Помоги проекту - поделись книгой:
Первым в прениях выступил Королев.
— Чем ближе стартовая площадка расположена к экватору, тем в большей степени мы сможем использовать скорость вращения Земли при пуске ракет. Поэтому считаю целесообразным строить космодром в районе Байконура. Кругом пустыня, территория заселена чрезвычайно слабо, народному хозяйству ущерб минимальный, да и к экватору ближе... Одно плохо — работать в пустыне очень трудно: климат тяжелейший, поблизости никакой промышленной базы, отсутствуют местные стройматериалы. Практически ничего нет. А сроки создания космодрома чрезвычайно жесткие...
Решил взять слово и Михаил Георгиевич.
— Очевидно, главная роль в предстоящих делах будет принадлежать Королеву. Все должны максимально ему содействовать, подстраиваться под его требования и пожелания. Поэтому я тоже высказываюсь за его предложение. А за строителей не опасайтесь — не подведем!
Тут же послышались реплики возражающих.
— Товарищ Григоренко, чувствуется, не представляет себе всех трудностей поставленной задачи!
— Вероятно, считает, что будет строить не он, а кто-то другой, потому так легко и поддерживает Королева!
— Предлагаем рассмотреть варианты более удобные...
Тут уж пришлось, что называется, брать быка за рога и аргументированно доказывать логичность избранного Королевым варианта. В конце концов его доводы взяли верх. Большинство присутствующих, в том числе и Шубников, поддержали это предложение.
— С мнением строителей согласен,— поставил точку докладчик. И добавил: — Персональная ответственность за строительство космодрома, товарищ Григоренко,— на вас! Вам быть «главным контролером» и «главным опекуном» комплекса!
После совещания к Михаилу Георгиевичу подошел Королев и поблагодарил за поддержку.
— Конечно, мы можем запускать ракеты с любой точки Земли,— сказал он,— но лучше с Байконура. Я благодарю вас, что вы не побоялись трудностей ради того, чтобы успешней работали мы, ракетчики...
Подумалось о том, какую огромную ответственность Григоренко принял на том совещании, причем без оглядок, по собственной инициативе. Впрочем, поступить иначе он и не мог — чувство долга всегда преобладало у него над личными интересами...
Вот когда стала мне понятной его та давнишняя неудовлетворенность на строительстве котлована. Припомнились несколько эпизодов на строительстве космодрома.
...Вечереет. Сидим с начальником строительства старта и монтажно-испытательного корпуса Михаилом Ивановичем Халабуденко у самого края котлована и обсуждаем дела на ночную смену.
Участник Великой Отечественной войны, кавалер многих боевых наград, Михаил Иванович к любому своему делу относился по-фронтовому. Кстати, вообще строительству Байконура повезло. У руководства, как стройки в целом, так и на отдельных участках, стоял цвет строительной гвардии — в основном бывшие фронтовики, партийцы. С Халабуденко мне как руководителю производственно-технического отдела управления приходилось встречаться часто. Особенно в ночное время.
Закончив разговор, Халабуденко встает со скамейки, подходит к расположенной неподалеку колонке диспетчерской связи, связывается с диспетчером стройки.
— Что нового?
Из динамика доносится, что на строительство приехал Григоренко.
Заметив, что настроение у Халабуденко заметно упало, я говорю ободряюще:
— Ну, Михаил Иванович, сегодня же вы на высоте! Ведь стройка идет с опережением графика.
— Плохо вы знаете Григоренко...— качает головой Михаил Иванович.— У него свой взгляд на вещи!
Открылись ворота ограждения, въехала легковая машина, из нее вышел Михаил Георгиевич и подошел к краю котлована. Остановился, молча глядя на сооружение. Как раз заканчивалось бетонирование. Вздымались могучие пилоны, на которые в скором времени надвинут «воротник», напоминающий железнодорожный мост. Застывшим водопадом опускался газоотводный лоток, размерами и очертаниями похожий на плотину гидроэлектростанции. Плавно поворачивались могучие краны, сверкали огни электросварки, непрерывным хороводом двигались автомашины, подвозившие бетон. Все шумы перекрывал пулеметный грохот пневматических молотков клепальщиков, собиравших «воротник».
Я ожидал услышать от Григоренко если не похвалу, то хоть какое-нибудь одобрительное высказывание в адрес строителей. Однако главный инженер молчал.
Прошла минута, другая, третья... Наконец он повернулся к Халабуденко:
— Удивляюсь, чем занимались здесь три месяца столько людей! — Сказал, будто ушат воды на голову вылил. Затем сел в машину, сделал приглашающий жест. Мы проехали к расположенному неподалеку монтажно-испытательному корпусу.
Тот в основном был уже готов и выглядел весьма внушительно. Уже шел монтаж мостового крана, устанавливалось оборудование. Блестела свежая краска стен. Сверху струился мягкий свет многочисленных светильников.
Один из руководителей стройки широко взмахнул рукой:
— Два дня назад провели здесь митинг. По случаю завершения основных работ и начала монтажа оборудования. Вот здесь стояли строители и монтажники, а вот здесь — мы с начальником.
Михаил Георгиевич усмехнулся, повернулся к Халабуденко:
— Михаил Иванович! Как только я приехал к вам, то сразу же почувствовал атмосферу благодушия. И даже бахвальства. Знаете ли, это страшная вещь! А ведь впереди еще огромный объем работ, и никакое расслабление недопустимо.
Держать всех в рабочем напряжении, оправданно рисковать — таков был стиль главного инженера.
...Январь 1956 года. Мороз тридцать — тридцать пять. Ураганные ветры. Снега нет, голая земля на холоде растрескалась. Низкое серое небо. Кажется, никакой жизни в пустыне не осталось, все замерзло до весны.
Григоренко в очередной раз приехал на Байконур. Трудно шла прокладка железной дороги к старту. Вызванный для объяснений Георгий Дмитриевич Дуров, ответственный за строительство дорог, ссылался на тяжелейшие погодные условия.
— Георгий Дмитриевич,— перебивает его Григоренко,— я знаю вас энергичным, оперативным руководителем. И удивлен — вы отстаете от графика.
— Михаил Георгиевич, зима! Очень тяжело на открытых местах...
— А вы, выходит, и не подозревали, что будет зима. Не ведали, что железная дорога проходит по открытой местности? Каким темпом вы идете?
— Двести-триста метров в сутки.
— Мало! Надо давать не менее километра. Только тогда успеем вовремя.
— Километр?! Но это невозможно!
— Вы полагаете? Хорошо. Через несколько дней и вы, и ваши люди будете давать по километру в сутки. Поедемте на место!
Главный инженер проехал всю трассу. Проверил, как технический персонал знает проектную документацию. Поговорил со всеми экипажами землеройных машин. Побывал на сборочной базе, где рельсы и шпалы сколачивались в звенья. Проверил обеспеченность людей теплой одеждой. Организовал передвижные пункты обогрева для тех, кто рыхлил мерзлый грунт. Проверил, уточнил, утвердил... Наконец со всеми бригадирами провел беседу, почему нужен непременно «километр в сутки».
Через три дня Дуров доложил, что за сутки проложен километр дороги. Уверенно и спокойно. Безо всяких ЧП.
...На груди моего собеседника поблескивают Золотая Звезда Героя Советского Союза и медаль лауреата Ленинской премии. Судьба свела нас более тридцати лет назад. Трудились мы на различных участках, но служили одной цели.
Глядя на Михаила Георгиевича, не скажешь, что ему уже за семьдесят. Среднего роста, сухощавый, быстрый в движениях. Шаги широкие, по-юношески упругие, глаза живые.
Давно позади тревоги и радости первых дней и лет Байконура. Историей стали и другие стройки-мосты «Земля—космос». А опустившаяся за окном московская ночь невольно напоминает все-таки нам ту, кызылкумскую. Первую ночь начала строительства главной стартовой площадки страны.
И мы снова чувствуем себя молодыми...
Свадьба по-ливийски
В ыглянув как-то утром с балкона небольшой, примостившейся в центре Триполи гостиницы «Аль-Гани», я не поверил глазам. У самого перекрестка двух тихих улочек выросло брезентовое сооружение, по конструкции нечто среднее между цирком шапито и ангаром. Только размерами чуть поскромнее...
Да ведь это хема, или, как говорят в районе Триполи,— гетун! Настоящий свадебный шатер, сооружаемый по ливийским обычаям в доме жениха. И сразу же припомнилась вчерашняя суета и беготня в доме напротив; шум под окнами, музыка... Вот ведь как повезло! Обычно такой шатер (а часто и простой навес) устраивается во внутреннем дворике дома, куда родня жениха выносит столики, ковры, стулья и прочую «банкетную» утварь. Но если вдруг такого дворика нет (откуда ему, например, появиться в современной многоэтажке?) или ожидается слишком большой наплыв гостей, празднество выплескивается прямо на улицу. И тогда уж — тысяча извинений перед автомобилистами и пешеходами! — улица на несколько дней «выключается».
Впрочем, никто не удивляется и не возмущается — дело-то нешуточное. Свадьба!
Долгий путь к гетуну
Человек посторонний узнает о свадьбе, только приметив гетун. А на деле это уже середина свадебного обряда. Матримониальные перипетии начинаются задолго до его сооружения.
В один прекрасный день в доме жениха собирается нечто вроде депутации из женщин. В нее входят мать молодого человека и несколько близких родственниц. Они, принаряженные, в лучших своих украшениях, рассаживаются по машинам и отправляются в дом невесты с предложением руки и сердца — хытбой.
Там гостей уже ждут, и тоже женщины. Приготовлены пепси-кола и минеральная вода, чай и кофе, сладости. Заметно волнение — для девушки хытба нечто вроде наших смотрин. Пока женщины беседуют, невеста будет приглядывать за столом, не упуская случая продемонстрировать умение держаться, быть радушной, веселой, обаятельной, уступчивой... Короче, показаться будущей свекрови. Надо думать, девушке, окрыленной любовью к жениху, пусть даже воображаемому, это не так уж трудно — большей частью хытбы заканчиваются в полном согласии.
Здесь же определяется и день встречи мужчин. Те — материалисты. За столом обсуждаются вопросы земные — размер денежной части калыма (в Ливии его называют махар. Он составляет иногда значительную сумму, накопить которую рабочему парню при всем старании невозможно), свадебные расходы, а также где будут жить молодые, как следует обставить их квартиру... И тут противоречия тоже редки — жених, как правило, не один год готовится к браку, откладывает деньги, покупает про запас подарочные безделушки. Мужчины расходятся, сговорившись о байане и примерной дате начала торжеств.
Байан — помолвка, происходящая опять-таки в доме невесты. Сюда снова является женская депутация, на этот раз в расширенном составе, включая соседок и подруг матери жениха, и с подарками. Одна, а то и несколько корзин наполнены товарами сугубо женскими — парфюмерией, сладостями, украшениями, одеждой. Обязательна какая-нибудь, пусть самая маленькая, безделушка из золота.
Невеста облачается в подаренное платье и в присутствии гостей подтверждает свое согласие выйти замуж. О происшедшей помолвке впоследствии будет составлен особый документ, «акадкаран», который подписывается обеими сторонами.
Молодым видеться не дозволено, но на каждый мусульманский праздник невеста теперь будет получать от жениха подарки. Приятный для девушки обычай, восходящий еще к тем временам, когда она, вступая в брак, знала о суженом одни лишь его «анкетные данные». Тут уж без постоянных заботливых напоминаний о себе жениху было не обойтись!
Впрочем, в сегодняшней Ливии подобное табу снято — жених с невестой время от времени встречаются, ездят по магазинам, наносят визиты друзьям. Правда, в кино ходить вместе им по-прежнему не положено...
На месяц, два, а случается, и на целый год отстоит байан от дня непосредственного бракосочетания — «дахлы». Все зависит от выполнения женихом условий, оговоренных еще при хытбе. Но, когда, наконец, формальности позади, месяцами сгущавшаяся атмосфера праздничного ожидания разряжается пышными «многосерийными» торжествами.
Итак, праздник начинается, но... до появления гетуна все еще далеко.
День за днем
Ливийская свадьба сравнима и с оперой, и с балетом. Пение, танцы, обряды — все это красочно и звонкого, чтобы оценить их по достоинству, полезно знать праздничное «либретто». И «либреттисты» рядом.
Многие ливийцы знакомы с прихотливыми сюжетными поворотами свадебного фейерверка по собственному опыту и не преминут о них рассказать.
...Буфет в «Аль-Гани» небольшой, но кофе в нем варят отменный. Окрестные жители частенько заглядывают сюда вечером выпить чашечку-другую. Седой Абдусалам Шааб из их числа. Ему за шестьдесят, всю жизнь он прожил в Триполи, здесь женился сам, женил двух сыновей и четырех дочерей замуж выдал. Короче, живая энциклопедия брачного ритуала! Мне оставалось только записывать его комментарии соседской свадьбы.
Сама дахла обычно приходится на вечер в канун пятницы или понедельника. Понятно, суеверие! Но молодые, как правило, предпочитают не рисковать. Неделей раньше, с учетом срока ритуальной встречи супругов на запланированный «день икс», и начинаются свадебные торжества.
У каждого из дней свое назначение и соответственно свое название.
Первые два зовутся «днями приглашающих женщин». Семейство жениха сговаривается с двумя-тремя женщинами, чья задача состоит в том, чтобы обойти или объездить всех друзей дома и пригласить их на торжества.
Два дня на работу — срок совсем небольшой, ведь число гостей на свадьбе порой достигает двухсот человек! Когда после праведных трудов «приглашающие женщины» возвращаются в дом жениха, они буквально валятся с ног.
Следующий день носит довольно странное для праздника название — «день отдыха». С утра до вечера оба семейства проводят уборку и стряпают, и только под вечер могут действительно немного отдохнуть, собравшись (каждое у себя) на маленький, но веселый ужин.
А вот у четвертого дня сразу два имени. Для женщин это «день сладостей». Задача — наготовить как можно больше всевозможных кондитерских изделий. И вот месится слоеное и простое тесто, варится мед, топится масло, колются орехи...
Дорога от дома жениха и невесты до ближайшей пекарни становится похожей на муравьиную тропу, по которой то и дело снуют младшие злены семей — братья, сестры, племянники. Туда — держа на головах огромные противни с разложенными на них кусочками теста. Обратно — с блюдами румяных ромбиков баклавы, кругляшей кааки, треугольников харайбы...
Для мужчин же это — наконец-то! — «день шатра». После обеда жених с друзьями отправляется за гетуном. Его обычно одалживают у кого-нибудь из знакомых. Погрузив гетун в пикап, молодежь возвращается домой кружным путем, стараясь проехать по главным улицам города. Пикап сопровождают несколько автомобилей. Весь автопоезд поет, хохочет, музицирует на чем угодно, начиная с настоящих инструментов и кончая обыкновенными ведрами. Горе ушам окружающих, если такой кортеж попадет ненароком в автомобильную пробку или упрется в светофор!
Вечером того же дня шатер вырастает посреди дворика или улицы.
День пятый — как раз тот, когда ливийцы, натыкаясь в привычном месте улицы на выросший шатер, понимающе улыбаются, любопытные иностранцы свешиваются с балконов. Дел много, особенно у невесты. Она приводит себя в порядок, поскольку к вечеру нужно выглядеть особенно привлекательной, ведь сегодня «день гуффы».
Гуффа, или, как ее еще называют, алака,— элегантная корзина, сплетенная из листьев финиковой пальмы и украшенная шелковыми нитями. Ее, и часто не одну, а несколько, готовит жених. Он же наполняет гуффу милой сердцу девушки начинкой. Ударная доза подарков должна окончательно убедить невесту в преданности жениха. Чего тут только нет! Одной парфюмерии до сорока наименований. Хна, мирта, лаванда, кориандр, шафран, анис, сухие розы... А еще зеркала, нитки, иглы, гребешки. Есть «и ситец и парча», а также шелковые одежды, вуали, шарфики, украшения, свечи, подсвечники. Но, разумеется, номенклатура всякий раз зависит от состоятельности жениха.
В тот день, после обеда, я, по совету Абдусалама Шааба, занял наблюдательный пост на балконе. Ждать пришлось недолго. Около четырех часов к соседнему дому подкатили два грузовичка и «фиат». Из подъезда хлынула толпа — и мужчины и женщины. В веселой суете они выволокли на асфальт три здоровых корзины и два небольших кузовка. Сомневаться не приходилось. Гуффа. Сверху корзины были не без изящества задрапированы. Их сложили в один грузовичок, в другом разместились шесть женщин, а в «фиат», смеясь, сели двое молодых людей. Один с огромным барабаном, а другой с костяным рожком. И кавалькада тронулась с места — вручать гуффу.
Снятие шелковых пут
— На свадьбе ничего не делается зря,— пояснял почтенный Абдусалам.— У каждого ритуала свой смысл. Разве иначе передавались бы они из поколения в поколение?
Ливийские свадебные обряды пришли, что называется, из глубины веков. Яркая ритуальная символика то и дело отмечена следами древних берберских верований. Неясные их очертания проступают на ровном полотне исламской культурной традиции, как мазки старой краски на картине, написанной поверх древнего холста.
С подобных неясностей и начинается шестой «день весны». В доме невесты происходит «инвентаризация» содержимого гуффы. И весьма необычная! Невеста восседает на простыне, вытянув вперед правую ногу. Рядом с ней размещается немолодая родственница, чья задача опорожнять присланные накануне корзины. Медленно вынимает она хну, тмин, ладан, анис, фиалковый корень, прочие благовония, растирает в руках по щепотке и тщательно втирает в... невестину пятку.
Щекотно, конечно, но девушка терпит! Только после подобных втираний, гласит поверье, она сможет «разрушить печень» своего жениха. То есть, расшифруем кровожадную на первый взгляд идиому, стать хозяйкой в доме — командовать семьей, вертеть мужем так и сяк, короче, держать будущего мужа под каблучком...
Но вот наконец подарки рассмотрены, растертая пятка горит и благоухает, судьба возлюбленного, надеется невеста, предрешена. Теперь обряд велит позаботиться о себе, а заодно и о подругах. Для этого прежде всего необходимо растолочь в порошок присланную женихом хну, которой впоследствии предстоит стать едва ли не главным компонентом косметического набора девушки. Работа хлопотливая и трудоемкая, но... Современный жених ведь заботится о невесте. Облегчения ради он купит в ближайшем супермаркете уже истолченную импортную хну. А несколько сухих буроватых листочков положит в гуффу только во имя традиционного ритуала...
Итак, невеста усаживается рядом с ручной мельницей, состоящей из двух мраморных жерновов, в традиционную позу — правая нога вытянута, левая поджата под себя. К ней подходит старшая родственница с двумя красными шелковыми нитями. Одна из них завязывается у невесты под левым коленом — так жители пустыни обычно привязывают верблюдов. Символ понятен: жена должна быть привязана к мужу, как верблюд к своему хозяину.
Другая нить обвязывается вокруг шеи, а кончик ее невеста кладет себе в рот. Таким своеобразным способом она обязуется не надоедать супругу пустой болтовней. Помимо нити, девушка отправляет под язык еще и кусочек сахара — чтобы речи ее, адресованные мужу, всегда были сладкими.
Только после этого, кинув в отверстие верхнего жернова часть присланных листьев хны, невеста несколько раз проворачивает ручку. Затем шелковые путы с нее снимаются, и та же родственница рвет их над головами приглашенных подруг — вернейший способ помочь прочим девушкам поскорее выйти замуж.
Название следующего дня целиком обязано ритуалу. «День большой хны»! Приготовленному накануне бурому порошку предстоит серьезно изменить внешность невесты.
Процедуры с хной можно, конечно, проводить самостоятельно, но опыт подсказывает — лучше пригласить профессионала. Так на празднике появляется новое действующее лицо — зайана. Это женщина, перевидевшая на своем веку немало невест и выступающая в роли косметолога, парикмахера, а заодно и связного между семействами жениха и невесты — один из самых приметных персонажей ливийской свадьбы.
Ближе к вечеру зайана начинает готовить хну. Разводит порошок и укладывает получившуюся пасту на большое блюдо. Украшает его свечами и печеными яйцами. И все непременно в присутствии гостей, стоящих до тех пор, пока зайана колдует с хной. А постоять просто необходимо — иначе счастье новой семьи не будет устойчивым.
Поздним вечером начинается наложение хны. Зайана проводит невесту в специально приготовленную комнату. Девушка усаживается на подушки, и под аккомпанемент заг-харита и песен зайаны осторожными, ласковыми движениями втирает па сту в ее ладони и стопы. Через несколько часов избыток хны будет смыт, и кожа приобретет яркий, полыхающий огнем цвет — цвет безбрежных ливийских песков в багровый предзакатный час...
В приятных хлопотах проходит время и у жениха. Впрочем, слово «хлопоты» тут не совсем к месту. Кто-кто, а жених, прямо скажем, особенно себя не утруждает. От приятелей он немедленно получает шутливый титул «султана», и как истинный султан назначает себе в помощь «визиря». «Визирем» обычно становится кто-то из ближайших друзей, человек женатый, а следовательно, опытный. Вот кому приходится действительно жарко! Он должен подсказать, где достать гетун, чем лучше наполнить гуффу, что дарить невесте в день дахлы...
Щедрым на обряды, конечно же, оказывается восьмой и главный день праздников — дахла.
С утра — официальная часть. Представители обеих сторон в присутствии свидетелей подписывают брачный контракт . Это может происходить либо в мечети, либо у кого-то дома. А затем на столах появляются прохладительные напитки и сладости. Но увлекаться ими не стоит — в перспективе еще пир в доме жениха. Там придется вкушать все, что подадут, дабы не обидеть хозяев. Кстати, после революции 1 сентября 1969 года в Ливии действует «сухой закон».
Вечером невеста наряжена и готова покинуть отчий дом. Что делается на ее голове! Волосы расчесаны сложной системой проборов, в косы
вплетены золотые и серебряные монеты, и — последний штрих — кое где на лице появились симпатичные родинки. Их рисовала зайана особым пеплом, оставшимся после сжигания смеси пахучих корешков — злизии.
В назначенный час за невестой и всеми ее гостями прибывает несколько автомобилей — больших и маленьких, современных и вылитых «антилоп-гну», — разукрашенных международными, наверное, фетишами — кольцами, куклами и лентами.
Поделиться книгой: