию об уже проделанном и не повторяли неувязок предыдущих экспедиций, когда находки не фиксировались графически. Наметанный глаз нашего маркшейдера Павла Лавренко, например, без труда распознавал следы недавних раскопок в залах, где работал в семьдесят втором Владимир Васильев.
Во время следующей экспедиции можно будет осторожно, подобно археологам, приступить к разбору завалов, частично расчистить, укрепить галереи, отсеченные взрывами. Не исключено, что там, под толщей обрушившейся земли, лежит и архив подземного гарнизона. Ключ к его поиску может дать карта, покрытая штрихами и коричневыми пятнами, напоминающими следы запекшейся крови.
Подземная крепость
В течение многих лет, начиная с 1969 года, наш .журнал рассказывал о героической обороне Аджимушкайских каменоломен, о бессмертном подвиге защитников «подземной крепости» (См. «Вокруг света» № 3 за 1969 г., № 8 и 11 за 1972 г., № 5 и 11 за 1973 г., № 2, 7 и 12 за 1974 г., № 4 за 1975 г., № 4 за 1977 г., № 6 за 1983 г.), как назвал Аджимушкай известный писатель Сергей Сергеевич Смирнов.
...В начале мая 1942 года, прикрывая отход Красной Армии через Керченский пролив, резерв командования Крымского фронта, а проще говоря, несколько сот молодых офицеров, среди которых было много вчерашних курсантов и возвращавшихся в строй из госпиталей после ранений, а также отдельные группы красноармейцев оказались отрезанными от переправ и попали в окружение.
Не прекратив сопротивления, они спустились в каменоломни под Керчью, превратив их в своеобразный укрепленный район. Фашисты бросили сюда большие силы. Защитники Аджимушкая, которыми командовал полковник П. М. Ягунов, а после его гибели подполковник Г. М. Бурмин и батальонный комиссар И. П. Парахин, испытывая острую нехватку боеприпасов, продовольствия, воды, медикаментов, не имея практически никакой связи с действующей армией, в течение полугода стойко сражались с врагом. Они держали оборону с мая по октябрь 1942 года. Более двух тысяч бойцов подземного гарнизона проявили беспримерное мужество, преданность Родине, верность воинскому долгу.
Многие годы после войны не были известны обстоятельства героической обороны Аджимушкая. Большинство его защитников погибли в каменоломнях, немногие, кто уцелел, попали в фашистские концентрационные лагеря. В архивах — никаких документов о деятельности подземного гарнизона, никаких неоспоримых свидетельств. Оставались неизвестными как имена героев, чьи останки были перезахоронены в мирное время на воинском кладбище в Керчи, так и тех, кто был погребен под многотонными завалами в каменоломнях.
По инициативе редакции при непосредственном участии Керченского горкома партии и горкома комсомола, а также Крымского обкома ЛКСМ Украины к исследованию Аджимушкайских каменоломен приступили молодежные поисковые отряды из Одессы, Челябинска, Миасса, Ростова-на-Дону, Симферополя и Керчи. Под руководством научного сотрудника Керченского историко-археологического музея С. М. Щербака, возглавившего потом созданный в музее отдел Обороны Аджимушкайских каменоломен, поисковики метр за метром обследовали подземные лабиринты. В нагромождениях камней и толще тырсы — каменной пыли — были обнаружены всевозможные свидетельства ожесточенных боевых действий: проржавевшее оружие, неразорвавшиеся боеприпасы, которые с предосторожностями извлекли саперы, остатки воинской амуниции. Все это теперь — в экспозиции и фондах музея. В каменоломнях были найдены полуистлевшие красноармейские книжки и партийные билеты, солдатские письма и медальоны, продовольственные и другие бланки, даже обрывочные записи командиров.
Не все, естественно, сегодня сумели прочесть. Бумага иной раз рассыпалась при малейшем прикосновении. Некоторые строки удавалось разобрать только с помощью криминалистов и реставраторов. Так возвращались из небытия имена героев-аджимушкайцев, постепенно, от находки к находке, прояснялась картина боевых действий.
Об этом и рассказывали наши очерки и репортажи. Во многом благодаря этим публикациям подвиг подземного гарнизона стал широко известен. Откликнулись и оставшиеся в живых участники обороны. Некоторые из них приезжали в Керчь, спускались в каменоломни, заново переживая прошедшее, помогали работе поисковых отрядов.
После выхода в свет очередного материала под рубрикой «Экспедиция «Аджимушкай» в редакцию неизменно шел поток писем с воспоминаниями очевидцев, сообщениями родственников и всех, кто знал тех, чьи имена удавалось установить (как правило, они числились «пропавшими без вести»), поступали предложения от желающих принять участие в экспедициях.
За эти годы систематического поиска в каменоломнях благодаря изучению найденных документов и реликвий, переписке с участниками обороны и их близкими, которую проводил Керченский историко-археологический музей, большой помощи работников военных архивов удалось восстановить важнейшие боевые эпизоды, выяснить более 1300 фамилий бойцов подземного гарнизона, проследить судьбы некоторых командиров и солдат. В Аджимушкайских каменоломнях была организована экспозиция; ежегодно сюда приходит более полутора миллионов человек.
В последние годы поисковые работы в Аджимушкае не прерывались, но важных находок встречалось все меньше. Этому есть объяснение: в настоящее время практически вся доступная для осмотра площадь каменоломен уже обследована. Вести работы дальше мешают завалы. За ними, возможно, находятся отсеченные взрывами неизвестные участки галерей. Ни одной из экспедиций пока не удавалось проникнуть и внутрь многотонных каменных насыпей — воронок, под которыми могут лежать документы, проливающие свет на неясную еще в подробностях историю обороны каменоломен. Исследователей по-прежнему продолжает волновать судьба так и не найденного архива подземного гарнизона. Оставшиеся в живых участники обороны свидетельствуют: этот архив существовал. Как и в любой воинской части, здесь ежедневно издавались приказы, писались представления к наградам, велись журналы боевых действий. При политотделе работала партийная комиссия, заполнялись бланки и документы различных служб — строевой, продовольственной, медицинской. Как было установлено, архив гарнизона не был уничтожен последними защитниками, не попал он и в руки врага. Не исключено, что архив оказался под обвалом во время взрыва или же был надежно спрятан.
«Все неразгаданные, нераскрытые страницы аджимушкайской обороны, как меридианы на Северном полюсе, сходятся в одной точке: архиве подземного гарнизона,— писал в одном из своих последних репортажей, опубликованных на страницах журнала «Вокруг света», безвременно ушедший из жизни журналист Арсений Рябикин, участник многих аджимушкайских экспедиций.— Но где искать его, как?»
Приходит пора открыть новую страницу в исследовании Аджимушкайских каменоломен. По инициативе журнала «Вокруг света», комсомольцев и молодежи Крыма и других областей страны экспедиция «Аджимушкай» готовится перейти от поисковых разведок к раскопкам, близким к археологическим. Экспедиция будет проходить в рамках Всесоюзного похода комсомольцев и молодежи по местам революционной, боевой и трудовой славы Коммунистической партии и советского народа, непосредственную помощь ей окажут Центральный штаб Всесоюзного похода, Керченский горком партии и горком комсомола, Крымский обком ЛКСМ Украины, Керченский историко-археологический музей, молодежные поисковые отряды из разных городов, саперы и военные связисты, специалисты по военной истории, археологи, реставраторы.
Журнал будет регулярно освещать ход и результаты этой многолетней комплексной экспедиции, которая является частью Всесоюзной экспедиции «Летопись Великой Отечественной».
Надо надеяться, что в будущей работе большим подспорьем окажется топографическая карта Аджимушкайских каменоломен, составленная в прошедшем полевом сезоне членами военно-патриотического клуба «Поиск» Одесского горкома комсомола и областного совета по туризму и экскурсиям, а также результаты прошлогоднего поиска военных реликвий, проведенного в Центральных каменоломнях группой «Поиск» Ростовского государственного университета.
О работе одесситов — сегодняшний репортаж.
Письма политрука
В планшете писаря подземного гарнизона Малых Аджимушкайских каменоломен И. Е. Ярофеева, найденном керченскими школьниками в январе 1966 года, находился документ, в котором вторым по списку значился старший политрук С. С. Поздняков. В Керченском музее, где собирается и учитывается все, что связано с Аджимушкаем, сведений об этом человеке не было. Но после долгих поисков мне удалось узнать некоторые подробности биографии политрука.
Родился Сергей Поздняков на Орловщине в 1916 году. После школы поступил в Ленинградский пединститут имени А. И. Герцена. Он обладал настойчивым характером и обостренным чувством справедливости. Никогда не повышал голоса, считал недопустимым кого-либо обидеть. Таким запомнили его бывшие однокурсники исторического факультета генерал-майор в отставке Н. Шеховцов, Л. Дисман, А. Коржевский.
В 1939 году Сергей Поздняков вступил добровольцем в Красную Армию. В составе лыжного батальона он воевал с белофиннами на Карельском перешейке. Возвратившись с фронта, женился на однокурснице Фаине Додиной. Сдал последний государственный экзамен в институте, а на следующий день по предписанию военкомата выехал в часть: началась Великая Отечественная война...
В марте 1942 года Сергея Семеновича назначили комиссаром отдельного учебного батальона 389-й дивизии 51-й армии, который дислоцировался в поселке Аджимушкай под Керчью. Вот несколько его писем, посланных отсюда в осажденный Ленинград. Одно из них обращено к дочери, которой 15 апреля 1942 года исполнился год. Письмо начиналось так: «С днем рождения, моя дорогая маленькая Танечка! Хотелось бы расцеловать тебя, купить тебе что-нибудь хорошенькое, мамка пишет, что ты стала совсем уже большая, теперь, может быть, уже и ходить самостоятельно научилась, кушаешь все, что кушают твоя мамка и бабушка с дедушкой и Зинушкой! (Хотелось бы все же знать, что они кушают?) ...Где-то вас застанет это письмо,— волновался Сергей.— ...хотелось бы быть вместе с вами, но здесь я сейчас нужнее... Сейчас я работаю в школе, но это не значит, что я читаю лекции за кафедрой, нет — аудиторией является поле, вверху воздушные бои, бьют зенитки, стреляем из винтовок по стервятникам, рядом рвутся и снаряды. Тетрадей, конечно, ни у кого нет, а вместо карандашей винтовки, гранаты, мины, пулеметы — вот наша школа!»
«Как поживает наш Ленинград? Как там наши ленинградцы? Хотел бы и я быть среди них и защищать мой любимый город,— пишет Сергей жене.— Конечно, для меня и Крым дорог. Буду драться за наши курорты. А потом вы с Танечкой будете там отдыхать. Ты спрашиваешь, как мы воюем. А так, как все, но не так, как у Льва Толстого, война теперь другая, и люди другие, и вообще в книге и кино нельзя передать всего, что может быть на войне, видеть в кино и читать в книге этого мало, совсем мало, надо прочувствовать, а прочувствовать можно только вот здесь.
Вот слышишь — летит мина, противно свистит, и черт ее знает, где она упадет, может быть, прямо к тебе в окоп угодит, как вчера угодила к комиссару полка. Привык и уже по свисту определяешь — куда летит эта чертовщина, но ведь этого все равно мало. А пули, так те совсем шальные, их, конечно, не определишь, она моментально свистнет — и все...
Только что пришел в землянку из отряда. Пользуясь темнотой, выстроил всех и зачитал приказ о награждении ценными подарками — часами. Знаешь, у меня тут есть один старшина, был приказ взять так называемую «минометную сопку», к ней не подступиться — автоматчики, пулеметчики и миномет. А этот старшина нашел трофейный миномет и как раз под вечер начал, к удивлению немцев, бить из него по этой сопке, а с темнотой мы пошли на штурм. И сопка стала нашей... С такими ребятами можно повсюду пойти».
А в конце письма приписка: «Дорого бы я отдал за то, чтобы только посмотреть на дочку, на тебя, на всех. Я не теряю надежды все же вернуться к вам, когда это будет, правда, не знаю, но вы не беспокойтесь».
В мае, когда немцы прорвали оборону войск Крымского фронта, батальон Сергея прикрывал отход основных сил к переправе. Группа из семи человек во главе с комиссаром Поздняковым потеряла связь с основными силами. Создав боеспособный отряд из отходивших бойцов, эта группа успешно вела оборону, а затем отошла в каменоломни. Поздняков стал комиссаром третьего батальона подземного гарнизона.
«В этот тяжелый период Сергей Поздняков показал себя не только как политработник, но и как великолепный боевой командир, умеющий создать прочную оборону и не пропустить врага на занимаемом рубеже»,— вспоминал бывший курсант учебного батальона, а затем участник обороны каменоломен В. Н. Сальников, на руках которого скончался смертельно раненный осколком мины старший политрук С. С. Поздняков.
Ему было двадцать шесть лет. Похоронили комиссара у входа в каменоломни.
Валериан Никандрович Сальников помог отыскать через тридцать лет после войны семью старшего политрука.
Фаина Осиповна Позднякова с болью в душе и вместе с тем с гордостью за мужа написала в музей: «Зачем ему числиться «пропавшим без вести», если есть люди, которые хоронили его. Растут внуки. Пусть они знают, что их дед погиб, защищая Керчь, и похоронен на своей, советской земле, а не пропал без вести».
Дочь комиссара Татьяна Сергеевна Позднякова недавно приезжала в Керчь, где погиб ее отец. Она и передала в дар музею фронтовые письма, которые дошли в осажденный Ленинград, когда политрука уже не было в живых.
Шаланда капитана Та
Словно не замечая поднявшегося на борт пассажира, капитан Та и все семь членов команды сидели на корточках на носу шаланды, поглощенные созерцанием дымящегося пучка благовонных палочек, привязанного к брусу форштевня. Здесь, на юге Вьетнама, ритуал сжигания благовоний предшествует каждому выходу в море.
Старая шаланда № 8207 Хатьенской государственной компании морепродуктов, на которой мне предстоял переход из Хатьена на остров Фукуок, выглядела как одушевленное существо с большими, чуть даже лукавыми, голубыми глазами, нарисованными на окрашенном суриком деревянном носу.
Застрекотав мотором, шаланда прорезала подернутую предрассветной дымкой гладь Ан Нгует — Озера Лунного Спокойствия, окруженного с одной стороны грядой кокосовых пальм, а с другой — рукотворными зарослями деревянных и бамбуковых пристаней и причальных мостков Хатьена, миновала отделяющий озеро от моря мелкий пролив со старинным фортом на возвышении. Часа через два позади, на горизонте, стали таять конические шапки гор вьетнамского и кампучийского берегов, и вскоре прямо по курсу я увидел голубоватый, похожий на профиль ребристой стиральной доски контур Фукуока.
Работая несколько лет во Вьетнаме, я давно хотел побывать на самом крупном острове страны, знаменитом большими морскими черепахами, плантациями черного перца и лучшим в мире, как утверждают все вьетнамцы, пахучим рыбным соусом «ныокмам» — непременной принадлежностью любого вьетнамского обеда.
Из Хошимина на Фукуок есть регулярная воздушная линия, но самолеты выполняют этот рейс лишь раз в неделю. Я отправился на машине, ибо с самолета из поля зрения совершенно выпал бы район Хатьена, с которым Фукуок неразрывно связан и историческими и хозяйственными узами.
Поделиться книгой: