Помоги проекту - поделись книгой:
и не нашла, — продолжал механик. — А мписикиди, который после суда остался в доме Ратсимбазафи, заявил, что тот второй тоже умер, и он знает, где лежит его тело. «Однако, — сказал колдун, — он умер не своей смертью, а был убит».
Получив гарантии, что полицейские будут делать с трупом только то, что он им разрешит, мписикиди в сопровождении нескольких официальных лиц сел в машину и указал шоферу дорогу в деревню, которая находилась километрах в сорока от места событий. Оттуда он поднялся по узкой речной долине в горы и указал на небольшую пещеру. В ней завернутый в циновку из тростника-харефу лежал труп. Из шеи покойника, в котором все опознали родственника Ратсимбазафи, торчала крохотная стрела.
Мписикиди очень внимательно осмотрел эту стрелу, но до тела дотрагиваться не стал и категорически запретил делать это всем присутствующим. «Нельзя тревожить тело, потому что это помешает духу погибшего найти своего убийцу! Когда он отомстит за себя, я узнаю. Тогда можно будет забрать тело». На вопрос, кого он считает убийцей, бара загадочно хмыкнул: «Он одного со мною племени». Ехать в деревню Ратсимбазафи он отказался и ушел в горы...
Полицейские же, вернувшись назад, получили нагоняй от начальства за то, что пошли на поводу у колдуна и не привезли труп для вскрытия. В тот же день они вновь приехали в пещеру. Но, кроме циновки из харефу, в ней ничего не оказалось...
Лишь на третьи сутки вернулся в деревню мписикиди и был тотчас же вызван в полицию. Без тени удивления на лице выслушал он известие о том, что труп исчез из пещеры. «Душа убитого уводила из пещеры тело, чтобы отомстить, — сказал он. — Теперь она нашла убийцу и вернула тело в пещеру. Можете забирать труп». На вопрос о том, кто же был убийцей, колдун назвал имя своего соплеменника, занимающегося черным колдовством. Впоследствии выяснилось, что это именно он на ужине у родственников угощал братьев настойкой...
— Каковы будут комментарии доктора? — обратился я к Ралаймунгу, выслушав эту странную историю.
— Главное, что я могу сказать, это то, что удивлен услышанным гораздо меньше, чем вы. С подобными таинственными историями, в которых колдуны и знахари дают сто очков вперед любому инспектору Мегрэ, в практике на Мадагаскаре приходится сталкиваться нередко. Но объяснить эту часть работы, проделанной мписикиди, уже гораздо труднее... Нет петуха, за которого можно было бы зацепиться... То, что убийца тоже бара... Об этом скорее всего ему поведала стрела, имеющая специфическую форму. Кто конкретно выпустил эту стрелу? Конечно же, он Ратсимбазафи колдун знал, что на том ужине присутствовал кто-то, подозреваемый в убийстве брата. У каждого колдуна есть свои индивидуальные средства. По известным симптомам, подбирая противоядие, наш колдун и определил яд, а затем уж «вычислил» и того, кто его давал. Обычно известные и опытные колдуны очень ревниво относятся друг к другу и при первом же удобном случае избавляются от конкурентов. Возможно, только ради этого мписикиди взялся за столь запутанное дело и потратил на него целый месяц.
— А таинственное исчезновение трупа из пещеры?
— Тут я могу выдвинуть два соображения, — подумав, сказал Ралаймунгу. — Во-первых, колдун мог предположить, что полицейские вернутся в пещеру, и спрятал труп, чтобы напустить побольше тумана, доказать свою осведомленность в оккультных делах и тем самым выглядеть непререкаемым авторитетом. Во-вторых, насаждая суеверия среди людей, такие колдуны сами становятся очень суеверны. Поэтому не исключено, что труп понадобился самому мписикиди, чтобы где-нибудь под священным деревом или на вершине горы, поближе к богам, поговорить с духом убитого, самому войти в транс, вновь обрести дар ясновидца и решить, как покончить с этим щекотливым делом.
— Значит, насколько я понял, того колдуна, который присутствовал на ужине, арестовали? — уточнил я.
— Да, — кивает головой Ралайву. — Но что случилось с ним потом, я не знаю.
— Ну а мписикиди, который превзошел Мегрэ и Шерлока Холмса, вместе взятых? — спрашиваю я. — Имел ли он какие-нибудь неприятности от полиции?
— Он получил в награду за труд с полдюжины коров из наследства, которое помог отстоять Ратсимбазафи, и отправился к себе в Ихуси, — говорит шофер.
— А полиция...
— А что полиция? — пожимает плечами доктор. — В сущности, он один распутал за нее сложнейшее дело. Тот родственник, что умер в тюрьме, сделал это хоть и по предсказанию мписикиди, но по своей воле. Вот вам недавний пример из моей врачебной практики. Привезли в больницу двух молодых парней, которых жутко рвало, просто выворачивало наизнанку. Когда мы их привели в себя, они рассказали свою историю. Хотели жениться, выкуп платить нечем. Тогда они украли у соседей зебу, а те позвали какого-то старика. Старик созвал всех юношей — человек восемьдесят — и заставил пить мерзостный отвар, сказав, что тот, кто украл зебу, выдаст себя сильной рвотой. Никто именно этих юношей не подозревал, но через полчаса им сделалось так плохо, что те люди, которые устраивали испытание на воровство, испугались за их жизнь и сами же привезли их в больницу. Остальных семьдесят восемь человек даже не тошнило, а у этих несколько часов я не мог унять рвоту. Что это? Только самогипноз, традиции которого передаются из поколения в поколение. Все юноши, пившие отвар, не раз слышали о подобных испытаниях от своих родителей, сами принимали в них участие и поэтому были уверены в их силе. Если бы старик сказал, что укравших корову настигнет смерть, возможно, этих двух парней уже не было бы в живых...
Ралаймунгу откинулся на сиденье и, как мне показалось, задремал после долгого ночного разговора.
— Знаете, почему многие крестьяне предпочитают идти не ко мне, а к знахарю? — вдруг спросил он. — И почему мои таблетки порою помогают им хуже, чем снадобья знахаря? Дело в том, что лечение современными лекарствами я не могу у себя в кабинете сочетать с древними методами психотерапии. А знахарь под деревом может. Ультразвук, кобальтовые пушки и телезонды не могут произвести впечатления на неграмотного человека, поскольку он не представляет себе, сколь они сложны. Ему нужен петух, при помощи которого говорят с предками, и кости, изгоняющие духов...
Подземный двойник Наура
Ш ел 1636 год, восемнадцатый год Тридцатилетней войны. Войска принца Томаса, главнокомандующего испанской армии, вторглись на равнину провинции Пикардия. Испанцы только что захватили Корби и сожгли монастырь — гордость этого города. По всей Пикардии поднимались тяжелые клубы дыма от горящих деревень.
Крестьяне провинции привыкли к бедствиям войны, если, конечно, такое можно назвать привычкой. Им просто не повезло. Так уж получалось, что их местность всегда лежала на пути завоевателей, откуда бы те ни приходили — то ли с близкого морского побережья — норманны, потом англичане, — то ли из соседних стран.
Испанские солдаты-наемники грабили и насильничали везде, куда им удавалось ворваться. Разбой сменялся кутежами, а кутежи разбоем. Лишь поселок под названием Наур, расположенный в пятнадцати километрах к северо-западу от Амьена, избежал печальной участи.
Дома, амбары и хлева здесь оказались... абсолютно пустыми. Жители исчезли, словно по колдовству. В хижинах, из труб которых продолжал виться дымок, испанцы находили на столах тарелки с еще горячей похлебкой, а в домах, где у владельцев имелись шпиндельные часы, пружины их продолжали раскручиваться и стрелки вращались, отмеряя быстролетящие мгновения.
Что случилось с жившими здесь за последние полчаса? Несколько солдат вскарабкались на высокий холм над поселком, увенчанный двумя ветряными мельницами. Напрасно. Нигде — ни на дороге, ни в полях — не видно никаких следов беженцев. Взбешенные наемники подожгли одну из мельниц и, суетливо крестясь, поспешили убраться из этого заклятого места.
Подданные его католического величества короля Испании не впервые столкнулись с подобной загадкой. Так повторялось каждый раз, когда чужеземные захватчики подступали к Науру. Поселок, спасающийся от разграбления, хранил свою тайну многие сотни лет. В старом пергаменте, хранящемся в аббатстве Корби и датированном 780 годом, можно прочитать: «Враги, вторгающиеся в поселок, никогда не находят в нем его обитателей. Можно подумать, что они, подобно муравьям, скрываются под землю».
Кто знает, возможно, тайна осталась бы неразгаданной и по сию пору, если бы в 1886 году епископ Амьенский не назначил в Наур нового кюре — аббата Даникура. Даникур, археолог-любитель, понимал свою пастырскую миссию по-своему. Разумеется, в первую очередь он должен был спасать души паствы, но во-вторых — и здесь никто не смел ему перечить, — аббат полагал, что обязан извлекать из земель своего прихода все археологические ценности, какие только можно было найти.
А потому его часто видели на полях с мотыгой в руках. Деревенские парни не раз помогали пастырю в раскопках, и вот результат: остатки галло-римских зданий впервые увидели свет солнца спустя 1500 лет. За ними последовали готический свод, щипцовая стена романской эпохи... Однажды вечером, просматривая в тиши своей обители старый труд по географии, Даникур с удивлением узнал о существовании в общине подземелий. Текст не сообщал никаких подробностей, и можно вообразить себе нетерпение аббата, проведшего бессонную ночь и спешащего закончить утреннюю мессу, чтобы приступить к поискам. Первым делом он опросил жителей. Старики с каким-то страхом стали вспоминать о каменоломнях, давным-давно заброшенных и забытых. Входы в подземелья были засыпаны, но старожилы все же смогли приблизительно указать их расположение.
Упоминание о каменоломнях вызвало у аббата глубокое удивление: ведь в Науре камень никогда не добывали. Однако несомненно и другое — воспоминания поселян должны были на чем-то основываться, поэтому в ближайшее же воскресенье Даникур обратился к жителям Наура с просьбой о помощи. Почти двадцать лет — до 1906 года — шли добровольные раскопки. Особенно усердствовала молодежь прихода, посвящая весь свой досуг лопате и кирке.
И наконец... обнаружилось одно из крупнейших во Франции подземных убежищ — целая сеть улиц, галерей и площадей общей протяженностью до двух километров. Тайна была открыта — именно здесь обитатели Наура в древности укрывались от преследований завоевателей. Поселку на поверхности земли соответствовал подземный городок, своего рода «суб-Наур». Он был достаточно велик, чтобы укрыть всех жителей, дать им приют на несколько дней, недель, а то и месяцев, вмещал запасы зерна и даже стада!
Убежище находилось под холмом в среднем на глубине 33 метров.
Грунт третичной формации состоит здесь из горизонтальных слоев известняка с прослойками черного камня. Подобное расположение очень выгодно — кремень обеспечивает прочность сводов и одновременно определяет высоту помещений: в большинстве случаев галереи достигают в высоту 1 метра 90 сантиметров.
Подземелье было высечено вручную. Строителям пришлось извлечь на поверхность около 30 000 кубических метров скального грунта: камень, добытый из холма, шел в свое время на возведение построек, строительство дымовых труб, цоколей домов. Но это являлось, так сказать, побочной целью. В основном подземелье создавалось с самого начала как убежище от врагов.
В нем насчитывается 28 галерей-улиц, ширина их колеблется между полутора и двумя метрами. По сторонам открываются более или менее обширные помещения, служившие жилищами отдельных семей. При входе в них хорошо заметны пазы — следы несохранившихся дверных коробок; видны также углубления для шарниров и задвижек. Ниши в стенах, где когда-то горели масляные светильники, еще хранят в верхней части слои копоти.
Главная галерея, проходящая с востока на запад, пересекает все другие. Некогда она начиналась и заканчивалась выходами наружу. Прочие улицы, идущие с севера на юг, имели, в свою очередь, выходы у подножия холма, так что попасть в убежище или покинуть его для жителей Наура труда не представляло. Но все эти «городские ворота» были надежно защищены почти непроходимыми зарослями кустарника, ориентироваться в которых могли только местные жители. Пытались ли враги проникнуть в убежище? В хрониках не сохранилось никаких упоминаний о резне или убийствах. Ибо мало было проникнуть внутрь, требовалось еще найти путь в непроглядном лабиринте галерей, да еще к тому же в определенных местах дорогу преграждали прочные двустворчатые деревянные двери.
Улицы были маркированы знаками, позволявшими пещерным обитателям уверенно передвигаться под землей. Но эти знаки — звезды, солнце, стрелы, арбалеты — оставались загадкой для чужаков. В некоторых местах галереи расширялись и образовывали площади, на которых имели обыкновение собираться жители. Здесь узнавали новости из внешнего мира, принесенные каким-нибудь отважным мальчуганом, здесь люди беседовали друг с другом, избегая путем общения психологических опасностей заточения. Площади эти теперь расчищены, и каждая имеет свое название: Зал Собора, Зал Собраний, Площадь Предков, Ротонда... Высота их значительна. Для того чтобы раскопать Ротонду которая к моменту открытия оказалась совершенно засыпанной, потребовалось около четырех лет. На поверхность извлекли четыре тысячи кубических метров щебня и камня. Результаты поразительны: окружность этой площади-пещеры — 60 метров, а высота — более двадцати пяти. Фактически аббату Даникуру не удалось достичь даже каменного пола подземелья, а после него никто уже этим не занимался.
В потолке Ротонды зияет огромная трещина: в давние времена здесь на полметра осел грунт. Владельцы соседних ферм как раз и засыпали эту впадину впоследствии, но страх, охвативший их при виде «провалившейся» горы, глубоко укоренился в сердцах поселян, суеверная боязнь, что гора снова может провалиться, жила в поколениях, и, несомненно, именно это чувство вызвало ту первоначальную сдержанность, с которой жители встретили расспросы аббата о существовании подземелья.
Как уже говорилось, вынужденное пребывание жителей Наура под землей бывало иногда очень продолжительным. Об этом свидетельствуют не только легенды, но и многочисленные находки. В поселке, укрывшемся под землей, имелись свое судилище и даже тюрьма, в которой заключенные могли пребывать только в сидячем положении. Существовала и церковь, хорошо сохранившаяся до сих пор, где могло разместиться до 400 человек. Каким же образом обогревались беглецы, как они готовили пищу? Отопление было излишне: здесь, под землей, естественная температура в любую пору года держалась на одной точке + 9,5° С. Люди прошлого, по-видимому, находили ее достаточной, и сам Даникур, более закаленный, чем обитатели современных квартир, отзывается о климате в подземельях как об «очень теплом». Пищу готовили коллективно — в шести обособленных кухнях, снабженных вытяжными каналами диаметром более метра. Глубина этих вертикальных каналов-колодцев колеблется от 25 до 33 метров, и сами по себе они представляют поразительное творение. В основании их по сей день можно видеть выемки для вертелов, на которых подземные обитатели жарили себе мясо. Выходивший дым скрывался на вершине холма в чаще густых кустарников и деревьев.
Впрочем, эти предохранительные меры показались недостаточными, и вот хитроумные пикарийцы (вспомним предприимчивого Планше, слугу д"Артаньяна!) нашли иное средство избавляться от дыма, не вызывая подозрения у нежелательных наблюдателей.
Проще всего было заставить дым выходить там, где ему и положено, то есть из труб жилых домов. Поэтому два колодца подключили к очагу домика мельника, стоявшего рядом с мельницами на вершине холма. Верхнюю часть остальных четырех колодцев перекрыли каменными сводами на глубине около восьми метров от уровня земли, затем соединили их горизонтальным каналом. Дым продолжал выходить среди деревьев, но горизонтальный дымоход в какой-то степени очищал его от взвешенных частичек угля, оседавших в виде сажи на стенках и потолке канала, поэтому следы подземной кухонной деятельности стали еще менее заметными. Проведенные лабораторные анализы сажи дали точные данные о продолжительности службы дымовых колодцев-каналов, которые никто никогда не чистил.
В подземном убежище жизнь тихо и незаметно (можно было бы сказать, даже «уютно», если слово «уют» применимо к подобным обстоятельствам) шла своим чередом. На каменном полу мало-помалу накапливались слои почвы, приносимой деревянными башмаками крестьян, копытами лошадей и коров. Все это уплотнялось, слеживалось, складывалось в пласты, напоминавшие археологу Даникуру листы древней летописи. Повседневные предметы быта — потерянные, забытые или выброшенные — возникали под руками аббата в обратном хронологическом порядке. Если та или иная ветхая вещь, извлеченная из забытья, не давала ответа на вопрос о времени ее происхождения, то здесь на помощь приходили монеты, скрывавшиеся в разных слоях почвы. Иногда монеты оказываются спрятанными — одна из галерей подземного поселка даже получила название галереи Клада. Здесь в 1905 году бригада добровольцев из Наура натолкнулась на тайник, в котором хранилось двадцать золотых монет разных эпох.
Итак, жители уходили под землю вместе с домашними животными. Пути их передвижения легко обнаружить. Вдоль галерей, в которых помещался скот, известняковые стенки на высоте, равной росту барана, вытерты до глянца, словно здесь работали опытные шлифовальщики. В камне вырублены кормушки, края их закруглены и отполированы бесконечными прикасаниями морд животных. Заметны выемки, в которые входили жерди примитивных стойл.
Галереи некогда были соединены пандусами для свободного прохода скота. Темной ночью животных выводили на водопой к речке Наурд, протекавшей у подножия холма: здесь они утоляли жажду, будучи надежно укрыты мраком и тенями деревьев и кустов.
В одной из галерей случайно была сделана находка, представляющая огромный интерес для ученых: большой глиняный сосуд, полный зерна, — остаток запасов, хранившихся в подземелье в давно прошедшие времена. Специалисты установили, что зернам этим не менее 200 лет. Даникур, которому их сохранность показалась удовлетворительной, посадил в 1902 году семена в плодородную почву и собрал 90 колосьев. На следующий год он повторил опыт, число колосьев возросло, но качество зерна не изменилось. Оно выглядело «тощим, хилым и коричневато-серым, как рожь», — короче говоря, это было зерно былых веков, столь отличное от современных сортов пшеницы, но тем не менее оно тысячелетиями успешно кормило человека.
Проанализировав огромное количество находок, обнаруженных как на полу, так и на стенах «суб-Наура», Даникур смог установить точную историю подземелья. Он насчитал десять периодов пребывания в нем человека, начиная от вторжения норманнов около 850 года, до царствования Людовика XIV, когда в 1709 году в Пикардии побывали английские войска. Впрочем, и впоследствии подземелье не было забыто. Контрабандисты использовали его для хранения соли, приобретенной ими за границей без оплаты «га-бели» — соляной пошлины. В годы Великой французской революции холода загоняли сюда местных прядильщиц и вязальщиц. Света лучины или свечи, отражавшегося от белых сводов и стен подземелья, худо-бедно хватало на всех работниц...
Что заставило людей покинуть подземный поселок? В 1822 году сорвавшимся камнем был убит молодой парень. Некоторое время спустя подобный же трагический случай стоил жизни двум другим. И жителей Наура охватил страх перед древним убежищем. Соляные делишки, работы и посиделки прекратились. Попытались было превратить подземелье в каменоломню, но известняк оказался низкого качества и легко трескался от мороза. Входы засыпали, и примерно около 1830 года последний человек покинул подземелье. Как писал Даникур, в нем «воцарилось молчанье смерти»...
«В духе достойного и благородного соперничества»
Е сть много разных мнений о том, кем и когда были организованы первые античные Олимпийские игры. Официально принято считать, что Олимпиада «номер 1» состоялась в 776 году до нашей эры, по той лишь причине, что этим годом датируется первое упоминание об Олимпийских играх в летописях далекого прошлого. Упоминание упоминанием, но что было ДО? Массовые спортивные состязания проводились в разных странах античного мира задолго до начала греческих Олимпиад. Кстати, и в самой Древней Греции издревле существовал обычай устраивать спортивные игры в честь погибшего вождя или военачальника.
Одно из старинных описаний таких игр можно найти в гомеровской «Илиаде», где повествуется о состязаниях под стенами осажденной Трои, организованных Ахиллесом в память о его погибшем друге Патрокле:
...И немедленно встал Оилеев Аякс быстроногий;
Встал Одиссей многоумный, и Нестеров сын знаменитый;
Встал Антилех: побеждал он юношей всех быстротою.
Стали порядком; Пелид указал им далекую мету...
Точное время создания гомеровских поэм не установлено, но бесспорно, что «Илиада» была написана до того, как в Олимпии стали проходить общеэллинские спортивные состязания.
Греческие мифы утверждают, будто бы Олимпийские игры учредил знаменитый Геракл. По другой версии, инициатором массовых Олимпиад был Пелопс, кстати, тоже мифический герой, сын Тантала и предок Геракла, царь Элиды — области, где располагалась Олимпия (не следует связывать этот древний, впоследствии разрушенный город с горой Олимп: самый высокий горный массив Греции, обиталище мифических богов, лежит на севере страны, а Элида помещалась на юге — на полуострове Пелопоннес, названном так по имени того же Пелопса).
Царь Элиды, со временем распространивший свою власть на всю Южную Грецию, пуще всего на свете, судя по легенде, любил спортивные состязания и всячески их поощрял. Пелопса чтили в Олимпии, о чем свидетельствуют святилища в его честь и многочисленные изображения на фронтонах храмов.
Раз в четыре года, весной, во все концы Эллады отправлялись герольды — жрецы храмов Олимпии, — чтобы сообщить эллинам о предстоящих состязаниях в честь Зевса и пригласить на них атлетов и любителей спорта. С этого момента на месяц объявлялся священный мир, и все распри прекращались, чтобы дороги в Олимпию стали безопасными. Со временем элейцы добились от соседей, чтобы те считали Элиду нейтральной страной, против которой нельзя вести войны, хотя сами, впрочем, неоднократно нападали на пелопоннесские области.
На игры — а они начинались в первое полнолуние после летнего солнцестояния и падали на аттический месяц Гекатомбеон — отводилось пять дней, из них первый и последний посвящались жертвоприношениям, торжественным шествиям и прочим церемониям. Предания гласят, что кодекс этих празднеств и спортивных игр разработал спартанский законодатель Ликург, живший в VII веке до нашей эры. Лишь чистокровные эллины могли участвовать в состязаниях, варварам же разрешалось только присутствовать на играх в качестве зрителей.
Что представляла собой Олимпия? Во-первых, она не была городом. Здесь жили лишь жрецы, а атлеты и болельщики, огромными массами стекавшиеся на соревнования, обитали в палатках или же располагались под открытым небом. На это, впрочем, никто не жаловался. Главное — спорт!
Олимпия, одно из наиболее священных мест Эллады, славилась пышным храмовым комплексом, который возводился не год и не два — веками. Самым древним греческим сооружением был храм богини Геры, а храм в честь повелителя богов Зевса построили лишь в V веке до нашей эры. В нем помещалась огромная — двадцати метров в высоту! — статуя сидящего Зевса, выполненная мастером Фидием из дерева, золота и розовой слоновой кости, — одно из семи классических чудес света: Зевс Олимпийский.
Вокруг рощи Альтис, обнесенной стенами, располагались храмы, святилища, украшенные великолепными произведениями искусства, «спортшколы» — гимнасии и палестра. С восточной стороны священной рощи — естественно, не в ней самой, а за ее пределами, сооружены прямоугольное ристалище и стадион, на валах и трибунах которого могли разместиться до пятидесяти тысяч (!) зрителей.
Победителей в соревнованиях — их называли олимпиониками — награждали пальмовой ветвью и венком из дикой оливы. Им оказывали высочайшие почести, о выдающихся атлетах слагали стихи и песни. Победа в те далекие времена, как и ныне, не была личным делом каждого. Олимпионики приносили славу родным городам, поэтому власти полисов освобождали победителей от всех повинностей, награждали их и присуждали титулы почетных граждан. Трехкратный победитель на играх получал право установить в Олимпии свою статую.
В античных играх юноши состязались отдельно от мужчин, а женщины не допускались вовсе ни в качестве участниц, ни в качестве зрительниц. Существовало лишь одно исключение из этого правила: жрица Деметры — богини земледелия и плодородия — имела право находиться на трибунах во время всех состязаний.
Впрочем, столь суровое ограничение однажды было нарушено, и этот случай едва не закончился трагически. Гречанка Калипатерия, переодевшись мужчиной, приняла участие в состязании бегунов. Но... судьи есть судьи, они на то и существуют, чтобы блюсти букву правил: Калипатерию все же опознали и приговорили к смерти — ее должны были сбросить с Тифийской скалы. Однако в последний момент суд сжалился и помиловал ее. Пришлось учесть, что муж Калипатерии — олимпионик, а два сына были победителями на юношеских соревнованиях.
Тем не менее, чтобы такое «безобразие» больше никогда не повторилось, тогдашний «олимпийский комитет» — а точнее, коллегия судей, именовавшихся элланоциками, обязал всех участников выступать впредь обнаженными, без каких-либо одежд. Это решение приняло силу закона, который никто не преступал в течение многих веков.
В программу игр в разные время входили различные состязания. В период расцвета Олимпиад список соревнований был следующим: борьба, кулачный бой, ристания на квадригах или пароконных колесницах, скачки, бег в боевой амуниции, бег за лошадью, соревнования герольдов и трубачей и, конечно же, обычный бег на три дистанции. Впрочем, все по порядку.
Самый древний вид спорта — бег на короткую дистанцию — неизменно включался в олимпийскую программу всех времен. Бегуны Древней Греции не знали «низкого старта». Они становились во весь рост и протягивали правую руку вперед. Бывало, какой-нибудь нетерпеливый бегун опережал стартовый сигнал элланодика — ныне это зовется фальстартом. За такое нарушение судьи Олимпии строго наказывали провинившегося. Существовало даже правило: «Нарушитель старта должен быть бит элланодиком»! И судьи в полную меру пользовались своим правом — у каждого под рукой всегда была увесистая палка.
Сегодня мастера спринта стартуют на 100 и 200 метров. Древние греки установили для своих бегунов самую короткую дистанцию в один стадий — около 190 метров. Именно такую длину имела беговая дорожка на стадионе (тоже от слова «стадий») в Олимпии, будто бы когда-то измеренная шагами самим Гераклом. Понять выбранную меру расстояния нетрудно: во-первых, это круглое число — 600 греческих футов, а во-вторых, как раз один стадии может пройти человек спокойным шагом за время полного восхода солнца, то есть примерно за две минуты. Солнце же играло важнейшую роль не только в обрядовой жизни эллинов, но и в олимпийских ритуалах.
Добавим, что в Древней Греции были не только спринтеры, но и стайеры. Две длинные дистанции были в 7 и 24 стадия (соответственно 1300 метров и четыре с половиной километра).
Борьба появилась в программе античных игр в 708 году до нашей эры. Это был один из любимейших видов спорта у эллинов, он всегда собирал толпы зрителей. Впрочем, тогдашние правила показались бы нам диковатыми. В борьбе допускались подножка, выламывание рук, разрешалось хватать противника за нос и губы. Побеждал тот, кто трижды валил соперника на землю. В 708 году в программу вошло метание копья. Копья были деревянными, а длина их равнялась росту метателя.
Кулачный бой стал олимпийским видом на XXIII античных играх в 688 году до нашей эры. Как и в борьбе, решение об окончании поединка принимал не судья, а сами состязавшиеся — боец, пожелавший сдаться, поднимал правую руку с оттопыренным вверх большим пальцем.
Еще через три Олимпиады — кстати, слово «олимпиада» в те годы обозначало не сами игры, а четырехлетний промежуток между ними и служило основой для летосчисления — стали практиковать соревнования колесниц, запряженных четверкой или парой лошадей, а то и мулов. Поначалу упряжки погоняли сами владельцы животных, но со временем для участия в гонках разрешили нанимать специальных возниц. Однако оливковый венок вручали все же хозяину колесницы и... лошадям.
Состязания по прыжкам в длину разыгрывались тогда тоже иначе, чем сейчас. Разбег был невелик, а отталкивались при прыжке обеими ногами. При этом атлет держал в руках гири. Оттолкнувшись, он выбрасывал руки вперед, и гири как бы увлекали его за собой.
В Древней Греции время на состязаниях не засекали по той простой причине, что точных хронометров тогда, разумеется, не существовало, а солнечные часы, песочные, или клепсидра, — приборы слишком ненадежные для измерения малых отрезков времени. Не мерили также и длину прыжка, и расстояния, на которые метали диски и копья. Время и длина не играли какой-либо роли. Учитывалось только первенство среди участников: кто быстрее и кто дальше.
Античные игры просуществовали до 394 года нашей эры. Со времени первой Олимпиады прошло 1170 лет — 292 раза герольды-жрецы созывали атлетов в Олимпию. Такая длительная и неуклонно сохранявшаяся на протяжении многих веков традиция при сменяющихся обычаях и нравах не знает себе равных в истории. Но вот в конце IV века над греками одержал победу римский император Феодосии I. Будучи яростным поборником христианства, он огнем и мечом искоренял языческие обряды; под эту категорию попали и Олимпиады.
Тремя десятилетиями позже Олимпия была сожжена по приказу другого римского императора — Феодосия II. То, что сохранилось после этого варварского акта, разрушили землетрясения 522 и 551 годов.
Прошли века. Распалась Римская империя. Руины олимпийских сооружений покрылись пятиметровым слоем наносов и земли. Память об античных Олимпиадах стерло время. На остатки древних сооружений в Олимпии впервые наткнулись французские археологи в 1829 году. Впоследствии были раскопаны руины храмов, стадион, найдены статуи и бронзовые таблички. Из сохранившихся на них надписей и стало известно об истории былых Олимпийских игр.
Когда в конце прошлого века французский общественный деятель Пьер де Кубертен начал кампанию за возобновление Олимпиад по античному образцу, эта идея была поддержана не сразу. Нашлось немало скептиков, которые пророчили провал затеи. Выдвигались многие доводы против: кто будет финансировать Олимпиады? Как собирать спортсменов? По каким критериям проводить отбор? Как учитывать разные школы в спорте?..
Энтузиасты все же продолжили работу по подготовке первой Олимпиады, но тогда начались дискуссии иного толка: насколько должна быть сохранена «античность» соревнований и какие новшества следует внести в их организацию?
Прежде всего выявились разногласия в вопросе программы: какие виды включать в реестр игр? Скажем, гонки на колесницах и поединки на палицах, конечно, отпадали — надо ли их заменять чем-то похожим? Немалые споры вызвал, в частности, футбол. Ведь футбол — состязание командное, а на античных Олимпиадах определялось только личное первенство. По причине разногласий футбол в программу I Олимпиады в 1896 году не вошел.
А как быть с женщинами — допускать или не допускать? И этот вопрос поначалу не был решен, так что женщины на Афинской олимпиаде 1896 года не выступали. Впервые в Олимпийских играх они приняли участие в 1900 году: шесть спортсменок состязались тогда в теннисе и гольфе.
В первых Олимпийских играх нового времени в Афинах приняли участие около трехсот спортсменов из 13 стран. Вначале предполагалось провести соревнования на стадионе в Олимпии, где некогда проходили античные игры. Но, как определили специалисты, реставрационные работы потребовали бы огромных расходов, и от идеи «преемственности» пришлось отказаться.
В ходе первых Игр рождалось немало проблем. Ведь твердых и общепризнанных регламентов проведения международных соревнований тогда не существовало, а национальные состязания в разных странах проводились по-разному. Взять хотя бы бег. Какую позицию должны занять бегуны на старте? Стоять с вытянутой правой рукой, как это делали бегуны Древней Греции? Вопрос на время оставили открытым и предоставили спортсменам свободу в выборе позы. Это наглядно видно из иллюстрации старта спринтеров на I Олимпиаде. Только американец Томас Барк (второй слева принял позицию «на кончиках пальцев», именно она-то и была позже принята как обязательная.
Программа Игр от одной Олимпиады к другой постоянно менялась. Причем иногда в перечень дисциплин включались довольно странные — с нынешней точки зрения — виды состязаний.
Еще в Антверпене в 1920 год; на VII Олимпиаде, разыгрывались первенства по крокету, метанию копья обеими руками и метанию палицы, плаванию под водой, плаванию с препятствиями.
Кстати, впервые состязания и плаванию под водой проводились на II Олимпиаде в Париже 1900 году. Победителем тогда стал французский пловец, который сумел проплыть под водой 60 метров. При плавании с препятствиями пловцы должны были преодолеть дистанцию в 200 метров пробираясь среди погруженных воду бревен и ныряя под поставленные на якорь лодки.
На V Олимпиаде в Стокгольм (1912 год) в перечне состязаний фигурировали прыжки в длину с места. Тогда это был довольно распространенный вид спорта, в нем участвовало множество спортсменов. Кроме того, были прыжки высоту и тройные прыжки... тоже с места.
Одно время в олимпийскую программу входило соревнование по перетягиванию каната. Во время Игр 1908 года в Лондоне в это виде состязаний дело дошло до обжалования результатов. Когда команда англичан перетянула шведов, последние заявили судейской коллегии протест по той причине, что противник использовал обувь «незаконного» образца — крупными острыми шипами.
Наконец, на первых Олимпийских играх проходили состязания по толканию... булыжника. На нашей иллюстрации булыжник толкает канадец Десматье (III Олимпиада в Сент-Луисе). Вес «снаряда» — 25,5 килограмма, достижение — 10,46 метра. Только 1920 года на соревнованиях по толканию ядра был применен снаряд, который мы знаем сегодня.
Новейшая история Олимпийски игр пишется сегодня. Но, заканчивая экскурс в античную историю игр и краткий обзор первых Олимпиад нового времени, нельзя не вспомнить слова олимпийской присяги, которые впервые были произнесены участниками VII Игр 1920 году:
«Клянусь бороться за олимпийские медали честно, со строгим выполнением правил игр, в дух достойного и благородного соперничества, во славу спорта и своего народа!»
Парижский Монблан
Е сли бы Париж рос, как все крупные города, то еще в прошлом веке с развитием промышленной революции, когда множились состояния буржуа, фабрикантов и торговцев, он вобрал бы в себя рабочие пригороды. Но страх перед новой Коммуной заставил власть имущих искусственно остановить расширение границ города, отгородившись от простолюдинов средневековыми рвами и крепостными стенами. Так родился знаменитый «красный пояс», куда вошли Аржентей и Иври, Коломб и Нантер, Сарсель и Сен-Дени. По этой же причине Иври считается самостоятельной коммуной департамента Сены, хотя фактически является составной частью Большого Парижа. Иностранец или провинциал-француз ни за что не угадает, в какой момент он оставил за спиной Париж и вступил в Леваллуа, Иври или Шуази.
Поделиться книгой: