Помоги проекту - поделись книгой:
Кроме того, были доставлены запрещенные к ввозу товары: пиво, ликеры, ананасы и отофиты (?), которые благодаря хлопотам Анфилатова в виде исключения были разрешены к продаже.
О том, каким образом они оказались на борту анфилатовских кораблей, можно только догадываться. То ли американцы были застигнуты врасплох русской экспедицией и не знали, чем расплачиваться, то ли языковой барьер породил конфузные ошибки при переговорах.
Ясно лишь то, что американские бизнесмены имели слабое представление о русском рынке, а каргадор Анфилатова оказался не на высоте положения. Подумать только, он тащил через два океана пиво и ликеры, запрещенные к ввозу, и не удосужился закупить хлопок, ставший к тому времени традиционным предметом русского импорта. Впрочем, даже с учетом всех этих ошибок и затрат можно констатировать, что предприятие оказалось удачным. Примечательно, что американские купцы быстро среагировали на русскую инициативу. К 1811 году они уже имели в Архангельске две торговые конторы, и их успешная деятельность (наряду с анфилатовской экспедицией) проложила дорогу дипломатам: в 1809 году между Соединенными Штатами и Россией были установлены дипломатические отношения, а в 1832 году был подписан торговый договор.
«Благодаря либеральным условиям этого договора, — отмечал через год президент США Э. Джексон, — между Россией и США развивается, процветает и увеличивается торговля, что, в свою очередь, придает новые мотивы той взаимной дружбе, которую обе стороны до сих пор питали в отношении друг друга».
...Успех первой экспедиции побудил Ксенафонта Анфилатова повторить вояж через Атлантику. 10 сентября 1809 года из Архангельска в Америку отправился третий анфилатовский корабль «Ксенафонт». Увы, из плаванья он не вернулся. Ураган или пушки капера отправили его на дно океана — неизвестно.
Жатва в океане
«Иваси — рыба неверная...»
Лет 40—50 назад моря Дальнего Востока охватил грандиозный ивасевый бум. Каждое лето несчетные косяки тихоокеанской сардины-иваси поднимались на север, в места нагула, заполняя воды залива Петра Великого и Татарского пролива. Миллионы тонн этой вкуснейшей рыбы — львиная доля мирового улова — оставались в сетях японских, советских и корейских рыбаков.
И вдруг промысел постигла катастрофа. В 1942 году он уменьшился в десятки раз. Затем иваси исчезла практически совсем. Остановились консервные заводы.
«Иваси — рыба неверная, — говорил старый-старый кореец. — Мой дед ел эту рыбу... Мой отец, который прожил больше меня, ловил иваси, когда ему было тридцать и сорок лет, а потом ее не было. Я прожил чуть не век. Когда мне было восемнадцать, я ее тоже ловил. Потом она исчезла... Камбала, минтай — верные рыбы, иваси — неверная».
Этот рассказ приводит дальневосточный океанограф Г. Бирюлин. И действительно, корейские хроники свидетельствуют: на смену уловным, «жирным» ивасевым временам не раз приходили «тощие», а то и совсем пустые. Но отчего, почему?
— В конце 30-х годов в Японском море наступило похолодание, — объясняли ученые. — А иваси рыба субтропическая, ей нужна теплая вода. Теперь же, — продолжали они в начале 50-х годов, — ожидается потепление. Ждите повторения ивасевого бума.
Но рыба не пришла ни через десять, ни через тридцать лет после внезапного исчезновения. Правда, ей на смену явилась холодолюбивая скумбрия. «В чем причина?» — вопрошали рыбаки. Ученые только поднимали очи горе: говорили о действии космических факторов — лунных циклов, пятен на солнце. Но эти объяснения, граничившие с астрологическими предсказаниями, мало трогали сердца.
Был, однако, и такой прогноз. В конце 30-х годов японский ихтиолог М. Уда заявил: иваси скоро исчезнет. Свой вывод он сделал, изучая места ее Нерестилищ. Но голос ученого остался гласом вопиющего в пустыне: никто не пожелал услышать его в пору бума. Коллеги просто не разделяли мнения Уды, а рыбопромышленники недвусмысленно намекнули, чтобы он не мешал их бизнесу.
О прогнозе вспомнили, когда беда разразилась. Тогда рыбаки сами обратились к ученому с вопросом: «Когда возвратятся иваси?» Уда ответил: «В середине 80-х годов». Но коллеги ученого снова остались при своем мнении — слишком много неясного было в механизме его прогноза. Но с японским ученым согласилась... рыба. Вот уже несколько лет уловы иваси на Дальнем Востоке растут. «Дальрыба» готовит флот, завозит сети в ожидании нового ивасевого бума.
И все-таки исчезновение иваси остается загадкой. Впрочем, так же как и ее возвращение. Наука пока еще очень мало знает о жизни, которая вершится за береговой чертой. «Я кажусь себе мальчиком, играющим на берегу, в то время как неизмеримый океан истины расстилается перед моим взором». Эти слова приписывают И. Ньютону и относят их к науке. Однако то же самое даже сегодня можно сказать и о самом океане, о его жизнедеятельности.
Вот в дополнение к случаю с иваси еще одна загадка. На рубеже XX века кальмары буквально наводнили Ла-Манш. Их было так много, что когда они, так же неожиданно, как и появились, вымерли, то на вывоз их выброшенных на берег останков было мобилизовано окрестное население. А ведь кальмары в этих краях обычно встречаются редко.
Другой пример. В 1932 году несметные косяки сельди заполонили море у мурманского побережья. Жители просто запирали ее сетями в заливах и уже оттуда черпали. Впрочем, нечто подобное не раз сличалось и на Дальнем Востоке. Но отчего и почему это происходило, на это нет пока исчерпывающего ответа: люди наблюдают финал драмы, действие которой происходит вдали и на глубине.
Ихтиолог, правда, скажет, что все это местные, локальные вспышки, вернее, всполохи жизни, по которым нельзя судить о биомассе океана. Но чем вызваны эти вспышки? О чем они говорят? Что управляет поведением тех же иваси?
«Рыба ищет, где глубже...
...а человек — где рыба». Эту нехитрую присказку нельзя понимать буквально. Те несколько десятков видов рыб, которые являются предметом промысла, приходят нагуливаться на мелководье, где их уже поджидают рыболовные флотилии. Скопление судов на таких банках огромное. Моряки шутят: стоит обронить там утром часы, как к вечеру их непременно кто-нибудь выловит.
Мировое рыболовство все еще в основном толчется на шельфах. Здесь, на мелководьях, составляющих не более одной десятой площади океана, добывается девять десятых мирового улова рыбы.
Всего лет десять назад поисковые корабли открыли богатые рыбой места не на шельфе — в открытом море, на склоне Курило-Камчатской впадины. Затем советские океанологи обнаружили и исследовали сообщества ставрид, снетка, морских карасей в южной части Тихого океана. И даже за тысячи километров от берегов, на возвышенностях подводных хребтов, открыты крупные скопления рыб.
Советский Союз — великая морская держава. Наши рыбаки освоили промысловые районы в различных уголках планеты. Вообще сейчас не сыскать такого богатого участка Мирового океана, где не ловили бы флотилии самых различных стран. Расширилась география промысла, увеличились объемы, но и на этом фоне наши дальневосточные моря остаются важнейшим рыбным районом — здесь вылавливается около трети всей добываемой нами продукции моря. Вернее сказать, «производится», так как в некоторых районах рыболовство напоминает заводской конвейер.
...Лето. Остров Шикотан. В море, насколько хватает глаз, рыболовные суда. Путина. ТИНРО (1 Тихоокеанский научно-исследовательский институт рыбного хозяйства и океанографии.) сообщил: подходит сайра. Ночь. Над водой опускаются яркие люстры — их свет привлекает рыбу. Здесь ее берут сетями, качают насосами. Один из способов лова так и называется «черпающим».
Пожалуй, самое главное в этом «производстве», чтобы вовремя и в большом количестве подходила живая «продукция» — рыба. И рыбаки задолго должны знать, когда и сколько придет сайры — ведь к ее приему нужно приготовить и корабли, и консервные заводы. А уловы ее могут колебаться в огромных пределах — то уменьшаться, то увеличиваться в десятки и даже сотни раз. Сайра, так же как сардина и скумбрия, из-за своей плодовитости способна вынести большой «промышленный пресс», поскольку мало реагирует на перелов. Но даже и здесь можно сказать то же, что было сказано об иваси: «Сайра и скумбрия — рыбы неверные».
В 1972 году наш Дальний Восток переживал «скумбриевый бум»: полки в магазинах ломились от этой рыбы, мировые уловы ее достигали почти миллиона тонн. И вдруг сотрудник ТИНРО А. С. Соколовский выдает прогноз: «Скумбрия пошла на убыль, вылов ее на следующий год нужно резко уменьшить». Трест «Дальрыба» игнорировал предупреждение ученого: план 1973 года был принят таким же, как в урожайном 1972-м. Но его опротестовала... скумбрия. На Дальний Восток выехала комиссия министерства: прогноз ТИНРО был признан верным.
Говорят, на ошибках учатся. К сожалению, это не всегда так. Похоже, тридцать лет спустя — пусть и не в таких масштабах — повторилась «ивасевая история». И все-таки вся эта история не прошла бесследно. Промышленность убедилась в важности прогнозов, ученые же поняли: чтобы предсказать ситуацию путины, мало наблюдать рыбу лишь в местах ее нагула.
...Район Тихого океана к югу от острова Хонсю. Здесь, между берегом и теплыми струями течения Куро-Сиво, нерестится та самая популяция скумбрии, которую ловят у Курильских островов. Изучая в этом месте рыбу, А. С. Соколовский как раз и сделал прогноз на 1973 год, о котором рассказано выше.
Ученый показал, что ситуация на нерестилище зависит от меандрирования, то есть изгибания струй теплого течения Куро-Сиво. Меандр Куро-Сиво дает начало цепной реакции событий. Обычно вскоре у берега появляется завихрение, перемешивает воду, поднимая из глубин богатые пищей холодные воды — а ведь скумбрия холодолюбивая рыба. К тому же на нерестилище образуется круговорот, который удерживает икру и мальков от выноса их в море. Рыба становится «оседлой». Созревает многочисленное крепкое поколение скумбрии. Через несколько лет (при прочих благоприятных условиях) можно ждать хорошей путины.
Как мы видим, очень многое зависит от режима Куро-Сиво. Профессор А. М. Баталии писал, что меандры течения — зарница грозы, разразившейся на просторах Тихого океана. Но причины этого грандиозного явления науке пока неизвестны. А без их раскрытия трудно создать долговременный прогноз для многих тихоокеанских рыб. Правда, биологи и здесь находят выход. Они пользуются своими, биологическими индикаторами, считая, что тепло- и холодолюбивые рыбы должны «находиться в противофазе»: годы, неурожайные по сардине и сайре, должны быть благоприятны для анчоуса и скумбрии. Должны, но бывают, увы, не всегда. И хотя ученые добились немалых успехов в прогнозировании численности рыб, все-таки промышленность оказывается нередко в зависимости от неуправляемых и пока непредвиденных стихийных явлений в морях и океанах.
От прогноза — к управлению
Ученый, берущийся за нелегкое дело прогнозирования «рыбной ситуации», сразу попадает в океан проблем — биологических, океанографических, даже космических. А предсказать судьбу того или иного стада нужно точно. Промысловиков мало волнует, что наука чего-то не знает, — должна знать... Но в последние годы и одного прогнозирования уже недостаточно.
На просторах одного из самых рыбных водоемов — Охотского моря — живет стадо охотоморской сельди. В то время как атлантическая селедка дает уже не столь большие, как некогда, уловы, а на лов некоторых стад тихоокеанской сельди наложен временный запрет, их охотоморская родня до последнего времени процветала (1 Сейчас лов этой рыбы также временно прекращен.). К тому же эта рыба наше национальное богатство, в самую лютую зиму она не уходит за шельфы. Ее можно было бы сравнить со стадом домашних животных, если бы руку к ее приручению приложил человек.
Рыба эта нерестится у берегов Охотского моря, от Аяна до Магадана. Есть у нее облюбованные места, где она откладывает липкую свою икру на прибрежные водоросли и камни. Но вот беда, в мае и июне, когда она идет на нерест, в Охотском море не совсем сходят льды. Нередко они оттесняют рыбу от берега, не дают отнереститься.
Знаток этой сельди сотрудник ТИНРО Б. В. Тюрнин прогнозирует численность сельди с учетом ледовой обстановки. Но сейчас, считает он, этого мало. А почему бы не отсыпать у берега искусственный риф, преградить путь льдам и защитить тем самым нерестилище?.. Создать сельдевое хозяйство? Нет, в малонаселенном Охотском море это задача не нашего века. Другое дело — защитить продуктивное стадо.
Раньше из морей только черпали. Думали: рыба — дар природы. Оказалось, не дар, а заем. И наступает срок платежа. Четверть века назад Япония вела в Тихом океане безудержный лов лососей. Рыба эта нерестится в основном в наших дальневосточных реках, но японцы перекрыли пути ее миграции. И уловы лососей стали катастрофически падать.
Двадцать лет назад разум возобладал, и была заключена советско-японская рыболовная конвенция, которая устанавливает ежегодно, сколько лососей может изымать Япония и сколько СССР. Численность красной рыбы предполагается поддерживать на оптимальном уровне.
Здесь требуется не только строительство рыбоводных заводов (а они уже действуют на Курильских островах, на Сахалине и в Японии), необходимо найти нужную пропорцию между естественным и искусственным разведением лососей. Все взвалить на плечи природы нельзя; много икры и молоди гибнет в реках Дальнего Востока от морозов, при возросших выловах уровень морских стад они не поддержат. Заводы дают численность, из их «инкубаторов» скатываются в моря прямо-таки миллиарды мальков. И хотя обратно, на нерест, приходят всего лишь несколько процентов красной рыбы, экономически рыборазведение весьма выгодно: один рубль, вложенный на разведение горбуши, оборачивается одиннадцатью рублями прибыли!
А минусы? Главный из них, пожалуй, один: ухудшается качество лососевых стад. Ведь икру берут у тех рыб, которые успели дозреть на подходе к реке. Потомство же дают только быстросозревающие лососи. На первый взгляд хорошо, от них скорее, можно получить икру. Но такая рыба идет на нерест, как говорят, «в брачном наряде», мясо ее невкусное — такова уж природа лососей, здесь качественны либо мясо, либо икра.
Но и это не все: как показал в своих исследованиях директор ТИНРО лауреат премии Ленинского комсомола С. М. Коновалов, стадо, идущее на нерест, не является в генетическом отношении однотипным: есть в нем холодолюбивые рыбы и теплолюбивые. А на заводе отсекают одну часть стада, и только она дает потомство. Разумеется, генофонд обедняется, и, к примеру, теплолюбивые лососи уже не столь успешно могут отстоять свою экологическую нишу от врагов.
Коновалов предлагает брать на заводах икру равномерно из головы, середины и хвоста лососевого стада. А это требует дополнительных усилий: генетически разные рыбы внешне почти не отличаются друг от друга.
Разведение лососей на рыбозаводах можно сравнить с отгонным скотоводством: и здесь и там животных выращивают, а затем отправляют на откорм. Только превратности океана много опасней, чем условия высокогорных пастбищ или степи. Но ведь и среди рыб можно отобрать более «урожайные» виды. Так, заместитель директора Сахалинского отделения ТИНРО Ф. Н. Рухлов предлагает наряду с кетой и горбушей разводить также и другую красную рыбу — сима и кижуча. В последнем случае возврат оказывается примерно в десять раз больше, чем в первом (правда, при этом растут и расходы). И вообще нужна мощная, индустриальная биотехника, позволяющая выпускать в океан не беззащитных мальков, а умеющую постоять за себя крупную рыбу.
Марекультура: первые шаги
Осваивая «голубую ниву», современный человек как бы повторяет путь, пройденный его предками при освоении суши. Вначале собирательство (на земле — коренья, ягоды, в море — моллюски), потом дикая охота (ей примерно соответствует нынешнее рыболовство, бой китов), скотоводство (в чем-то его напоминает рыборазведение) и, наконец, земледелие. К этому этапу освоения богатств моря мы подошли только в последние годы.
С 1957 года некоторые места на Дальнем Востоке стали регулярно засевать водорослью анфельцией. Затем создали подводное опытное хозяйство вблизи Одессы: здесь дно лимана расчистили от камня, возделали, засеяли, удобрили, и вот результат — за одно лето сняли 15 урожаев этой водоросли!
В 1969 году была основана первая в стране морская рыботовар-ная ферма на Азовском море, которая недолго оставалась в тех краях единственной. Это и понятно, ведь с одного гектара удавалось получить от 700 до 1250 центнеров рыбы!
Однако особого размаха эта отрасль (ее называют марекуль-турой или, по аналогии с земледелием, моределием) набирает на Дальнем Востоке. Так, в Японии, в городе Такамацу, с одного гектара «морского огорода» было выловлено более ста тонн такого деликатеса, как гигантский омар.
У «ас в Приморье, в заливе Посьет, работает первое опытно-промышленное хозяйство по разведению морского гребешка. А на острове Попова, в единственном месте, где ведется лов трепанга — этого «морского женьшеня», — уже приступают к его искусственному разведению.
Моределие — отрасль исключительно перспективная. Так, подсчитано, что урожая подводных ферм с территории, равной небольшой провинции Италии, вполне достаточно, чтобы накормить население этой страны. Мелководий же и шельфов на Земле настолько много, что, если собрать их вместе, получился бы подводный континент, равный по площади Европе. Собрать нельзя, а использовать можно. Нужны средства, и они есть: если вложить в моределие столько долларов, во сколько обошелся США ее военный флот, то океан мог бы прокормить двадцать миллиардов людей — втрое больше, чем их будет на планете к концу этого века.
Крокодилы любят алмазы
В очерке «Крокодилы любят алмазы» речь идет об одном из древних религиозных культов африканцев — тайных союзах «людей-крокодилов», «леопардов», «львов», «гепардов», до недавнего времени существовавших в некоторых странах Тропической Африки. Для одних стран эти хорошо известные ученым-этнографам древние верования джунглей — вчерашний день, для других — в силу неравномерности исторического развития и недавнего господства колонизаторов — это живая и злободневная реальность, не потерявшая своего значения и поныне.
Совсем еще недавно, на жизни нашего поколения, «просвещенные» европейцы не гнушались — когда это было выгодно — использовать для поддержания своего политического господства, для наживы самые дремучие суеверия африканцев. А когда древние верования и суеверия начали отходить в прошлое, их пытались сознательно сохранить, а то и оживить. Так, в 60-х годах в Южно-Африканской Республике агенты Особой полицейской службы расправились с политическим лидером Пондоленда (область в ЮАР, населенная пастухами и земледельцами племени пондо) Кумани Ганииле Андерсоном и его тремя товарищами. Вину же за убийство свалили на африканцсв, их религиозные верования, межплеменную вражду и рознь. «Произошло обыкновенное негритянское ритуальное убийство, полиция не имеет права вмешиваться в дела самоуправляющегося бантустана», — заявило при этом в печати правительство ЮАР.
Совсем недавно президент Народной Республики Мозамбик Самора Машел говорил об огромном вреде, наносимом революционной борьбе африканских народов пережитками и суевериями, которые сознательно поддерживали белые колонизаторы, а кое-где и сейчас сохраняет местная племенная верхушка. Различные обряды, например посвящения в члены племени, имеют своей целью якобы «приобщение молодежи к племенным традициям». На самом же деле все это разрушает творческую инициативу молодежи, ставит на первое место трайбалистские — узкоплеменные интересы. Бороться с племенным сепаратизмом, «этим гниющим продуктом векового иностранного господства в Африке», — призывал С. Машел, — искоренять предрассудки и невежество — значит нанести самый сильный удар по остаткам колониализма на Черном континенте.
Г. Е. Марков, профессор, доктор исторических наук
В один из ноябрьских дней 1958 года тяжело раненный конголезец с трудом дотащился до полицейского поста Понтьевиль, расположенного в двадцати четырех километрах к югу от знаменитых водопадов Стэнли.
Раненый оказался полицейским капралом Жаном-Мари Катуба. Он рассказал доктору Летуру, осмотревшему его, необычную историю. В то время когда Катуба вместе с другим полицейским-пограничником патрулировал в небольшой лодке вдоль берега Луалабы близ селения племени панамолей, на них набросились разъяренные крокодилы. Хищники опрокинули посудину и утащили его товарища на дно. Сам Катуба с трудом добрался до берега, но при этом был изранен крокодилами...
Рассказ пострадавшего мог показаться вполне правдоподобным — такие случаи нередко происходят на африканских тропических реках, но... доктор Летур после осмотра капрала заявил, что такие раны — глубокие и с ровными краями — не мог оставить ни один из известных видов крокодилов. А перед смертью капрал Катуба заявил капитану Питеру Санну, начальнику полиции района, нечто совершенно фантастическое: «Крокодилы были вооружены ножами...»
Комиссар района Бриссар немедленно телеграфировал в Леопольдвиль, в министерство внутренних дел. В сообщении говорилось, что по всем признакам произошло очередное ритуальное убийство, совершенное, судя по всему, членами хорошо известного в крае и во всей Западной Африке тайного общества «людей-крокодилов». Бриссар просил также, чтобы к нему направили опытных детективов, желательно — хороших охотников-следопытов, знающих джунгли. Из министерства вскоре ответили, что такой человек — сержант Люсьен Гваккве — направляется в его распоряжение.
...Люсьен Гванкве, крепкого сложения мужчина лет тридцати пяти, с очень черной кожей, прибыл в провинциальный городок Понтьевиль на следующий же день. Его доставил специально выделенный гидросамолет, что одно уже говорило о важности миссии Гванкве и не могло остаться незамеченным...
Сразу же было проведено оперативное совещание. Первым Делом комиссар спросил у Гванкве, бывал ли он раньше в этих краях и знает ли он Питера Верлоя и его жену Жанну, вот уже несколько лет живущих здесь. Гванкве ответил отрицательно,
— Превосходно, вы тот самый человек, который нам необходим, — заявил Бриссар, обменявшись понимающим взглядом с капитаном Санном. Затем пояснил: — Верлой — бельгиец, он разрабатывает небольшое месторождение алмазов. Как раз в этом районе было совершено нападение на полицейский патруль. Дело в том, — Бриссар вопросительно посмотрел в сторону Санна, — что из компетентных источников стало известно, будто бы Верлой скупает у шахтеров-африканцев краденые алмазы, которые добываются на соседних разработках горнодобывающего синдиката...
Сержант недоумевающе посмотрел на Бриссара:
— При чем здесь я? Министерство просило меня заняться изуверами из общества «людей-крокодилов», поскольку у меня есть опыт работы с подобным союзом «людей-гепардов»... Какая связь между контрабандой алмазов и фанатиками, которые верят в то, что могут обращаться в крокодилов и гепардов, или, по крайней мере, заставляют верить в это темных и запуганных крестьян? И потом... следить за тем, куда уходят ворованные камни, — дело «алмазной полиции», я же не состою на службе у синдиката...
Бриссар вновь бросил взгляд в сторону капитана, как бы испрашивая согласия (Санн кивнул), и со вздохом облегчения произнес:
— Видите ли, у нас есть сильные подозрения, что эти два дела — крокодилы и алмазы — связаны между собой. Нам кажется, что за всеми событиями стоят Верлой и его супруга. К сожалению, капитан Санн и его люди, как и служащие «алмазной полиции», слишком хорошо известны в районе, чтобы незаметно вести расследование. Поэтому мы и просили прислать сюда вас. Кстати, алмазный синдикат назначил особое и довольно высокое вознаграждение за расследование утечки алмазов... Ведь преступники охотятся не за промышленными камнями, а за алмазами высшего сорта, будущими бриллиантами. Они не только украдены у синдиката, но и подрывают твердые цены на алмазы нашего и других синдикатов...
— Учтите, сержант, — добавил капитан Санн, — дело это необычайно опасное, и основная тяжесть его раскрытия ложится на ваши плечи... Таким образом, об операции знает совсем небольшой круг людей, и это гарантирует вам безопасность... на первое время. Мы же будем начеку и мгновенно придем на помощь, как и «алмазная полиция», с которой у меня самые тесные связи...
...«Люди-крокодилы», «гепарды», «львы», «леопарды», «гиены»... Люсьен многое узнал о тайных союзах Африки, когда занимался «людьми-гепардами». Когда-то и его предки свято верили в то, что члены этих тайных обществ способны принимать облик животного, которому поклонялись и в котором видели священный символ своего союза. От матери и ее родственников Гванкве часто приходилось слышать, как в ночи происходит загадочное перевоплощение человека в зверя. Ученые-этнологи и врачи-психиатры, исследовавшие столь странный феномен, назвали подобное психическое состояние человека ликантропией — коротким помешательством, основанным на самовнушении. Участник обряда воображал себя животным и абсолютно точно копировал его повадки. Даже внешне в этот момент он становился чем-то похожим на леопарда, льва или крокодила. Верили люди, что и сам священный покровитель — крокодил, лев и гепард — мог принять человеческий облик. Делал он это, чтобы карать тех, кто нарушает племенные обычаи и верования или недоволен властью старейшин.
Район на побережье Атлантического океана, откуда была родом мать Люсьена Гванкве, некогда приобрел мрачную известность на всем Африканском континенте и как центр работорговли, и как «страна леопардов». И не потому, что здесь в изобилии встречались эти грозные хищники — их хватало и в других районах Африки, — а потому, что именно здесь процветали тайные союзы и самый известный из них — «мамбела» — союз «людей-леопардов», террористическая секта зверопоклонников. Они смещали и уничтожали вождей племен, возводили на престолы правителей со «знаками агассу» (насечками когтей леопардов) на лице, руководили жизнью всей страны, наверное, как нигде в Африке. И очень редко бывало, чтобы какой-либо вождь осмеливался не выполнить тайные, не подлежащие критике приказы «леопардов». При этом никто не знал участников ночных набегов, прятавшихся под скальпом и шкурой леопарда, вооруженных железными отточенными когтями. Эти приспособления Гванкве не раз приходилось видеть в криминалистическом музее; ржавые, острые и изогнутые, они действительно внушали ужас.
Вступившие в тайный союз давали «клятву крови»: не разглашать секреты союза даже под пыткой — иначе они сами и члены их семей будут растерзаны зверем-покровителем. Трудно сказать, в какие незапамятные времена и при каких обстоятельствах возникли эти организации. Их истоки теряются в охотничьей древности континента, в тотемистических культах хищных животных.
...Знатоки африканских племенных религий спорили: можно ли считать тайные союзы (а они, по их мнению, делились на «нормальные», или легальные, и запрещенные, или террористические) видом первобытной религии или же это одна из форм общественной организации, орудие господства в руках верхушки общества накануне раскола его на классы? Возникшие некогда для борьбы с матриархатом, они способствовали укреплению власти отцовского рода, наиболее сильных элементов общины — совета старейшин, вождей и колдунов. По сути своей тайные союзы — одна из форм примитивной государственной власти в первобытном обществе, когда разлагается общиннородовой строй.
Капитан Санн прикрепил к Люсьену Гванкве на время операции капрала Таши из племени мангбетту. Таши в отличие от горожанина Гванкве родился и вырос в деревне, затерянной в лесу, в тех местах, где царили «люди-леопарды». Он знал такие детали, о которых не имели понятия авторы ученых трудов, полагавшиеся на рассказы третьих лиц.
В некоторых тайных союзах при нападении на жертвы, рассказывал он, используют специально выкованные когти из пористого металла, которые на несколько суток помещают в яд. «Зарядившийся» металл мгновенно парализует человека. Таши кое-что знал и о «союзе крови» между членами тайного общества. По его словам выходило (и Таши, видимо, в глубине души сам верил в это), что, если кто нарушит «клятву крови», его непременно постигнет безумие.
И о колдунах знал Таши.
Превращаясь в хищника (для этого-то колдун и набрасывает на себя шкуру зверя, в которого хочет обратиться), оборотень темными безлунными ночами якобы крадет жизненную силу у своих жертв. Затем, когда приговоренный человек умирает, колдун выкапывает труп из земли, оживляет его, делая «зомби» — ожившим мертвецом. И уже тут во второй раз убивает и поедает его тело. Иногда же колдун превращает «зомби» в своего покорного слугу и приказывает ему идти туда, куда пожелает хозяин, и совершить какое-нибудь особо страшное преступление.
Оборотней и колдунов можно распознать по красным глазам, серой или даже белой коже, пронзительному огненному взгляду, которым они поражают внутренности обреченных людей. Оборотнями считают уродов, паралитиков, психопатов, альбиносов, прокаженных, страшных старух и стариков. В общем, всех тех, кто как-то отходит от общепринятых стандартов и представлений о нормальном здоровом человеке...
...Спустя несколько дней, облаченные в спецовки, которые здесь носят рабочие алмазного синдиката, в пыльной и грязной рудничной вагонетке, которую тащил шахтный локомотив, Гванкве и Таши были доставлены на берег реки, протекающей вблизи алмазного рудничка Верлоя. Они разбили свой лагерь на берегу реки и стали довольно натурально исполнять роль топографа и его помощника. События не заставили себя ждать...
Рано утром Гванкве и Таши отправились в соседнее селение племени базуа. Спустившись к реке, они увидели множество детей и подростков. Ребятишки, вытянувшись бесконечной цепочкой, подходили к каменным кучам, насыпали доверху корзины и на головах тащили груз к берегу. Стоя по пояс в воде, взрослые рабочие просеивали сквозь частые решета и сита содержимое корзин. Так разрабатываются на реках открытые россыпи. Там, где алмазоносные породы уходили в глубь земли, возвышались копры и шахтные строения, окруженные колючей проволокой с вышками для часовых.
Гванкве и Таши переглянулись: алмазы всегда будут пропадать у синдиката, и никакая «алмазная полиция» не уследит за исчезновением. Ведь, продав краденый камень какому-нибудь Верлою, — пусть он обсчитает в десятки раз! — шахтер сразу зарабатывал куда больше, чем за год работы.
Гванкве и Таши вошли в заросли рододендронов, что начинались в миле от селения базуа, все жители которого от мала до велика работали на синдикат. Неожиданно Таити вздрогнул: метрах в ста от них кружились стервятники. Вестники смерти! Гванкве первым ринулся в заросли и через минуту-другую действительно наткнулся на труп: судя по племенным насечкам на лице, человек был из племени базуа...
Сорокалетнего мужчину убили совсем недавно, возможно, этой ночью. Тело было вспорото от горла до середины живота острым, как бритва, ножом, а сердце и печень вырезаны.
Капрал Таши первым отвел взгляд от убитого:
— Я пойду за старостой деревни, нужно опознать труп...
Сержант остановил его.
— С опознанием можно подождать. Полезнее будет, если мы пойдем по следам сейчас же, пока они свежие. К тому же труп может исчезнуть каждую минуту...
Таши был из племени мангбетту, а, как известно, мангбетту — отличные следопыты. Да и Гванкве не зря имел репутацию «детектива джунглей». Вскоре они обнаружили в сухой, едва примятой траве следы босых ног. Внимательно осмотрев окрестности, оба поняли, что жертву ожидало в зарослях человек пять-шесть. Следопыты пошли по следам убитого: они вели прямо к владениям Питера Верлоя.
— Убитый был основательно пьян, — заметил Таши, рассматривая неровные следы. — А здесь он упал и едва поднялся, обломав ветки.
— Действительно, — согласился Гванкве и поднял из травы пустую бутылку из-под джина. Стараясь не стереть отпечатков пальцев, сержант поднес горлышко бутылки к носу:
— Несчастный был не только пьян, его смертельно отравили. Метиловый спирт... Интересно, где он раздобыл эту гадость?
— Базуа мог получить спирт только у белого, — не колеблясь, сказал Таши.
Оба, не сговариваясь, посмотрели в сторону рудничка Верлоя. Там царила тишина. Лишь на мгновение сержанту почудилось скрытое движение да ярко сверкнул лучик света.
Гванкве размышлял недолго. Бутылка, которая могла оказаться важным вещественным доказательством, сейчас пока еще ничего не давала. Убийцы могли случайно встретиться с пьяным базуа, невесть где доставшим отраву, и, воспользовавшись его состоянием, свести с ним личные счеты.
...Начальник охраны синдиката поворошил бумаги на столе.
— Вчера пропал наш горняк из племени базуа, — произнес он. — Его звали Н"ама... Где его тело?
— Мы закопали его в миле отсюда. Судя по жестокости, с которой он был убит, можно предположить, что преступление совершено «крокодилами»... Как вы думаете, мог он выносить алмазы из рудника? Ведь он нуждался, как и все ваши шахтеры?
Поделиться книгой: