Помоги проекту - поделись книгой:
Он передохнул.
— И правда. Бумага пришла вскоре. Я и поехал... Только в Белоруссии, под Барановичами, задержали нас. Набрали нас таких, кто в отпуск, кто куда, сто восемьдесят человек. Читать, сказали, бумаги ваши после войны будем, тогда и разберемся. Так я и воевал до конца. А Максимов доехал. На пенсии сейчас, здесь живет. А Стулова убили. Бумаги пришли, а его уж нет, убили...
Мы посидели еще. Вечерело. Свет над холмами струился такой же яркий, но в комнатушке заметно потемнело. За стенами слышался шум: резчики кончали работу, мастера обходили их с плетеными корзинами — собирали сделанное, тут же оценивали.
Василий Степанович заметил, как я засуетился, не зная, куда деть испорченный мной кусок белого дерева.
— Да вон туда положи... Клади, клади, здесь все равно подметают.
Василий Степанович в который раз стал выравнивать фигурки медведей: те оставались на ночь одни, без него. Звери не отпускали его. Наконец, он поправил последнего, вылезшего из ряда, нашел, что все похожи и хороши, ссутулился и, надев пиджак, стал случайным прохожим, идущим по улице, не резчиком, — и медведи отпустили его.
Сойдя с крыльца, мы сразу оказались в ясном и теплом свете. Он бежал по всей земле, не касаясь нас. Три женщины во дворе метали стог, и, неуклюже гикая, на тяжелом коне проскакал мимо всадник. Даже конь был доволен, что на нем едут. Казалось, вместе с травами, с картошкой в земле, с яблоками по садам созрело над деревней время, вот-вот что-то должно случиться с ним — тепло уже набухало осенью, и где-то грезилась зима. Время в Богородском было самое короткое: все поспевало, звало, а надо резать игрушки. План подбивали к осени.
От фабрики, едва переглядываясь, сосредоточенно шли резчики, несли в авоськах вылезающих из дерева медведей — доделывать дома. Когда же в автобусе, уходившем меж холмов от деревни, шофер спросил: «Кукольный... Выходят?» — я, неудивленный, даже не заметил этого — просто так назывался поворот шоссе на Загорск.
Иностранные корабли приходят за игрушками летом. В Японском, Черном и Балтийском морях они ждут, когда из-под Загорска, из села Богородского, им привезут игрушки из белой липы. Медведи... Ручная работа.
«L» — привет от Лаки
Визит
В Даннеморе снег выпадает рано. Да и не мудрено — этот городишко лежит на севере Соединенных Штатов, у самой канадской границы. До весны округу заносит толстым белым покровом, а весна здесь не торопится с приходом.
Даннемора состоит из одной-единственной улицы. По одну сторону ее тянется стена в двенадцать-пятнадцать метров высотой. По другую — тесно стоят двухэтажные дома, пара лавок, один бар. Все лицом к стене.
Это глухое место отцы Соединенных Штатов выбрали для того, чтобы построить в 1845 году Клиптонскую тюрьму. За стенами ее предполагалось изолировать от общества самых опасных преступников. В 1942 году — время, к которому относится наш рассказ, — в тюрьме обитало около двух тысяч человек, «цвет» преступного мира Америки. Вернее, те его представители, которые не смогли пролезть сквозь дыры в законе.
Итак, осень 1942 года. Перед порталом Клиптонского заведения остановился автомобиль с нью-йоркским номером. Из него вылез человек, предупредительно встреченный и сразу же отведенный в кабинет директора. Чуть позже надзиратели затопали по коридорам и привели одного заключенного. Дошлые арестанты заметили, что его повели не в комнату для свиданий, а в кабинет директора. Тюремное правило гласило, что при свидании должны присутствовать два вооруженных надзирателя. На сей раз, однако, они не только почтительно остались ждать у директорской двери, но и сам господин директор вышел, оставив приезжего гостя и заключенного с глазу на глаз!
Гостя звали Мозес Поляков. Адвокат Мозес Поляков. Эту фамилию знали все, кто читал газетные отчеты о судебных делах воротил нью-йоркского преступного мира. Мало кто мог соперничать с Поляковым в мастерстве допроса неугодных свидетелей обвинения, расставляя им ловушки и поднимая на смех их утверждения. На его счету было немало выигранных, казалось бы, безнадежных дел.
Что касается заключенного, приведенного в директорский кабинет, то имя его было не менее громким: Лаки Лучано. Осужденный в 1936 году сроком на шестьдесят лет — практически пожизненно, — Лучано уже шестой год глядел из окна своей камеры на хмурое небо Даннеморы.
Свидание адвоката с заключенным было странным. Странным потому, что Поляков не был адвокатом Лучано. И он прибыл не для того, чтобы составить кассационную жалобу или прошение на помилование. Адвокат приехал с поручением от правительства Соединенных Штатов Америки. Он передал Лучано предложение внести вклад в военные усилия США. Ведь за спиной Лучано стояла мафия.
Ему крупно повезло
Сицилийская мафия
Как известно, в конце прошлого — начале нашего века миллионы итальянцев в поисках работы покинули страну и переехали в Соединенные Штаты. Среди них оказалось немало мафьози, немедленно включившихся в деятельность преступного мира Нового Света.
К 20-м годам нашего столетия империя мафии расползлась по всей территории Соединенных Штатов. После окончания первой мировой войны в стране был введен сухой закон, и для членов преступной организации настали горячие денечки. Подпольное производство и торговля спиртным, рэкет — вымогательство денег у торговцев под предлогом их «защиты», начавшийся бизнес на наркотиках — это лишь часть сферы деятельности американской мафии. Конечно, размах дел заставлял сицилийцев рекрутировать людей самых разных национальностей, но у кормила мафии по-прежнему стояли главным образом уроженцы этого итальянского острова.
Сальваторе Лучано, родившийся в деревушке Леркада Фридди на Сицилии, оказавшись в Америке, быстро вошел в роль. С шестнадцати лет его физиономия уже украшала полицейские досье. Своим прозвищем, ставшим впоследствии именем — Лаки (Счастливчик), он обязан одному опасному эпизоду своей биографии. Зимой 1929 года в Нью-Йорке его выкрала конкурирующая группа мафии. Лучано привезли в укромное место за городом и стали требовать от него выдать место, где хранятся подпольные запасы спирта. Лучано молчал. Его пытали самыми изощренными способами, потом изуродованное тело мафьози бросили под забором. Утром его кто-то обнаружил — Лучано подавал признаки жизни. Врачи ближайшей больницы сказали, что он не протянет нескольких часов. Но он выкарабкался. С тех пор Сальваторе стал Лаки — Счастливчик.
С того же времени его звезда стала стремительно подниматься на небосклоне нью-йоркского дна. Нет такого преступления, на которое бы он не решился. Нет такой клятвы, которую бы он не нарушил. Вот Лаки поцеловался «в знак вечной дружбы» с боссом бруклинской мафии Джо Пертано — и выстрелил ему в спину, когда тот выходил из комнаты. Он пригласил на деловой разговор Сальваторе Маридзано — того нашли с перерезанным горлом... Счастливчика боялись, Счастливчика уважали. Не нашлось только человека, который бы его полюбил.
С этажа на этаж
К 1936 году Лучано занимал этаж в «Уолдорф-Астории», фешенебельной гостинице Нью-Йорка. Знатоки оценивали его долю в синдикате, ведавшем организованной проституцией, в 250 миллионов долларов. Большинство женщин из «заведений», которые контролировал Лучано, быстро становились наркоманками, так что Счастливчик наживался на них дважды: ведь наркотики поставлял он же.
Несмотря на отдельные выступления в прессе, требовавшие положить конец разгулу мафьози, Лаки Лучано считал себя в безопасности. Лично он ведь давно не пачкал рук — сотни его мальчиков готовы были совершить для него любую «любезность». К тому же немалое число законодателей штата и блюстителей порядка получали от него (через посредников, разумеется) ежемесячно мзду.
Борьбу против Лучано повел прокурор штата Нью-Йорк Томас Дьюи. Ему удалось добиться специальных ассигнований на борьбу с организованной преступностью. Несколько обеспокоенный Счастливчик отбыл отдыхать во Флориду, предоставив доверенным людям отбиваться от Дьюи. Но прокурор явно хотел упрочить на этой кампании свою политическую карьеру. Он воспользовался отсутствием страшного босса и арестовал 110 женщин, которых Лучано принудил заняться малопочтенным ремеслом. Прокурор обещал, что Лучано никогда не вернется в Нью-Йорк, если они дадут показания против сицилийца. Но запуганные женщины молчали. Лишь посулив им наркотики, Томас Дьюи получил необходимые показания.
Приоткрылась дверь в омерзительнейший мир насилия и пыток, полнейшей нравственной деградации и звериной жестокости. На основании полученных данных Лаки Лучано и восемь его подручных были арестованы. 18 июня 1936 года он был осужден и отправлен в Клиптонскую тюрьму. Свора друзей и батальон адвокатов ринулись на защиту «невинно пострадавшего бизнесмена». Адвокаты требовали пересмотра процесса, цепляясь за процедурные крючки. Друзья занялись свидетельницами.
Кое-кто из женщин исчез. (Их тела находили потом в таком состоянии, что газеты не решались давать описание.) Большинство же явилось в прокуратуру с заявлением, что они лгали на суде, возведя напраслину на безупречного мистера Лучано. Не имевшие американского гражданства женщины поспешно отбыли на родину — кто-то предупредительно купил им билеты и проводил на пароход. Но две — только две — свидетельницы из 110, жившие под круглосуточной охраной полиции, подтвердили факты. Счастливчику пришлось остаться в негостеприимной Даннеморе отбывать шестидесятилетний срок.
Впрочем, тюрьма не была для него особенным препятствием: он по-прежнему занимался бизнесом, жил в комфортабельно обставленной камере, имел в услужении преданных людей. Да и администрация не могла смотреть на человека с таким годовым доходом как на рядового заключенного...
В газетах Лучано читал, что какой-то Гитлер развязал войну в Европе, потом — что японцы напали на Пирл-Харбор. К ноябрю 1942 года война вплотную приблизилась к его родному острову: союзники высадились в Северной Африке. Но какое ему было до всего этого дело? Пусть себе воюют... Так обстояли дела к моменту приезда в Клиптонскую тюрьму адвоката Мозеса Полякова.
Многое в том, что произошло дальше, осталось тайной, многое было впоследствии «домыслено». Мы остановимся только на фактах. Факт переговоров, имевших место между представителями американского правительства и заключенным Лаки Лучано, подтвердил сенатор Кефовер, председатель сенатской комиссии по делам преступности в 1950—1951 годах. «К сожалению, — сказал сенатор, — не настало еще время рассказать о существенных услугах, оказанных находившимся в заключении Лучано военному командованию, готовившему высадку в Сицилии — на родине Лаки». Итак, по Кефоверу, услуги были существенными.
Свидетельство Мозеса Полякова более пространное. Он утверждает, что разведывательное управление штаба военно-морских сил обратилось через его посредство к Лучано за помощью. Идея этого необычного «сотрудничества» исходила от близких друзей Счастливчика. Агент Федерального бюро по борьбе с наркотиками Джордж Уайт заявил под присягой, что осенью 1942 года к нему обратился контрабандист по имени Аугусто дель Грацио с предложением использовать заключенного Лучано для установления контактов с сицилийской мафией: «Захват Сицилии в этом случае будет очень облегчен», — уверял дель Грацио.
Вновь предоставим слово Мозесу Полякову. О чем говорил он с Лучано за пятнадцатиметровой стеной Клиптонской тюрьмы? Видимо, разговор свелся к следующему: союзники готовят высадку в Сицилии. На этом острове, занимающем ключевое положение в Средиземном море, находятся сильно укрепленные позиции войск фашистской оси. Нужно найти там людей, готовых оказать содействие союзникам. Что Лучано думает о мафии?
Лучано хорошо думает о мафии.
Вскоре после отъезда Полякова покинул тюремные чертоги и Лучано. Нет, нет, он еще не на свободе, его просто перевозят в местечко Грейт-Мидоуз в штате Нью-Йорк. Туда к нему приезжают многочисленные визитеры, и каждый из них сразу же получает неограниченное время для свидания с мистером Лучано. Позднее бывшие заключенные Грейт-Мидоуза заявят, что в этот период Лучано часто отлучался из тюрьмы «на несколько дней, а то и недель».
Состоялась и встреча Лучано с его заместителем Джо Адонисом, оставшимся управлять делами преступной империи. Адонис — уроженец Палермо, где у него было множество друзей, с каковыми он — с чьей помощью, неизвестно — благополучно связался в разгар войны.
Шелковые платки с неба
Заглянем теперь на солнечный остров Сицилию и посмотрим, каково было положение там в описываемый период.
Утвердившись у власти, Муссолини повел в 1924 году наступление против мафии. Дуче видел в ней потенциальную угрозу, но главное — он хотел прибрать в казну доходы баронов этой полулегальной организации. В Сицилию был назначен наместником свирепый префект Мори. Он сотнями арестовывал мафьози, сажал их в яму, как зверей. К античным методам пыток Мори добавил достижения века электричества. Но основную часть улова префекта составляли мелкие крестьяне. Уважаемый землевладелец дон Кало, о котором даже пятилетние дети знали, что он возглавляет мафию, по-прежнему жил хозяином в своем поместье. Еще бы! Ведь он посылал деньги дуче, еще когда тот только задумывал свой поход на Рим.
Префект Мори, правда, осмелился было арестовать дона Кало. Но уже через пять дней государственный секретарь прислал срочную депешу о том, чтобы его выпустили. Дон Кало вернулся в родное местечко Виллальба, торжественно встреченный растроганными земляками.
С начала 1943 года союзники медленно готовились к захвату Сицилии. Секретные агенты на острове искали поддержки у населения. Британцы решили делать ставку на аристократов. Что касается американцев, они выбрали иной путь...
В Алжире разведывательными операциями американской армии руководил полковник Анджело Чинотта — фамилия его не оставляет сомнений в итальянском происхождении. Точнее — в сицилийском. Его сотрудники также одинаково хорошо говорили между собой на сицилийском диалекте. Ничего удивительного: их рекомендовал Лаки Лучано.
Нигде не упоминается о каком-либо писанном контракте между высокими договаривающимися сторонами. Но тем не менее условия были оговорены. Прежде чем баржи с морской пехотой подошли к сицилийским берегам, мафьози получили обещание полной свободы действий в случае успеха операции. Что касается Лаки Лучано, то он получал просто свободу.
10 июля 1943 года согласно выработанному плану силы союзников высадились на южном и юго-восточном побережье Сицилии. Один плацдарм заняли американские войска, другой — англо-канадские подразделения, усиленные солдатами «Свободной Франции». И вот примечательный факт: англичане и канадцы натолкнулись на сильное сопротивление. Им потребовалось пять недель, чтобы дойти до Мессины, Потери исчислялись тысячами человек.
Если мы взглянем на карту, то увидим, что американцам достался более трудный участок. Им предстояло очистить гористый центр острова, где были сильные укрепления, взять Палермо, потом повернуть на восток к Мессине. Маршрут был нелегкий. Но уже семь дней спустя американцы достигли цели, пройдя весь остров с юга на север. 7-я американская армия двигалась, не встречая практически сопротивления. Генерал Паттон сказал впоследствии, что «это был наш маленький блицкриг».
Логически американцев ждали тяжелые бои, особенно в гористом районе Каммараты. Здесь итальянские и немецкие части держали под обстрелом единственную дорогу. В Каммарате была сосредоточена артиллерийская бригада, несколько зенитных батарей, батальон немецких танков, укомплектованный «тиграми». Историк Норман Льюис подчеркивает, что во главе группировки стоял полковник Салеми, известный своей фанатической преданностью Муссолини. Обилие укреплений, бетонных дотов грозило превратить Каммарату в «подобие Монте-Кассино» (1 Укрепленный немцами район в Средней Италии, где в 1944 году союзники понесли значительные потери. — Прим. ред.).
Но Каммарата расположена по соседству с Виллальбой. А в Виллальбе жил дон Кало. Это обстоятельство существенно изменило ход событий...
Четыре дня спустя после высадки — 14 июля 1943 года — над Виллальбой появился самолет «пайпер-каб» без опознавательных знаков. Он прострекотал над деревней, потом зашел на второй круг. Женщины кинулись хватать детей, чтобы спрятать их за толстые стены домов. Но самолет не собирался сбрасывать бомбы. От него отделился парашют с пакетом. Ветром парашют отнесло на Каммарату. Какой-то солдат подобрал пакет и отдал его капралу Риколли. Тот развернул бумагу.
В пакете был желтый шелковый платок с большой черной буквой «L». Ничего больше.
— Да, да, это случилось четырнадцатого июля сорок третьего года, — рассказывают старожилы Виллальбы. — С неба пришел пакет. И мы уже знали, что американцы — наши друзья.
Откуда? Платок явно нес в себе какое-то известие. Но какое? Капрал Риколли этого не знал.
На следующее утро самолетик вновь появился над Виллальбой. И вновь сбросил на парашюте пакет. На сей раз он опустился в деревне. Пакет тут же принесли к воротам дона Кало. Он-то знал, что означает «L» — это была весточка от Лаки Лучано.
Генерал мафия
В тот же вечер оборванный крестьянин верхом на муле покинул деревню. Он должен был передать американскому полковнику Чинотте, что дон Кало самолично встретит передовые части 7-й армии и проведет их сквозь опасную зону.
Сцена, которая разыгралась на рассвете 20 июля на площади Виллальбы, могла бы показаться странной для непосвященных глаз. Из проулка осторожно выехали три американских танка. На башне головного развевался флаг. Это не был звездно-полосатый американский флаг. Просто желтое полотнище с большой черной буквой «L».
Машина встала. Из люка вылез американский офицер. Дон Кало не торопясь двинулся ему навстречу.
Он был, как обычно, в рубашке с закатанными рукавами и подтяжках. Большой живот колыхался при ходьбе. Дону Кало было шестьдесят шесть лет, седые волосы и приветливое лицо делали его похожим на доброго дедушку. Только глаза закрывали черные очки — роскошь в Виллальбе. Он минуту пристально вглядывался в американца, потом так же неторопливо вытащил из кармана желтый платок, помеченный черной «L». Американец вежливо осведомился, не помочь ли дону Кало влезть в танк. (По случайному стечению обстоятельств офицер великолепно изъяснялся на сицилийском диалекте.) Тот покачал головой и сам поднялся в машину.
На следующий день — 21 июля — две трети личного состава укрепленного района Каммараты отсутствовали на позициях. Как показали впоследствии пленные итальянцы, ночью к ним явились мафьози со свертками гражданской одежды и сказали, что американцы обошли позицию и их положение безнадежно. Уйти сейчас, переодевшись, — единственный шанс на спасение.
Что касается полковника Салеми, то еще днем накануне, когда он проходил мимо здания мэрии Виллальбы, его зазвали туда, связали и заперли в подвале. Итог: американцы прошли Каммарату без выстрела, не потеряв ни единого человека.
Дон Кало провожал 7-ю армию до местечка Черда. Дальше путь танкам показывал его племянник. А посыльные дона Кало заспешили дальше.
Стоит поразмыслить над следующими строками из книги американского историка Нормана Льюиса: «Без сомнений, мафия расчистила путь американцам, в то время как англичане и канадцы вели тяжелые бои на склонах Этны: лишь после трех недель боев они достигли Мессины. В зоне же наступления американской армии продвижение шло быстро и без пролития крови, к вящему удовлетворению всех».
Дон Кало мог со спокойной душой возвращаться в Виллальбу; односельчане радостно встречали его. А вскоре американский комендант публично назвал его с одобрением «генералом Мафией». В тот же день на площади Виллальбы майор Бир, уполномоченный американского командования по гражданским делам, назначил дона Кало «администратором освобожденного района с неограниченными правами». В качестве подарка при вступлении в должность друг Лаки Лучано получил от американцев два грузовика, трактор и цистерну бензина. Полученный транспорт тут же пошел для создания широчайшего «черного рынка».
Дальше — больше: поставленный «следить за порядком» дон Кало получил оружие для своих «милиционеров»-мафьози. Настали золотые денечки. Полным ходом подручные дона Кало переправляли продовольствие и медикаменты, украденные с американских военных складов, в Италию. Пропуска и рекомендательные письма открывали им дорогу. Военные патрули козыряли машинам дона Кало, перевозившим ворованное. Условия договора были соблюдены...
Последняя чашка кофе
Ну а что же герой нашего рассказа — Лаки Лучано? Не успела закончиться война, как губернатор штата Нью-Йорк удовлетворил ходатайство о помиловании заключенного Лучано. В документе было особо подчеркнуто, что кандидат на досрочное освобождение «внес жизненно важный вклад в военные усилия страны». В свое время — в 1936 году — прокурор Томас Дьюи, требуя сурового приговора для Лучано, сказал, что «сегодня на скамье подсудимых находится один из самых мерзких преступников, когда-либо представавших перед правосудием». Теперь тот же Томас Дьюи, только ставший губернатором, подписал постановление об освобождении «примерного заключенного Лучано, доказавшего свое искреннее раскаяние».
9 февраля 1946 года Лучано выслали из США в Италию. Ему предстояло жить в Неаполе под наблюдением полиции. Друзья и соратники пришли пожелать боссу счастливого пути, все честь по чести. Была даже пресс-конференция. Лучано отечески глядел на остававшихся в Америке собратьев, махал им рукой, обещал писать. На пристани царил образцовый порядок: мафия давно уже контролировала нью-йоркский порт.
В Неаполе Лучано повел тихое существование. В течение пятнадцати лет его имя не всплывало в связи с операциями мафьози. Официально он жил на ренту с состояния, вложенного в некий бизнес в Соединенных Штатах. Но люди посвященные знали, что человек, оказавший услугу американскому военному ведомству, никоим образом не удовольствовался тихими пенсионными радостями. Лучано был одним из инициаторов создания «моста наркотиков» — подпольного пути, ведшего с Востока через Италию в США, пути, по которому за океан доставлялись героин и гашиш. Его богатые связи по обе стороны океана оказались как нельзя кстати. Правда, говорили, что с годами он становился еще менее сговорчивым, чем раньше...
27 января 1962 года Счастливчик — Лучано, как обычно элегантно одетый, прибыл в аэропорт Неаполя встречать прилетавших из Америки друзей. В зале ожидания он заказал чашечку кофе. Официант почему-то задерживался. Лучано раздраженно повернулся к стойке. Тотчас же гарсон с виноватой улыбкой поставил напиток на стол.
Лучано сделал несколько глотков и медленно сполз на пол.
Похороны Лаки Лучано были грандиозными. Короли мафии, вынужденные при жизни вести более или менее незаметное существование, только после смерти обретают полагающийся их рангу почет. Сотни венков, десятки черных лимузинов. Несколько операторов снимали процессию на кинопленку. Как заявил представитель американского Бюро по борьбе с наркотиками Мартин В. Дайзингс, «на похоронах нас очень интересовали друзья Лаки. Их оказалось больше, чем значилось у нас в картотеке».
Глиняные небоскребы Хадрамаута
Белый город Мукалла
Сказкой из «Тысячи и одной ночи» встает над синим заливом Мукалла. Многоэтажные здания пепельно-белесого цвета с узкими высокими окнами поднимаются ярусами по крутым безжизненным склонам. А на гребне горы в струящемся, раскаленном воздухе плывут йеменские сторожевые башни.
Ты входишь в лабиринт узких улочек, где подчас не разойтись двум ослам с поклажей, и оказываешься как бы на дне колодца, так высоко над тобой небо. Поворот, подъем, закоулок. Здания с первого взгляда кажутся столпившимися в беспорядке, но это только на первый взгляд: легкий прохладный ветерок напоминает, что Мукалла построена так, чтобы ее насквозь продувал морской бриз.
В малюсеньких кофейнях бородатые мужчины тянут крепчайший чай с молоком. В кузне без стен блестящие от пота кузнецы куют наконечники для сох, большие рыболовные крючки и кинжалы. Грохоту кузнечных молотов вторит деликатный перезвон молоточков ювелиров, их мастерские рядом с кузней, и здесь чеканят пояса, серьги, браслеты, ножны. Неподалеку снуют возле чанов, где мокнут шкуры, темнокожие полуголые кожевники.
Улицы-ущелья полны народу. Стремительным шагом проходят бедуины — обнаженные по пояс, в коротких черных юбках, с кривым кинжалом на поясе. Бедуины невысокого роста, сухие и мускулистые, у них негустые бородки, длинные волосы схвачены плетеной кожаной веревкой. Они проходят сквозь толпу, не глядя ни на кого, а за ними, поотстав на два шага, идут их пестро одетые жены с открытыми лицами. На лбу, щеках и подбородках бедуинок выведены зеленой краской узоры. Проскальзывают, прижимаясь к стенам, горожанки в темной чадре, закутанные во все черное, открыты лишь ступни ног, выкрашенные хной.
Жен воинов узнаешь по красной чадре с черными нашивками. Крестьянок — по оранжевым накидкам. Но больше всего в толпе мужчин-горожан в разноцветных юбках и рубашках.
Толпа заполняет улицы, затопляет площади, гортанный говор заглушает шум моря. Поворот, подъем, закоулок. Хрустящий песок под ногами. Запах пряностей, полусгнившей рыбы, верблюжьего помета, пыли. Добавьте ко всему этому довольно прямую центральную улицу, тускло освещенную по вечерам электричеством и неоном, гудки автомобилей, заунывную арабскую музыку, рвущуюся из сотен транзисторов, два-три кинотеатра и бесконечные ряды лавчонок — и вот вам самое краткое описание Мукаллы, порта и столицы пятой провинции Южного Йемена, в недавнем прошлом таинственного Хадрамаута...
Хадрамаут, хотя и лежал он совсем неподалеку от больших торговых дорог, был открыт европейцами сравнительно недавно. Первым проник сюда немецкий путешественник Адольф фон Вреде. В 1843 году он добрался до города Хурейба в Вади-Дуан. При этом он едва не поплатился жизнью: в оазисе Сиф его чуть не растерзали жители, принявшие его за английского шпиона. Лишь вмешательство спутников-арабов спасло фон Вреде от расправы. В Европе его рассказам о Хадрамауте никто не поверил, может быть, потому, что он объединил в своих записках то, что видел собственными глазами, с фантастическими рассказами, слышанными от других. Например, вроде того, что веревка чуть ли не в сотню метров длиной с привязанным на конце камнем погружается в белые зыбучие пески, как в воду. Дальнейшая судьба путешественника малоизвестна...
Не так-то много исследователей побывало в Хадрамауте после фон Вреде, так что не случайно даже само название княжества, а ныне провинции — Хадрамаут — вызывает споры. Многие исследователи полагают, что название «Хадрамаут» восходит ко времени легендарных обитателей юга Аравии — «хадов», или «адов». Коран рассказывает, что хады бросили вызов аллаху, попытавшись создать райские сады на земле. Аллах не мог оставить такую дерзость без наказания и разрушил города хадов, а самих их превратил в обезьян. На языке библии Хадрамаут называется «Хадыр-Мавэт», что переводится как «Двор смерти». Но есть, однако, и такие исследователи, которые выводят имя Хадрамаут от арабского «хадыр», этим словом обозначают жителей оазисов и оседлых земледельцев.
Когда-то, тысячи лет назад, долину, в которой расположен Хадрамаут, пропилила река, бравшая начало в горах Восточного Йемена. Река текла почти параллельно берегу моря, поворачивала на юго-восток и впадала в Индийский океан. Река постепенно высыхала, и, следуя за уходящей водой, жители долины двигались на запад. Задолго до нашей эры возникли здесь Минейское, Сабейское, Катабанейское и Химьяритское царства. Возникли и исчезли, оставив лишь затянутые песком развалины, и причины их гибели плохо выяснены до сих пор...
Осторожно двигаясь в толпе, я внезапно попал из полумрака улицы на открытое пространство — залитую солнцем площадь перед главной мечетью. Не будь и здесь спасительного бриза, кажется, что и площадь и людей на ней спалили бы дотла беспощадные лучи.
Я остановился у решетчатой ограды мечети и заглянул во внутренний двор. Поколебавшись, как отнесутся люди к тому, что я, «неверный», зайду в мечеть, — ведь хадрамаутцы испокон века известны религиозным фанатизмом, — я снял обувь. В мечети царили полумрак и прохлада. Люди не обратили на меня особого внимания, двое-трое подняли на меня глаза скорее равнодушно, во всяком случае без всякой враждебности, и лишь один невысокого роста старик — муфтий устремился ко мне.
Внутри мечеть производила впечатление очень древнего здания, значительно более древнего, чем могло показаться со двора при взгляде на ее свежепобеленный фасад. Не могли ли здесь сохраниться какие-нибудь древние рукописи или хроники? Конечно, вряд ли муфтий откроет незнакомцу доступ к хранящимся здесь книгам (если они хранятся, разумеется), но почему бы не попытаться? Наши сведения о Хадрамауте скудны, изданные крошечными тиражами полукустарным способом арабские книги давным-давно стали библиографической редкостью, но ведь как-никак на Востоке книги скапливались веками именно в храмах.
Но в самой мечети ни книг, ни рукописей не оказалось. Муфтий, отнесшийся к моему интересу вполне сочувственно, посоветовал зайти в книгохранилище.
Книгохранилище располагалось поблизости — в небольшом доме за мечетью. Согбенный годами библиотекарь, с седой щетиной на щеках, встретил меня не слишком дружелюбно.
— Мы не продаем рукописи, уважаемый господин, — категорически заявил он.
— Я и не собирался ничего покупать, — сказал я ему, — только посмотреть, познакомиться.
Библиотекарь стал поприветливее и вынул из шкафов толстые фолианты летописей Хадрамаута, которые хранились здесь в единственном экземпляре. Часов пять просидел я в библиотеке, разбирая замысловатые почерки летописцев. Многое осталось мне непонятным, поскольку рукописи оказались разрозненными. Самые ценные из них, сказал библиотекарь, скупили и вывезли англичане.
На некоторые из моих вопросов он попробует ответить сам.
Поделиться книгой: