Помоги проекту - поделись книгой:
...Сколько за эти годы было учебных и настоящих тревог, он не помнил. Четко отложились в памяти первые, а другие как-то сглаживались — ведь аварии походили одна на другую и возникали чаще по не зависящим от людей причинам: от самовозгорания угольных пластов, от геологических подвижек, от внезапной концентрации прорвавшихся в лаву газов. Видимо, пока человечество будет заниматься угледобычей, будет существовать и горноспасательная служба.
За пять лет работы в отряде бывало всякое.
...Однажды на шахте произошел обвал породы. Восемь человек остались в завале. Они могли погибнуть из-за недостатка кислорода. Обвал в шахте продолжался, нужно было пробить новый ход. Четырнадцать часов горноспасатели проходили выработку и выручили шахтеров.
...А в Прокопьевске один горняк пробыл под завалом пять суток. Сотни тонн угля и породы перебросили спасатели и все же нашли человека. На него надели кислородную маску, и он пришел в себя. Первым делом он спросил, какое сегодня число. Когда ему назвали дату, шахтер улыбнулся. Оказалось, это был день его рождения.
Сам Виктор не раз попадал в переплеты. И постепенно начал ловить себя на том, что тревоги, внезапные побудки среди ночи, лихорадочные сборы, стальной треск клети, падающей вниз, — все это стало привычным, стало просто его работой.
Он открыл глаза, когда шофер стал тормозить. У шахты уже толпились люди — начальство, горные мастера, шахтеры. Главный инженер участка, развернув карту-схему шахты, рассказал, где произошел взрыв и в каком месте начался обвал. Вместе составили план — тушить пожар с помощью перемычек в основном, конвейерном и вентиляционном штреках, прервать доступ воздуха, локализовать огонь, не дать ему распространяться дальше.
Два отделения бойцов Виктор поставил на эту работу. А третье отделение сделает попытку пробиться через завалы, чтобы разыскать шахтеров и спасти их. Он решил идти с третьим отделением и по привычке посмотрел на часы.
Стрелки показывали 10 часов 45 минут.
Никогда в жизни Перегоров не работал так, как сейчас. Уже притупились все боли, исчезли все страхи.
Вдруг он почувствовал, что может согнуть в локте руку. От волнения чаще забилось сердце. Чтобы унять его, он на мгновение замер. Так делает давно болевший человек, прежде чем решиться встать на ноги.
И вот он мало-помалу стал сгибать руку. Зашуршал под локтем уголь. Вздохнув как можно глубже, Перегоров рванулся и выдернул руку. Он бросил каску с все еще горевшей лампочкой и вытер с лица пот. «Теперь выберусь!» — подумал он и начал торопливо выгребать уголь, освобождая левую руку.
Только теперь он вспомнил, что где-то неподалеку должен находиться Леонтий Цупа.
Приподнявшись на одном локте, он хриплым голосом окликнул Леонтия, но ничего в ответ не услышал.
В 10 часов 50 минут спасатели приступили к работе.
Когда Виктор с бойцами подобрался к месту аварии, температура воздуха превышала пятьдесят градусов. Горячий воздух из респиратора обжигал горло. Тугими хлопками рвался метан. Пламя лизало деревянную крепь. Если загорится дерево, температура повысится еще больше, и тогда займется уголь. Это будет равносильно катастрофе.
Начали бороться с огнем песком, инертной пылью. Потом Виктор приказал подтянуть противопожарные шланги и включить насосы. Мощная струя ударила по огню. Через мгновение, как из парной, вырвался влажный горячий воздух. Он отбросил спасателей назад, как бы предупреждая, что пожар не собирается сдаваться.
— Сменяться через десять минут! — крикнул Виктор, набрасывая мокрую куртку на респираторщика Ивана Полякова, который держал брандспойт.
Вода из шланга закипала еще до того, как попасть на крепь. Шахту заполнил густой пар, смешанный с дымом, и в нем, как светлячки, лишь матово помигивали лампочки на касках спасателей. Бойцы сооружали перемычки. Если на вентиляционном штреке они навесили легкую парусную перемычку, то в основном и конвейерном штреках начали возводить бетонные заграждения. Материал для перемычек — кирпич, цемент, арматура — от места аварии находился в двух километрах. Его пришлось таскать на себе в огне и дыму...
— Командир! — окликнул Виктора респираторщик Петров, сменивший Полякова. — От одной воды мало толку.
— Сам вижу, — озабоченно буркнул Виктор, глядя на пылающую крепь и прикрывая лицо рукавицей.
Уголь сильно дымил. В любой момент он мог вспыхнуть. Сергей Иванович Петров, проработавший в горноспасателях четверть века и повидавший такого, что другому никогда не приснится, наклонился к Виктору и тихо, чтобы другие не слышали, проговорил:
— Пускай в ход еще и огнетушители...
Виктор хотел использовать огнетушители дальше, где пожар был сильней, но сейчас вынужден был согласиться со старым бойцом.
Спасатели быстро разобрали аппараты.
— Передайте наверх — требуются огнетушители, и как можно больше! — приказал Виктор бойцу, который держал связь с отделением обеспечения.
Огонь завяз в мыльных струях и стал откатываться назад — на метр, два, пять, медленно приближаясь к месту, где произошел взрыв и рухнула порода.
В суете, волнениях Виктор и не заметил, как промчалось четыре часа.
Было 15 часов 10 минут.
Леонтий Цупа приходил в себя медленно, как будто оттаивал. Сначала почувствовал тупую боль в затылке, зарябило в глазах, потом заныла спина. Он открыл глаза.
Разглядывая покосившуюся крепь, обрушенную сверху породу, он вспомнил, что произошло перед тем, как потерял сознание. Он шел за Иваном Перегоровым — и вдруг сзади хлопнул метан. Он очутился здесь, а Иван... Леонтий уперся взглядом в завал.
«Да ведь он где-то здесь!» — ужаснулся Леонтий и крикнул:
— Перего-о-ров!
Никто не отозвался. Он поискал глазами лопату. В другой раз о них все ноги посбиваешь, а тут даже самой завалящей не было. Тогда Леонтий начал рыть уголь руками.
Но скоро он убедился, что так много не сделаешь. «Попробую каской», — решил он. Из металлической скобы вытащил лампочку, стянул со спецовки аккумулятор, приладил рефлектор на земле. Посидел еще минуту и, вздохнув, как перед дальней дорогой, начал выгребать уголь завала каской.
В 15 часов 23 минуты произошла новая вспышка метана.
Газ-невидимка без цвета, вкуса и запаха скопился на потолке одной из выработок, смешался с воздухом, который поступал по вентиляционному штреку, и, достигнув нужной концентрации порядка девяти-десяти процентов, рванул огромной фугаской, вышиб в штреках бетонные перемычки, ударил по крепи... В голове Виктора будто что-то лопнуло и зазвенело. Две с половиной тысячи градусов в эпицентре хотя и поглотились пространством и потоками ледяной подземной воды, но дохнули раскаленным жаром. Взрывная волна разбежалась по штрекам и закоулкам, спрессовала воздух, и где-то уже не так далеко грохнул еще один взрыв, тряхнув землю так, что стойки пошли наперекосяк, некоторые лопнули и вылетели.
По мощности эта вспышка затмила первую. Падая, Виктор на мгновение выпустил из зубов мундштук респиратора и глотнул ядовитой окиси углерода, которая остается после взрыва, поглотившего из воздуха весь кислород. Резкая боль в надбровных дугах скорчила его. Кажется, на какое-то мгновение он потерял сознание...
Метан вытекает из трещин пород, скапливается в шахтах. Дозиметристы постоянно следят за ним. Допускается незначительная доля процента концентрации метана в воздухе. Если количество метана возрастает, увеличивают мощность воздушные насосы, и тогда ураган свежего воздуха несется по вентиляционным штрекам.
Но случается, метан выделяется из толщ угля и боковых пород внезапно. С гулом и грохотом, напоминающим орудийный выстрел, в какие-то считанные минуты сотни тысяч кубометров газа врываются в шахту и распространяются со скоростью 200—300 километров в час — тогда взрыв неизбежен, как неотвратим он был в этот раз.
Струя кислорода вернула Виктора к действительности. В который раз он помянул добрым словом надежного спасателя — респиратор! Нехитрый вроде прибор, но это так кажется, когда он уже есть. А между тем над его изобретением ломали головы многие конструкторы. В практике в основном утвердился первый отечественный респиратор двухчасового действия инженеров-самоучек Тусунова и Писарева, а в Донбассе — легкий кислородный аппарат Семена Фесенко, старого шахтера и горноспасателя.
«Где люди?» — это была первая мысль Виктора.
Он приподнялся. Колени дрожали, голову ломило, как после тяжелого угара. Привалившись спиной к стенке забоя, Виктор огляделся. Оценивая обстановку, он понял, что все развивалось с дьявольской последовательностью. Пожар активизировался. Откуда-то из ответвлений шахты слышались сильные хлопки. Дым плотно забил штреки, сквозь него едва проглядывался огонь — горел не то уголь, не то деревянная крепь. Похоже, люди отошли назад. Но нет, они не могли отойти и бросить его. И, оттолкнувшись от стенки, Виктор пошел вперед...
Чертыхаясь, обжигаясь о тлеющие угли, Виктор лез через баррикады разбитой крепи и обрушенной породы. В одном месте путь преградили опрокинутые взрывом вагонетки, и пришлось двигаться едва не по-пластунски. Только когда выбрался из покореженных завалов металла, он увидел людей. Оказывается, их спас счастливый случай. Ударившись об острый угол поворота, взрывная волна откатилась в штрек, где находился Виктор, а они оказались в безопасности и теперь шли ему на выручку.
Бойцы отделения Анатолия Крылова должны были проникнуть через конвейерный штрек в лаву, где, очевидно, находились Перегоров и Цупа. Отыскав горняков, они вывели бы их через бремсберг в главный квершлаг. Это горноспасатели и пытались сделать. Но конвейерный штрек забила обрушившаяся порода. Сколько ее было и на каком протяжении, никто не знал.
16 часов 50 минут.
Иван Перегоров услышал, как кто-то скребется у его ног. Он замер, боясь поверить в чудо.
«Неужто Цупа?» — подумал он.
Перегоров думал, что и Цупу засыпало. Тот шел за ним.
«А вдруг это спасатели?»
Кто бы то ни был, но к нему явно шли на помощь. От предчувствия и волнения зашлось сердце. Разгребать себя уже не имело смысла, и он опустил голову, прижавшись мокрой щекой к угольной мелочи. И, кажется, забылся или просто уснул. В себя он пришел от толчка. Кто-то тянул его за сапоги, будто старался снять их.
Свободной рукой Перегоров уперся в землю, помогая неизвестному. Поднатужился, но сдвинуться не смог. Тогда тот, кто был сзади, торопливо начал грести снова. Онемевшее тело обрело чувствительность. Перегоров понял это, когда что-то острое больно ударило, кольнуло в поясницу.
«Нельзя ли поосторожней!» — захотелось крикнуть, хотя боль вовсе не рассердила его, а обрадовала.
«Сейчас повернусь на бок», — решил он, втянул в себя воздух, собрался с духом, но тут до него донесся голос Цупы:
— Иван, да ты хоть ногой двинь! Живой, что ли?
Перегоров дрыгнул ногой. Тогда Цупа схватил его за обе ноги и... выдернул из каменного мешка.
Перегоров отфыркался и поглядел на Леонтия:
— Живой, значит?
— Как видишь...
— Вот так-то, — сказал Перегоров. — Давай пробовать через вентиляционный...
Они полезли к вентиляционному штреку, но там путь им преградил такой же завал.
18 часов 30 минут.
Ликвидируя аварию силами своих отделений и бойцов других подоспевших на помощь взводов, Виктор очутился как бы между двух огней. Все наставления и собственная совесть призывали его в первую очередь спасти пострадавших. А это значит найти к ним проход, как можно скорей наладить подачу свежего воздуха. С другой стороны, чтобы ликвидировать пожары, предотвратить повторные взрывы метана и не дать возможности газу распространяться, надо плотно заглушить штреки изоляционными перемычками. Иными словами, начисто прекратить поступление к очагам пожара свежего воздуха.
Как и в авиации, наставления горноспасателей писались кровью, формулировались, исходя из скрупулезного учета жертв. Но все же Виктор убеждался в другом — в каждом отдельном случае требовалась и собственная смекалка.
Сначала он надумал ставить перемычки в основном штреке, а в вентиляционном, пока там работали бойцы отделения Крылова, повременить. Но скоро сообразил, что толку от этого будет мало. К пожару поступал воздух, и при критической концентрации метан снова мог взорваться и разрушить перемычки, какими бы прочными они ни были.
Многие из ребят пробыли в горноспасателях куда дольше своего командира. Иван Поляков работал с 1947 года, Сергей Петров — с 48-го, Анатолий Крылов — с 63-го, Анатолий Стреликов — с 57-го. Все они хорошо разбирались в сложной обстановке, не раз бросались в самое пекло. И в данном случае могли бы, наверно, предложить свой вариант. Но только командир знал обстановку на всех участках, где им побывать не удалось. Только он, Виктор, мог решить, что делать в первую очередь, а что — во вторую.
Виктор вдруг хлопнул по колену рукавицей. Он знал, что сует голову в петлю, ставит на карту и свою жизнь, и жизнь бойцов, но другого выхода не видел. Он прервал работу над перемычками, приказал одному отделению пробиваться на помощь Крылову, чьи спасатели раскапывали завал в вентиляционном штреке, а другому сдерживать пожар хотя бы на том уровне, на каком он был.
Каждую минуту, каждую секунду мог снова рвануть метан, могла произойти подвижка пластов, подтачиваемых огнем, обрушиться лавина породы, поскольку слабела горевшая крепь, но люди пошли навстречу опасности, они пробились к Перегорову и Цупе, вытащили их из огня в безопасное место. Лишь после этого возвели крепкие переборки и задушили пожар.
Далеко за полночь Виктор Иванов дрожащей рукой сделал в оперативном журнале последнюю запись: «Авария ликвидирована. Люди спасены. Жертв нет».
Когда машины горноспасательной службы возвращались на станцию, город спал крепким предутренним сном. И мало кто знал, что глубоко под ним еще недавно бушевал пожар.
Паужетка
В долину реки Паужетки меня привела работа сейсмолога: Камчатка, как известно, горячая земля... Мне давно хотелось побывать в этих краях и увидеть среди многих камчатских достопримечательностей знаменитую — первую в СССР — геотермальную электростанцию.
Весна. Аэропорты Камчатки в связи с паводком закрыты. На теплоходе «Петропавловск» плывем в поселок Озерновский, а он не принимает — качка. Переговоры с берегом, и вот из предрассветной мглы показывается плашкоут. Благодаря приливу беспрепятственно входим в русло реки Озерная, причаливаем к пирсу рыбокомбината. Кстати, и рыбокомбинат и Озерновский питаются током геотермальной станции...
От Озерновского едем на вездеходе вдоль линии электропередачи. Отлично смотрятся серебряные опоры на фоне заснеженных склонов долины.
В поселке Паужетка живут вулканологи, буровики и, конечно, те, кто обслуживает станцию. Присутствие глубинного тепла ощущается здесь повсюду: к батареям в домах не прикоснешься, на улице вокруг труб в снегу образовались проталины с пробивающейся зеленой травкой. Бетонная дорожка от поселка ведет к зданию электростанции. В машинном зале установлены две турбины и аппаратура для автоматического управления.
Станция расширяется. Ученые считают, что запасы Паужетского месторождения немалые.
Из окна нашей сейсмической станции видна площадка над рекой, оттуда к зданию электростанции протянулись массивные трубы паропровода.
От площадки в овраге доносится страшный рев, вверх рвутся клубы пара. Снега здесь совсем нет. Сапоги утопают в красной глине, в некоторых местах она подсохла, потрескалась, и из трещин бьет острый запах сернистых газов. Здесь пробурено восемь разведочных скважин, которые выводят на поверхность пароводяную смесь. Над каждой из скважин — устройство для разделения смеси на пар и воду. Пока это необходимо, так как турбинам нужен чистый пар. Скоро на станции введут новую турбину, для которой разделение на пар и воду не нужно, и необходимость в громоздких устройствах отпадет.
Странное впечатление производят деревья вокруг площадки. Они почти все гладкие, белые, без коры — очевидно, состав местной почвы, пар и газы вредно действуют на них.
Деревья, оглушительный рев и снег, покрытый кое-где серым налетом солей, создают впечатление нереальности. Бешеная струя пара бьет в противоположный склон оврага, размывая его, потоки горячей воды несутся по дну. Оказывается, это проходят испытания вновь пробуренные скважины, еще не подключенные к общей сети.
Овраг выводит меня вверх к буровым вышкам. Здесь начинается завтра Паужетского геотермального месторождения. Три буровые вышки — это три новые скважины, заложенные еще ближе к очагу глубинного тепла. Один из таких очагов находится на вулкане Кошелева. Лучи закатного солнца четко обрисовывают его синие склоны, а снизу, из долины реки Паужетки, обрамленной хребтами, поднимаются розовые столбы пара...
Леонард Ташнет. Практичное изобретение
Я человек практичный, не то что мои сыновья — хотя они и умные ребята. А ума у них хватает, ничего не скажешь Не родись они близнецами и достанься этот ум одному, а не двоим, так все ученые в мире, вместе взятые, ему и в подметки не годились бы. Ну да и сейчас им жаловаться не приходится — оба отличные инженеры и на самом лучшем счету в своей фирме. Называть ее не буду, ребятам это не понравится. Я их хорошо знаю. Я ведь сам их вырастил, а это, позвольте вам сказать, было совсем не так легко: мать их умерла, когда им только восемь лет исполнилось.
У Ларри есть свой конек — лазеры. Ну, это такой способ посылать свет. Как это устроено, я не знаю, потому что я-то в колледже не обучался, не до того было. А Лео — фокусник-любитель, и, надо сказать, это у него ловко получается. Ну и вместе они напридумывали много всяких фокусов и номеров. Подвал у нас битком набит всяким их оборудованием. Вот об этом-то я и хотел рассказать.
Ларри придумал аппарат для Лео, чтобы создавать всякие оптические иллюзии. Ну, знаете: словно бы и видишь что-то, только на самом деле этого тут и нет. Как-то там зеркала приспосабливают. А Ларри приспособил лазеры и начал делать голограммы, как он их называет. Это вроде как картинки, но только вовсе и не картинки. На негативе одна мешанина из точек и всяких завитушек, а если спроецировать его на экран, то вид такой, словно этот предмет можно кругом обойти.
Так вот, значит, Ларри сделал нашему Лео аппарат для голограммных иллюзий. Он проецировал изображение прямо в воздух. При помощи зеркал. Они меня позвали и показали. Просто поверить невозможно! В воздухе плавает совсем настоящая шкатулка, или ваза с фруктами, или букет — ну просто что хотите. Даже кучка мелкой монеты. И тут мне в голову пришла мысль. — Прямо как настоящие, — говорю я. — Жаль, что вы не можете эту иллюзию сохранить насовсем. Обрызгали бы их плексигласом, что ли, ну, как цветы сохраняют.
Это я вспомнил про сувениры, которые продают в лавках для туристов, — всякие штучки в прозрачных кубиках.
Ребята так и покатились.
— Папа, — говорят они хором (они всегда говорят хором),— это же только иллюзии. Это же не реальные деньги. Их на самом деле тут нет
— Реальные — нереальные... А что такое «реальные», позвольте вас спросить. Я их вижу, и вы их видите, —: говорю я. — Мы могли бы хоть в суде под присягой показать, что видели горсть мелочи прямо в воздухе. Разве нет?
А потом для шутки я и говорю... Ну, не совсем для шутки, потому что забава — это забава, но раз уж подвернулась возможность заработать доллар-другой, так с какой стати ее упускать?
— Вы, ребята, у меня такие умные, так почему бы вам не придумать способ, чтобы эта иллюзия не исчезала, даже когда вы свой лазер выключите?
Ну, тут они принялись мне объяснять, что у световых волн нет никакой массы, и еще про всякую всячину, в которой сам черт ногу сломит. Но одно я все-таки понял:
— Раз световые волны, которые, по-вашему, неосязаемы, могут создать иллюзию, будто тут что-то есть, так вам, чтобы оно и вправду тут было, достаточно будет это изображение чем-то обмазать. Скажем, другими какими-нибудь световыми волнами, чтобы изображение не пропало.
Они опять засмеялись, но я увидел, что мои рассуждения даром не пропали.
— Папа, тебе бы философом быть, — говорит Лео. — Ты бы побил епископа Беркли его собственным оружием.
(Я потом нашел этого епископа в энциклопедии. Человек был с головой, ничего не скажешь. Так умел рассуждать, что не сразу и подкопаешься.)
Поделиться книгой: