Помоги проекту - поделись книгой:
Вот наконец и его дымчато-голубая чаша. И сразу же второе название забылось. Это был именно Сары-Челек. В нежной его глади, скрывающей бездонную глубину, отражаются крутые, неприступные, желтые скалы. Значит, Сары-Челек — «Желтое ведро», «Желтая бочка» — точное название? Но только по внешним признакам люди не могли дать имя удивительному творению природы. Давным-давно на землях этих жили аарычи (пчеловоды), они и дали имя озеру. Бочка, наполненная ароматнейшим, чудодейственным медом, слаще которого нет ничего в мире. Медовое озеро...
У берегов оно мелкое, и видны стаи ленивых на прогретых солнцем мелководьях маринок. Погода на Сары-Челеке капризна и за день может поменяться несколько раз. Только что светило солнце, ветер был так горяч, что ледяные воды озера казались всего лишь освежающими. Но вдруг набежали тучи, на землю, луга, скалы и ельники обрушился ливень. Третий уже за сегодняшний день.
И в ясную погоду Сары-Челек словно окутан дымкой, а в дождь все вокруг и вовсе стало выглядеть нереальным, даже сказочным...
«Прямо по корме-мина!». Владимир Рыбин
На море нет оружия опаснее мин. Во вторую мировую войну воюющие стороны потеряли на минах 1200 боевых кораблей и транспортов... Созданные для защиты своих берегов, мины стали универсальным оружием нападения. Они снабжаются неконтактными взрывателями, целыми комбинациями взрывателей, ориентированных на трудно имитируемые тралами физические поля корабля — гидродинамическое, акустическое... Современные мины обладают высокой чувствительностью, избирательностью цели, противотральной стойкостью...
Многое знал о минах капитан 3-го ранга Дружинин — и как их ставить, и как уничтожать. На различных учениях тральщик, которым он командовал, не раз получал высшие оценки. Но теперь, когда под килем было не учебное, а настоящее минное поле, Дружинин вдруг показался себе матросом-первогодком, для которого все незнакомо и ново.
Арабское командование сообщило, что здесь, в Суэцком заливе, мины ставились с торпедных катеров ночами, при противодействии авиации и надводных кораблей израильтян, что надежной привязки к береговым ориентирам не было, координирование минных постановок производилось способом обратной засечки, из чего следовало, что среднеквадратическая ошибка достигала мили и более. Иными словами, мины ставились как попало, без обязательного составления карт минных полей. Таким образом было выставлено пять минных заграждений, в основном из якорных неконтактных мин. Двенадцать из этого неопределенного числа мин было уничтожено еще до прихода в Суэцкий залив советских кораблей: восемь успели вытралить, на двух подорвался либерийский танкер «Сириус», двумя были потоплены два египетских катера. Вот и все, что было известно. Остальное предстояло выяснить советским морякам. В связи с этой неопределенностью им требовалось протралить огромную акваторию в 1250 квадратных миль...
— Ну что? — спросил Дружинин стоявшего рядом на мостике своего замполита лейтенанта Алтунина.
— Люди в порядке, ждут команды,— ответил он и посмотрел на ют, где точно по боевому расчету стояли матросы.
Командир кивнул и вопросительно посмотрел на штурмана. Тот тоже все понял без разъяснений, для верности глянул в пеленгатор, ответил спокойно:
— Выходим в точку...
Все было буднично, как на учениях.
Развернулась на корме трал-балка, с ее носика начал потравливаться строп с массивным гаком на конце. Командир отделения минеров старшина 2-й статьи Чапаев, стоявший по правому борту, быстро подвесил к гаку звенья цепи — ползуны, и трал заскользил с юта, расцвечивая перламутровую гладь моря ярко-красными бусинками буев-носителей.
— Начинаем пахать! — торжественно сказал командир и сам сделал запись в вахтенном журнале: «07.48. Легли на первый галс. Дали ток в трал. Начали боевое траление».
Казалось, один только командир в эти минуты оставался спокойным. Но Алтунин видел, что и он тоже то и дело поглядывает на взбаламученную воду за кормой, на подвижный пунктир буев, далеко вправо оттянутых отводителем, скользящим в синей глубине, там, где прыгал на пологих волнах последний буй.
Не заметили, как прошел час в напряженном ожидании.
«Повернули на обратный курс. Легли на второй галс. Дали ток в трал. Начали траление»,— записал командир в вахтенном журнале. И вдруг вздрогнул от зычного крика сигнальщика-наблюдателя, стоявшего рядом, на крыле мостика:
— Два самолета, слева восемьдесят — сорок кабельтовых!
Самолеты шли низко, почти теряясь в утренней дымке, затянувшей близкий Синайский берег. Еще издали Дружинин скорее угадал, чем разглядел: израильские «скайхоки». Держась уступом вправо плотно друг возле друга, они пронеслись над мачтами, оглушив ревом двигателей, взмыли вверх, развернулись, снова прошли над самым кораблем, снова взмыли и быстро затерялись в синей глуби неба.
— Хулиганят! — с удивлением в голосе сказал помощник командира корабля капитан-лейтенант Судаков. Он хотел еще что-то добавить, но тут, как и в первый раз, истошно закричал наблюдатель:
— Два самолета, слева девяносто — сорок кабельтовых!
— Что ты кричишь?! — поморщился Дружинин, поднимая бинокль.
Теперь это были «миражи» с такими же, что и у «скайхоков», синими шестиконечными звездами в белых кругах на концах крыльев. «Миражи» проделали в точности те же маневры и скрылись над Синайским берегом.
— А ведь они демонстрируют,— сказал Алтунин.— Вот, мол, какие мы, все имеем, хоть «миражи», хоть «скайхоки».
— Не одни мы в заливе, чего они на нас-то демонстрируют? — усомнился Судаков.
— Мы ближе других к Синаю...
— Два самолета, слева восемьдесят — сорок кабельтовых! — снова прокричал наблюдатель, и в голосе его слышалось удивление.
Все так же, уступом вправо, двойка нырнула к кораблю, оглушила истошным воем реактивных двигателей. Но это были уже совсем другие самолеты — горбатые, остроносые, с черными подпалинами под хвостами, с почти треугольными, скошенными назад крыльями.
— Вот, пожалуйста, теперь «фантомы» пожаловали,— сказал Дружинин. И добавил вопросительно: — А ведь они нас пугают?!
— Пугают! — подтвердил Алтунин. И заключил: — Пугают потому, что боятся.
— Чего им бояться?
— А ничего. Они, что израильтяне, что американцы, что все натовцы, так запугали себя советской опасностью, что накладывают в штаны даже при виде безобидного тральщика.
— Это точно! — рубанул Дружинин.— Только ты бы, лейтенант, сходил на ют. Нас, конечно, не запугать, но все же...
На юте было пустынно. Так Алтунину показалось в первое мгновение. Хотя все здесь было, как всегда на учениях: стоял вахтенным у трала командир отделения минеров старшина 2-й статьи Чапаев, стоял вахтенным у динамометра командир отделения тральных электриков матрос Войханский, как и полагалось, не отрываясь, глядели — один в море, на прыгающие по волнам ярко-красные буи с флажками, другой — на белый диск прибора. Корабль шел с тралом, и внимание было теперь главным. Только выглядели они необычно, не по-военному как-то — в шортах и оранжевых спасжилетах, надетых прямо на голое тело.
— Как вам? — спросил Алтунин, ни к кому не обращаясь.— Самолеты не больно мешают?
— А пускай летают,— подчеркнуто бодро ответил Войханский, не сводя глаз со стрелки динамометра.— Какая-никакая, а тень.
Алтунин с благодарностью посмотрел на него и вдруг подумал, что это ведь он успокаивает его, замполита. Чтобы не беспокоился за матросов. Он отступил за лебедку, собираясь вернуться на мостик, и вздрогнул от незнакомо громкого, испуганного вскрика Войханского:
— Подсечена мина!
Резко обернувшись, Алтунин успел поймать взглядом рывок стрелки динамометра.
— Прямо по корме — мина! — доложил вахтенный у трала так громко, что крик его, наверное, услышали бы на мостике и без трансляции.
И все замерло на корабле. Пометавшись глазами по взбаламученной водной глади, Алтунин нашел черный шар, ярко поблескивающий на солнце мокрым боком. Мина быстро удалялась, и Алтунин с беспокойством оглянулся на кормовую артустановку, стоявшую на камбузной надстройке. Оттуда, из-за серого броневого прикрытия, выглядывали черные стволы и виднелась голова наводчика в каске, прильнувшего к прицелу. Алтунину показалось, что целится наводчик недопустимо долго: ведь все знали, что подсеченная мина будет качаться на волнах всего несколько минут, а затем наполнится водой и затонет.
Сухой треск короткой очереди резанул по ушам, со звоном посыпались медные гильзы. Снаряды взбили пену возле самой мины. Раздался еще такой же короткий треск. В тот же миг палуба под ногами дернулась, море за кормой вздрогнуло сразу все, грязно-белым холмом вспучилось в том месте, где только что была мина. Холм этот стремительно поднимался все выше. Тяжкий звериный рык, переходящий в шипение, догнал корабль и прокатился дальше, к другим тральщикам, к едва видному вдали низкому Синайскому берегу, серо-дымной полосой отбившему горизонт.
Алтунин восхищенно, по-мальчишечьи, улыбался, смотря, как оседает гора воды. Он еще постоял, посмотрел на невесть откуда налетевших чаек, роем мошкары вившихся над местом взрыва. Потом спохватился, шагнул на ют, чтобы взглянуть в глаза минерам, похвалить. И остановился, словно наткнувшись на неожиданный перекрик докладов:
— Подсечена мина!
— Прямо по корме — мина!
«Что это они балуются?! — подумал Алтунин в первый момент. И тут же с холодным беспокойством удивился:— Неужели мин так много?»
Снова, сразу после команды, с мостика, ударила кормовая установка. И снова, и снова. Комендор, как видно, волновался от такого неожиданнрго повтора, не попал даже с третьего раза. А мина, черным пятном плясавщая на волнах, все уменьшалась то ли от; того, что быстро удалялась, то ли тонула. Алтунин потянулся к краю надстройки, пытаясь разглядеть, кто там такой мазила, и тут же почувствовал, как толкнулась палуба от недалекого взрыва. Гидродинамический удар раньше звука достигал корабля.
Снова вспучилась вода, снова глухой рык прокатился над морем. Алтунин подождал, не подсечется ли третья мина, и, не дождавшись, пошел на мостик.
— Не пугают,— сказал он Дружинину.
— Что?
— Самолеты, говорю, не пугают. Наши люди, как всегда, на высоте. «Пускай,— говорят,— летают, все-таки тень».— Алтунин засмеялся, но никто его не поддержал, и он замолк. Командир стоял на правом крыле мостика, смотрел за корму. Помощник выглядывал из левых дверей рубки и тоже высматривал что-то за кормой. Две мины подряд всех заставили ждать третью.
Солнце жгло все сильнее, и Алтунин, покосившись на командира, расстегнул пуговицы на рубашке, подставил грудь горячему ветру. Командир покосился на Алтунина и тоже начал расстегиваться. Из-под козырька его выцветшей пилотки стекали струйки пота и высыхали у подбородка.
С моря, где маячили другие тральщики, докатился низкий гул взрыва. Командир посмотрел в бинокль и опустил его: мина взорвалась на достаточном удалении от корабля, значит, и у соседей все шло как надо.
На шкафуте у трапа, ведущего на мостик, показался боцман с кистью и банкой.
— Разрешите, товарищ капитан третьего ранга?
— Что такое?
— Звезды отштамповать. Две мины — две звезды.
— Где отштамповать?
— На рубке. Чтоб видней.
— Надо? — повернулся командир к замполиту.
— Надо.
— Штампуйте, раз надо.
Боцман соскользнул с трапа, и через две-три секунды его голова показалась над краем рубки. Видимо, он висел там, держась за скобы. Но как умудрялся еще и держать банку с краской, и работать кистью — это Алтунину было непонятно. Он хотел пойти посмотреть, как боцман это делает, и помочь в случае чего, но тут чуть не над ухом снова гаркнул наблюдатель, оглушил:
— Вертолет, справа сорок — двадцать пять кабельтовых!
Командир вскинул бинокль на высокий морской горизонт, над которым висела точка далекого еще вертолета, долго смотрел, словно изучал его.
— Вот теперь самолеты действительно будут опасны,— сказал наконец.
— Почему?
— Реактивная струя у них мощная. А вертолет что комарик.
Рокоча мирно, по-домашнему, вертолет сделал круг над кораблем и завис в двух кабельтовых за кормой, в кабельтове от поверхности воды. Так он и шел, как привязанный, не удаляясь и не приближаясь.
Работа тральщика с вертолетом проводилась в соответствии с планом траления. Дело это было не новое, но еще достаточно непривычное, чтобы относиться к нему со всем вниманием. Впрочем, от моряков требовалось немногое — только держать постоянную связь с вертолетом и как следует делать свое дело. Главная роль в этом необычном симбиозе — корабль—вертолет — отводилась летчикам. Им нужно было точно выдерживать скорость и направление полета, наблюдать за небом и особенно за морем, чтобы не прозевать внезапно всплывшую мину и сообщить о ней на тральщик. Много глаз на корабле смотрят за морем, но лишние в таком деле еще никогда не мешали.
А еще летчикам нужно было повнимательней всматриваться в морские глубины. Слова известной песни «мне сверху видно все» в равной мере относятся к морю, как и к земле. Все, и моряки, и летчики, читали известную книгу Кэгла и Мэнсона «Морская война в Корее» и знали описанный там случай, когда в 1950 году во время розыска членов экипажа потопленного тральщика «Мэнгай» вертолет с крейсера «Хелена» обнаружил две якорные мины. С тех пор, а может, кое-где и раньше,— поди установи приоритет в военном деле,— на всех флотах мира проводятся учения по использованию вертолетов в борьбе с минной опасностью.
— Как им там, видно что-нибудь? — спросил Дружинин.
— Все видно,— сразу ответил штурман Ермаков, державший связь с вертолетом.
— А под водой?
— Волны мешают что-либо разглядеть. Игра светотеней, хаос пятен.
— Волн только в прудах не бывает.— В голосе Дружинина слышалось удовлетворение. Моряк, привыкший все делать обстоятельно, он в таком серьезном деле не очень доверял «верхоглядству». То ли дело трал: зацепит — не сорвется. А кроме того, существуют не только якорные мины, болтающиеся у самой поверхности воды, а и такие, что лежат на дне. Их-то с вертолета никак не разглядишь. Разве что мина будет лежать на небольшой глубине.
И тут, на мгновение раньше наблюдателя, он увидел над блескучей поверхностью залива две черные точки — катера. Наблюдатель доложил — торпедные, но это были скоростные сторожевые катера с небольшими мачтами, перекрещенными антеннами радиолокаторов, со скошенными рубками, с автоматическими пушками на баке и на юте. В пенных бурунах они вынырнули из полуденной дымки, стремительно пошли наперерез тральщику.
Дружинин улыбнулся, всмотревшись в передний катер, и передал бинокль Алтунину.
— Взгляни, замполит.
На носу катера были нарисованы кривые клыки разинутой акульей пасти.
— Опять пугают,— недоуменно сказал Алтунин.— Что они, как дети?!
— Не было для них настоящей войны, вот и резвятся.
— Как не было?
— Не было! — твердо повторил Дружинин.
Катер с акульей пастью в опасной близости пересек курс тральщика, развернулся и, сбавив скорость, пошел параллельным курсом метрах в десяти от борта. Другой катер проделал точно такой же маневр с другого борта. Из рубки высунулся длинноволосый человек в черной куртке-распашонке, без каких-либо знаков различия, долго рассматривал тральщик.
— Зачем сюда пришли? — неожиданно крикнул он по-английски.— Вам здесь делать нечего.
— Врубите погромче,— сказал Дружинин, не оборачиваясь.— Чтобы потом не говорили, что не слышали.
Он поднес к губам- палочку микрофона, и голос его густым звоном динамиков накрыл и тральщик, и катер, и море вокруг:
— Ваш катер грубо нарушает правила судовождения, что может привести к столкновению. Командование советского корабля заявляет решительный протест против ваших провокационных действий.
— Вы находитесь в израильских территориальных водах,— крикнули с катера.
— По просьбе египетского и по решению Советского правительства мы проводим боевое траление в египетских водах,— снова прогудел над волнами голос Дружинина.
— С июля шестьдесят седьмого года эти воды вместе с Синайским полуостровом принадлежат Израилю.
— ООН считает их временно оккупированными. ООН признает эти воды египетскими.
Помедлив минуту, черный человек скрылся в рубке. Катера, как по команде, разошлись в стороны и, набирая скорость, все глубже зарываясь в пенные буруны, покатились по широкой дуге, зачем-то забирая за корму, туда, где покачивалась цепочка флажков на красных буях, обозначающих трал.
И в этот миг дернулась палуба, и там, далеко за кормой, где скользили в синих глубинах тралы, высоко вспучилось море, и тяжелый рев взрыва прокатился над кораблем. Высокая волна швырнула катера, и они, круто развернувшись, помчались прочь от тральщика.
Прибежал боцман с баночкой, полез на рубку. Соскочил на палубу, отошел за шпиль полюбоваться своей работой.
Словно напуганное взрывом, море сглаживало волны, сверкало тысячами ослепительных бликов. Полуденный ветер нес с Синайского берега раскаленное дыхание пустынь.
— Как обед? — спросил командир у боцмана.
Поделиться книгой: