Помоги проекту - поделись книгой:
Водорослями этими кормятся простейшие, ими питаются насекомые, а насекомых поедают пауки, которых, в свою очередь, склевывают на красном снегу птицы. Так вот, казалось бы, в совершенно бесплодной ледяной пустыне высокогорья и возникает целый ряд жизненных связей.
Красную птицу я принял за самца большой чечевицы, встретить его в таком месте неудивительно. Но что-то незнакомое почудилось мне в ее облике. А когда я услышал крик — «джиу-джиу» — то понял, что это не чечевица.
И клюв! По форме он был точно такой же, как у редко кому встречавшейся горной индейки — улара. Остановившись как вкопанный, я провожал взглядом улетавшую на морену ледника птицу, которая в действительности оказалась красным вьюрком. Вид его в коллекциях нашего Зоологического музея (а в них более ста тысяч птиц) имелся в то время лишь в двух экземплярах. Я был весьма доволен. Ведь означена новая черточка на карте ареала редкой птицы...
Классическая фаунистика существует и в настоящее время. Но ученые занимаются фауной уже не самой по себе, а в связи с ее динамикой, охраной, урбанизацией ландшафтов или на стыке с другими науками. И прежде всего, пожалуй, с экологией. На смену чистой фаунистике пришли изучение популяций и этология, внутривидовая изменчивость, биоакустика и биомеханика. А в целом орнитология оказалась среди наук, исследующих такие жизненно важные проблемы, как экологический мониторинг, загрязнение среды, управление биосферными процессами. Жизнь поставила и такие вопросы: птицы и авиация, медицина, биологическая борьба с вредителями сельского хозяйства, управление поведением птиц. Именно им и многим другим был посвящен проходивший в Москве XVIII Международный орнитологический конгресс, в котором участвовало более 900 ученых из сорока стран мира.
Давно уже подмечено, что птицы — одна из самых удобных, так сказать, моделей для изучения не только животного мира, но и определения уровня экологического благополучия всей планеты. Не случайно, наверное, первые книги и учебные пособия в нашей стране по охране окружающей среды написаны именно зоологами, орнитологами.
Всем известно: быстрорастущее производство, транспорт и энергетика заставляют искать новые источники сырья, осваивать не тронутые ранее районы земли, что вольно или невольно нарушает сложившиеся природные экосистемы. Промышленные и бытовые отходы засоряют и заражают атмосферу, водоемы, почву, ведут к гибели различных животных. Со школьных лет мы знаем об исчезновении дронта, жившего на Маскаренских островах, новозеландской птицы моа и странствующего голубя Северной Америки. А сейчас приходится с тревогой говорить уже об окончательном исчезновении с лица земли ста сорока пернатых ее обитателей.
Но и сегодня мы подчас еще не представляем в полной мере, как далеко зашло дело с загрязнением окружающей среды. А оно ощущается даже на девственных снегах высочайших гор. Работая в комплексной научной экспедиции МГУ на Памире, я был свидетелем того, как на вершинах и снежных плато высотою в шесть тысяч метров и выше в условиях, казалось бы, идеальной чистоты снега мои коллеги находили ядовитые соли свинца, никеля, кобальта, цинка, ртути. Выходит, дым из труб фабрик и заводов разносится по всему миру, добираясь до любых высот.
Вырубаются леса (особенно интенсивно в Южной Америке), пустыней становятся еще недавно благодатные земли. По данным ЮНЕСКО, на нашей планете каждую минуту приходит в негодность 44 гектара земли!
Как ни странно, люди уяснили свое... потребительское отношение к природе совсем недавно, каких-нибудь десять-пятнадцать лет назад. Поняли наконец, что земные ресурсы не бесконечны, что нынешнее благополучие человечества и его будущее прямо зависят от сохранения природы и разумного, научного использования ее богатств.
Правда, и по сей день далеко не во всех странах мира отношение к экологическим проблемам одинаково. В Малайзии, например, борцов за охрану окружающей среды рассматривают даже как врагов государства. Тревожный показатель — и далеко не единичный — того, что общей экологической культуры на земле еще не существует. Но есть вера, идет борьба за нее. Охрана окружающей среды станет когда-нибудь высшим принципом всего человечества, необходимым и пригодным для всех стран и народов. Люди примут экополитику, основанную на экологической культуре и научном управлении природными ресурсами. И главной заповедью будет: «Прежде всего подумай о Земле, а потом о себе».
Ученые постоянно получают множество тревожных сигналов о последствиях применения ядохимикатов или пестицидов (на латинском pestis — зараза, cecidi — убивать). Ведь часто они убивают совсем не то (словно забыты слова В. К. Вернадского: «Что вредно для одного, полезно для другого»), А не учитывая этот принцип, можно нанести иногда больше вреда, чем пользы.
Не лучше обстоит дело и с потерей птицами излюбленных мест обитания. На московском конгрессе я встретил давнего знакомого, ученого из канадской Службы диких животных и, пользуясь случаем, задал ему «главный» вопрос:
— Мистер Куч, что вы считаете наиболее актуальным в современной орнитологии?
Он ответил не задумываясь. Ответ созрел, видимо, давным-давно.
— Самое главное сейчас — охрана мест обитания. Не только в гнездовом ареале, но и на зимовках. Большинство канадских птиц зимует в тропиках Южной Америки. А там стремительно уничтожаются дождевые леса — они идут на изготовление бумаги. Ландшафты, в которых зимуют наши птицы, исчезают буквально на глазах. Если мы не сможем как-то остановить этот процесс — исчезнут целые популяции канадских птиц. Нам нечего будет изучать. Поэтому самое главное сейчас — сохранить самих птиц.
— А как обстоят дела в самой Канаде?
— Далеко не благополучно. Вот хотя бы утки и гуси, которыми так славится наша страна. Большая часть земли в Канаде и США — частная собственность. Фермеры, чтобы увеличить площадь обрабатываемых земель, осушают болота. При строительстве гидроэлектростанций затапливают многие речные долины. Утрачено уже десять миллионов гектаров водно-болотистых угодий. И этот процесс продолжается, составляя 2-3 процента территории страны в год. Скоро уткам негде будет гнездиться.
Слушал я мистера Куча и думал: у нас больше возможностей для сохранения мест обитания. И не только с помощью заповедников. Дело осталось только за повышением экологической культуры.
Сможет ли мир существовать без птиц? Трудно ответить на такой вопрос однозначно. Если бы и смог, то это был бы мир с безмолвными, погибающими лесами и ничтожными урожаями. Ведь пернатые обитатели земли туго завязаны в животворный узел природы, и трудно себе представить, что бы произошло с ней, если бы птиц вдруг не стало. И сейчас убытки в сельском хозяйстве от самых различных вредителей исчисляются многими миллионами рублей, а без птиц мало бы что осталось от урожаев.
Птицы помогают нам избавляться от сорняков, поддерживают экологическое равновесие во всех природных зонах, несут «санитарную службу»... Всего не перечислишь. Но прежде всего они хорошие стражи лесов, ведь без пернатых друзей они бы долго не прожили.
Ученые всего мира прекрасно это понимают и делают все возможное, чтобы ни один вид не исчез с лица Земли. Однако большая часть предложенных орнитологами всего мира разработок не всегда применима или осуществляется с большим трудом.
Вот почему на московском конгрессе симпозиум «Стратегия охраны птиц» собрал наибольшее число ученых. Огромная аудитория С в главном корпусе МГУ оказалась переполненной. Люди теснились даже на ступеньках. Интересным был доклад У. Бернхема (США). Калифорнийский ученый рассказал об опыте выращивания в неволе сокола-сапсана, который практически исчез в их стране.
Сопровождая доклад цветными диапозитивами, ученый показал, как на специально созданной станции естественным путем и при помощи искусственного осеменения получают яйца этих красивых и гордых птиц. В просторные помещения, где соколы могут свободно летать и избавлены от какого-либо беспокойства, поселяют пару птиц. Полученные яйца помещают в инкубатор. В первые дни жизни птенцов кормят люди, потом малышей возвращают родителям. Первоначальная популяция этих птиц в США, по мнению ученых, должна вскоре восстановиться.
В нашей стране также ведется большая работа по восстановлению редких и исчезающих птиц. Широко известна «Операция стерх», проведенная совместно советскими и американскими орнитологами по спасению белого журавля. В СССР созданы вольерные центры для разведения редких пород журавлей. В ближайшее время начнут действовать вольерные центры по разведению краснозобой казарки — символа московского Международного орнитологического конгресса, турача и дрофы.
К счастью, далеко не всех птиц приходится «спасать от натиска цивилизации». Многим видам удается приспособиться к новым условиям. Об этом мы и беседовали с польским орнитологом из Вроцлавского университета Людвигом Томяловичем. Он занимается изучением городской орнитофауны.
— Антропогенный ландшафт стал основным в Европе. Наша задача выяснить, в каком направлении идут изменения при этом в животном мире. Описательный этап сейчас закончен, и начинается изучение функциональных изменений. Как они наступают, на каком уровне? Только ли это поведенческие проявления или физиологические, генетические и даже морфологические?
Уже выяснено, что генетический код целых популяций пернатых может измениться довольно быстро — за десять-тридцать лет. Городские популяции наших крылатых друзей имеют в Европе большой возраст, в некоторых случаях до тысячи лет. Птицы, как и люди, ко многому привыкают. Более спокойные лучше выживают и оставляют больше потомства. И нынешнее поколение «горожан» вполне естественно чувствует себя в условиях продолжающейся урбанизации. Хороший образчик — черный аист, который был крайне пугливой птицей, а сейчас у нас в Польше он гнездится в каждом небольшом лесу и совсем не боится людей.
— Мы говорим об отдельных видах, а ведь речь идет о проблеме фауны в целом.
— Да, но ведь это же не что иное, как сумма историй отдельных видов,— ответил Томялович.— При освоении человеком природы фауна птиц в целом обедняется, но в то же время в отдельных случаях происходит и ее обогащение. В некоторых городах Европы птичьи поселения насчитывают уже более ста видов. Примером могут служить Варшава, Москва, Лондон. В городской черте Рио-де-Жанейро орнитологи насчитали 430 видов птиц, треть всей богатой авифауны Бразилии.
Да, когда мы научимся разумно управлять природой, не нанося ей ущерба, то станем управлять и поведением птиц. Пока что еще рано говорить о каких-то значительных достижениях. Проблема сложилась и существует уже в рамках авиационной и медицинской орнитологии, сельского и лесного хозяйства. Основная методика этих исследований — различные шумы, записанные на магнитофонную пленку, голоса птиц, имитирующие тревожные сигналы.
Впервые от столкновения с птицей самолет разбился в 1912 году. В 1964 году только в США было повреждено уже 145 самолетов. Чаще всего столкновения случаются около аэродромов и на небольших высотах. Где выход?
Для отпугивания птиц от аэродромов использовались взрывы, ружейные и пушечные выстрелы, громкая симфоническая музыка. Но птиц трудно испугать шумом. Они быстро привыкают даже к реву реактивных двигателей. Пытались использовать для отпугивания птиц соколов-сапсанов, ястребов-тетеревятников, ставили чучела и муляжи хищных птиц. Но и это не помогло.
Акустические методы отпугивания птиц с аэродромов, так же как для спасения урожаев садов и виноградников, увы, не принесли избавления от беды. Птицы воспринимают «сигналы тревоги», «крики бедствия» своего вида в различных условиях по-разному. Реакция их меняется в зависимости от сезона и обстоятельств. Птицы одного и того же вида, живущие в разных местах, встретившись, никак не реагируют на сигналы опасности друг друга. Ведь французские вороны не понимают, допустим, американских. Они «говорят на разных языках». Есть и другие сложности.
Орнитологи, безусловно, научатся управлять поведением птиц. Произойдет это, видимо, уже в XXI веке. Но экологическая культура — важнейшая часть общечеловеческой — сегодня находится на очень важном этапе своего развития. От того, как скоро она станет всеобщим достоянием, будет понята и принята людьми земного шара, зависит не только судьба птиц, но и всего человечества.
В наших руках радары и ЭВМ, приборы ночного видения, корабли, самолеты, спутники... А самое главное — мы поняли, что все больше нам, землянам, недостает биологически полноценного комфорта. И создание его — в большой степени дело орнитологов. Птицы во все века дарили нам очарование полета, песен, пользу своего существования. И у нас еще есть время сохранить этот чудесный дар природы.
Коричневая плесень
Д верь распахнулась, и в помещение боннского отделения ТАСС не вошел, а буквально вбежал невысокий худощавый парень. Ни слова не говоря, он плюхнул на свободный стул пузатый рыжий портфель, щелкнул замком и выхватил оттуда красную мятую повязку. На ней в белом круге пауком чернела фашистская свастика.
— Вы знаете, что это такое? — От возмущения незнакомец даже немного заикался. И, не дожидаясь ответа, продолжил: — Не подумайте, что я взял эту повязку из реквизита какой-нибудь киностудии. Такими штуками торговали сегодня перед кельнской ратушей! Меня зовут Хорст Бедге. Я — рабочий. Из Кельна. Между прочим, там, перед ратушей, неонацисты продавали еще портреты и бюсты Гитлера. Я уже пытался протестовать, обращался в суд, полицию — все бесполезно. Представители городских властей смотрят на то, что делают нынешние фашисты, сквозь пальцы. Говорят: это, мол, «несерьезно», просто «кучка неисправимых», что, дескать, с них взять, не стоит обращать внимания... Поймите, мы не позволим, чтобы они вернулись...
Парень распалялся все больше. Было ясно, что сюда его привели гнев и безысходность...
— Сегодня повязки со свастикой, бюсты Гитлера. А завтра начнут бросать в концлагеря и убивать всех, кто не согласен с ними...
Я хорошо понимал кельнского рабочего. Во мне самом сидел осколок детской памяти, который так и не удалили годы. Прошлое часто встает перед глазами с такой жестокой неумолимостью, как будто это происходило вчера.
...В то утро нас разбудил громкий лай собак и возгласы на непонятном языке. В дом врываются трое солдат в касках. В руках у них винтовки со штыками. Мама бросается к моей кровати и подхватывает меня на руки.
«Вег! Вег!» — «Вон!» — орет долговязый солдат и прикладом подталкивает маму и бабушку к выходу. На улице мы вливаемся в толпу односельчан — плачущих женщин и детей. И опять это злобно угрожающее «вег», направленные на нас со всех сторон штыки, рычащие, оскаленные овчарки. Мы взяты заложниками за связь с партизанами. Солдаты в сером ищут спрятанное партизанами оружие. Ничего не находят, но село пылает огромным костром.
Тогда, в четыре с половиной года, я мало что понимал, но позже узнал, что на Витебщине каратели сожгли 222 деревни, уничтожив всех жителей. В нашей области был убит каждый третий, включая детей и стариков. В Белоруссии — каждый четвертый...
В ожидании «Дня икс»
Встреча с кельнским рабочим разбередила воспоминания. Хорста Бедге пытаются убедить, что опасения беспочвенны, что есть лишь «кучка неисправимых», «не стоит обращать внимания». Но сама западногерманская пресса то и дело публикует о неонацистах сообщения, одно тревожнее другого.
...В Гамбурге на глазах у полиции прошел слет «национал-социалистской партии Германии», считающейся нелегальной. В нем участвовало свыше ста человек. В зале красовалось знамя со свастикой, которое охраняли новоявленные штурмовики в коричневых рубашках, читались отрывки гитлеровской «Майн кампф».
...В квартире члена земельного правления неонацистского союза «Молодые национал-демократы» в Киле полиция обнаружила 670 граммов яда, принадлежащего к цианистым соединениям. Этого количества достаточно, чтобы отравить шесть тысяч человек.
...Адвокат М. Редер из Гессена сколотил организацию под расплывчатым названием «Немецкая гражданская инициатива», которая была задумана как «ячейка нового рейха». Она насчитывала несколько тысяч приверженцев в различных районах ФРГ. Штаб-квартира разместилась в горном отеле возле Бад-Херсфельда. Оттуда рассылались пропагандистские материалы и директивные циркуляры. В одном из них — за № 39 — членам «инициативы» давалось указание собирать любые сведения о демократически настроенных гражданах ФРГ, выступающих против неофашистов.
Да, Хорст Бедге не зря испытывает тревогу: неонацисты уже заготавливают «черные списки» на «День Икс».
...С Юргеном Поморином мы познакомились на международной книжной ярмарке во Франкфурте-на-Майне. В небольшом зале одного из многочисленных павильонов представлялась книга «Неонацисты». За столом президиума сидел черноволосый симпатичный парень в очках, которого журналисты слушали с особым интересом. Это был один из авторов книги, которому удалось проникнуть в неонацистские группировки Гамбурга. Выдав себя за члена НДП, он несколько месяцев работал в самой гуще тех, кто мечтает поднять над ФРГ флаг со свастикой.
— Ограбления банков, сбор оружия, нападения на антифашистски настроенных граждан и на помещения Германской компартии,— рассказывал Поморин,— это повседневная деятельность неонацистов, которую кое-кто, увы, не хочет замечать. Конечно, операции подобного рода планируются втайне и проводятся по возможности так, чтобы не оставалось следов...
После пресс-конференции я подошел к Юргену, и мы продолжили разговор в длинном коридоре павильона.
— Только в Гамбурге,— говорит он,— активно действуют двадцать неонацистских группировок. У некоторых есть прямые контакты с «Юнге унион» — молодежной организацией консервативного Христианско-демократического союза. Оттуда они получают часть своего пополнения. Капиталистам новоявленные фашисты не мешают. Прежде всего потому, что заправилы военного бизнеса тоже кричат о «необходимости вооружаться против угрозы с Востока». Я сам убедился, что «коричневые» готовы пойти на все: запугивание, провокации, наконец, открытый террор,— лишь бы прорваться к власти. Поэтому они представляют серьезную опасность не только для нашей страны, но и вообще для сохранения мира.
...В пятницу, 26 сентября 1980 года, на Терезинском поле в Мюнхене собрались тысячи людей, чтобы отметить «Октоберфест» — традиционный праздник урожая. Гремела музыка, кружились карусели, рекой лилось баварское пиво. Когда наступил вечер и толпа потекла к выходу, неподалеку от главных ворот раздался взрыв. 12 человек были убиты и 215 ранены.
Раскрыть преступление в баварской столице помог случай: взрывное устройство сработало раньше времени, и тот, кто закладывал бомбу, сам оказался в числе жертв. Им был студент-геолог Гундольф Келер — член неонацистской террористической организации, именуемой «военно-спортивной группой Хофмана». Ее руководитель был арестован почти сразу... и так же быстро отпущен на свободу: доказательств его причастности к преступлению на Терезиенвизе «не обнаружилось». А правая печать выдвинула удобную версию: этот взрыв — дело рук безумца одиночки.
Правда, у полиции были сведения, что взрывчатку для бомбы поставил лесник Г. Лембке. Однако обыск, произведенный у него дома, не дал существенных результатов. Лембке выпустили на свободу, а следствие приостановили «за недостаточностью улик».
Прошел почти год. В глухой местности в районе Ханштедта (Люнебургская пустошь) один крестьянин, копая землю в лесу, случайно наткнулся на какой-то ящик. На всякий случай он сообщил о находке в полицию. И не зря: в ящике оказалось оружие. Начались дальнейшие поиски, которые принесли неожиданные результаты: более чем в трех десятках мест было обнаружено 88 ящиков с оружием и боеприпасами. Следы опять привели к леснику Лембке. А от него и к неофашистской «Немецкой гражданской инициативе», и к террористической организации «Германские группы действия».
Перед лицом неопровержимых улик Лембке дрогнул. Он указал полиции местонахождение иных тайников оружия, а высокопоставленному чиновнику министерства юстиции заявил, что готов через трое суток представить список лиц, причастных к тайным складам. Через два дня Лембке нашли повешенным в камере предварительного заключения.
В руках следствия остались лишь найденные оружие и взрывчатка. Их изучение показало, что они, как сообщалось в официальном заключении, были «не только выкрадены у бундесвера», но и регулярно поставлялись «иными способами». Хотя этот арсенал — самый большой из изъятых до сих пор у неонацистов, можно не сомневаться, что он не единственный. Сообщения западногерманской печати рисуют весьма тревожную картину: за период с 1978 по 1982 год у неофашистских организаций и групп было отобрано полтонны взрывчатки, почти полмиллиона патронов, сотни гранат, тысячи винтовок, автоматов, пистолетов, 20 ракет, бронетранспортер, зенитная установка. Причем это оружие не только накапливается для «Дня Икс», но и пускается в ход, несет людям страдания и смерть. Только с сентября 1978 года по октябрь 1981-го неонацисты убили 19 и ранили 233 человека. Другими словами, в течение трех лет каждую неделю (!) один-два человека становились жертвами молодчиков со свастикой.
Под барабанную дробь
Еще нет двенадцати, в машине открыты окна, но солнце палит так нещадно, что нечем дышать. Сейчас бы куда-нибудь к речке — купаться, да только звонивший вчера западногерманский коллега настойчиво советовал побывать на Мюнстерплац, говорил, что увижу кое-что интересное.
Эта площадь — историческое сердце и торговый центр Бонна. Посредине ее стоит бронзовый Бетховен с нотной тетрадкой в руке. По субботам и воскресеньям к памятнику стекаются студенты университета. Устраивают дискуссии, митинги. В будни по брусчатке площади лениво разгуливают перекормленные голуби, за которыми тщетно гоняются малыши, пришедшие сюда с бабушками и дедушками.
Но сегодня уже возле вокзала я слышу доносящиеся со стороны Мюнстерплац треск барабанов и воинственные сигналы труб. Загоняю машину на стоянку — в центре все равно не припарковаться — и пешком отправляюсь к площади. Ее не узнать. Густая толпа заполнила всю Мюнстерплац. Бронзовый Бетховен едва виден среди леса бело-красных плакатов и флагов с тремя буквами «НДП» в середине белого круга. Из боковых улочек на площадь вливаются все новые группы людей. Почти у каждого на груди большие красные значки с темным силуэтом гитлеровского рейха. Разморенные полицейские со скучающим видом смотрят на собравшихся. Они здесь только для того, чтобы «поддерживать порядок», до содержания речей им нет дела. Нет дела...
— Германский рейх продолжает существовать в границах 1937 года! Мы никогда не согласимся с потерей германских восточных областей! — разносится над Мюнстерплац громовой рык динамика.
Пробираюсь поближе к трибуне, чтобы разглядеть оратора. Среднего роста сухощавый мужчина, редкие волосы тщательно зачесаны назад. Вначале он говорит тихо, спокойно. Постепенно голос нарастает, наполняется металлом. Вскоре оратор переходит на крик. На лбу его выступает испарина, глаза сумасшедше блестят.
— Кто это? — спрашиваю невысокого парня в коричневой рубашке, с приоткрытым ртом жадно внимающего крикуну на трибуне.
— Как, неужели вы не знаете председателя НДП Мусгнуга? Вы послушайте, как здорово он говорит. Вот это настоящий защитник германских интересов!
Я смотрю на главаря НДП, а в памяти оживают кадры кинохроники. Нынешний глава неонацистов явно подражает своему кумиру — Гитлеру. Тот тоже начинал выступления тихо, спокойно, а затем переходил на истерический крик. Это действовало на толпу.
Мусгнуга сменяет лысоватый, упитанный мужчина в голубом костюме. Это Г. Фрей — издатель неонацистской газеты «Дойче националь-цайтунг» и предводитель «Немецкого народного союза» (ННС).
— Всеми средствами мы должны бороться с коммунизмом. Это веление времени! — потрясает он пухлым кулачком.— Необходимо наращивать мощь бундесвера!
Я брожу в пестрой толпе, собравшейся под палящим солнцем на Мюнстерплац. В основном здесь мужчины среднего возраста, но есть и подростки. Судя по значкам, это не только члены НДП и ННС. Вот реваншисты из «Акции Одер—Нейсе», рядом представители «землячеств», неистовым ревом приветствующие призывы перекроить карту Европы и вернуть утраченные территории рейха. Поджарый старик в белой рубашке и черном галстуке старательно выпячивает перед молодыми парнями впалую грудь с фашистским рыцарским крестом.
Достаю фотоаппарат и делаю несколько снимков.
— Ты зачем снимаешь? — В плечо вцепилась рука здоровенного рыжеволосого детины, от которого разит перегаром.
— Для семейного альбома! — резко отвечаю я.— Разве это закрытое мероприятие?
Детина чуть смутился, но пальцы не разжимает. Краем глаза вижу, как меня берут в кольцо его приятели.
— Э, да у него диалект. Уж не из Восточного ли Берлина этот фотограф? — не отстает рыжий.
— Насчет диалекта тебе лучше помолчать,— язвительно бросаю я. В кольце вокруг меня раздаются смешки: ярко выраженный баварский акцент рыжего чувствуется за версту.
Хватка на плече ослабевает. Я сбрасываю его руку и отступаю в сторону.
Пробираюсь на другую сторону Мюнстерплац. Трое пожилых мужчин — один из них на костылях — устроились у дерева и приветственно машут приближающимся неофашистам. С этими все ясно: куда с большим удовольствием они вскинули бы руки в нацистском приветствии. Тени прошлого, верой и правдой служившие фюреру. Треск барабанов вывел их на улицу. Кстати, любопытный и весьма показательный факт: примерно 350 тысячам бывших нацистов, а также родственникам погибших и казненных военных преступников в ФРГ ежегодно выплачиваются по статье «Социальные расходы» пенсии на сумму 500 миллионов марок!
А вот уже новая поросль. «За единство, право и свободу» — написано на большом щите. Ниже пояснение: «Партия свободы и права, находящаяся в стадии формирования». Под щитом стоит коренастый молодчик с круглой физиономией. Коричневая рубашка, закатанные по локоть рукава... Настоящий штурмовик. Рядом — под черным флагом, где изображены красные стрелки-зигзаги с белыми обводами,— тонкими голосами выкрикивают реваншистские призывы чистенькие подростки в черных шортах и белых рубашках. «Бавария и Судеты!» — гласит огромный плакат, которым размахивает один из них. По соседству «Молодые национал-демократы» в желтых трикотажных рубашках. Такие же детские розовые лица, тот же фанатичный блеск в глазах, устремленных на черную трибуну...
— Как тебя зовут?
Конопатый подросток в джинсах и желтой рубашке растерянно хлопает глазами. Похоже, он недоволен, что я помешал ему слушать очередного оратора.
— Я — журналист. Расскажи, что привело тебя сюда, на Мюнстерплац. Фамилию называть необязательно.
Последние слова несколько успокаивают парнишку.
— Ульрих. Мне пятнадцать лет.
Учащийся, член «Союза молодежи, верной родине»...
Название этого «союза» мне знакомо. Он известен тем, что старается возродить традиции гитлерюгенда — молодежной организации гитлеровского рейхе. Германский национализм, культ фюрера, сохранение «чистоты нации и расы» — вот краеугольные камни системы воспитания его членов.
— Ты здесь один или с родителями?
— С отцом. Он член НДП. Уже давно.
— Что ты знаешь о Гитлере и его делах?
— О Гитлере? Знаю, что он не хотел войны. Вторую мировую, как и первую, нам, немцам, навязали. Мы не раз обсуждали этот вопрос в «союзе». Да, войну нам навязали враги Германии.
— Что вам рассказывают в школе о временах Гитлера?
— Что рассказывают? Что-то не припоминаю... Я сам рассказываю ребятам то, что узнаю на собраниях в «союзе». Должны же они знать, что наши враги по-прежнему находятся на Востоке,— не моргнув глазом, отчеканивает Ульрих.
Таких ульрихов в ФРГ немало. Вот что написал в анкете 14-летний школьник из Франкфурта-на-Майне: «Неонацизм я поддерживаю лишь частично. Хорошим со стороны Гитлера считаю то, что он хладнокровно убивал русских. Это величайшее дело, которое он сделал».
Поделиться книгой: