Помоги проекту - поделись книгой:
— Хочу, чтобы ты понял, почему именно Национальный институт одиннадцать лет назад стал центром революционных, антиимпериалистических выступлений панамских студентов.
Я подошел к окну. По улице в четыре ряда катили автомобили. Голубой «форд» безнадежно задерживал движение в левом ряду, однако, несмотря на какофонию клаксонов, уступать дорогу никому не собирался. Типичная ситуация на улице латиноамериканского города. Наконец «форд» включил сигнал левого поворота.
— Внимание,— предупредил Сесар.
Меланхоличный регулировщик вдруг ожил, взмахом жезла остановил встречное движение,— голубая машина свернула влево, пересекла улицу и скрылась за решетчатыми воротами. Судя по виду ворот, пускали туда далеко не всякого...
На туристской схеме эта улица, дугой огибающая западную часть панамской столицы, обозначена как Авенида 4 июля — одна из самых оживленных магистралей столицы.
Дело в том, что как раз напротив окон Национального института, за металлической, в полтора человеческих роста, решеткой, — другой мир. Власть, суд, полиция, армия — все чужое. Американское. Там — Зона Панамского канала.
В сущности, у этой улицы не одно, а три названия. Первое — то, что помечено на туристской карте. Другое — на ярко-зеленых табличках со стороны зоны: Авенида Кеннеди. Третье дал ей народ — Авенида де лос Мартирес. Впервые эти слова — Авенида Павших — были нацарапаны на черном цоколе прямо под решеткой зоны в январе 1964 года как напоминание о трагедии, разыгравшейся здесь, о павших героях, о борьбе панамского народа за воссоединение своей страны.
— Они все еще чувствуют себя там полными хозяевами,— промолвил Сесар, глядя на въезд в зону.— Сейчас они перекрыли движение, вся улица ждет, пока их автомобиль соизволит покинуть авениду. Завтра они перекрывают водопровод, и столица остается без питьевой воды. А то еще отключают в зоне радары, и ни один самолет не сядет и не взлетит в нашем аэропорту... Видишь столбы на повороте за въездом в зону? На них тогда, 9 января 1964 года, мы подняли наши флаги. Прямо под пулями гринго. Жаркое было времечко.
— Ты участвовал в тех событиях?
Сесар показал широкий шрам на шее чуть ниже левого уха.
— Сувенир. «Made in USA»,— грустно усмехнулся он.
Утром 9 января 1964 года Сесар пошел в школу, потом встретился с друзьями. И тут подбежал знакомый парень — рубаха разорвана, на щеке кровавая ссадина:
— Гринго убивают студентов!
На Авениду 4 июля со всех улиц вливались потоки людей — студенты, школьники, рабочие, служащие. Из-за решетки зоны раздавались хлопки выстрелов...
— Пули прижали нас к земле, — вспоминает Сесар. — Ранили моего товарища. Сраженный пулей, упал студент Асканио Аросемена. Он скончался по дороге в госпиталь. Первая жертва схватки...
...События начались за два дня до 9 января. Американские школьники из колледжа, расположенного в Зоне, во время утренней линейки демонстративно подняли лишь американский флаг, «забыв» про панамский. Отказ «зонианс» (так называют в Панаме американцев, живущих и работающих в Зоне канала) выполнить ритуал, ставший уже законом, был воспринят в городе как грубый вызов. Национальный институт забурлил. Его учащиеся решили восстановить справедливость. Шестеро ребят вошли на территорию Зоны с национальным флагом в руках. Они намеревались водрузить его в положенном месте. Но полиция и войска уже поджидали студентов. Их жестоко избили и выгнали за ворота, флаг разорвали. Известие о вторичном надругательстве над национальным достоинством всколыхнуло столицу. Люди бросились на штурм Зоны. Студенты облепили решетку, лезли на столбы с панамскими флагами в руках. Их прогоняли, срывали флаги, но все новые и новые волны накатывались на ограждения. И тогда засвистели пули...
— Я забежал домой успокоить маму. Нелегко было ей снова отпустить меня. Включил радио: число жертв росло. Радиостанции созывали врачей в госпитали, обращались к населению с просьбой сдавать кровь для раненых. Стиснув зубы, я слушал сводки с места боев, гневные комментарии. И тут почувствовал на плече руку матери. До сих пор помню выражение ее глаз. Она сказала: «Иди, сын...»
Я бросился туда, — рассказывает Сесар, — где мои соотечественники шли безоружными на американские штыки и пули. Две из этих пуль настигли и меня. Очнулся в госпитале — палате, переполненной ранеными. Всего их было около пятисот. И двадцать два убито.
Наш флаг — тот, что ты сейчас можешь увидеть в Зоне и на мосту, соединяющем берега канала, — мы так и зовем с тех пор «Флаг 22 павших героев». Когда-нибудь он будет реять над всей территорией Панамы. Я хочу дожить до этого дня! — Сесар, опершись на подоконник, смотрел на решетку, идущую по чужой стороне Авениды Павших...
События 9 января 1964 года сыграли важную роль в жизни Сесара. Поступив в Национальный институт, он примкнул к прогрессивной студенческой организации Фронт революционного единства (ФРЕ), во главе которого стояли коммунисты.
В те годы принадлежность к Народной партии Панамы (НПП) грозила смертью. Коммунистов убивали из-за угла, стреляли в спину, либо, изуродовав до неузнаваемости, бросали где-нибудь на пустыре, у обочины, в канал. Тем самым панамцев как бы предупреждали: вот что ждет всех, кто вздумает стать коммунистом и посягнуть на существующий порядок.
Сесар, сдружившись с руководителями ФРЕ, еще энергичнее стал работать во Фронте. Вскоре его выдвинули в руководство, а через некоторое время он вступил в НПП.
Когда студенческие организации объединились, Сесара избрали генеральным секретарем созданного массового Фронта имени Асканио Аросемены, первым отдавшего жизнь в боях 9 января 1964 года.
Сесар стал авторитетным вожаком учащейся молодежи. Его преследовала полиция, агенты военной разведки устраивали в доме Сесара обыски, к нему подсылали провокаторов. Но не было случая, чтобы студенты не выручили его, не спрятали от ищеек. И вновь страстный голос патриота и коммуниста звучал на митингах и ассамблеях, призывая сверстников к борьбе за освобождение родины.
В декабре 1966 года Сесара бросили в тюрьму. После ареста свирепо пытали, но так ничего и не добились. Год Сесар провел за решеткой. Потом его выслали из Панамы. Он смог вернуться только в 1969-м...
Солнце уже зашло. На Авениде Павших зажглись фонари.
— Пойдем,— сказал Сесар после долгого молчания, — а то институтский сторож будет волноваться, не случилось ли чего с нами.
На улице Сесар остановился, положил мне руку на плечо:
— Чтобы еще глубже вникнуть в расстановку сил, тебе следует побывать на шлюзах. Внимательно послушай рассказы о том, «как гринго построили наш канал». Да, там это преподносят именно так. И потом, хорошо бы прокатиться по самой Зоне. Первое сделать легко, второе — сложнее, но не невозможно...
Однако советом Сесара я смог воспользоваться только два с половиной года спустя.
О чем умолчал гид
Сентябрь 1977 года.
Смотровая площадка шлюзов «Мирафлорес». Вышколенный гид-американец на испанском и английском языках ведет рассказ о Панамском канале. Немного истории, немного — чтобы не утомить туристов, цифр и технических сведений, несколько громких имен, цитат, два-три анекдота. И никакой политики.
Гид отлично знает интересы американских туристов — их здесь большинство. Подробности им не нужны. Кто хочет узнать побольше, отправляется в музей Зоны канала. Там есть карты, схемы, экспонаты. Все, кроме правды, о трагедии маленькой страны, на долю которой выпало горькое счастье быть самым удобным местом для «рытья большой канавы», как называли в Соединенных Штатах панамскую эпопею во времена Теодора Рузвельта.
Практически с первых лет строительства слово «панама» вошло в лексикон человечества синонимом одной из самых шумных афер в истории капитализма XIX века. Вывеска французской «Всеобщей компании Панамского межокеанского канала», начавшей работы, скрывала скопище казнокрадов, дельцов и мошенников, которые беззастенчиво разворовывали фонды компании, баснословно обогащались. Вспыхнул грандиозный скандал. Замять его не удалось даже путем подкупа сотен соучастников, среди которых было немало французских министров и депутатов. Мошенничество дельцов гармонично дополнилось мошенничеством политиканов.
«Всеобщую компанию» упразднили. Триста пятьдесят миллионов франков, растраченных на взятки, сто тысяч прогоревших акционеров, двадцать тысяч обреченных на нищету, потерявших работу строителей, пятьдесят тысяч могильных крестов вдоль русла так и не законченного канала — таков был печальный итог первой «панамы».
Соединенные Штаты Америки, конечно, не остались в стороне от событий. В Вашингтоне понимали: господство над перешейком дает ключ к обширному району, простирающемуся далеко за пределы Центральной Америки. Однако Панама тогда входила в состав Колумбии, которая не намеревалась уступать перешеек Соединенным Штатам. И те прибегли к испытанному приему — заговору. Вашингтон использовал развернутое националистами движение за отделение Панамы от Колумбии. США поддержали сепаратистов, подтолкнули их на восстание. Заблаговременно подготовили и текст договора, дающего Соединенным Штатам исключительное право на строительство канала и предоставляющего им «на вечные времена» территорию, которая потом стала называться «Зоной Панамского канала».
Механизм заговора сработал четко. 3 ноября 1903 года, в день, намеченный для выступления сепаратистов, на стол государственного секретаря США Хэя легла телеграмма от американского консула в Панаме: «Независимость перешейка провозглашена. Договор о канале спасен». Когда три дня спустя к панамскому берегу подошли колумбийские корабли, их встретила американская эскадра... Новая республика была уже признана Соединенными Штатами.
Так свершилась вторая «панама», столь же грязная и позорная, как и первая. Подводя итог кабального для Панамы документа, президент США Теодор Рузвельт самодовольно заявил: «Я взял зону канала».
Семьдесят лет спустя, в марте 1973 года, генерал Омар Торрихос (Главнокомандующий Национальной гвардией Панамы бригадный генерал Омар Торрихос Эррера в октябре 1968 года совершил государственный переворот, открывший новый этап в истории страны. Под руководством Торрихоса в Панаме был осуществлен ряд прогрессивных социально-экономических преобразований. 7 сентября 1977 года правительство Торрихоса подписало с США новые договоры о канале. 31 июля 1981 года Омар Торрихос погиб в авиационной катастрофе. Многие наблюдатели считают его гибель делом рук ЦРУ.), как бы отвечая автору политики «большой дубинки» Теодору Рузвельту, сказал: «Этот договор не обсуждался ни одним из панамцев. Он был подписан двумя иностранцами, и панамский народ никогда не воспринимал его как законный».
Помощь Соединенных Штатов обернулась десятилетиями жестокого унижения национального достоинства панамцев. Металлическая решетка отгородила часть их земли, в сердце страны развевался чужой флаг.
...Разумеется, для этих подробностей не нашлось места в рассказах гида.
На выходе из музея мы столкнулись с шумной группой школьников. Они тоже пришли сюда на экскурсию. Наш спутник Маноло Чавес, молодой панамский коммунист, улыбается:
— Будущие хозяева! Молодежь должна понимать, что канал не только источник будущего благосостояния нации, он — достояние всего человечества. Надо уже сейчас учиться управлять им.
Ребятишкам по семь-восемь лет. Кем они хотят стать?
— Лоцманом, — сразу ответил один мальчик. — А Роберто, — он ткнул в бок дружка, — хочет стать военным, как его отец. Будет защищать канал, чтобы никто никогда не отнял его у нас!
Пятая граница
Сентябрь 1977 года.
— Спрячь фотоаппарат под сиденье. Будет проверка...
Франсиско знает, что говорит. Его самого не раз обыскивали здесь, у въезда на шоссе, ведущее в Форт-Кобби — одну из американских военных баз. Год назад вообще не пропустили, хотя эта дорога связывает столицу с попавшим в Зону городком Веракрус. У солдат был приказ: «Панамцев не пускать!»
Незадолго до этого в Зоне взорвались несколько бомб. Американская пресса взвалила вину на «панамских экстремистов». Газеты бушевали: «Безопасность канала под угрозой!» Расследование силами патриотов вскоре установило: взрывы дело рук «зонианс». Как раз тогда переговоры о новом американо-панамском договоре вступали в решающую стадию, и «зонианс» необходимо было впечатление, что только присутствие здесь американских войск может спасти канал от диверсий, а заодно и экономику США от катастрофы.
— Никто из панамцев не мог пойти на диверсию! — Франсиско даже бросил руль.— Только предатель, сто раз купленный и перекупленный гринго!
Франсиско притормозил, осмотрел меня и снова предупредил, что «там» не стоит ни снимать, ни записывать. Если увидят, будет скандал, а пленки и блокнот отберут.
Нас не обыскивали. Была суббота, солнце плавило асфальт, из-под каски часового стекали струйки пота.
— Куда едете? — спросил часовой.
— В Веракрус.
Солдат лениво обошел автомобиль, заглянул внутрь.
— Когда обратно?
— Часа через полтора.
— Валяйте. — Он хлопнул пятерней по раскаленному капоту, и машина тронулась, сопровождаемая тусклым взглядом стража.
— Вот так, — проворчал Франсиско. — Могут пустить, могут выгнать. — И добавил сквозь зубы: — До поры до времени...
Зону канала панамцы зовут «пятой границей». И неспроста. Здесь, в центре суверенной страны, царят законы американских штатов, вернее, того из них, чей уроженец в данный момент занимает пост губернатора Зоны. Губернатор, он же глава «Компании панамского канала», назначается президентом США. Эта, по сути, колонизаторская должность дает ему абсолютную власть. Он может арестовывать, судить и миловать, разрешить жить в Зоне или выгнать за ее пределы, нанимать и увольнять рабочих и служащих. Жителям Панамы здесь, как в резервации, отведены лишь некоторые дороги, по которым они могут перемещаться, и отдельные места для работы и жилья. И «право» прислуживать гринго — ремонтировать дороги, подметать улицы, стричь газоны, работать поварами и уборщиками. Панамец редко достигает сколько-нибудь значительного поста в Зоне.
Едем по чистому аккуратному шоссе с табличками, советующими не сорить на автостраде. Вокруг холмы, лес, сочные травы, цветы, пение птиц. И вдруг квадратный щит, извещающий о том, что, неосторожно сойдя с дороги, путник рискует угодить под обстрел, а то и подорваться на боеприпасе. Встречаются указатели: «Форт-Амадор», «Форт-Кобби», «Форт-Клейтон», «Форт-Гулик», «Штаб-квартира южного командования США», «Школа Америк...» Сами объекты с дороги не видны — на переднем плане жилые домики, кафе, зоопарк, частный колледж, за ним церковь. Но почти на каждой вершине — антенны, радары.
Жилой район Форт-Кобби. Улочки, подстриженные газоны, детские площадки, казино, церковь, кинотеатр, торговый центр, банки. На каждом шагу таблички: «Вход только для проживающих здесь».
— Неплохо они здесь устроились, а? — говорит Франсиско. — В отличие от соотечественников в Штатах они не платят налогов, сервис и бензин для них тоже грошовые. И все спекулируют — «зонианс», солдаты, высшие офицеры. Такие у них нравы: очень уж дешевые продукты, спиртное, сигареты, спички. Где они еще найдут такой рай? В Соединенных Штатах, что ли, с экономическими, расовыми проблемами, безработицей? Вот почему «зонианс» ненавидят всех, кто стремится поскорее выпроводить их из страны и вернуть панамцам то, что по праву им принадлежит. Сейчас «зонианс» нервничают. Некоторые кричат, что «намерены биться за Зону насмерть». Отсюда и взрывы, о которых я рассказал, и провокации с их стороны. С расположенного поблизости аэродрома тяжело взлетает бомбардировщик. Его темно-зеленая туша так не вяжется со стерильной аккуратностью поселка, тенистыми аллеями для верховой езды.
— Интересно,— подмигнул Франсиско,— знают ли их наездники, что находится под копытами коней?
— ???
— Там целый электронный «муравейник», крупный вычислительный центр. В него стекаются сведения обо всем, что летает над перешейком и даже дальше. Этих «муравейников» здесь немало. Целые горы начинены такими внутренностями. Когда велись разговоры о сроках ликвидации баз, американцы, стремясь затянуть свое присутствие в Панаме, ссылались на то, что только демонтаж их военных сооружений займет очень много времени.
За поселком дорога устремилась к пляжу. Сюда, хотя и с ограничениями, теперь стали пускать панамцев. Но чтобы они не чувствовали себя хозяевами, по обочинам расставили таблички: «Запрещается: останавливаться, сходить с дороги, углубляться в жилой массив, купаться на пляжах для «зонианс».
И не пробуй, панамец, переступить «пятую границу» местных правил. Закон Зоны всегда на стороне гринго...
Зона Панамского канала — это не только колониальное владение США и их арсенал в одной из стратегически важных точек планеты. В условиях, максимально приближенных к боевым, здесь тренировались перед отправкой в Индокитай американские «зеленые береты». Зона — это и сосредоточение школ и полигонов, где пентагоновские специалисты обучают ведению антинародных войн. В 1946 году для подобных целей в Форт-Амадоре был создан так называемый «Латиноамериканский тренировочный центр». Три года спустя его перевели в Форт-Гулик и вскоре дали новое, с виду безобидное название «Школа Америк».
«Задача руководства школы, — писал один французский журналист, — состоит в подготовке элиты латиноамериканского офицерства не к обороне границ своих стран, а к борьбе против так называемого «внутреннего врага». За тридцать лет существования этого заведения с его конвейера сошло 33 400 «горилл» из разных стран континента».
Немало латиноамериканских военных диктаторов числятся среди «самых способных» выпускников «Школы Америк». Генералы Сомоса (Никарагуа), Пиночет (Чили), Гарсиа Меса (Боливия), Карлос Умберто Ромеро (Сальвадор), Ромео Лукас Гарсия (Гватемала) и ряд других занесены в «почетный» список.
Но, к счастью, нередки случаи, когда офицеры, даже прошедшие муштру и «промывание мозгов», вставали на сторону патриотических сил. Пример тому — генерал Омар Торрихос, ставший руководителем процесса больших социально-политических перемен, начавшихся в Панаме с конца 60-х годов...
Флаг на горе Анкон
Сентябрь — октябрь 1979 года.
«Осталось 7 дней... 4 дня... 3, 2, 1...» «Маньяна» — «Завтра!» — вели счет панамские газеты накануне 1 октября 1979 года.
За неделю до этого события в помещении вертолетного ангара американской военно-воздушной базы Албрук состоялась церемония прощания с мистером Гарольдом Парфиттом. Он был семнадцатым по счету губернатором Зоны Панамского канала. И последним. Ровно год не «дотянул» он до истечения срока мандата на этом колонизаторском посту. Для «зонианс» этот театральный акт имел особый смысл — в лице мистера Парфитта они прощались с семьюдесятью пятью годами существования колонии США на панамской земле, с почти тысячью из 1432 оккупированных ими квадратных километров территории.
Много событий произошло в Панаме за эту неделю.
Главнокомандующий Национальной гвардии бригадный генерал Омар Торрихос на осмотре боевого подразделения, которому предстояло занять американскую военную базу, стерегущую тихоокеанский вход в канал, сказал: «Вам выпала историческая роль первыми закрепить в военном отношении то, что было достигнуто за столом переговоров,— взять под свой контроль часть территории, которая более 70 лет была по праву сильного отторгнута от нашей страны. Парни, будьте достойны этой высокой миссии...»
Газеты назвали 1 октября «днем национального воссоединения и деколонизации страны...».
В Панаме открылось заседание Бюро Президиума Всемирного Совета Мира, принявшее резолюции солидарности и поддержки борьбы панамского народа за восстановление полного суверенитета в Зоне канала...
Приступила к работе Комиссия Панамского канала — новый орган, созданный для управления межокеанским водным путем, в ее составе пять панамцев...
Панама оделась в красное, белое, голубое — цвета национального флага. Флаги были повсюду — в руках школьников и студентов, на фасадах государственных учреждений, в окнах домов, на антеннах автобусов и автомобилей, в витринах магазинов и кафе.
«Флаг 22 павших героев» занял место там, куда его не хотели пускать больше трех четвертей века и откуда он был снят 9 января 1964 года — 15 лет 8 месяцев и 21 день назад.
Машина медленно пробирается по переполненным ярким улицам Панамы. Отовсюду несется музыка. Автомобили с громкоговорителями, украшенные лозунгами «Они уходят!», создают немыслимые пробки на перекрестках. Но никто не возмущается. На самом берегу канала во дворце президент Панамы Аристидес Ройо рассказал иностранным журналистам, как страна станет избавляться от оков договора, заключенного в 1903 году.
1 октября навсегда исчезнет понятие «Зона Панамского канала». Начнется поэтапная передача под суверенитет Панамы портов, шоссейных и железных дорог, административных и жилых зданий, школ, больниц, сооружений одиннадцати (пока что только одиннадцати) из ныне существующих четырнадцати военных баз. Панамская сторона будет верна положениям нового договора, никакие маневры противников перемен не помешают этому справедливому и законному процессу.
Всем ли был хорош новый, тысячи раз воспетый и столько же раз раскритикованный договор? Генерал Омар Торрихос на митинге в Панаме признал, что в нем есть пункты, которые «могут быть отвергнуты любым панамцем». Он имел в виду и растянутые до 31 декабря 1999 года сроки вывода американских войск и баз из Зоны, и предоставление военным кораблям США права «быстрого и ничем не обусловленного прохода через канал», и наличие в договоре положения, допускающего «на неопределенный период» американское вмешательство в случае, если нейтралитет канала, по мнению Вашингтона, окажется под угрозой; то есть, говоря словами самого генерала, ставящего страну «под защитный зонтик Пентагона». В то же время, отстаивая подписанные им документы, Торрихос отмечал, что без таких условий, которые он назвал «камнем в ботинке», договор не имел бы ни малейшего шанса на ратификацию в американском конгрессе.
«Двадцать три года нам придется терпеть этот «камень»,— сказал в те дни генерал.— Но это лучше, чем нож, нацеленный в сердце».
В ночь на 1 октября Панама не ложилась спать. Ровно в полночь вспыхнул гигантский фейерверк над горой Анкон. Эта гора ранее находилась на территории Зоны и была недоступна для панамцев. А в шесть часов утра громкий перезвон колоколов и звуки фанфар возвестили начало победного марша народа.
В те праздничные дни мне очень хотелось повидать моего друга Сесара. напомнить ему слова, сказанные в аудитории Национального института.
Да, Сесар дожил до этого дня. Для настоящих панамских патриотов наступал новый период борьбы за установление полного суверенитета над всей Зоной канала, за превращение своей родины в подлинно свободное и независимое государство.
Я искал Сесара, но на все расспросы получал один ответ: «На празднике его не будет. Он уже работает в Зоне».
Сесар снова там, где нужнее всего, снова на переднем крае.
Деревня в саванне
М ы поехали в деревню Тубале, что километрах в двухстах от Бамако, столицы Мали, по совету кинорежиссера Иссы Траоре, участника Ташкентского кинофестиваля 1982 года. Кстати, из столицы, с курсов русского языка, отправляли туда же и кинопередвижку.
По трассе Бамако — Сегу довольно быстро прокатили сто двадцать километров до поселка Фана, где уговорились встретиться с Иссой Траоре.
Поделиться книгой: