— Прекрасно,— сказал Ленин, перебирая конверты и книги.— Знаете, все хорошо, только... Очень тоскую по Питеру, по товарищам, по живой работе.
— Зато здесь безопасно, Владимир Ильич. Ведь аресты большевиков продолжаются и в России, и на Карельском перешейке, в том числе в Куокка-ла, где вы недавно жили.
— Я читал об этом в газетах,— ответил Ленин.— Кстати, к вопросу о безопасности. Сегодня, Владимир Мартынович, я заметил незадолго до вашего прихода возле дачи какого-то субъекта, который довольно заинтересованно поглядывал на мое окно.
— Да что вы говорите, Владимир Ильич! — встревоженно воскликнул Смирнов.— Неужели за мной из Гельсингфорса увязался?
— Этого я не знаю. Но факт налицо, сегодня выходной день, а он, бедолага, на посту. Полюбуйтесь! — Ленин кивнул головой в сторону окна.
Смирнов осторожно посмотрел через замерзшее стекло и увидел за стволами берез долговязую фигуру мужчины в шубе, который приплясывал на одном месте, чтобы согреться.
— Да, действительно, похож на филера,— проговорил Смирнов.— И, кажется, я где-то видел его...
Плотно задернув занавеску, Ленин сказал:
— Книгу я заканчиваю. Придется, видно, уезжать... Ничего не поделаешь.
— А как же издание «Пролетария»?
— За границей выпускать будем и доставлять в Россию. Может быть, опять с вашей помощью, как во времена «Искры». Иного выхода нет.
Ленин попросил Смирнова передать в Петербург, что ему нужно перед отъездом встретиться с товарищами.
В понедельник утром жандармский унтер-офицер Закачура докладывал помощнику начальника Финляндского жандармского управления по Нюландской губернии ротмистру Лявданскому:
— Филер Вец, провожая вчера лектора Смирнова от квартиры в Огльбю, обнаружил, что он встречался там с каким-то мужчиной, который проживает в пансионате «Гердобакка».
— А что за мужчина?
— Вец не стал выяснять у хозяек пансионата, чтобы не вызвать подозрения. Может быть, попросить финляндскую полицию проверить, кого навещает социал-демократ Смирнов?
Яркий декабрьский день сиял за окном. Ленин сидел за столом. Снизу доносились звуки рояля. Это Анна. Как видно, у нее сегодня нет уроков. Ленин временами прислушивался к музыке, задумывался, а затем снова начинал писать.
В дверь постучали. Он надел пиджак, сказал по-немецки:
— Войдите!
На пороге показалась Анна Винстен:
— Извините, но я вынуждена вас побеспокоить. Пришел местный полицейский. Он проверяет документы у всех живущих в пансионатах. Простая формальность. Можно попросить ваш паспорт?
— Конечно, конечно! — ответил Ленин.
Открыв саквояж, он подал паспорт хозяйке.
В гостиной у двери стоял молодой человек в черной шинели с блестящими пуговицами — местный полицейский. Рядом с ним к дверному косяку прислонился долговязый тощий мужчина в потертой шубе.
Анна Винстен подала паспорт полицейскому. Он присел к столу, стал выписывать в тетрадь сведения из него, повторяя вслух:
— Вейков Эрвин, подданный Германии.
Мужчина в шубе тоже подошел к столу, долго рассматривал паспорт. Потом спросил хозяйку:
— А что, он в самом деле немец?
— У господина Вейкова нет ни малейшего акцента.
Полицейский надел шапку, отдал честь и пошел к двери. За ним вышел и долговязый мужчина.
Ленин, поглядев в окно, сразу узнал долговязого субъекта, который в воскресенье приплясывал у пансионата.
— Вец был сегодня с полицейским в пансионате «Гердобакка». Мужчина, к которому ездит лектор Смирнов, оказался немцем Эрвином Вейковом,— докладывал в тот же день унтер-офицер Закачура ротмистру Лявданскому.
— А по-русски этот немец не говорит?
— Никак нет. Спрашивали хозяйку. Сказала, что, кроме немецкого, никаким языком не пользуется.
— Странно, почему же Смирнов ездит к этому немцу...
— Не могу знать, ваше высокоблагородие!
— Ты вот что. Пусть Вец пороется в фотографиях нашей картотеки государственных преступников. Авось увидит кого-нибудь похожего.
— Вряд ли. Вец ведь близко его не видел. Только фотографию в паспорте ему показали.
— И все же пусть Вец поищет в картотеке...
Утром в читальном зале русского отделения университетской библиотеки собрались прибывшие из Петербурга большевики. Из Огльбю приехал Ленин. Смирнов запер входную дверь, повесил снаружи табличку «Читальный зал закрыт». Спустил шторы, чтобы никто не заглянул в окна. Затем, не желая мешать товарищам, ушел в служебное помещение библиотеки.
На заседании большевистского центра было принято решение перенести издание «Пролетария» за границу.
Смирнов пригласил участников заседания пообедать. Заранее позвонил матери, чтобы она подготовилась. Когда пришли на Елизаветинскую, где жил Смирнов, в гостиной на столе уже поблескивали тарелки, в фужерах белели накрахмаленные салфетки.
— Ого, Владимир Мартынович решил устроить банкет по случаю моего отъезда,— сказал Ленин, входя в гостиную и потирая с мороза руки.
— Как, Владимир Ильич, вы решили ехать сегодня? — спросил Смирнов.— Но ведь нужно известить товарищей в Або, чтобы они как следует организовали посадку на пароход, а то и там жандармский контроль усилился.
— Вот и известите товарищей, что буду сегодня вечером. Саквояж я захватил с собой. А книги вы потом заберете. Заодно и расплатитесь с барышнями Винстен. Кстати, извинитесь, что я уехал не попрощавшись. Решил, что так лучше, чтобы они не знали, где я. Их ведь будут расспрашивать обо мне.
Пока товарищи раздевались, Смирнов прошел в кабинет и позвонил в Або социал-демократу Вальтеру Боргу, который не раз помогал переправлять в Стокгольм российских товарищей. К счастью, Борг оказался дома.
— Сегодня посылаю в ваш адрес ценное письмо и номер газеты «Хювюдстадсбладет»,— сказал Смирнов Боргу.— Письмо ценное,— подчеркнул он еще раз.— Прошу обращаться с ним бережно и переправить в Стокгольм, чтобы оно не попало в чужие руки. Да, Вальтер, хочу похвастаться, заказал себе пальто с каракулевым воротником и такую же шапку.
— Поздравляю с обновкой,— ответил Борг.— А за письмо не беспокойтесь, переправим.
Положив трубку, Вальтер Борг сказал сидевшему на диване взрослому сыну:
— Пойдешь сегодня к вечернему поезду из Гельсингфорса. Встретишь мужчину в пальто с каракулевым воротником и в такой же шапке. В руках у него будет номер «Хювюдстадсбладет». Приведешь его домой.
В тот же день Лявданский докладывал начальнику Финляндского жандармского управления полковнику Яковлеву:
— Установлено, что лектор университета Смирнов, известный социал-демократ, помогавший делегатам стокгольмского съезда РСДРП в проезде через Финляндию, посещает в Огльбю немца по имени Эрвин Вейков.
— Немца? Что-то подозрительно.— Полковник позвонил и приказал явившемуся на звонок офицеру: — Проверьте, не проходит ли где по документам гражданин Германии Эрвин Вейков!
Офицер вышел.
— Ну, что еще нового в Гельсингфорсе? — поинтересовался Яковлев.
— Сегодня утром какое-то тайное совещание состоялось в читальном зале, русского отделения библиотеки университета. К сожалению, что за совещание, выяснить не удалось. Наружным наблюдением установлено, что там была группа неизвестных, которые вышли из библиотеки вместе со Смирновым и пошли к нему на квартиру.
— Если бы это было в России, сейчас бы задержали всех их и узнали, кто они такие,— с досадой хлопнул кулаком по столу полковник.— Здесь же, в Финляндии, приходится церемониться, к местной полиции за помощью обращаться.
В это время вошел адъютант с какой-то бумагой в руке.
— Ну что, выяснили?
— Так точно. Означенный Эрвин Вейков на самом деле — руководитель большевиков Владимир Ульянов-Ленин,— доложил офицер.— Вот секретное письмо, полученное в июне из Петербурга.
— Та-ак-с,— протянул полковник.— Я сразу почувствовал, что здесь что-то нечисто. А ведь есть циркуляр департамента полиции арестовать, обыскать и препроводить в Петербург Ульянова-Ленина как опасного государственного преступника. Вот что, ротмистр. Возьмите двух унтер-офицеров, сговоритесь с финской полицией и быстро в Огльбю!
Через час Лявданский и двое его подчиненных в сопровождении финского полицейского вошли в пансионат «Гердобакка». Белокурый полицейский, войдя первым, спросил Анну Винстен:
— Ваш постоялец дома?
— Нет, он куда-то вышел.
— Можно посмотреть его комнату?
— Это в общем-то у нас не принято, но полиции мы не можем запретить,— пожала плечами хозяйка пансионата.
Ротмистр Лявданский окинул взглядом комнату. Стол, железная кровать, стул, шифоньер. На подоконнике груда петербургских газет. Некоторые строчки подчеркнуты, на полях видны пометки красным карандашом. На столе — стопка книг. Ротмистр быстро просмотрел: все книги о сельском хозяйстве, дозволенные цензурой, со штампом университетской библиотеки.
— Ну что, какой же это немец? Смотрите, газеты и книги — все на русском языке,— зло сказал Лявданский финскому полицейскому.— Здесь живет опасный государственный преступник. Его нужно задержать. Мы будем ждать его возвращения здесь.
— А распоряжение прокурора? — спросил полицейский.
— Будет вам и распоряжение прокурора,— процедил сквозь зубы Лявданский, усаживаясь за стол.
Смирнов стал собираться, чтобы проводить гостей, но Ленин запротестовал:
— Не нужно, Владимир Мартынович. Я прекрасно знаю дорогу на вокзал. А вам вместе с нами лучше туда не ходить, наверняка филеры дежурят. Спасибо за помощь. Надеюсь, еще увидимся. Надежда Константиновна скоро тоже поедет в Стокгольм, вашей квартиры, наверное, не обойдет. Так что вы уж ей, пожалуйста, помогите. До свидания! — И он крепко пожал Смирнову руку.
Через полчаса у двери раздался звонок. Смирнов, решив, что вернулся кто-то из товарищей, не спрашивая, открыл дверь. В коридоре стоял долговязый мужчина в черном пальто с поднятым воротником. Не здороваясь, шагнул в прихожую, открыл дверь в гостиную. Смирнов бросился за ним, схватил за плечи:
— Кто вы такой? Убирайтесь, иначе вызову полицию!
Мужчина сверкнул глазами:
— Банкеты устраиваем, глаза замазываем. Ну, погодите, господин лектор...— и, быстро повернувшись, выбежал на улицу.
Это был филер Вец. Ему только что позвонили из Огльбю, и ротмистр Лявданский приказал проверить, нет ли у Смирнова немца, который живет у сестер Винстен. Но птичка улетела. Куда? Может быть, на вокзал?
И Вец побежал в сторону железнодорожного вокзала. Было уже темно, но он нашел при свете станционных фонарей мужчину из пансионата Вин-стен. Он стоял у поезда, отходившего в Або, и разговаривал с каким-то мужчиной. Что делать? Вец побежал на вокзал, из комнаты дежурного позвонил в жандармское управление, попросил передать ротмистру Лявданскому, что «немец» уезжает в Або вечерним поездом. Сам же поспешил на перрон.
Остались позади огни Гельсингфорса. Ленин раскрыл газету «Хювюдстадсбладет», которую накануне вручил ему Смирнов. И тут же почувствовал на себе чей-то взгляд. Неужели филер? Глянул из-за газеты. Так и есть, неподалеку сидит долговязый субъект, который следил за ним в Огльбю. Правда, он не в шубе, а в черном пальто и старательно рассматривает что-то за окном, хотя там сплошная темень. Ленин решил уточнить, за ним ли следят, хотя сомнений почти не оставалось.
Маленькая станция. Поезд замедляет ход и останавливается. Ленин берет саквояж и выходит из вагона, занимает в станционном буфете столик у самой стойки, заказывает кофе. Субъект садится у выхода. С ним еще какой-то господин, с которым филер явно знаком.
Итак, следят за ним. Надо принимать решение. Возвратившись в вагон, Ленин раскрывает путеводитель по Финляндии, находит схему железнодорожного пути от Гельсингфорса до Або. Только что была станция Карие. А вот станция Литтойнен — последняя остановка перед Або... Ленин закрывает справочник и кладет его в саквояж.
Вот и полустанок Литтойнен. Владимир Ильич выходит в тамбур. Поезд останавливается. Боковым зрением видно, что филер привстал, готовясь бежать в тамбур. Но Ленин не торопится сойти, и это успокаивает сыщика. Он снова садится на место. Поезд тронулся. Ленин открывает дверь и бросается с подножки вниз, в темноту. К счастью, попадает в глубокий сугроб. Ноги-руки целы. Встает, отряхивается и, глядя на удаляющиеся красные огоньки последнего вагона, усмехается: то-то попадет сегодня вечером этому долговязому от начальства!
Оглядывается на станцию. Маленькое деревянное здание. Возле него — ни души. Это хорошо. Хотя надо бы у кого-то спросить, как добраться в Або. Но вот там, кажется, дорога. Ленин входит в лес и при неверном лунном свете отправляется в путь.
В двенадцать ночи Смирнов позвонил Боргу в Або:
— Как дела?
— Ничего нет!
— Как — нет?! Встречали?
— Конечно. Ничего похожего.
— Слушай, Вальтер, что-то случилось. Если что узнаешь, позвони сразу же. Я все равно не засну...
Поздно ночью в окно дома Вальтера Борга раздался стук. Будто кто-то кидал в окно снежком. Борг выбежал на улицу и увидел мужчину в пальто с каракулевым воротником и такой же шапке. Его борода и усы заиндевели, да и сам он, судя по всему, сильно продрог. Жена Борга, как ни противился гость, заставила его выпить рюмку коньяку, а затем настояла, чтобы он растер руки и ноги спиртом, попил горячего молока.
Ленин рассказал о том, что произошло с ним в поезде, как шел один по незнакомой лесной дороге и искал в городе квартиру Борга. Хорошо, что Смирнов адрес сказал на всякий случай. Утром в Або его начнут, вероятно, разыскивать, и он не хочет подвергать опасности друзей, оставаясь у них на ночь. Как ни уговаривали Борг и прибывший на его квартиру другой социал-демократ, Сантери Нуортева, Ленин был непреклонен. Надо немедленно уезжать из Або, чтобы завтра сесть на пароход с одного из островов, мимо которых проходит трасса.
Борг позвонил молодому социал-демократу Людвигу Линдстрему, у которого было много знакомых на островах возле Або. Линдстрему с большим трудом удалось найти извозчика, и под утро из Або выехала телега, на которой ехали Ленин и его спутник.
Без особых приключений прибыли в Кустёсунд. Паромщик, несмотря на неурочный час, поворчав, перевез их через не замерзший еще пролив, и они поехали дальше. Когда приехали к проливу между Кусте и Паргасом, обнаружили, что он замерз.
Линдстрем подошел к столбу на берегу пролива и ударил в колокол. Звон разнесся далеко над спящими берегами. Вскоре с другой стороны пролива раздалось по-шведски:
— Кто там?
