Помоги проекту - поделись книгой:
Если учесть огромные затраты на производство и технику, можно понять, почему нефть «морского Техаса» в несколько раз дороже ближневосточной.
И все же монополисты были не внакладе, подсчитывая полученные и грядущие барыши, довольны были правительства североморских стран и некоторая часть населения, получившая квалификацию и работу. Пока не наступил «самый черный день в жизни», как назвали первую катастрофу на месторождении Экуфиск.
Черный день Экуфиска
Несчастье произошло поздним вечером 22 апреля 1977 года. На одной из эксплуатационных платформ Экуфиска — «Браво» — был допущен открытый выброс. Нефть стала просачиваться в море.
Но отвлечемся на время от технических подробностей. Работа нефтяника и на суше сложна и тяжела. А в море, где риск возрастает, где даже самые простые операции требуют повышенного внимания, где часто приходится осваивать новую технику, новые методы работы, быть первооткрывателем в своей области, — там трудности во много раз увеличиваются. Если же вспомнить, что буровикам приходится проводить долгие недели в отрыве от привычной обстановки за сотни и тысячи миль от дома и семьи, то не покажется, пожалуй, странным недостаток квалифицированных специалистов. Как на всяком «клондайке», здесь силен приток людей, склонных к приключениям и, несмотря на высокую оплату, не всегда должным образом профессионально и психологически подготовленных. Не всякой компании и не всегда удается укомплектовать экипажи буровых платформ опытными работниками. Но нужно торопиться, иначе тебя обскачут другие компании.
Считают, что на «Браво» слишком поторопились исправить оплошность. Но даже при этом они действовали небрежно. Так или иначе, а аварию быстро ликвидировать не удалось.
В. А. Робертс, вице-президент компании «Филипс», которой принадлежала аварийная платформа, вынужден был признать: «Да, мы несем ответственность за случившееся...»
А пока правительства, главы компаний, газетчики на суше искали виновных, громоздили обвинения, в море лилась нефть. Пока собрался мало-мальски эффективный флот кораблей-нефтесборщиков, североморские ветры и волны подхватили и разнесли десятки тысяч тонн нефти.
Газонефтяная смесь вырывалась на поверхность моря со скоростью 360 километров в час с глубины в два с половиной километра. Далеко разносился рев грозного фонтана. Подошедшие корабли мощными струями воды обдавали аварийную платформу. От пожара скважину уберечь удалось. Ни один из ста двадцати находившихся на платформе нефтяников не получил серьезных увечий. А вот нефтяное пятно на поверхности моря постоянно увеличивалось в размерах: 25 апреля — десять миль в длину и две в ширину, сутки спустя — двадцать миль в длину и пять в ширину.
Воздушные наблюдатели установили, что пятно движется на восток, к побережью Ютландского полуострова. Угроза гигантской экологической катастрофы нависла над наиболее богатыми районами датского рыболовства. Нефть подбиралась и к прибрежным мелководьям. Отравление угрожало камбале, треске, пикше, североморской селедке, чайкам, глупышам. Химический щит мог угрожать планктону и на долгие годы воспрепятствовать восстановлению биологического богатства моря. А ведь в этих странах немалый процент населения зарабатывает на жизнь рыболовством или обработкой рыбы. К счастью, скоро ветер переменился, и нефтяное пятно вернулось к месторождению. Прибрежные районы, самые чувствительные к нефтяному загрязнению, были спасены...
На промысле между тем пытались остановить извержение. Нефть выходила, нагретая до восьмидесяти градусов. Фонтан над «Браво» поднимался на высоту пятнадцатиэтажного дома и падал горячим нефтяным дождем.
Когда аварийная бригада предприняла первую попытку поставить заглушку, воздух был настолько насыщен нефтяными парами, что без масок работать было нельзя. Не радовали прогнозом и метеостанции — приближался шторм. Вторая попытка, третья, четвертая. Наконец отверстие скважины на платформе перекрыли предохранительным клапаном. Но... оказалось, в спешке клапан установили вверх дном. В таком положении он не смог выдержать превысившее 300 атмосфер давление в устье скважины. Фонтан действовал с прежней силой.
Компания обратилась за помощью к известному специалисту по борьбе с нефтяными катастрофами Полю Адэру, не впервой работавшему в Северном море. В 1968—1969 годах он ликвидировал здесь утечки нефти и газа и тоже на скважинах, принадлежавших компании «Филипс». Бригаде Адэра удалось закрепить болтами перевернутый клапан. Потом устье скважины было перекрыто специальным противовыбросовым устройством. А наверху, на палубе платформы, поставили вторую линию защиты — четырехтонный металлический колпак. Наконец с заякоренного поблизости от буровой судна в скважину закачали специальный раствор. Только через 181 час после выброса нефтяной фонтан удалось подавить.
А в море свидетельством катастрофы — из-за пренебрежения техникой безопасности — осталось огромное нефтяное пятно. Согласно подсчетам в море попало около двенадцати тысяч тонн нефти. За неделю было собрано всего 750 тонн. Нефтяное пятно делилось на две части более густой слой бурого цвета покрывал площадь около семисот квадратных километров, его окружала тонкая синеватая поверхностная пленка. Флот из двадцати нефтеочистительных судов непрерывно находился в районе катастрофы, но только небольшая часть загрязненной акватории была покрыта достаточно толстым слоем нефти. Вне бурого пятна нефтеочистители не могли эффективно работать. Здесь большая часть нефти испарилась или рассеялась под ударами волн.
Надежды не оправдались
Скандал на Экуфиске против воли нефтедобывающих монополий приподнял туман над прямым следствием их хищнического вторжения в неподкупную сферу экологии.
Северное море — один из самых освоенных человеком водоемов. Морское дно пересечено нитками трубопроводов. Оживленное движение царит и на морских трассах. Со всевозможных судов и платформ без оглядки выбрасывают любые отходы во все более нечистое море. Не один раз такой подарочек рвал рыбацкие сети и тралы.
Бросают традиционные занятия рыболовы и фермеры. Матросская жизнь на принадлежащих нефтяным компаниям вспомогательных судах куда доходнее нелегкой рыбацкой доли. Тот же магнит оттягивает молодежь от фермерских хозяйств, от местной промышленности.
Многим норвежцам нефть пришлась не по сердцу вовсе не по ностальгическим причинам. Характерно мнение простого горожанина, электрика с трамвайной станции в Осло: «Нефть вредит рыбе, а рыба — это питание. Нефтью-то сыт не будешь».
До открытия нефтяных залежей безработных в Норвегии было около одного процента трудоспособного населения Нефтяная лихорадка одному Ставангеру дала восемь тысяч новых рабочих мест. Столица сардин и селедки начала превращаться в центр нефтяной промышленности.
Казалось бы... Но свободные рабочие места достались в основном не местным жителям.
В норвежских фьордах появились парни из Оклахомы, Луизианы, Техаса Выросли новые районы — особый мир со специфическим укладом жизни. И приток иностранцев отнюдь не улучшил отношение прибрежных жителей к нефтедобыче.
Аналогичная картина сложилась и на британском побережье. Питерхед был когда-то маленьким рыбацким городком. Идеальная естественная гавань и близость конечных пунктов трубопроводов привлекли к нему нефтяные компании. Казалось бы, наступит эра процветания... Однако молодые шотландцы жалуются: «Никак не могу устроиться на работу», «Все хорошие места заняли приезжие». В тон им высказывается пожилая женщина в пекарне: «Мой муж и мой сын, как сотни других, по-прежнему уходят в море рыбачить. А нефть мешает рыбе. Процветание на нефти — это не для нас».
В городишке Алнесс население за десяток лет удвоилось, однако смешение новичков и «аборигенов» происходит далеко не безболезненно. Нравы «Клондайка конца XX века» захлестнули провинциальное захолустье: пьянство, драки на улицах, «ничейные» дети, разрушенные семьи.
На Шетландских островах провинциальный уклад еще держится. На маленьких фермах течет размеренная жизнь: мужчины ловят рыбу или пасут овец, женщины сажают картошку и овес, коротают вечера за вязанием да молятся за ушедших в море мужчин. На сельских праздниках островитяне еще кружатся в вихревом риле, степенно рассуждают об овцах.
Но нефтяные компании нашли, что шетландские «во» — узкие и глубокие фьордообразные заливы — как нельзя лучше подходят для дислокации здесь нефтепортов и нефтехранилищ. Совет Островов передал под порт пустовавшую военно-морскую базу в Саллом-Во, потребовав взамен ежегодную плату «за нарушение». Компании вынуждены частично возмещать убытки, причиненные строительством и эксплуатацией нефтепроводов и емкостей, возможными катастрофами танкеров. Для монополий плата невелика (от двух до шести миллионов долларов в год), но, временно пополнив скудный бюджет островов этой подачкой, нефтекомпании развязывают себе руки. И начисто снимают с себя ответственность за куда более крупные потери. Потери, которые не оценить деньгами.
Стальная гробница
В неприветливых североморских просторах, в трехстах двадцати километрах от шотландского побережья и в трехстах пятидесяти от датского, расположились рядышком две буровые платформы. Одна из них, «Эдна», как и положено, выкачивала нефть из подземного резервуара. Другая, «Александер Кьелланн», использовалась под жилое помещение, хотя и она строилась как эксплуатационная платформа. Здесь даже оставили восьмидесятиметровую буровую вышку, совершенно бесполезную для морской гостиницы «Эдна» заякорена на грунте. Полупогруженный «Кьелланн» способен автономно передвигаться. При хорошей погоде нефтяники пользовались стометровыми переходными мостками между платформами.
27 марта 1980 года море штормило. Ветер достигал скорости пятьдесят пять узлов Десятиметровой высоты валы обрушивались на металлические основания платформ «Эдне» они большого вреда не причинили, а вот «Кьелланн» в двадцать тысяч тонн вздрагивал на своих пяти полых стальных ногах, опиравшихся на глубоко погруженные понтоны.
В 18.45 по Гринвичу мощный удар подломил одну из ног, как раз ту, что находилась под буровой вышкой. Сместился центр тяжести, и платформа стала крениться. За несколько минут крен увеличился до 45 градусов. Новые толчки волн быстро докончили дело — платформа рухнула набок и перевернулась. Капитан успел дать сигнал тревоги, однако для многих он прозвучал слишком поздно.
Всего за четыре с половиной часа до катастрофы предыдущая смена закончила двухнедельную вахту и отбыла в Ставангер. Ее сменила новая команда.
Как полагают, на «Кьелланне» в тот день находилось 228 человек, в основном норвежцы. Кроме них, в экипаже были британцы, финны, португалец, испанец. В момент катастрофы около четверти экипажа находилось в кинозале. От трагической смерти спаслись только те, кому удалось в недолгие мгновения преодолеть сплетение коридоров, площадок, трапов и вырваться на палубу. Одним из спасшихся был Тони Сильвестер. Он успел добраться до шлюпки и после трехчасовой болтанки в штормовом море вместе с шестью счастливчиками был спасен вертолетчиками.
Норвежец Улаф Скоттхейм смотрел вместе с другими ковбойский фильм. «Вдруг все мы почувствовали страшный удар под днище надстройки. Палуба накренилась. Меня буквально вышвырнуло в раскрывшуюся дверь. Я было ринулся в каюту за спасательным жилетом, но железная палуба стала дыбом. Я понял, что надо прыгать... До «Эдны» неполная сотня метров, но мне показалось, что я плыл вечность»
Первыми на место катастрофы прибыли вертолеты. Летчикам открылась страшная картина: из морской кипени сиротливо вздымались к низким темно-серым тучам четыре ноги опрокинутой платформы. Вокруг плавали уцелевшие люди с «Кьелланна»: на шлюпках, на пневматических плотиках, некоторые держались на плаву благодаря спасательным жилетам. Немедленно приступили к спасательным работам. По словам одного из пилотов, горизонтальная видимость не превышала ста метров. Нижняя граница облаков проходила всего в тридцати метрах от воды. Часа через два к гесту катастрофы прибыло несколько торговых судов. Из Ставангера послали специальный медицинский отряд.
Наступила темнота и прервала спасательные работы. Ночь пережили немногие. Утром самолеты, два десятка вертолетов, 47 кораблей обыскивали с воздуха и с воды район катастрофы. В мрачно-серых североморских водах, постепенно успокаивающихся после шторма, сиротливо торчали ярко-оранжевые опорные понтоны перевернувшейся платформы да качались пустые резиновые плотики. Надежды спасателей с каждым часом таяли. В итоге удалось спасти восемьдесят девять человек и выловить тела сорока двух погибших. Восемьдесят пять буровиков пошли на дно, видимо, замурованные во внутренних помещениях надстройки.
Не в первый раз в холодных водах Северного моря обрывалась жизнь работников нефтепромыслов.
Летом 1973 года авария вертолета на трассе Ставангер — Экуфиск стоила жизни четырем буровикам.
В ноябре 1975 года вспыхнул пожар на скважине «Альфа» месторождения Экуфиск. Шестеро нефтяников погибли в спасательной шлюпке: она сорвалась с большой высоты в море
Водолазов Питера Уолша и Питера Карсона засосало в трубу при работах по прокладке нефтепровода вблизи Оркнейских островов, а Пир Скипмэс и Роберт Смит погибли, когда неожиданно всплыл на поверхность водолазный колокол.
В марте 1976 года при буксировке в штормовую погоду посадили на мель вблизи Бергена буровую платформу. Шесть членов ее экипажа утонули, пытаясь добраться до берега на шлюпках.
В октябре 1977 года во время пожара на норвежской платформе «Мэрск-Иксплоре» погиб водолаз.
В феврале 1978 года загорелась платформа на месторождении Статфьюр, пятеро рабочих погибли.
За несколько недель до гибели «Кьелланна» едва предотвратили выброс нефти на платформе «Хокон Магнус». На платформе «Весч-Венче» такелаж пришел в критическое состояние. Норвежский нефтяной директорат — высшая контрольная инстанция отрасли — узнал про два последних случая... из газет!
31 марта, пятый день после трагедии на «Александере Кьелланне», Норвегия объявила днем национального траура. Правительство обещало сделать все возможное для выяснения причин катастрофы. Это важно не только для норвежской нефтяной промышленности: ведь в одном Северном море плавбазы типа погибшей платформы дают убежище пяти тысячам нефтяников.
«Александер Кьелланн», как и десяток подобных платформ-близнецов, построен в 1976 году французской компанией КФЭМ из Дюнкерка. Представитель компании утверждает, что платформы этого типа строились с учетом жестоких североморских зимних штормов. Они могут выдерживать ярость волн двадцати-тридцатиметровой высоты.
Прежде всего подумали, что повреждена подводная часть пятой опоры в результате незарегистрированного столкновения с каким-нибудь судном. Такой удар мог сыграть роковую роль при штормовом ветре. Наутро, однако, оказалось, что эта опора плавает неповрежденная у перевернутой платформы.
Но почему платформа завалилась набок после утраты только одной опоры? Ведь строители приводят расчеты, доказывающие, что платформа теоретически вполне остойчива и на четырех ногах?
Если эти расчеты верны, то в катастрофе виновны эксплуатационники — «Филипс петролеум компани». В погоне за максимальной прибылью правление компании торопилось начать разработку месторождения. Предполагается, что еще при постановке платформы сделали ложный маневр, и в результате якорные цепи с одного борта были натянуты как струна, а с другого провисали. При резком толчке штормовой волны удерживающие цепи оборвались и платформа накренилась.
По мнению экспертов из французской компании, поставившей одиннадцать вышек такого типа на промыслы всего мира, роковую роль сыграла четырехпалубная надстройка, в которой разместился плавучий «отель». Вполне возможно, что из-за буровой вышки и надстройки сместился центр тяжести платформы. Несомненно, любопытен еще один факт. Оказывается, плавучую гостиницу собирались заменить в ближайшее время. В Ставангере уже была приготовлена к буксировке платформа «Генрик Ибсен».
Может быть, неполадка в пятой опоре уже была обнаружена? Тем не менее компания не слишком торопилась с заменой: с самой-то платформы добыча не велась, а замена должна была обойтись в 50 миллионов долларов. Либо специалисты компании уступали в профессиональной подготовке специалистам других фирм, либо правление компании осознанно игнорировало правила безопасности на буровых.
Вопросы безопасности стали предметом бурных обсуждений в норвежском стортинге. Председатель парламентской промышленной комиссии Финн Кристенсен осудил безалаберное отношение нефтяных монополий к технике безопасности: «При определении темпов развития нефтедобычи на первое место должна встать безопасность нефтяников». Немало горьких слов было высказано и другими парламентариями.
Но все это говорилось ПОСЛЕ катастрофы. Задним числом выяснили, что правительственный аппарат не в состоянии следить за многими гранями деятельности нефтедобывающих компаний, и в их числе — за обеспечением безопасности.
И уж совсем не вспоминали об экологических и социальных последствиях как бесконтрольного роста нефтедобычи на Северном море, так и катастроф, ставших здесь статистически неизбежными. Повис в воздухе запрос группы депутатов о полном закрытии североморских промыслов хотя бы до окончания расследования событий на «Кьелланне».
Мнение европейской общественности выразила коммунистическая и рабочая печать:
«Со своеволием монополий пора кончать, морские промыслы необходимо поставить под контроль государства, всего общества».
Конечно же, технический прогресс остановить нельзя. Человечеству нужны богатства морского дна, и оно будет их разрабатывать. Это насущная проблема нашей цивилизации.
Но разве может освоение осуществляться за счет природной среды и тем более оплачиваться человеческими жизнями?..
Шифровка «Сорро»
Надеюсь, вас не обидит эта маленькая формальность? — Светловолосый американец затушил сигарету в пепельнице и поднялся из кресла. — Такую проверку проходят все каши агенты.
От вежливости первых встреч осталось только (испанское обращение на «вы». Тон стал хозяйским. Николас с детства научился узнавать эту интонацию за напускной вежливостью. Так часто разговаривали с ним еще в колледже.
— Не возражаете? — блондин взял Николаса под руку. — Вы, наверное, слышали кое-что о «детекторе лжи»?
Николас неопределенно пожал плечами. Нужно было выиграть время и подумать. По тому, как вел себя американец, он понял, что отказ от проверки может привести к провалу. Его готовили тщательно, но именно сегодня встречи с «детектором» Николас не ожидал. Значит, надо будет выкручиваться за счет легенды. Николас поймал себя на том, что думает о себе в третьем лице, и невольно улыбнулся.
— Сейчас начнем, соберитесь, — холодно сказал блондин.
Николас почувствовал, что закипает от злости.
«Если меня раскроют, схвачу одного из этих молодчиков и прыгну с ним в окно. Пусть попробуют тогда объяснить, как вывалились с двенадцатого этажа сразу два человека...»
Решение было принято, и с ним пришло спокойствие. Он смотрел в окно на серое, затянутое облаками лондонское небо, такое непохожее на небосвод над его Гаваной, и отвечал на вопросы...
Николас Сиргадо прошел испытание на «детекторе лжи» и был зачислен в штат агентов ЦРУ. С этого дня он стал «Сорро» — «Лисой» американской разведки. Началась работа, длившаяся десять лет...
Впервые о Николасе Сиргадо я услышал, как и все, в 1976 году. Товарищ Фидель Кастро, выступая на траурном митинге, посвященном гибели кубинского самолета над Барбадосом 1 огласил последнее задание ЦРУ своему агенту «Сорро». (К этому выступлению мы еще вернемся.) Потом я видел Николаса на XI фестивале молодежи и студентов в Гаване. Он выступал как свидетель на Международном трибунале, судившем империализм. И вот теперь я получил возможность встретиться с ним. Он должен был прийти ко мне домой в Гаване, где я работал.
Сначала пришел Николас. Мы провели вместе целый день. К вечеру приехала его жена Мария-Антуанетта. Мы разговаривали, пили кофе по-кубински, приготовленный Марией-Антуанеттой, и ели пельмени по-сибирски. Разговор шел о том, как жил и работал все эти нелегкие годы Николас Сиргадо, один из миллионов кубинцев, которые приняли революцию и защищали ее.
Николас родился в бедной рабочей семье. Впрочем, слово «бедность» можно понимать по-разному. А на Кубе градаций ее было так много, что лучше сказать «в пролетарской семье», так говорил сам Николас. Отец и мать образования не имели, но делали все, чтобы дети учились. Николас пошел в Одну из школ «народного образования» — «настоящим несчастьем» называли эти заведения кубинцы. Мальчик учился в школе для бедных, пока дед не решил, что пора помочь внуку. На его деньги Николаса устроили в протестантский колледж, который финансировали американцы. Нетрудно понять чувства мальчишки из бедной семьи, попавшего в школу для богатых. Сколько маленьких столкновений, сколько незаметных, но глубоких ран остается в душе ребенка!
Николас проявил характер. Он завоевал свое собственное место в колледже. Отлично учился, занимался спортом, играл в популярный на Кубе бейсбол... Сиргадо заметили. Скоро его начали показывать приезжавшим на Кубу американским попечителям колледжа, приглашали на встречи с особо важными деятелями. На выпускном вечере именно ему поручили произнести перед хозяевами благодарственную речь. По окончании колледжа Николас пошел на работу в банк «Траст компани». Работал и учился в вечернем институте экономики.
Шел пятьдесят третий год. Батиста уже пришел к власти. И не было, наверное, ни одного настоящего кубинца, который не ненавидел бы тирана, его палачей, наемных убийц, взяточников, воров, плотным кольцом окруживших диктатора.
Николас принимал участие в выступлениях студентов, потом, работая в банке, познакомился с участниками движения «26 июля», стал профсоюзным организатором.
— Тогда я был далек от марксизма, — рассказывает Николас. — И уж тем более не мог называть себя революционером. Ведь я не понимал, что бороться нужно против всей системы. Думал: конечная цель нашей борьбы — возврат свобод, которые отнял у кубинцев Батиста.
Победу революции Сиргадо встретил как большой радостный праздник. Николас решил, что эта революция завершилась. Теперь он вспоминает об этом с улыбкой.
Требовались образованные, преданные делу люди. Николаса назначили руководителем одного из крупных предприятий по производству железобетона. Вопреки его ожиданиям наступили тяжелые времена. По мере осуществления реформ классовая борьба обострялась.
— Я верил Фиделю безгранично, — рассказывал Николас. — Эта вера помогла занять правильные позиции...
В шестидесятом году Сиргадо узнал, что его старший брат (в нашем разговоре Николас называл его «этот гражданин») примкнул к врагам новой Кубы. Брат женился на богатой девице и решил уехать в США, чтобы оттуда руководить контрреволюционной деятельностью. Перед отъездом состоялся откровенный разговор. Переубедить «этого гражданина» Николасу не удалось.
— Когда поймешь, что я прав, — бросил беглец на прощанье, — дай знать...
Поляризация сил шла быстро. Контрреволюция перешла к действиям: горели склады с продовольствием, поля сахарного тростника, ломались машины, с таким трудом приобретенные на народные деньги. Николас хорошо знал, какой ценой давался каждый шаг революции. Под его руководством было производство железобетона, «из которого строились новые школы, жилье для рабочих, больницы. Вместе с товарищами он после работы дежурил, охранял покой и мирный труд кубинцев. Ведь старое не уходило без боя: ночные рейды пиратских самолетов, обстрелы побережья с быстроходных катеров, бомбежки городов и, наконец, высадка контрреволюционеров на Плайя-Хирон...
Бой на Плайя-Хирон стал поворотным пунктом в судьбе многих кубинцев: именно здесь они защищали не только свободу Кубы — они защищали социализм.
...В старой Гаване, в порту, стоит памятник кораблю «Ла Кубр». Трудно разобраться, какая часть изуродованного взрывом судна выставлена там у дороги. Но смысл памятника ясен всем: он напоминает о подлости, предательстве и жестокости врагов Кубы. «Ла Кубр» был взорван в 1960 году.
Революция только что победила. И все на Кубе знали, что американцы, именно американцы (тогда еще не думали о наемниках), попытаются лишить народ его победы. Сколько раз так было и на Кубе, и рядом — в Гватемале, в Доминиканской Республике... В общем, ждали вторжения. А оружия не было. За ним послали в Европу. О том, что большая партия оружия будет доставлена в Гавану на «Ла Кубре», знали только руководители революции и еще специальный отряд разгрузки, ожидавший корабль в порту. Николас был в этом отряде.
Разгружали корабль с той же отчаянной радостью, с какой, наверное, строили баррикады коммунары Парижа. И вдруг взрыв. К порту бежал весь город. На «Ла Кубре» тушили пожар, горели, гибли в огне люди, на смену раненым и погибшим вставали новые спасатели. И вдруг раздался второй, еще более мощный взрыв. Оружия не стало. Тогда кубинцы обратились за помощью к Советскому Союзу. Отпор десанту наемников на Плайя-Хирон 16 апреля 1961 года они дали с помощью нашего оружия.
— События на Плайя-Хирон, — рассказывает Николас, — застали меня в Сантьяго-де-Куба. Мы собрались на стадионе, где нам предстояло вооружиться. Второй десант мог быть высажен как раз здесь, в провинции Орьенте, тем более что американская база Гуантанамо рядом. Я был командиром небольшого соединения и, когда пришли грузовики с оружием, следил за тем, чтобы все мои бойцы хорошо вооружились. В горячке не заметил, как мне достался всего лишь пистолет...
Возмущенный Николас подошел к товарищу, распределявшему оружие. «Что вы мне дали?» — почти прокричал он. «А что бы вы хотели?» — «Автомат», — твердо сказал Николас. «Зачем тебе автомат?» — переходя на дружеское «ты», пытался успокоить Николаса товарищ. «Защищать революцию!» — ответил Сиргадо, полагая, что теперь аргументов для отказа не будет. «С автоматом ты в траншею полезешь, врагов стрелять, — был ответ, — а тебе о людях думать надо. Твое оружие — голова».
— Я не ожидал такого поворота, — говорит Николас. — И эти слова запомнились надолго.
Вскоре Николас начал работать «директором предприятия».
Однажды директору сообщили, что с ним хочет побеседовать его «старый знакомый». Николас согласился на встречу. «Знакомый» напомнил Сиргадо об учебе в колледже, заговорил о прекрасных временах, когда Кубой заправляли американцы, о том, что революция якобы изменила курс. Прощупав настроение Николаса, он предложил ему стать участником контрреволюционной организации МРР — «Движение за реконструкцию революции». Николас рассказал об этом предложении органам безопасности.
На Кубе в то время действовали десятки контрреволюционных организаций. Поддерживаемые ЦРУ, они проводили многочисленные диверсионные акты, терроризировали население, убивали активистов. Николасу поручили внедриться в МРР, установить его связи с зарубежными центрами и сетью агентов на Кубе. Когда были выявлены связи МРР с заграницей, адреса, имена членов организации, органы государственной безопасности провели операцию по разгрому МРР.
К этому времени в Вашингтоне поняли, что планы свержения правительства Кубы с помощью внутренних сил провалились. И ЦРУ начинает готовить покушения на лидеров кубинской революции.
Главари кубинских организаций на территории США уже знали о Николасе и интересовались им.
— Позже выяснилось, что начали меня изучать и в ЦРУ, — рассказывал Николас. — Изучали довольно долго. Чтобы подхлестнуть их интерес, был создан миф о моем высоком положении в государственном аппарате и якобы имеющихся у меня возможностях влиять на принятие серьезных решений.
В конце концов в ЦРУ, видимо, решили, что я достоин их внимания. Первый контакт со мной они установили в Канаде. Там же мы условились, что встретимся в Лондоне, куда я должен был поехать по делам «службы». В качестве пароля я назвал одну иностранную фирму. Приглашение на переговоры от ее имени должно было означать, что меня вызывают на встречу с представителями ЦРУ. В Лондоне мне позвонили...
Встреча состоялась в обычном номере одной из гостиниц. На ней присутствовали четыре американца. Один из их назвал себя полковником Харольдом Бенсоном, предъявил документ.
Встреча длилась пять часов. Бенсон играл роль человека широких демократических взглядов. Николас — антикоммуниста, националиста, недовольного Фиделем, но отстаивающего некоторые свободы, завоеванные революцией. Он убеждал американцев, что после смены власти на Кубе не следует возвращаться к прошлому. Собеседник великодушно соглашался.
Бенсон расписывал преимущества работы на ЦРУ: она, мол, на будет долгой: год, два максимум. А потом, после переворота, Николас сможет вместе с семьей переселиться в США, получить там хорошую работу, дом. Предложили ставку. Николас отказывался, говорил, что если он и согласится на сотрудничество, то только по идеологическим соображениям. А деньги у него и так есть. Наконец Николас «дал себя убедить». Тогда-то и пришла пора «детектора лжи», а затем Сиргадо предложили подписать определенный документ, и начались тренировки — обучение шпионским приемам.
Присутствовавшие на беседах с Бенсоном американцы оказались специалистами ЦРУ. Они учили Николаса изготавливать микрофильмы, составлять словесный портрет, получать и обрабатывать (информацию, пользоваться радиостанцией. Впрочем, этим видом связи Сиргадо пользоваться не пришлось. Его слишком высоко ценили. Новые «хозяева» постоянно учили, что он не должен рисковать. Агенту такого класса не следует торопиться. Указания из ЦРУ он будет получать шифровкой по обычному радио, а добытые сведения отправлять тайнописным письмом, открыткой или передавать во время командировок за рубеж.
— Их интересовали экономические показатели развития Кубы, сведения о торговле, перспективы установления дипломатических отношений с другими странами, — рассказывал Николас. — Особое внимание я должен был уделять отношениям Кубы с Советским Союзом. Меня постоянно настраивали против Советского Союза, Спрашивали: как с продовольствием? Я говорил: плохо — блокада. Такая работа велась со мной постоянно. От мелких уколов переходили к серьезным, долгим разговорам. Рассчитывали на то, что я использую полученные в этих беседах аргументы в моей работе советника правительства. Ведь меня постепенно «повышали» в должности. Через несколько лет я сообщил американцам, что уже работаю под непосредственным руководством одного из ответственных товарищей.
Поделиться книгой: