Помоги проекту - поделись книгой:
Упала темнота. Звездное небо освещает след, однако неверный отблеск только затрудняет движение. Я все время ступаю мимо следа и проваливаюсь по колено. Потерял счет времени. Кажется, что прошел мимо палаток. Попробовал вернуться, но ничего не нашел и снова двинулся вперед. Наконец увидел темные силуэты палаток. Спать легли за полночь. Утром узнали, что восходители вернулись поздно ночью.
19 августа вышли раньше всех. Общее состояние нормальное, правда, чувствуется вчерашняя усталость. Дорога знакома, но кажется чуть-чуть длиннее, чем вчера. В одиннадцать утра подхожу к тому месту, откуда вчера повернули назад. Интересно, за сколько мы дойдем до вершины? Кажется, что до цели рукой подать, но это впечатление обманчивое. Крутизна уменьшается, и начинается пологий длинный склон. Думаешь — вот за этим перегибом начнется спуск, но дальше маячит новый перегиб, и так до бесконечности.
Прошел час, а вершинного тура все нет. Наконец натыкаюсь на тур, наспех сложенный из крупных камней. В нем записка группы Студенина. Однако это не вершинный тур. Иду дальше и через полтораста метров наконец вижу гребень, спускающийся вниз, к Восточной Победе. Справа на гранитной плите сложен тур с обломком самодельного ледоруба. Вынимаю жестяную банку. В ней записка группы В. Смирнова, совершившей в 1982 году восхождение на Центральную Победу по северо-западной стене. Штычок от ледоруба беру как сувенир. Собираю несколько камней, кладу в рюкзак. Совершенно неожиданно снизу подходит Ю. Бородкин. Вот не ожидал его так быстро увидеть, хотя именно от него этого можно было ожидать. Наш Юра, как всегда, бурно финиширует. Подходит Олег. Делаем снимки на память у вершинного тура. Пробую снять панораму, но мешает слишком густая облачность. Укладываем свою записку в тур и начинаем спускаться. На предвершинном гребне вижу фигурки альпинистов. Почему их так много? Наверх уже прошли Н. Черный, Г. Курочкин, В. Глухов, В. Петифоров. Значит, остались еще трое. Наконец соображаю, что к вершине поднимается команда «Буревестника». Они вышли из базового лагеря на день позже нас, но не теряли времени из-за непогоды, поэтому догнали нас у самой вершины. Мне очень приятно, что здесь Володя Засецкий — он достиг цели с третьей попытки. А вот Слава Глухов — с четвертой. Первую попытку он сделал еще в 1958 году в экспедиции Ерохина. Наверх идет Э. Мысловский, он поднимается на Победу второй раз.
Спуск до перевала и с перевала прошел нормально. И вот здесь, когда казалось, что все трудности позади, Победа напомнила о себе. Самый молодой участник нашей команды — Леня Орловский, спустившийся с перевала первым,— шел передо мной, отвязавшись от веревки. Снег был раскисший, то и дело проваливался под ногами. На мгновение я задумался, глядя под ноги, а когда поднял голову, Лени уже не было видно, впереди зияла черная дыра. Сбросив рюкзаки, мы с Олегом по-пластунски подползли к дыре. Выяснили, что Леня жив и что он по горло в воде. Сначала вытащили рюкзак, а потом, опустив два конца веревки, начали подъем потерпевшего. Вытащили Леню целым и невредимым, только очень напуганным и мокрым. Остальные проявили максимум осторожности, и, наконец все собрались на теплых скалах в безопасном месте. Вот теперь можно было подвести итоги.
...Команда «Буревестника» в составе десяти человек полностью взошла на вершину. Это большой успех. А у нас взошли все семнадцать человек. Такого еще в истории покорения Победы не было...
Морабеза острова Сан-Висенти
Остров появился сразу и неожиданно. Как я ни вглядывался в темно-синюю гладь Атлантики, изрезанную белой, едва различимой сеткой волн, как ни предвкушал возникновения внизу архипелага — Республики Острова Зеленого Мыса,— все равно появление суши застало меня врасплох. Волны океана сменились бетонной полосой, и самолет покатился среди красно-рыжих, совершенно лишенных растительности остроконечных скал острова Сан-Висенти. На этом острове мне предстояло проработать врачом несколько лет.
Аэропорт расположен в тринадцати километрах от города. Ровная прямая дорога бежит по пустынной местности, и вдруг с подъема открывается бухта Порту-Гранди. Пирс, стоящие в гавани суда, элеватор, аккуратные кварталы невысоких серо-белых домиков — это город-порт Минделу, который зеленомысцы называют «сердцем» страны.
В последние годы советские врачи оказывают весомую помощь молодой республике в развитии практического здравоохранения. Нам, вновь прибывшей группе, предстояло влиться в интернациональный коллектив регионального госпиталя Минделу. Помимо национальных медиков и советских специалистов, здесь работали представители Кубы, Португалии, Швеции, Голландии, Бразилии. Республика Острова Зеленого Мыса еще испытывает недостаток в специалистах-медиках. Подготовка их за рубежом занимает немало времени, и, что греха таить, дипломированный специалист не всегда возвращается на родину.
Минделу и Сан-Висенти... Для островитян эти слова — почти синонимы, хотя первое обозначает город, а второе остров. Вся жизнь Сао-Сента (так местные жители называют свой остров) сосредоточена в его столице, поэтому в народном сознании эти географические термины сливаются. Да и как иначе, если на острове, кроме Минделу, всего лишь две-три крохотные рыбацкие деревушки, и больше никаких очагов цивилизации.
Вплоть до конца XVIII века остров пустовал. Никто даже не пытался заселить этот бедный растительностью и водой клочок суши. А в середине XIX столетия Сан-Висенти ожил. В удобной естественной бухте Порту-Гранди начали строить огромные хранилища каменного угля, и Минделу стал одним из самых посещаемых портов западной Африки. Сотни судов ежегодно бросали якоря в удобной бухте. Возможность получить работу в оживленном порту манила жителей соседних островов. Население города быстро росло. Докатился сюда и научно-технический прогресс: на Сао-Сенте построили станцию подводного телеграфа, соединившего Европу с Бразилией.
Со временем Минделу превратился в культурный центр архипелага. Первый лицей на Островах Зеленого Мыса был торжественно открыт в 1917 году, а преподаватели и лицеисты составили основное ядро творческой интеллигенции.
Язык, на котором говорят зеленомысцы,— креольский, выросший на основе португальского языка. Архипелаг широко раскинулся в океане, у каждого острова были свои особенности в истории, поэтому диалект Санту-Антана отличается от диалекта Боавишты, а жители Сантьягу не всегда поймут фразеологизмы жителей острова Сал. Диалект обитателей Минделу благодаря многолетнему общению в прошлом с тысячами британских моряков и служащих британских угольных компаний впитал в себя определенный словарный запас английского языка. Конечно, живая разговорная речь изменила в отдельных случаях фонетику, исказила морфологию, но смысл легко улавливается. «Бай»,— говорит при прощании минделец, мальчик у него — «бойс», окурок — «лефт».
Зеленомысский карнавал, во многом напоминающий бразильский, отличается большей сдержанностью, глубиной сюжетов и отчетливой исторической конкретностью. Страницы истории архипелага буквально оживают перед зрителями карнавала.
Вот «чиновник» с миской и ложкой «угощает» публику кукурузной похлебкой, на спине у актера — надпись, конкретизирующая сюжет: «Голод 40-х годов». Тогда по причине засухи и отсутствия морских коммуникаций, нарушенных второй мировой войной, погибли десятки тысяч зеленомысцев.
Вот парни весело толкают ветхий «рено» двадцатых годов — один из первых автомобилей, появившихся на Сан-Висенти. Однако вместо номера спереди и сзади огромными буквами начертано неожиданное — «Обкатка».
Добродушная ирония, безобидная шутка, желание окрасить человеческие отношения в юмористические тона, незлобивое лукавство характеризуются на архипелаге одним креольским словом — «морабеза». Каждый зеленомысец уверен — и жители Сан-Висенти не исключение,— что истинная морабеза отличает только уроженцев его родного острова.
Однажды я обратился к рентгенотехнику Жозе с просьбой одолжить мне отвертку. Жозе степенно, долго роется в ящиках. Наконец интересуется, зачем же она мне понадобилась.
— Починить магнитофон.
В глазах у рентгенотехника появляется неподдельное уважение.
— Доктор — большой специалист по радиотехнике, магнитофонам?
Несколько смутившись, отвечаю: нет, конечно, просто хотел бы открыть крышку, взглянуть.
Веселые искорки вспыхивают в глазах Жозе.
— А магнитофон большой? Я показываю размеры.
— Ого! — Продолжая улыбаться, Жозе протягивает мне отвертку.— Могу ли я надеяться, что доктор подарит мне маленький магнитофон, который обязательно останется после этого удачного ремонта?
Мы дружно смеемся.
В окне одной лавки в Минделу я видел следующее объявление: «Товары в кредит ДАЮ! Но лицам старше 100 лет и лишь в сопровождении собственных родителей».
Владелец «Народного бара», решив придать вес своему заведению и тем самым подняться в собственных глазах, укрепил над стойкой безапелляционное утверждение, выжженное на дощечке красного дерева: «Кто не курит, не пьет и ни разу в жизни не солгал — не сын почтенных родителей!»
Жители Минделу, как и все зеленомысцы, очень музыкальны. Один-два раза в неделю в одном из баров можно послушать игру небольшого любительского оркестрика: две, максимум три гитары, скрипка, иногда пианола или саксофон. Скромно и тихо расположившись в темном уголке, музыканты начинают играть плавную морну. Это медленная, лирическая песня, исполняемая обычно под аккомпанемент гитары. Морны — типичное явление зеленомысской культуры, только здесь, на архипелаге, их и можно услышать.
Внимательно и с чувством слушают посетители морну. Потом начинают подпевать. Один, второй, третий...
В песнях чаще звучит то, что волнует всех и знакомо каждому: нелегкая жизнь моряка, тяготы чужбины, разлука с любимой, отчим домом, друзьями. В прошлые времена нужда часто заставляла зеленомысцев эмигрировать в Европу или Америку. А там — изнурительная работа, вечный страх потерять ее, презрение к чужаку, постоянно читаемое в глазах окружающих...
Пожалуй, лучше всех выразил эти чувства известный зеленомысский поэт Эвженио Товареш в любимой всеми морне «Час прощания»:
Эти музыкально-поэтические вечера зовутся «Зеленомысская ночь». На них любят заходить иностранцы, гости Минделу, но больше всего сами жители Сан-Висенти.
За годы работы я познакомился и подружился со многими зеленомысцами, но чаще всего встречался с двумя молодыми жителями Минделу — Альфредо и Еурико. Несмотря на разницу в социальном положении — Альфредо — сын состоятельных родителей, изучавший право во Франции, а Еурико — механик,— многое сближало этих людей. И прежде всего сходство раздумий о судьбе своей родины.
— Обратимся к статистике,— как всегда, горячо говорил Альфредо. — Число зеленомысцев, проживающих за пределами страны в первом, втором и третьем поколениях, весьма велико, особенно если сравнить его с населением, проживающим на архипелаге. В Южной и Северной Америках наших земляков более двухсот пятидесяти тысяч, в Португалии — сорок тысяч, многие десятки тысяч разбросаны в других странах Европы и Африки. Эмиграция — эхо колониального господства, оставившего в наследство драматическую дилемму: нищета или переселение. Проблема эмиграции может быть решена лишь с развитием национальных производительных сил...
Для Альфредо подобные речи — не фраза, не дежурные слова, почерпнутые из газет: три с лишним года на чужбине особенно обострили у него чувство родной земли. Да и Еурико более пяти лет работал во Франции и лишь недавно вернулся в Минделу.
Мы продолжаем разговор и приходим к выводу, что эмиграция — это не просто выезд за пределы страны какой-то части населения. Уезжают, как правило, молодые, здоровые, квалифицированные работники. Экономика страны теряет «золотой фонд» людских ресурсов.
— Порочный круг,— вставляет Еурико. И тут же убежденно продолжает: — Но мы не должны стоять в стороне. Нужно убеждать молодежь в ее необходимости родине. Не сулить золотых гор, но ежедневно доказывать, что мы сами можем построить счастье на нашей земле. Недаром на нашем гербе слова — «Единство, работа, прогресс»...
Госпиталь города Минделу, где я работал, официально называется «Региональный госпиталь Наветренных островов». Помимо Сан-Висенти, он обслуживает еще и близлежащие острова — так называемые Наветренные. Медицинское учреждение со столь солидным названием — оно носит имя португальского врача Баптишта де Соуза — размещается в трехэтажном здании. Госпиталь располагает и административным корпусом: до него примерно километр. Там канцелярия, кабинет директора, лаборатория, кухня, складские помещения, а рядом приютилась крохотная поликлиника. Поликлиническая служба — это три «узких» специалиста: окулист, стоматолог и отоларинголог. Все трое — советские врачи. Помимо нас, в штате имелись три медсестры и две санитарки.
Рабочий день в поликлинике начинается с записи срочных больных, то есть тех, которые направлены на консультацию дежурными врачами госпиталя. Затем строго по списку (я убедился, что внеочередной вызов всегда вносит беспорядок в очередь) приглашаю больных. Опрос, осмотр, выписка рецептов, объяснение по приему лекарств ничем не отличаются от обычного нашего приема в районной больнице.
Но есть особенность. Обязательно смотрю графу «социальное положение», где медсестра проставляет «аттестат», «член профсоюза» или «частное лицо». В зависимости от этого и ориентируешься в дальнейшем.
Аттестат — это документ, удостоверяющий, что владелец его практически не имеет средств к существованию и, естественно, у него не найдется лишних трех-четырех сотен эскудо для поправки пошатнувшегося здоровья. Таким я выписываю рецепт в государственную (госпитальную) аптеку, где бедняки обеспечиваются медикаментами бесплатно. Член профсоюза платит за лекарства лишь четверть стоимости. Наконец, частное лицо — это владельцы лавок, ресторанов, баров, судовладельцы, а то и эмигранты-зеленомысцы — платит за врачебный прием и за лекарства в полном объеме.
Прием идет, Жозе Карлош... Сидонио Пиреш... И вдруг — стоп! ЛЕНИН Родригес! В дверях в сопровождении мамы появляется пятилетнее создание. Осматриваю ребенка, выписываю рецепт, объясняю. Чуть дольше обычного беседую с матерью.
— Интересно, сеньора, почему вы выбрали для своего сына такое имя?
— Отец так назвал, он читал книги Ленина.
И это в бывшей португальской заморской провинции, где не так уж давно одного упоминания имени Ленина было достаточно, чтобы обвинить человека в неблагонадежности! Впоследствии я не раз встречал юных зеленомысцев, которые наряду со своими именами — Жозе, Карлош — гордо носили и бессмертное имя Ленин (имена у зеленомысцев часто двойные).
Сейчас за рубежом немало пишут о лавине коммерческих названий фармацевтических препаратов: зачастую под разными именами скрывается одно и то же лекарство. И действительно, зайдя в частную аптеку, сначала теряешься от обилия ярких коробочек, пузырьков, флаконов с многообещающими названиями, где выделяются приставки «Супер-», «Нео-», «Экстра-», «Ультра-». Но стоит взять описание и внимательно прочитать состав, все становится на свои места. В Португалии сегодня один фармпрепарат нередко имеет до тридцати коммерческих названий. Впрочем, есть и лекарства-«долгожители».
Как-то зимой мне пришлось смотреть простуженное горло у одной эмигрантки, которая вот уже седьмой год работала по найму во Франции. Она добросовестно перечислила мне все визиты к отоларингологам, назвала все физиопроцедуры, лекарства. Зная нрав таких «хроников», я не спешу выписать рецепт и спрашиваю:
— А что сеньора принимает сейчас? У сеньоры с собой было все.
— А вот что, доктор! — И она высыпала передо мной солидную гору таблеток, флакончиков, пилюль.
Не торопясь, изучаю эту маленькую аптечку. И вдруг — не могу удержаться от улыбки. В куче лекарств я вижу «Лепешки Вальда»! Сразу же вспоминается купленный у букиниста в Киеве журнал «Нива» за 1915 год, где на первой рекламной странице были броско выделены эти же самые лепешки: «Лепешки Вальда — для предупреждения охриплости, простуды, насморка. Требуйте, просите во всех аптеках настоящие лепешки Вальда в коробках с красной бандеролью... Цена 1 руб.».
И вот сейчас я держу эти «лепешки» в руках и посмеиваюсь. Почтенная сеньора в недоумении.
— В чем дело, доктор, плохое лекарство?
— Да нет, хорошее. Вы их принимали? Помогли они вам?
— Помогли — и очень! Но почему вы улыбаетесь?
Я объясняю, что видел рекламу этого снадобья в журнале семидесятилетней давности.
— Поверьте мне, сеньора, лекарство, выдержавшее такой срок, достойно уважения и уж ни в коем случае не может навредить.
Ничего тогда я не стал выписывать этой даме, посоветовал лишь допить, доесть ее «скромную» аптечку, дабы не тратить зря франки, заработанные тяжким трудом на чужбине.
А на другой день я купил в аптеке эти «лепешки» и не удержался — съел. На вкус приятные.
В практической врачебной деятельности на островах Зеленого Мыса как национальные кадры, так и врачи-кооперанты из других стран подчиняются региональному директору здравоохранения.
Доктор Франсишка получила медицинское образование в Португалии уже после получения независимости и в 27 лет возглавила медицинскую службу Наветренных островов. Пожалуй, она была самым молодым (по крайней мере, на моем веку) региональным директором. Несмотря на молодость и экспансивный характер, Франсишка старалась много сделать для улучшения работы врачей и действительно преуспела в этом — создала сплоченный врачебный коллектив госпиталя.
Как-то вечером после срочного вызова я встретил Франсишку в госпитале. Приветливая улыбка не могла скрыть печать озабоченности на ее грустном лице. Чувствовалось, что она сильно устала, ее многое тревожило.
Я интересуюсь ее делами, спрашиваю, как даются ей нелегкие директорские обязанности.
— Трудно, конечно,— говорит Франсишка, не переставая, впрочем, улыбаться. У зеленомысцев, вообще говоря, трудно согнать улыбку с лица.— Уровень медицины на наших островах нельзя сравнивать с европейским. Но надо извлекать все возможное даже из того малого, чем мы располагаем. Вот сейчас персонал госпиталя представлен врачами различных европейских и американских школ, порой барьером встает языковая проблема. Но начинают прибывать национальные кадры, в том числе и врачи, подготовленные в Советском Союзе. Будет лучше, если они вольются в коллектив, имеющий какие-то свои традиции, единый взгляд на лечение. Госпиталь — это не просто сумма врачей, а группа коллег-единомышленников, и в этом плане госпитальные конференции просто необходимы. Мне кажется, всем было бы интересно послушать советских коллег о их работе на родине, узнать о последних достижениях в некоторых специальностях...
И наши врачи в ближайшие дни действительно выступили с сообщениями: проблемы туберкулеза и рефлексотерапии в Советском Союзе, рациональное применение антибиотиков и болезни крови — вот темы, которые вызвали живой интерес наших коллег.
Наверное, одна из самых интересных конференций была в августе 1983 года, когда директор клиники доктор Пина вернулся из командировки с Кубы, где имел возможность познакомиться с местной системой здравоохранения. Свое выступление он начал с того, что провел историко-географические параллели между двумя странами — Островами Зеленого Мыса и Кубой. Оба государства — островные, расположены в зоне жаркого климата, бедны природными ресурсами. Доктор Пина подробно рассказал о трудностях, с которыми столкнулась молодая республика в первые годы своего существования, когда
после революции значительная часть врачей покинула страну. С восхищением рассказал он об успехах в области здравоохранения Кубы за последнюю четверть века, привел конкретные цифры. Не все присутствующие разделяли симпатии к острову Свободы, но не признать успехов, не оценить достижения врачей Кубы не мог никто.
Доктора Пину дополнил хирург кубинец Карлош, уже второй год работавший с нами в Минделу. Он говорил об опыте советских врачей, о помощи Советского Союза в деле становления национального здравоохранения.
Нам пришлось немало поработать бок о бок с кубинскими товарищами — врачами, медсестрами,— и мы всегда с большой теплотой будем вспоминать их дружелюбие, дисциплинированность, горячее желание работать на дело мира и прогресса.
И вот последние дни командировки, скоро домой. Не торопясь гуляем по знакомым улочкам Минделу, выходим на набережную. Последний раз лакомимся мороженым в недавно открытом кафе «Ля Террас».
А вечером врачи госпиталя устроили нам прощальный товарищеский ужин. Пришли все, с кем мы ежедневно в течение этих лет делили трудности и радости нелегкого врачебного дела. Сдвинули столы. Вперемежку расселись бразильцы, зеленомысцы, кубинцы. Во главе стола — терапевт доктор Мораиш. Это патриарх зеленомысской медицины, он проработал на островах архипелага почти полвека.
Каждому хочется сказать на прощание что-то теплое, искреннее. Доктор Мораиш решает проблему просто — предоставляет каждому краткое слово. Встает рентгенотехник Жозе, наша славная операционная сестра Заза, молодой врач Карлош. Трудно найти в этот момент подходящие слова на португальском языке, и доктор Мораиш принимает мудрое решение — пусть каждый говорит на своем родном языке, переводчики — все присутствующие.
Мне досталось последнее слово:
— ...И пусть наш труд в Минделу будет лучшей памятью...
А потом я прочитал поэму Э. Товареша «Час прощания».
...Но кто не уезжает никуда,
Тот не узнает
Радость возвращенья...
Ведь теперь это мы прощались и возвращались на Родину.
— Если товарищи читают Товареша, значит, все мы останемся друзьями,— вдруг сказал рентгенотехник Жозе на сильно акцентированном русском языке. И все присутствовавшие, несмотря на языковые барьеры, поняли каламбур. И дружно рассмеялись.
Потому что это была настоящая морабеза. А кто, как не врачи, проработавшие несколько лет в «Региональном госпитале Наветренных островов», знает, что настоящая морабеза бывает только на острове Сан-Висенти.
В поисках Атлантиды
Поделиться книгой: