Помоги проекту - поделись книгой:
На Востоке издавна скопилось большое количество золота, драгоценных камней, слоновой кости, изделий из редких пород дерева. Египет стоял на перекрестке торговых путей с Востока на Запад, с Юга на Север. Перепродавая товары с Востока и черной Африки, египетские купцы наживали огромные состояния. При этом часть товаров оставалась в Египте.
Я довольно давно хожу на Хан-Халиль. В последнее время здесь появились новые лавки, разнообразием вещей похожие на музеи. Вот одна из них. В лавке стоит пурпурный — от обитых тяжелым красным материалом стен — полумрак. Посредине зала (внутреннее помещение этой новой лавки действительно похоже на зал) стоят пузатые, отделанные позолотой арабские пуфы вокруг квадратного шахматного столика. Столик из мягкого желтого дерева, но со вставками белого по отполированному полю. Фигуры из слоновой кости грозно разошлись по обеим сторонам шахматной доски. Резные воины и полководцы задумчиво смотрятся в зеркало доски, словно читают свою судьбу. Похоже, что купец специализируется на старине. Прислоненная в углу, тускло поблескивает связка оружия. Тыльная сторона кривых сарацинских мечей чуть выщерблена, но режущая кромка по-прежнему остра и неумолима, как месть правоверного. Стоящие рядом длинные мечи крестоносцев поддались времени больше, они сильно оббиты, затуплены, выглядят скромнее, суровее и решительнее. Наверное, они принадлежали не шальному рыцарю, а французскому, немецкому или итальянскому крестьянину, задавленному нуждой и беспросветностью жизни и потянувшемуся к легендарному богатству Востока...
Выйдя из лавки, замечаю, что седой камень, которым вымощена улочка, весь отполирован подошвами бесчисленных прохожих. Нетрудно вообразить, кто и как проходил по ним: мелкими шагами — скряга, тяжелыми — богач, торопливыми — жених.
Кстати, ритуал покупки женихом золотых украшений для невесты весьма торжественное и интересное зрелище. Обычно родители жениха и невесты вместе с молодыми в выходной день — пятницу — с утра приходят на Хан-Халиль, только на Хан-Халиль, и лучше в магазин, который назначает каждый день цену на грамм золота в Египте: магазин «Сергани». Начинается покупка — приносят много вещей, никто их не хвалит, однако и не выражает категорично свое несогласие с предложением хозяина. Люд поскромнее заканчивает просмотр скорее; те, кто богаче, проводят за специально отставленным в угол магазина столиком долгие часы.
Когда, наконец, выбраны кольца, браслеты, серьги, подвески, перстни, хозяин, исписав весь лист крючками арабских цифр, назначает свою цену. Родители невесты замолкают, невеста и ее мать садятся на стулья в другом конце магазина. Цена, которую назначил хозяин, завышена ненамного. Но спор идет ожесточенный: ведь умение сбить цену — это дело престижа. Однако долго торговаться нельзя, родные невесты, да и она сама могут посчитать жениха скрягой и надолго обидятся. Поэтому торг закончен. Несколько возвышенных фраз между покупателем и хозяином — и новая египетская семья — а ее можно считать почти созданной — отправляется восвояси.
...Я еще долго брожу по Хан-Халилю. Наступает вечер. Мимо маленьких лотков, где навалены жучки-скарабеи, застывшие в серебре, и всевозможные броши, мимо разгоревшихся витрин, мимо лавок, откуда несет запахом лака и кожи, мимо кочующих групп туристов и зевак я добираюсь до того самого кафе «Фишауи».
Передняя стена в старом доме как будто убрана; там, где начинается потолок, снаружи виден край черного неба, лениво поблескивают звезды, бархатная ночь уже ласково накрыла весь мир. Кафе «Фишауи», как обычно, полупустое. В массивные зеркала смотрится комната с квадратными колоннами. С первого взгляда здесь кажется неуютно, даже неопрятно. Столик стоит на земляном полу и чуть качается, если облокотиться на один край. Другой стены в кафе практически тоже нет, ее заменяет дощатый забор, за которым виднеется строящееся здание. Оттуда пахнет свежими стружками. Постепенно тяжелая дневная усталость, будто отстоявшись, уходит из тела. Приносят чай, настоянный на мяте, потом красный чай, потом — зеленый. Спрашивают, не хочу ли пирога с медом (спрашивают, как добрые и гостеприимные хозяева) — этот пирог славится на весь Египет. Ветер шуршит тенями. Лежащая на столике передо мной раковина начинает петь.
О Красном море, откуда ее привезли. На Красном море, у берегов Египта, собирают в отлив тысячи раковин. Они серого цвета и кажутся уродливыми. Одну за другой раковины, которые оказались пустыми — без жемчужинки, бросают на песок. Через несколько дней они высохнут, и тогда на них обратят внимание снова. Положат в ряд, будут поворачивать на солнце, пока не побегут тонкие цветные жилки в белой скорлупе. Раковины можно везти на Хан-Халиль.
Я не хотел покупать эту раковину, у меня была одна с Красного моря, небольшая, но зато моя. Я ее нашел в песке у причала. Случилось же так — я был почти у кафе «Фишауи», когда старик — это, в сущности, был не старик, но падающая темнота старила человека — протянул мне хрупкую раковину. «Бахр, — сказал он, — море». Он продавал море за десять пиастров. Если Кир, царь персидский, когда-то решил наказать море, то почему нельзя купить море? «Бахр»,— повторил человек, чувствуя, что я готов купить у него раковину. Он протянул белый неровный шар мне. Я послушал... Там действительно было море — волна набегала на песок, и шелестела, и умирала.
Прошел час, со стороны цитадели потянуло прохладой из пустыни. Надо было уходить. Сбоку на колонне висел портрет какого-то статного человека в феске, на коне. Под рамкой, занимая весь угол, краснела стофунтовая бумажка. Она была никому не нужна. Эти банкноты отменили лет пятнадцать назад: при этом, говорят, разорились многие скряги, которые не пожелали расстаться с магическими бумажками. Так им и нужно. Принесли большую книгу в твердом переплете — это «Книга отзывов кафе «Фишауи»! Обычай таков — если ты здесь гость не случайный, оставь по себе росчерк пера. Все многообразие человеческих языков выразилось в книге одной фразой: «Хан-Халиль незабываем и необыкновенен, кафе «Фишауи» — тоже». Все хотели снова побывать здесь. Я написал так же.
Парадоксы северного сфинкса
Мосье Ляфюр, видный специалист дорожного строительства, прилетел в Якутск в (необычной для него роли стажера. В Институте мерзлотоведения он принялся старательно изучать неведомую науку, и многие удивлялись: какая в том надобность у француза?
Оказалось, нужда заставила. Морозы во Франции хоть и хилые (по сибирским понятиям), но случаются, и ремонт дорог, разрушающихся от морозного выпучивания и сезонного протаивания, обходится ежегодно в 200—300 миллионов франков. Как вы сами понимаете, ни один уважающий себя предприниматель не станет терпеть убытки там, где их можно избежать. В данном случае помочь могла только наука: решено было создать в Париже мерзлотную лабораторию, а за опытом пришлось командировать Ляфюра в Якутск.
Четверть всей земной суши — и около половины территории нашей страны — занимает вечная мерзлота. Мерзлота (правда, не вечная, а сезонная) есть даже в Африке.
Но ничто не вечно под луной, и подтверждением этой банальной истины служит... вечная мерзлота. Вечной ее зовут в обиходе, ученые же выражаются точнее: мерзлый грунт, имеющий отрицательную температуру, длящуюся непрерывно от нескольких лет до десятков тысячелетий. Ибо вечная мерзлота поразительно чутка, таяние ее иногда начинается, казалось бы, из-за пустяка. Протоптали тропинку, содрали мох, поставили какой-нибудь домишко — и природное равновесие нарушено. Отсюда и коварство ее: если на Севере построить обычный дом, земля под ним от теплового воздействия протает, дом завалится или рассыплется, как карточный. А ведь толща-то ее на Севере, как правило, сотни метров! Толстенный, твердейший, казалось бы, панцирь, и вот достаточно легкого дыхания тепла, чтобы твердь «поплыла»!
Но это не все и даже не самые изощренные парадоксы вечной мерзлоты, которую недаром называют «северным сфинксом».
Если вы попадете на Игарскую мерзлотную станцию (филиал Института мерзлотоведения) летом, то получите редкую возможность за одну минуту перенестись с солнечной зеленой лужайки в ледяной грот, искрящийся тысячами кристаллов. И хотя над головой девять метров грунта, сорокапятиметровый туннель не имеет никаких креплений.
Это подземная лаборатория станции, в которой по бокам туннеля вырублены комнаты-камеры, где находятся приборы. Здесь ученые воспроизводят «жизнь» вечной мерзлоты и за короткое время прослеживают развитие мерзлотных процессов, длящихся в природе сотни и тысячи лет.
В мерзлом состоянии грунт тверд как скала и выдерживает мгновенную нагрузку до 100 килограммов на один квадратный сантиметр (такую не всякий металл выдержит). Но если один килограмм груза будет постоянно давить на этот самый сантиметр в течение, допустим, пятидесяти лет, то прочность грунта снизится в 10—15 раз. С таким каверзным изменением свойств опоры, пожалуй, редко кто имеет дело: хочешь строить — знай, что сегодняшний «гранит» станет «глиной»...
Дома на Севере теперь строят на воздушной подушке. Свайные фундаменты и проветриваемые подполья — вот чем перехитрили вечную мерзлоту. Работы доктора технических наук профессора С. С. Вялова, члена-корреспондента Академии наук СССР П. И. Мельникова (сейчас он директор Якутского института мерзлотоведения) и других исследователей положили начало методу свайного строительства. Он повсеместно применяется теперь на Севере и позволяет возводить на вечной мерзлоте даже современные высотные здания.
Все это стало возможным и потому, что во многих случаях удалось одолеть еще одно коварное свойство вечной мерзлоты — морозное пучение. Замерзая, верхний слой грунта, распираемый образующимся льдом, пучится и со страшной силой тащит с собой наверх все, что в нем находится. Фундамент или свая неудержимо лезут ввысь, как злой дух из бутылки. Чтобы избежать выпучивания, сваи обычно заделывают на достаточную глубину. Но тогда утяжеляются конструкции, больше затрачивается строительного материала.
Вот так мерзлота может оборачиваться то камнем, то грязью, то лезущим из бутылки джинном. Словом, мерзлоту не с чем сравнивать. Она мерзлота, и этим все сказано.
Шесть лет исследуют на Игарской мерзлотной станции морозное выпучивание грунтов. Рекомендации по борьбе с пучением на некоторых грунтах, недавно разработанные научными сотрудниками станции, дают большой экономический эффект при строительстве.
Но научно-технический прогресс — это еще своего рода и «прогресс проблем».
Летом 1968 года всех сотрудников Игарской мерзлотной станции, бывших в отпуске, срочно отозвали. Было получено задание: в жесткие сроки провести геокриологические исследования на трассе будущего газопровода Мессояха —Дудинка—Норильск—Талнах. Набиравший новые мощности Норильский горно-металлургический комбинат мог оказаться на голодном топливном пайке.
Работали днем и ночью, благо ночи не было — стоял полярный день. Прямо в поле обрабатывали данные: буквально за спиной у мерзлотоведов нетерпеливо топтались проектировщики, которым, в свою очередь, наступали на пятки строители. Проектировщикам, чтобы избежать каверз вечной мерзлоты — просадок, пучения, морозобойных трещин, возникновения болот — и тем самым предотвратить катастрофические деформации газопровода, нужно было точно знать, как будут изменяться мерзлотные условия при строительстве и эксплуатации газопровода, какие последствия повлекут эти работы.
Без преувеличения: судьба газопровода оказалась в руках мерзлотоведов. Это можно сравнить с полетом ракеты: отклонилась при старте от курса на миллиметр — на финише отклонение составит уже тысячи километров.
Мерзлотоведы сказали: чтобы предотвратить нарушение растительного покрова и изменение температурного режима вечной мерзлоты, прокладывать трубопроводы необходимо, как правило, на сваях. Строительство должно вестись только зимой.
Ждать зимы было некогда, проектировщики в спешке допускали ошибки, да и строители, еще не наученные горьким опытом, не очень внимательно прислушивались к рекомендациям мерзлотоведов. Те советовали восстанавливать разрушенный растительный покров искусственным способом. Но мне показывали снимки трассы, сделанные с вертолета: там и сям по обеим сторонам нитки изрезанная глубокими ранами-колеями тундра, черная развороченная земля, ручьи, болотца. Последствия не замедлили сказаться...
Но в какой-то мере понятны и объективные причины: еще ни одной стране не доводилось осваивать на Крайнем Севере такие месторождения. Прокладка первого в мире газопровода в суровой заполярной тундре была сложным экспериментом. Трудности, с которыми столкнулись мерзлотоведы, проектировщики и строители, объясняются еще и. тем, что слабо пока изучены многие теоретические проблемы строительства мощных трубопроводов в заполярных условиях.
Сейчас сотрудники станции создали на трассе опорные пункты, ведут наблюдения за эксплуатируемым газопроводом. Ошибки учли при сооружении второй нитки, опыт используется на строительстве трансконтинентальной системы заполярных газопроводов.
Наука теперь нередко преподносит нам захватывающие дух сенсации. Еще несколько лет назад в печати сообщалось, что советскому ученому-мерзлотоведу П. Н. Каптереву впервые в истории удалось оживить извлеченного из недр вечной мерзлоты рачка-хидоруса. Он спокойно пролежал в природном холодильнике, дожидаясь своего часа, около 20 тысяч лет. Час его пробил: жизнь, прерванная, приостановленная в незапамятные времена, возобновилась! Удалось оживить и бактерии, зародыши водорослей, споры грибов. Самое удивительное в том, что очнувшиеся организмы дали потомство!
Вечная мерзлота — прекрасный естественный холодильник, работающий безотказно тысячелетия. А Таймыр вообще своеобразный холодильник ископаемых растений и животных. Не раз находили здесь прекрасно сохранившихся мамонтов, пролежавших в вечной мерзлоте десятки тысячелетий.
Раскопки в вечной мерзлоте — не просто дань любопытству и извечному стремлению человека познать прошлое Земли; они дают точные научные данные о геологических пластах и животном мире древности, законах его эволюции, о капризах климата нашей планеты и катастрофах, постигавших ее в разные периоды. Как писал в своих «Письмах об изучении природы» А. И. Герцен, «мир прошедший, покорный мощному голосу науки, поднимается из могилы свидетельствовать о переворотах, сопровождавших развитие поверхности земного шара»...
Если вы пройдете по подземному коридору Игарской мерзлотной станции, то увидите вмерзшие в стены деревья. Это древние лиственницы. Обнаружили их при рытье туннеля. Радиоизотопным методом определили возраст — более 30 тысяч лет!
Сотрудники станции говорят, что едва отбиваются от предприимчивых туристов, желающих унести в качестве сувенира щепочку дерева, которое тьму лет назад росло на земле нынешнего Таймырского полуострова. Туристов привлекает уникальный музей вечной мерзлоты, расположенный в одной из подземных комнат лаборатории, древние лиственницы в котором — первые, посланные самой природой экспонаты.
Еще в 1938 году основоположник советского мерзлотоведения М. И. Сумгин высказал идею создания на глубине нескольких десятков метров музея-холодильника. Подземный «музей вечности» — так была сформулирована идея. Некоторые редкие представители флоры и фауны могут вскоре бесследно исчезнуть, говорил Сумгин, как исчезли с лица Земли мамонты. Создав своеобразный естественный музей-памятник в вечной мерзлоте, можно сохранить в нем для потомков на многие тысячелетия сегодняшних животных и растения, как сохранились до сих пор в вечной мерзлоте те же мамонты.
Музей открыли в 1963 году. Появились первые экспонаты — песцы, куропатки, рыбы, растения. Их заморозили и оставили меж двумя до прозрачности отшлифованными пластинами льда.
Однако скоро дали себя знать технические несовершенства кустарного музея. Прозрачные пластины льда от удивленного дыхания множества людей стали мутнеть, поэтому решили до лучших времен заменить их органическим стеклом, а натуральные экспонаты — чучелами.
«Лучшие времена» воплощены пока что в чертежах проекта капитального музея вечной мерзлоты, составленного в 1964 году под руководством тогдашнего начальника станции доктора геолого-минералогических наук А. М. Пчелинцева. Оборудованный по всем правилам науки, музей будет состоять из двух больших подземных залов и надземного строения. Проект утвержден, но строительство все не начинается, и сотрудники пока сами потихоньку роют второй зал.
Доктор Пчелинцев предложил тогда и заманчивый проект подземного катка, вырубленного в вечной мерзлоте в форме восьмерки, со 120-метровой беговой дорожкой. Обычные катки в Заполярье заносят многодневные метели, да и на сорокаградусном морозе не шибко покатаешься. А тут катайся себе на здоровье зимой и летом при любых метеоусловиях.
Специалисты долго спорили: можно ли употреблять в пищу мясо ископаемых мамонтов. В конце концов решили, что лучше не стоит. Ясно, однако, что продукты в вечной мерзлоте можно хранить долго. В Игарке ее так и используют: там по образу и подобию подземной лаборатории мерзлотной станции вырубили на глубине 10 метров стометровый туннель с боковыми камерами-хранилищами объемом 150 кубометров каждая.
Собственно говоря, неясно, что из происходящего на Севере не касается мерзлотоведов.
Вечная мерзлота обладает такими физико-химическими свойствами, при которых хранящийся в ее недрах обычный природный газ переходит в необычное кристаллическое состояние. Более тридцати новых месторождений твердого газа уже нашли геологи на севере Сибири и в Якутии. Себестоимость этого газа такая же, как и обычного. Для его добычи не надо сооружать шахты. Его можно перевести в газ прямо в пласте, а затем выводить на поверхность с помощью обычных скважин. Такие эксперименты ведутся на Мессояхском месторождении.
Это тоже проблемы, в решении, которых принимают участие мерзлотоведы. Их успехи сделали возможным проектирование и строительство на вечной мерзлоте таких крупных гидроэлектростанций, как Усть-Илимская, Колымская, Вилюйская и Хантайская. Без мерзлотоведения нельзя решить и сельскохозяйственные проблемы Севера. В Якутском институте мерзлотоведения, например, разработали методику создания сенокосных угодий в северо-восточной тундре — появились возможности для развития там мясомолочного животноводства. Кстати, северная граница сельскохозяйственной зоны на Аляске лежит на 700 километров южнее Норильска, возле которого успешно работает животноводческий и овощеводческий совхоз «Норильский».
Так что визит доктора Ляфюра в Якутск — лишь одно из свидетельств успехов молодой советской науки, вышедшей на международную арену. Институты мерзлотоведения по нашему примеру созданы в Англии и Японии, во многих странах работают мерзлотные лаборатории. Американцы, до сороковых годов и понятия не имевшие о геокриологии, проявляли повышенный интерес к работам советских ученых: принуждала их к тому Аляска, которую они после войны начали усиленно осваивать. Может, поэтому именно в США состоялся в 1963 году Международный конгресс по мерзлотоведению. А один из недавних симпозиумов проходил в Якутске: туда приехали мерзлотоведы из Чехословакии, Польши, ГДР, Венгрии, Болгарии, Франции, США, Канады, Финляндии, ФРГ, Голландии.
...Летом на Игарской мерзлотной станции тихо и немноголюдно — многие в тундре, в экспедициях. К зиме все возвращаются: обрабатывают данные, пишут отчеты. А в газетах в это время появляются сообщения: «На Медвежьем месторождении газа сейчас термометры показывают минус сорок градусов. Но это самое благоприятное время для решительного наступления на богатства Сибири».
Первыми эту фразу, надо полагать, произнесли мерзлотоведы...
Извержение на Хеймаэй
Женщина проснулась от толчка и ужаснулась. На дворе было светло. Пожар! Она позвонила в полицию. Но оказалось, что горит не только ее двор, а вся земля. Спавший около семи тысяч лет вулкан на исландском острове Хеймаэй проснулся в ночь на 23 января 1973 года. Земля на протяжении трех километров треснула, и из вершины вулкана, расположенной всего в километре от заселенной части острова, потекла огненная лава. К счастью для исландцев, поток устремился мимо города Вестманнаэйяр и ветер дул в сторону.
Дальнейший ход событий освещали многие газеты земного шара. Исландское правительство намеревалось бросить бомбы с самолетов или обстрелять с военных кораблей западный склон вулкана. Предполагалось, что бомбы могут пробить новое отверстие в стенке кратера, через которое выльется лава, что ликвидировало бы опасность для порта.
Однако специалисты выразили опасения, что бомбы или снаряды могут поразить также и обращенный к городу восточный склон вулкана и тем самым усилить опасность.
Для охлаждения лавы и создания из нее барьера перед городом лаву стали поливать из брандспойтов. Пока люди метались и придумывали средства и способы для предотвращения бедствия, в тот же день на склоне вулкана родился новый кратер. Его появление сопровождалось непрерывными взрывами и огромными фонтанами дыма и пламени. Активность этого вулкана была потрясающей. На глазах изумленных исландцев рос его конус — 50, 100, 150 метров, а пепел все падал и падал. Вскоре высота вулкана достигла 200 метров. В результате деятельности огнедышащей горы территория острова несколько увеличилась. Застывшая лава образовала новую сушу на восточном берегу острова.
24 января ветер переменился, и вся ярость проснувшегося вулкана обрушилась на город. На помощь жителям было брошено 80 траулеров, вертолеты, несколько сот спасателей, которые работали в шлемах и специальной одежде, хотя это часто оказывалось ненадежной защитой, поскольку с неба вперемешку с пеплом сыпались камни, не уступавшие по размерам футбольному мячу.
Пять тысяч жителей Вестманнаэйяра пришлось срочно эвакуировать; были вывезены также скот и имущество жителей. Ветер все бросал и бросал на безлюдный город пепел, а лава надвигалась на его окраину. Вскоре расплавленная лава достигла городских строений. Вспыхнули дома. Когда-то зеленый остров, который обеспечивал пятнадцать-двадцать процентов исландского экспорта рыбы, стал покрываться вулканическим пеплом: черный дождь с пеплом, пемзой, камнями засыпал улицы города. Под слоем этой смеси исчезали здания. Воздух наполнился ядовитыми газами. Языки нового потока лавы стали угрожать работе порта, через который шла эвакуация промышленного оборудования. Оказались перерезанными линии водопровода и электропередачи, проложенные на дне моря и связывавшие остров с самой Исландией. К концу второй недели буйства вулкана под слоем пепла скрылись крыши многих домов...
К 7 февраля массы лавы закрыли вход в порт. Корабли были вынуждены уйти в открытое море. Но и там было небезопасно.
Раскаленная лава впадала в океан, вода кипела, и клубы пара покрывали большие пространства. К тому же морская вода нагрелась до такого состояния, что судовым механикам просто-напросто было невозможно охладить двигатели.
Когда эта информация готовилась к печати, из Исландии пришло сообщение, что на острове осталась лишь небольшая группа исследователей, а городок, расположенный на западе острова, практически полностью погребен под слоем пемзы и пепла.
Единственный ли это случай в Исландии, затерявшейся в холодных водах Северной Атлантики?
Нет, конечно. В Исландии около тридцати действующих вулканов, и извержения там случаются в среднем каждые пять лет. Причем, по данным исландских источников, трещинное извержение 1783 года поставило «мировой рекорд»: лавы оказалось выброшено несравненно больше, чем при извержении любого другого вулкана. Ею была покрыта площадь в 565 квадратных километров! Это извержение нанесло громадный ущерб сельскому хозяйству и стране в целом. В Исландии разразился небывалый голод. Люди умирали тысячами.
Наиболее потрясающее зрелище представляют извержения вулканов, покрытых ледником. Когда такой вулкан начинает извергаться, то тает и лед; со склона мчится огромный поток воды, неся гигантские глыбы льда, камней. Эта масса, падая с высоты, сметает все на своем пути, превращая огромные районы в пустыни. Эти потоки назавают йокульхлауп (взрыв ледника). Так, вулкан Катла, увенчанный ледником, с момента заселения Исландии «взрывал» его не менее тринадцати раз. В некоторых случаях при извержении этого вулкана близлежащая река становилась похожей на Амазонку.
К счастью, в большинстве случаев извержение вулканов проходит почти безболезненно для экономики страны, так как события разворачиваются в безлюдной местности. Но иногда, как в этом году, вулканы напоминают, что и в XX веке города и поселения в активных зонах земного шара не защищены ни от лавы, ни от пепла.
Владимир Прибытков. Чаруса
Михаил заснуть не думал, a заснул, и, разбуженный матерью, схватил часы: опоздаю?!
Часы показывали десять минут третьего. Потер лицо ладонями, выскочил в сени умыться. В сенях холод, ветер слышнее, вода — словно в рукомойник огонь налит. Набирал огонь полными пригоршнями, плескал, стиснув зубы, на мускулистую, в золотистом пушке грудь, на кудрявый, заросший затылок, на твердые плечи. В избе сорвал с гвоздя полотенце, растерся.
Домна Алексеевна наливала в фаянсовую, с петушками, отцову кружку горячий чай.
— Сплыл бы посветлу, — ворчала Домна Алексеевна. — Пей уж... Ветрище, господи! Захлестнет.
— Не захлестнет, — пролезая за стол, успокоил Михаил. — Зато вернусь пораньше. Ложились бы.
— Дверь за тобой заложу — лягу, — пообещала Домна Алексеевна.
Она опустилась на лавку, уперлась руками в толстые отечные колени. Жидкая поседевшая коса лежала на плече серым жгутиком. В полукруглом вырезе полотняной ночной рубахи темнела морщинистая кожа.
— К Марии зайди, слышь? — сказала Домна Алексеевна, глядя прямо перед собой.
Михаил, торопливо отхлебывая из кружки, мотнул головой:
— Ладно.
Зайти к сестре он никак не мог, оттого и ответил отрывисто, будто досадовал.
Домна Алексеевна перебирала косу. Молчанием осуждала.
Ветром тряхнуло ставень.
«Непременно слушает — побегу по такой погоде или останусь, — подумал Михаил. — Хоть бы маленько улеглось».
— Сестра она тебе, не чужая, — разжала губы Домна Алексеевна. — Если что и сказала — не со зла. Можно понять.
Михаил отодвинул кружку, поднялся.
— А меня кто поймет, маманя? — спросил он. — Я вроде тоже вам не чужой?
Он потянул с лежанки просохший, хранящий тепло ватник, нахлобучил мятую черную кепку.
Домна Алексеевна, кряхтя, встала с лавки:
— Зайдешь ай нет?
— Сказал, маманя.
— Ружье-то зачем?
— На уток.
— В городу?
Поделиться книгой: