Помоги проекту - поделись книгой:
В чера на «Шторм» зашла молодая женщина с копной каштановых волос и такого же цвета загаром на тугих щеках. Мы сидели на палубе, и Надя Шиндина, жена капитана Владимира Шиндина, бывшая швея, а теперь матрос-моторист, рассказывала мне, как они добирались на борту «Гидрометеоролога» с Азовского моря на Иссык-Куль.
— Первое крещение приняли на Онеге, — вспоминала Надя. — Шторм восемь баллов, все озеро в банках, кругом острова. Но ни разу не сели на мель... В Карском море ветер погнал на караван льды. Путь расчищал атомный ледокол «Ленин», но поля сходились и борта корабля аж гудели от ударов льдин...
В Омске, на речном вокзале, «Гидрометеоролог» ждал перегрузки на баржу. Из Челябинска прибыла специальная электротележка о 96 колесах. На тележку поставили кильблоки, изготовленные в Омске, на эту «подушку» уложили корабль, а затем сию диковинную комбинацию с помощью стотонных кранов опустили на баржу. Так и плыли по Иртышу до Семипалатинска. В Семипалатинске уже лежал снег. Тележку с кораблем запрягли тремя мощными «Ураганами», и двинулся необычный кортеж через города и веси — по лесам, степям и горам. Города проходили ночами, ждали, когда уйдут с линий троллейбусы, когда поднимут и отключат провода. Последние километры шли через горы. Свирепо рыча, «Ураганы» брали перевал, с которого открылся долгожданный Иссык-Куль... Я выхожу из каюты и по трапу поднимаюсь на палубу. Над Иссык-Кулем мерцают низкие звезды. Чистый лунный серп высвечивает снежные горные цепи у горизонта. Огромное озеро словно в беспокойном полусне ворочается под одеялом ночи.
Спускаюсь на берег и иду к водомерному посту. В темной глубине блиндажа белеет ватман, на котором чертят свои «иероглифы» самописцы. Каждый год они подают одну тревожную весть: уровень озера понизился еще на 5—7 сантиметров.
Мне вспоминается первая поездка на Иссык-Куль. Было это десять лет назад. Я был заворожен голубизной озера и горным хороводом вокруг него, видел, как в озере ловили гигантских форелей. О том, что эта жемчужина Тянь-Шаня сжимается, узнал, когда добирался в Чолпон-Ату на «Академике Берге», единственном в то время научном суденышке на Иссык-Куле. «Берг» плавал по заданиям биостанции, но в тот день проводил батометрическую съемку. Научные сотрудники биостанции с тревогой сообщили тогда, что многолетние наблюдения говорят: озеро сжимается, как шагреневая кожа...
«Академик Берг» и теперь здесь. Я вижу в бухте его темный силуэт. Но с тех пор, как на берегу появилась Чолпон-Атинская гидрометеостанция, гидрологические работы принял на себя «Шторм». У него 12 исследовательских точек, где он постоянно ведет наблюдения. Характер течений определяют с помощью «почты», способом, идущим из глубокой древности. Только вместо бутылок «Шторм» развозит по озеру карточки в полиэтилене.
Конечно, катер вынослив и трудолюбив, но, созданный отнюдь не для решения научных проблем, он мало приспособлен для работы в этом горном море. Бесхитростные приборы, ручные лебедки позволяют проникать в толщу воды не более чем на 200 метров. А ведь глубины Иссык-Куля уходят за шестисотметровые отметки. Гигантский объем водной массы — 1740 кубических километров, сильные течения, сложнейшая термика, а вкупе — кажущийся непостижимым процесс усыхания озера в течение вот уже полутора столетий — все это давно требует особых методов в изучении Иссык-Куля.
Потому-то и прибыл сюда «Гидрометеоролог» (Сейчас это судно, флагман иссык-кульской научно-исследовательской флотилии, носит другое имя. На его борту написано: «Имени XVII партсъезда Киргизии». Повторный спуск на воду после ремонта в порту Рыбачье (долгая дорога не прошла бесследно) состоялся в дни работы съезда.). Четыре лаборатории корабля позволяют ученым вести научные работы комплексным методом. Раньше, например, нельзя было проводить оперативный анализ воды — биогенные элементы требуют исследований в кратчайшие сроки. Сейчас эта операция особенно важна: положение на озере таково, что надо возможно быстрее установить, как изменение водного баланса влияет на состав воды самого прозрачного бессточного озера в мире.
Впервые за всю историю исследований на Иссык-Куле организм озера будет подвергнут точной инструментальной диагностике.
Сообщения ученых и путешественников о том, что уровень Иссык-Куля понижается, начали поступать примерно с середины XIX века, от десятилетия к десятилетию все более тревожные. Вначале сведения приносили каракиргизы, издавна жившие на берегах озера. Затем на равнине между озером и рекой Чу был обнаружен едва заметный болотистый ручей Кутемалды, который почти не имел движения. Шли споры — не арык ли это, некогда вырытый для орошения?
Но со временем стало очевидно, что озеро, когда его горизонт был выше, сбрасывало через Кутемалды воды в Чу.
В самом начале XX века географ В. В. Сапожников писал: «Относительно стояния горизонта озера Иссык-Куль указания старожилов говорят, что за последние 25 лет озеро ушло по береговой полосе от села Преображенского на 300 саженей...»
Факты складывались, обобщались, но в то время еще не побуждали к серьезному анализу. Иные думали, что сей процесс — явление временное. Другим происходящее казалось просто непостижимым. И это неудивительно — даже сегодня существует несколько гипотез, пытающихся объяснить состояние озера.
...Как-то однажды начальник гидрометеостанции Владимир Тимофеевич Глушкин завел меня к соседям, на Чолпон-Атйнскую биостанцию, и познакомил с гидробиологом Геннадием Шабуниным, крепким сероглазым человеком. Разговор зашел, естественно, об Иссык-Куле. Геннадий говорил об озере как о живом существе. Он готовил диссертацию о циклонической системе и термических режимах Иссык-Куля, и в его рассказах озеро, гонимое течением и ветрами, ходило круговертью, вздымалось куполом, поворачивалось с боку на бок, сжималось зимой, расширялось летом — летний вдох и зимний выдох Иссык-Куля составляет ни много ни мало — 300 миллионов кубометров воды!
— Динамика огромных объемов воды — природная защита озера от загрязнения, и отсюда — необыкновенная чистота Иссык-Куля,— говорил Шабунин.— Но в условиях роста хозяйственной деятельности человека это палка о двух концах. Если процент загрязнения перешагнет критический уровень, динамика озера обернется гибелью — грязь разнесется повсюду. К сожалению, мы пока не знаем, какие антропогенные нагрузки возможны для Иссык-Куля.
— Говорят, что хозяйственная деятельность человека является и основной причиной усыхания озера...
— Это предположение экспедиции Ленинградского гидрологического института, которая работала у нас. На первый взгляд оно не лишено основания. В озеро впадает 149 речек и ручьев, из которых более половины сегодня не доходит до Иссык-Куля, вода их разбирается на орошение и другие хозяйственные нужды, в том числе курортные. Но судите сами: во-первых, каждая капля воды, попавшая в здешнюю землю, так или иначе попадает в озеро — такова специфика котловины, где исключен внешний водообмен; во-вторых, даже если собрать всю воду, стекающую ежегодно с гор, она едва бы составила 0,3 процента от водной массы всего озера; и, наконец, в-третьих, с 1946 года, когда на Иссык-Куле начало интенсивно развиваться сельское хозяйство, градиент падения озера ничуть не увеличился.
Слушая Шабунина, я недоумевал. В озеро впадает почти полторы сотни речек и, как известно, не вытекает ни одна. Что ж, выходит, виною всему испарение?
— Возможно, — отвечал Шабунин. — Быть может, общее потепление климата, увеличение испарения, уменьшение атмосферных осадков, обмеление горных рек... Это точка зрения профессора Арсения Владимировича Шнитникова из Ленинградского института озероведения.
— Постойте, постойте,— прервал его Глушкин. — Старожилы вспоминают, что в тридцатых годах здесь отлично поспевали арбузы, а в последние годы опять холода...
— В самом деле, — улыбнулся Шабунин. — Опыт с Пржевальской метеостанцией породил кое-какие сомнения и у меня. Мы заложили в ЭВМ все данные об осадках и температурах воздуха по этой станции за 100 лет.
И оказалось, что общих изменений в климатических характеристиках за вековой период фактически не произошло. Данные менялись периодами в 33 года, но неизменно возвращались к первоначальному положению.
— Значит, и гипотеза Шнитникова вряд ли состоятельна? — спросил я.
— Я этого вовсе не утверждаю, — возразил Шабунин. — Проблема многогранна. Я брал для опыта внутри вековые циклы, а ведь для исследований существуют и более длительнее. Теория Шнитникова построена на данных почти двадцати веков.
Я ушел от Геннадия Шабунина с книгой Шнитникова «Озера Тянь-Шаня и их история». Вечером забрался в каюту «Шторма» и стал читать.
Книга профессора открывала передо мной времена, когда воды реки Чу, которая отстоит нынче от озера в семи километрах, достигали Сырдарьи благодаря мощному стоку из Иссык-Куля. То были далекие времена — до нашей эры.
А потом следовали эпохи, когда Иссык-Куль вдруг начинал сохнуть и разлучался с рекой Чу. Таким видели его народы, жившие здесь в средние века. Тогда, а именно в XIV веке, уровень озера лежал на 8—10 метров ниже современного. Из воды поднимались острова, на них строились дворцы, вокруг дворцов появлялись рощи. А затем Иссык-Куль вновь поднимался, погружая в себя сделанное человеком. И вот он вновь опускается...
Все это могло бы показаться фантастическим домыслом, в лучшем случае научной догадкой, если бы не скрупулезнейшие исследования, которыми подтверждалась история Иссык-Куля. Притом Шнитников сообщал, что благодаря работам археологов, ринувшихся вслед за его климатической теорией к Иссык-Кулю, многие предположения стали реальностью...
Историк Умурзаков также дал наглядное подтверждение открытию Шнитникова: на древних картах (II век до нашей эры — X век нашей эры) озеро Иссык-Куль показано имеющим сток через реку Чу.
А. В. Шнитников открыл ритмику колебаний озера за период почти в две тысячи лет. На материале исследования жизни многих озер мира ученый создал теорию «изменчивости общей увлажненности материков», которая дала, по его мнению, ключ и к загадке Иссык-Куля.
Гипотеза Шнитникова покорила меня своей доказательностью, и когда на следующее утро Виктор Ревякин, руководитель гидрологических работ, пригласил меня и Шабунина сплавать на плот-испаритель, я не задумываясь согласился. Это оригинальное сооружение конструкции ленинградских гидрологов было поставлено на озере неподалеку от села Курского. Я уже бывал на плоту, но на сей раз мне хотелось увидеть места, где несколько лет назад Шнитников с московским географом Валентином Букиным и группой аквалангистов проводили палеографические исследования.
— Давай к мысу Котика, — предложил Шабунин Ревякину. Он имел в виду мыс, за которым работала когда-то экспедиция.
Виктор вывернул моторку. Индиговая, кристально-чистая вода бежала под лодкой. Глубина была пронизана солнцем — видно было отлично.
— Каждую весну на Иссык-Куле бушуют штормы и выбрасывают на берег старинные кирпичи, сосуды из меди, монеты, черепа... Смотрите...— сказал Шабунин.
Под водой, на глубине четыре-пять метров, я увидел целую аллею полупеньков-полудеревьев.
— Это тополя, — пояснил Шабунин. — Здесь я однажды помог Букину срезать корягу. Радиоуглеродным методом сделали датировку — XIV век! Из этих же мест аквалангисты извлекли куски древесины — сваи и настил дома, крупные плоские кирпичи из фундамента...
А я снова вспоминал строки из книги Шнитникова: «Сооружение, затопленные остатки которого существуют на дне озера и части которого извлекались нами в 1975—1977 годах, согласно историческим и археологическим данным является так называемым «дворцом Тимура», где некогда жили пленные. В ту эпоху он находился на острове».
Радиоуглеродный анализ остатков дворца, датировавший их с точностью плюс-минус 50 лет, подтвердил догадку ученого. Так обрела достоверность легенда каракиргизов, о которой сообщал более ста лет назад знаменитый путешественник Семенов-Тян-Шанский.
...Перед отъездом из Фрунзе я встретился с начальником гидрографической партии Киргизского управления по гидрометеорологии и охране природной среды Яном Семеновичем Стависским.
Я спросил Стависского, какой точки зрения придерживается он относительно причин падения уровня Иссык-Куля. Неожиданно для меня Ян Семенович сказал:
— Все дело в том, что в начале XIX века река Чу прекратила контакт с озером. А контакт этот был сложен: Чу то поила озеро, то сама получала его воду. Мы проводили исследования, копали шурфы и установили причину: Чу сама селевыми потоками, как плотиной, отгородила себя от Иссык-Куля.
Это была уже третья гипотеза.
Стависский говорил о том, что Иссык-Кулем до сих пор занимались разрозненно и хаотично, но пришло время создать на озере крепкий научный «кулак». «Мы еще слишком мало знаем об Иссык-Куле...» — сказал ученый-гидролог. Однако, в общем, Ян Семенович был настроен весьма оптимистично:
— Я считаю, что Иссык-Куль вовремя был объявлен государственным заповедником,— заметил он.— Анализы говорят, что озеро еще чистое и способно побороться за себя. Нужны профилактика и контроль. Что касается стабилизации водного баланса, то и эта проблема, возможно, вскоре будет решена: есть мысль — перебросить в озеро часть вод реки Сары-Джаз.
Слишком мало знаем... И это приходится говорить об озере, которое еще в прошлом и этом веках изучала блистательная плеяда ученых — Семенов-Тян-Шанский, Берг, Матвеев, Забиров и многие другие. Об озере, которым вплотную занимается современная наука. Об озере, характер которого уникален. Высокие хребты Тянь-Шаня вокруг озера замыкают котловину, и здесь царит свой микроклимат. Озеро никогда не замерзает. Миллионы птиц зимуют на его берегах, предпочитая эти места Индии и Африке. Вода, отличающаяся кристальной чистотой и малой минерализацией, обладает бальнеологическими свойствами. Это озеро — ценнейший природный курорт. Именно поэтому были приняты решения о тщательной его охране и развертывании здесь работ по созданию курортной зоны союзного значения.
Иссык-Куль и его котловина, так же как широкие ленты долин вдоль рек Чу и Сары-Джаз, притяньшанские пастбища и огромные горные массивы входят в будущий Иссыккульско-Чуйский территориально-производственный комплекс. Знаменательно, что в «Основных направлениях экономического и социального развития СССР на 1981—1985 годы и на период до 1990 года» подчеркивается насущная необходимость научно-исследовательских работ в этом регионе.
Напоить озеро
«Хэйва» — «Мир»
В летний воскресный день в городке Хатано под Токио состоялся митинг за мир, организованный студентами университета Токай. Я стажировалась в этом университете и тоже туда пришла. Митинг был студенческий, но на него собрались и домохозяйки, и рабочие, и служащие. Митинг, в котором я участвовала, был одним из тысяч, прошедших по стране.
На втором этаже, в фойе перед входом в актовый зал, была устроена выставка, посвященная памяти жертв американских атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки. С болью листала я страницы книги под коротким и страшным названием «Война». С ее страниц на меня смотрели солдаты, умирающие в окопах, до предела истощенные старики, женщины, дети. Это была жуткая правда войны, документальный рассказ о том, что она несет людям. А рядом на стене висели фотографии Хиросимы и Нагасаки, сделанные в 1945 году. Для Японии, единственной в мире страны, испытавшей атомную бомбардировку, для прогрессивных людей всего мира эти снимки — неопровержимое доказательство бесчеловечности и преступности войн, призыв к совместным действиям по предотвращению новой мировой войны. Недаром только японские сторонники мира собрали ко второй чрезвычайной сессии ООН по разоружению 30 миллионов подписей.
Глядя на страшные фотографии, я вспомнила передачу японского телевидения — рассказ о женщине, пережившей трагедию Хиросимы. Эта женщина собрала рисунки уцелевших жертв атомной бомбардировки и с ними объехала всю Японию, а затем привезла эти работы в США.
Однажды, когда она расставила рисунки на скамейках в парке, к ней подошел мальчик и спросил: «Почему они такие страшные?» Женщина побледнела и прошептала: «Потому что было очень жарко...»
«Нестерпимо хотелось пить, пересохло в горле, но вода покрылась словно пленкой жира. Поскольку очень хотелось пить, пили прямо так»,— написано на табличке в Парке Мира в Нагасаки, в самой западной части острова Кюсю. Это строчки из письма девушки, написанного в день, когда на город была сброшена атомная бомба. Каждый, кто приезжает в Нагасаки, брызгает на эту надпись водой, как бы давая напиться тем, кто в тот день из последних сил полз к спасительной влаге, не зная, что вода в реке заражена радиоактивными осадками.
...Зияет пустыми глазницами окон бывший Дом промышленности — Атомный дом, как называют его японцы, гирлянды разноцветных бумажных журавликов обвивают памятник детям — жертвам атомной бомбардировки, бьют десятки фонтанов, раздаются глухие звуки ударов набата, болью отдающиеся в сердце каждого, кто побывал в Хиросиме. Недавно центральные улицы этого города на западе острова Хонсю заполнили десятки тысяч демонстрантов — участники общенационального Марша мира со всех концов Японии. На многочисленных плакатах чаще всего встречаются иероглифы «хантай!» — «против!».
Против милитаристского курса нынешней администрации США, против действий японских правящих кругов, которые поддерживают опасную для мира политику Вашингтона.
Ширится, крепнет антивоенное движение в Японии. Его участники требуют от властей прекращения участившихся в последнее время совместных маневров вооруженных сил Японии и США, запрещения захода американских военных кораблей в японские порты, немедленной отмены решения правительства о размещении американских истребителей-бомбардировщиков F-16 на островах.
...Выступавшие на митинге в Хатано студенты высказались против гонки вооружений, за превращение Японского моря в безъядерную зону.
В молодежном фестивале за мир в огромном промышленном районе Кансай, состоявшемся весной 1982 года, приняло участие сто тысяч человек. Фестиваль завершился пирамидой из десятков спортсменов. Как всегда, у японцев это было исполнено смысла: живую шестиярусную пирамиду составить трудно, и это должно было напомнить зрителям о трудностях борьбы за мир и о том, что если люди действуют согласно и организованно, они добиваются успеха. Когда молодой парень победно вскинул руки на десятиметровой высоте, стадион взорвался аплодисментами. И на трибуне с живыми картинами, где только что зловеще поднимался ядерный гриб и бушевало пламя войны, появились громадные иероглифы «хэйва» — «мир».
«Профессор Богоров» идет в тропики
Академик В. И. Ильичев — о международном проекте «Южно-Китайское море»
Южно-Китайское море. Белый, точно вспененная волна, корабль науки «Профессор Богоров», принадлежащий Тихоокеанскому океанологическому институту, легко рассекает острым форштевнем воду.
— Итак, каковы задачи экспедиции и программа рейса?
Судите сами: если директор института в море, значит, экспедиция очень ответственная. Только здесь настоящая работа ученого. Так что я, можно сказать, с головой окунулся в свою родную стихию — океанологию... А рейс чрезвычайно важный. Им мы начинаем осуществление международного научного проекта «Южно-Китайское море». В решении этой широкой исследовательской программы, рассчитанной на пять лет, примут участие несколько институтов, а наш — головной. Особенно заинтересован в работе Вьетнамский институт морских исследований, штаб-квартира которого находится в городе Нячанге. Мы должны туда зайти, встретиться с его сотрудниками и директором Ле Чонг Фаном; договориться о совместных действиях, ну и провести уже в этом стодневном рейсе комплекс исследований.
— На первых порах можно и удивиться... Но дело вот в чем: огромная по площади и чрезвычайно «загруженная» судоходством акватория Южно-Китайского моря до сих пор остается почти не исследованной океанологами. Эта часть Тихого океана для науки словно чистый лист бумаги. Потому экспедиция и начала с простейших океанологических исследований — определения температуры, солености, загрязненности вод, зондирования глубин...
На борту судна работали и вьетнамские ученые. Чрезвычайный интерес наших коллег к проекту «Южно-Китайское море» закономерен. Взгляните на карту. Вьетнам узкой полосой протянулся вдоль этого моря на две тысячи километров.
Для нас проект интересен тем, что мы не просто устраняем какие-то белые пятна, выясняем частности, а проводим все исследования в комплексе. И на современном уровне.
— Современный научный уровень всегда предполагает сумму многих исследований: применение новой аппаратуры и методик, высокую точность измерений... Скажем, не столь уж и давно для измерения температур и солености воды в гидрологии широко использовалась батометрия. При такой методике на одну станцию затрачивались многие часы, и данные получались весьма приблизительные. Сейчас на помощь пришла электроника. Мы замеряем температуру и соленость за считанные секунды до любых глубин. Запись данных идет на перфоленте непрерывно, а точность результатов измерений — до сотых и даже тысячных долей единиц.
До начала рейса на судне появились и математики. В море провели испытание впервые созданного у нас электронно-вычислительного комплекса. Математикам нужно было доказать его жизнестойкость и дееспособность... в экстремальных условиях.
Потрудиться пришлось основательно. И машина зарекомендовала себя блестяще. Ученые получили от электронного информатора сведения о распределении плотности, температуры и солености воды на огромном по площади участке моря. С помощью старых классических методов измерений на это потребовались бы годы...
— В мире науки сейчас происходит, как может показаться на первый взгляд, парадоксальное явление. Растет число узких специальностей и разного рода специализаций. И каждое природное явление изучается с точек зрения разнообразных отраслей знания. Однако работа ученых становится все более коллективной. Вот хотя бы наша экспедиция. Скажем, изучением тонкой структуры океана и внутренних волн занимаются одновременно все отряды институтских лабораторий: физико-химической гидродинамики, акустических методов исследования, термики и динамики, электромагнитных полей океана и лаборатория исследования загрязнений океанических вод и атмосферы. И ко всем кардинальным выводам идем сообща.
— Ну, хотя бы вот такой... Как микроскоп в естествознании помог выявить клеточное строение всего живого, так электроника в океанологии дала возможность обнаружить тонкоструктурные элементы океана.
Еще? Обнаружено мощное и стабильное внутреннее волновое движение в Атлантике, вдоль экватора. Оказалось также, что знаменитый Гольфстрим, «отапливающий» Европу, состоит из множества больших и малых слоев и потоков, текущих и в стороны и вспять от основного «русла». Внутри течения зарождаются вихри, свирепствуют невидимые с поверхности штормы и ураганы. Ученые подозревают, что именно внутренние волны и обусловливают тонкую структуру океана.
— И для экологов, биологов, химиков... Потому-то исследование тонкой структуры внутренних волн океана, динамики фронтальных зон, формирования потоков и подводных вихрей и есть одна из насущных задач Тихоокеанского океанологического института. Этим у нас занимаются сейчас все отделы.
В поверхностной пленке Мирового океана — на границе водной и воздушной сред — творятся важнейшие для всего живого обменные процессы. Вся биологическая жизнь, как прекрасная Афродита, зародилась в пене морской. Почти все зародыши рыб начинают развитие в поверхностной водной пленке, пронизанной солнечными лучами. А зеркало Мирового океана на две трети обеспечивает пополнение атмосферы кислородом и поглощение избыточной углекислоты за счет фотосинтеза планктона. Вот почему всякого рода посторонние пленки на море, в частности нефтяные, резко нарушают естественные обменные процессы, отработанные миллионами лет эволюции.
К счастью, в морской воде распад нефтяных углеводородов идет в три раза быстрее, нежели на воздухе; инородная пленка благодаря действию многих защитных механизмов природы вскоре рассасывается. Но и продукты ее распада, оседающие в глубины, тоже чрезвычайно токсичны, хотя все-таки менее страшны для живой материи, буквально кишащей в поверхностных водах.
В институте сейчас успешно «выковывается» методология прогнозов «поведения» — оседания и перемешивания — загрязняющих веществ в морской воде, в основном нефти. Ее в Мировой океан попадает ежегодно, увы, до шестидесяти миллионов тонн. В избытке «поставляет» в моря мировая промышленность и тяжелые металлы...
Найден эффективный способ предсказания разрушительных тихоокеанских тайфунов. Ученые института выяснили, что заблаговременно, до их грозного возникновения, в океане появляются электромагнитные предвестники. Чтобы уловить и проанализировать их, мы специально избрали Южно-Китайское море. Вместе с вьетнамскими специалистами из Нячанга обсудили возможности предсказания ураганов. Ведь на протяженное вьетнамское побережье тайфуны обрушиваются особенно часто.
— Нашей комплексной экспедицией я весьма доволен. Проведены уникальные гидрологические, акустические, электромагнитные исследования. Изучено совместно с вьетнамскими коллегами множество биологических объектов. Идентифицировано 114 видов планктона, причем шесть из них обнаружены в этом море впервые... Словом, начало международного научного проекта «Южно-Китайское море» обнадеживает. Уже сейчас мы не сомневаемся в успешном завершении всей пятилетней программы.
Два берега одного канала
Авенида павших
Март 1975 года.
— Сюда, — сказал Сесар и отворил высокую скрипучую дверь. Лучи предзакатного солнца с трудом пробивались сквозь немытые окна. На учебных столах — слой пыли. Сесар открыл жалюзи и выглянул на улицу.
Поделиться книгой: