Помоги проекту - поделись книгой:
— Так продолжалось до 1974 года,— рассказывала мне тогда Кристина, студентка университета и одновременно штатная сотрудница клуба.— После X Всемирного фестиваля молодежи и студентов во многих городах и селах республики молодежь начала оборудовать старые здания под клубы. Студенты нашего университета тоже стали подыскивать что-нибудь подходящее. И нашли эти подвалы — буквально в двух шагах от университета...
С молодежью в ГДР работают много, увлеченно, гибко. Эта работа — в непростых условиях. Ведь на Германскую Демократическую Республику нацелены десятки враждебных радиостанций, практически на всей территории страны можно принимать программы телевидения ФРГ. Нельзя сбрасывать со счетов и многочисленных туристов из этой страны; далеко не все они настроены благожелательно к своему социалистическому соседу.
В тайниках автомашин, в чемоданах с двойным дном в ГДР ввозятся брошюры, книги, журналы, листовки враждебного, антисоциалистического содержания. Из-за западной границы доносятся громкие крики о пересмотре карты Европы на принципах 1937 года, о воссоединении двух Германий под знаком реваншизма. В этой обстановке ГДР остается оплотом мира и социализма на немецкой земле. В горниле психологической войны, которую ведут против Германской Демократической Республики западногерманские реваншисты и их заокеанские наставники, закаляется боевой дух коммунистов ГДР, членов ССНМ. Не случайно День освобождения от фашизма празднуется в социалистической Германии как общенациональный праздник. Не случайно у подножия памятника Воину-освободителю в Трептов-парке всегда цветы. Их приносят и пожилые, и люди среднего возраста, и, конечно, молодежь. Очень много юношей и девушек приходят в Трептов-парк с букетами свежих цветов — в любое время года.
Привить молодым — а их более трех миллионов человек — чувство политической бдительности, пролетарской солидарности, научить их аргументированно отстаивать социалистические идеалы — такую задачу ставят перед собой коммунисты ГДР, которые не жалеют ни усилий, ни средств для работы с молодежью. Строятся новые и реконструируются существующие молодежные клубы, развивается туризм, создаются дискотеки. Молодые семьи получают кредиты из госбюджета.
...Инициативу студентов университета сразу же поддержали окружная организация Союза свободной немецкой молодежи, окружком СЕПГ, городские власти, коллективы лейпцигских предприятий. На помощь студентам, которые и сами-то безвозмездно отработали 130 тысяч часов, пришли архитекторы, инженеры, строители. В феврале 1982 года студенческий дом открылся.
Кристина познакомила меня со своими владениями. На улице душно, здесь же приятная прохлада. Стилизованные под старину фонари, тонущие во мраке сводчатые кирпичные потолки.
— Вот тут,— Кристина проводит меня по узкой лестнице в неожиданно большой зал со сценой,— мы проводим наши массовые мероприятия. Здесь выступают театральные коллективы, джазовые ансамбли...
Всего в клубе около двадцати помещений: комнаты для дискуссий, уютные погребки, кафе.
Здесь мы и продолжили беседу. Девушка-официантка принесла две чашки ароматного мокко. Еще рано, и только некоторые столики заняты. Рядом с нами в углу двое ребят, на вид — первокурсники, отчаянно сражаются на необычном бильярде без луз.
— Штатных работников у нас двадцать пять человек,— продолжала Кристина.— Причем большинство из них техники, буфетчики, официанты. Почти все они работают только днем. Вечерами же обслуживание берут в свои руки студенты — они становятся официантами, барменами, контролерами...
Хотя клуб молод, уже возникли постоянные циклы тематических вечеров. Например, вечера под названием «Титаны мысли и страсти», на которых молодежь знакомится с жизнью и деятельностью знаменитых ученых. Большой популярностью пользуются «Встречи за университетским «круглым столом»: здесь студенты могут попробовать свои силы в дискуссии с профессорами.
В общем, в клубе интересно. Недаром желающих попасть в «Морицбастай» всегда больше, чем он может вместить, а ведь мест здесь — 600. Поэтому счастливы те, кто в свое время не ленился и, отработав на строительстве студенческого дома не менее 50 часов, получил билет, дающий право входа в клуб «до пенсионного возраста».
...И вот теперь встреча на Алексе. Удача, что мы нашли друг друга в таком большом городе.
— Ничего удивительного,— улыбается Кристина,— сегодня здесь весь Берлин и даже немного больше.
Мы выбрались из толпы и долго стояли на относительно тихом пятачке, вспоминали лейпцигские встречи. За разговором я не заметил, как наступил вечер. Но никто не собирался расходиться, и азартные гитары пока еще заглушали трели «механических соловьев».
«Полковник Андре»
В окраину 16-го округа Парижа упирается опушками зеленый массив — Булонский лес. Особенно живописен в этом «городском» лесу уголок возле озера, где с вершины хаотической груды массивных камней мирно журчат струи крохотного водопада. Эту чуть всхолмленную часть французы зовут Малой Швейцарией, а невеличку-водопад всерьез именуют Большим: доставленные из Фонтенбло четыре тысячи кубометров гранитных глыб и вправду смотрятся точно нагроможденные стихией грозные скалы в миниатюре.
Здесь, у водопада, я познакомился с «одним из самых дерзких командиров всего движения Сопротивления, человеком беспримерной личной отваги и энергии». Так было написано в указе от 25 сентября 1946 года о награждении полковника Французских внутренних сил Альбера Жоржа Раймона Узульяса орденом Почетного легиона.
Перед мемориалом у водопада замерли по стойке «смирно» ветераны, надевшие все свои военные награды по случаю ежегодной торжественной церемонии, посвященной памяти тридцати пяти французских патриотов. Их расстреляли на этом месте по приказу гитлеровского генерала фон Хольтица 17 августа 1944 года, накануне освобождения Парижа. Среди них были коммунисты, социалисты, католики, но все они одинаково любили свою родину и ненавидели фашистских оккупантов.
К мемориалу склонились трехцветные национальные стяги, военные и партизанские знамена, а труба тонким голосом пропела мелодию гимна маки. Началась перекличка. После каждого имени раздавался один и тот же Ответ: «Погиб за Францию». Потом слово было предоставлено ветеранам.
Еще перед началом церемонии я прочитал в розданной журналистам программе имя Узульяса, с которым давно хотел познакомиться. После окончания церемонии я попросил бывшего узника Освенцима и Бухенвальда Марселя Поля показать мне его.
— Да вон он, рядом с освободителем Парижа полковником Анри Ролем-Танги. Неужели вы его не знаете? — удивился добродушный круглолицый
Поль, министр-коммунист в первом правительстве генерала де Голля.
Там, у мемориала, произошло наше первое, правда, мимолетное знакомство, а спустя несколько дней, в заранее намеченное время, я подошел к словно нарочно подогнанным друг к другу по росту зданиям на бульваре Мюрата.
На звонок открыл хозяин в темно-сером свитере с высоким воротником, какой обычно носят парижские рабочие. В небольшой квартире было уютно. Из кухни выглянула, приветливо улыбаясь, его жена — Сесиль. Короткая церемония представления, и мы прошли в кабинет, где «полковник Андре» радушно пригласил меня занять кресло перед журнальным столиком, а сам устроился на стуле. Я не оговорился, упомянув Андре, а не Альбера. Именно так по старой памяти зовут его соратники-антифашисты.
— Так уж получилось, псевдоним оттеснил настоящее имя,— смеется он.— Мой сын тоже Андре...
Мне подумалось, что сын Узульяса должен гордиться этим именем. От патриота-коммуниста Анри Роль-Танги я знал, что за голову «полковника Андре» нацисты предлагали немалые деньги. Да, Альбер Узульяс, сын рабочего, солдат, коммунист, подпольщик, писатель, всегда оставался верен избранной цели. Его книги о французских патриотах — «Батальоны молодежи» и «Сыны ночи» — переведены в СССР.
— Человечество не желает жить на вулкане, который в любой миг может проснуться по вине безрассудных алчных маньяков,— говорит Альбер.— Оно выстрадало право на мир, пережив ужасы второй мировой войны. Мы, старые друзья Советского Союза, с удовлетворением отмечаем, что первое на планете социалистическое государство уверенно идет в передовом отряде сторонников мира. Лично для меня это значит много.
Детство Альбера окончилось очень рано, когда он подростком устроился на почту сортировщиком писем. В 1932 году семнадцатилетний Узульяс услышал клич Анри Барбюса, Ромена Роллана и Максима Горького влиться в антивоенное движение, воспрепятствовать войне, защитить «наше международное отечество — Советский Союз перед лицом преступного наступления воинствующего империализма на Западе и Дальнем Востоке». Их инициатива привела к созыву Амстердамского международного конгресса против войны и фашизма. Юношу выбрали руководителем Движения французской молодежи против войны и фашизма, затем членом ЦК Союза коммунистической молодежи.
— Наиболее действенно отпор фашизму можно было дать только в рядах коммунистов,— так объяснил Узульяс свой выбор, когда речь зашла об этом. Он порылся в письменном столе и протянул мне фотографию: — Посмотрите, наше бюро союза в полном составе на антифашистской манифестации. Вот Даниель Казанова, Виктор Мишо, Генриэтт Шмитт. Тогда мы были молодыми...— На снимке, взявшись под руки, идут жизнерадостные молодые люди.— Из тех, кто на фотографии, в живых остался один я. Двадцать три члена ЦК нашего комсомола погибли.
Но это случилось потом. А в тридцать пятом, когда вместе с Даниель Казаковой, Раймоном Гюйо и другими товарищами я приехал в СССР на VI конгресс Коммунистического Интернационала Молодежи (КИМ), нас переполняли радость и оптимизм,— продолжает Узульяс.— Мы побывали тогда в Магнитогорске, в Свердловске, на заводе «Уралмаш», на Челябинском тракторном. Энтузиазм страны-стройки произвел на нас, иностранных гостей, огромное впечатление. Мы воочию увидели подлинно народное государство, где впервые в истории руками трудящихся претворялся идеал всеобщего счастья...
С началом второй мировой войны Узульяса призвали в армию. В майские дни 1940 года 12-му артиллерийскому колониальному полку было приказано прикрывать отход французских войск. Артиллеристы сражались храбро. Отличным солдатом показал себя и Узульяс. Под деревней Лежантийе он предложил выкатить пушки на прямую наводку и устроить артиллерийскую дуэль с немецкой батареей. Капитан Пьер Беллар принял необычное предложение подчиненного. Тремя залпами вражеская батарея была стерта с лица земли. А вскоре после гибели капитана Альбер занял его место.
10 июня Узульяс и его товарищи попали в окружение и были взяты в плен. Их заточили в концлагере 17-Б в Вельсе, близ Линца. Французские узники-коммунисты без промедления создали там партийную организацию.
— Под полом одного из бараков мы установили радиоприемник,— рассказывает он.— После нападения немецко-фашистских орд на Советский Союз мы с нетерпением ловили передачи из Москвы. Все военнопленные независимо от их взглядов и социального положения начали отчетливо понимать, что в победе вашей страны над фашизмом вся наша надежда. Впрочем, так думали не только мы, узники, но и все настоящие французские патриоты.
Сын Узульяса — Андре потом подробно рассказывал мне, как в ночь на 26 июля после нескольких неудачных попыток бежать из лагеря его отцу все-таки удалось вырваться на волю. С несколькими товарищами он проник в военный эшелон, уходивший во Францию с репатриируемыми французскими солдатами.
Вернувшись домой, Узульяс связался с руководством компартии. Вскоре Даниель Казанова передала Альберу в Лилль, что ему доверено формировать «батальоны молодежи» и командовать ими. Его заместителем назначили вошедшего в легенду Пьера Жоржа, более известного как «полковник Фабьен».
— Первое время мы ограничились политическими манифестациями, расклеивали листовки, в лучшем случае организовывали саботаж на предприятиях и железных дорогах,— рассказывает Узульяс.
Но пассивное сопротивление не могло удовлетворить патриотов. Гибли товарищи, крепло сознание того, что одними лозунгами и саботажем фашизм не уничтожить. 15 августа 1941 года на станции Ларди собрались на совещание руководители «батальонов молодежи» Парижского района.
— Разве мы не должны делать для Франции то, что делают молодые советские коммунисты для своей родины? — поставил вопрос ребром перед командирами Альбер.— В борьбе с нацистами есть одно средство — ответный удар, расплата за каждого расстрелянного ими...
Первая операция обдумывалась особенно тщательно. Была подобрана боевая группа во главе с «полковником Фабьеном». Утром 21 августа 1941 года на станции метро «Барбес-Рошешуар» он и Жильбер Брюстлейн застрелили нацистского офицера Альфонса Мозера. Выстрел в парижском метро прокатился эхом по всей Франции как ответ на фашистский террор и призыв к французам взяться за оружие. Нацистский генерал-лейтенант Шаумберг тотчас издал приказ о новых репрессиях, но остановить гнев народа было уже невозможно. В ответ гремели выстрелы, взлетали в воздух эшелоны — во Франции крепло Сопротивление.
— Оружие мы отбирали у немцев,— рассказывает Узульяс.— Англичане по понятным причинам не жаждали вооружать нас, коммунистов. Наши товарищи, ученые, инженеры, засучив рукава, изготовляли самодельное оружие. Так, юная Франс, дочь поэта Жана-Ришара Блока, делала гранаты, а в Сорбонне Фредерик Жолио-Кюри в своей лаборатории — бутылки с зажигательной смесью.
Отказ англичан и американцев снабдить патриотов оружием играл на руку фашистам, вел к ненужным жертвам.
В 1943 году Альбер Узульяс стал национальным военным комиссаром, ответственным за боевые операции. Десятки фашистских поездов с солдатами и оружием были пущены под откос. Молниеносными ударами партизаны громили немецкие карательные отряды.
А потом «полковник Андре» возглавил вооруженные силы организации «Франтиреры и партизаны» (ФТП). Вместе с прославленным командиром франтиреров полковником Жюлем Дюмоном по кличке Поль он разработал и осуществил план действий мобильных отрядов. Так, рота ФТП «Сталинград», сформированная в основном из советских солдат, бежавших из плена, а также из поляков, французов и лиц других национальностей, совершила 300-километровый рейд из Лотарингии до департамента Верхняя Сона. И это не где-нибудь в дремучих лесах, а во Франции! По пути, взаимодействуя с партизанами на местах, она уничтожала немецкие гарнизоны и посты, линии коммуникаций, подрывала военные и товарные составы.
— Ударной силой в движении Сопротивления были коммунисты,— подчеркивает Узульяс.— Жертвуя собой, маки облегчили высадку союзников в Нормандии. Только за три дня, с шестого по девятое июня 1944 года, патриоты пустили под откос 45 поездов...
О товарищах Альбер рассказывал без конца.
...В Париже есть площадь полковника Фабьена, на которой высится здание ЦК ФКП, возведенное по проекту выдающегося зодчего Оскара Нимейера. Есть в столице станция метро имени полковника Фабьена. Это имя золотыми буквами вписано в историю ФКП и французского народа. Отвагой героев, подобных Фабьену, измеряется мужество любого народа.
— В его венах бурлила кровь коммунаров. Фабьен — рабочий-металлист, боец интернациональных бригад в Испании,— поясняет свою мысль полковник Андре.
— Что же оставило в годы войны наиболее глубокий след в вашем сердце? — спрашиваю я.
— Пушки Сталинграда! — коротко отвечает он и после маленькой паузы, оживляясь, добавляет: — Их победоносные залпы героической симфонией до сих пор звучат в моих ушах, Советский народ нанес на Волге решающее поражение гитлеровской армии. В Сталинграде он на деле проявил свой богатырский характер, который у нас во Франции, да и вообще на Западе, называют «русской, славянской душой». Сталинград явился поворотным пунктом в войне, вдохновил Сопротивление во всех оккупированных странах. От канонады пушек Сталинграда затряслись стены Берлина.
Уезжая из Франции, я заглянул в один из вечеров к Узульясам. Мы долго говорили на прощанье. И вдруг Альбер прервался на полуслове, резко встал и подошел к книжному шкафу. С минуту перебирал какие-то бумаги, затем подал мне пожелтевшую листовку номер 19 «Леттр франсэз» — детище писателя-коммуниста Жака Декура, расстрелянного 30 мая 1942 года на Мон-Валерьен, выпущенную в августе 1944 года.
Я прочитал вслух: «Ныне войну выигрывает не просто армия, ныне войну выигрывает народ. И если Красная Армия, гоня врага от Сталинграда до Варшавы, дошла до границ Германии, то советские герои обязаны этим духу самоотверженности, решимости преодолеть любые трудности — качествам, органически присущим советскому народу, способности вести борьбу в любых условиях».
На пик Победы
Пик Победы занимает особое место в истории советского альпинизма. Его зовут самым недоступным, самым грозным семитысячником — эта вершина предъявляет очень высокие требования к физической и моральной подготовке восходителей. Погода здесь переменчива и коварна: сейчас греет и ласкает жаркое солнце, а через несколько минут уже метет снежный заряд...
В исследовании и освоении Центрального Тянь-Шаня, где расположены пик Победы, Хан-Тенгри и другие менее известные вершины, важную роль сыграли экспедиции М. Т. Погребецкого в 1929— 1935 годах. С вершины Хан-Тенгри (6995 метров) Погребецкий увидел расположенную южнее неизвестную гору, грандиозность и высота которой поразили его. Легенды и слухи о существовании вершины, равной или превосходящей Хан-Тенгри, получили подтверждение. Было это в 1931 году, а пять лет спустя группа Е. Абалакова, совершавшая восхождение на Хан-Тенгри, получила дополнительное свидетельство о существовании неизвестного гиганта. Наконец, экспедиция А. А. Летавета в 1938 году была уже совершенно целенаправленной: она изучала подходы и возможность покорения обнаруженной вершины. Экспедиция была организована в год 20-летия образования Коммунистического союза молодежи. Молодые альпинисты на одиннадцатые сутки восхождения при почти полном отсутствии видимости поднялись на вершину. Восходители назвали ее пиком 20-летия Комсомола.
В 1943 году на Тянь-Шане работала топографическая экспедиция под руководством П. Н. Рапасова. Одним из наиболее важных результатов было точное определение высоты высочайшего пика Тянь-Шаня. Она оказалась равной 7439 метрам. Высшая точка Тянь-Шаня, названная топографами по окончании съемок пиком Военных топографов, в 1946 году была переименована в пик Победы — в честь победы нашего народа над фашистской Германией. Пиком Военных топографов стала высокая безымянная вершина (6873 метра) хребта Меридиональный.
На склонах Победы альпинисты столкнулись с тяжелейшими метеорологическими условиями, с высокой лавинной опасностью. Надо было преодолевать бесконечные снежные поля, ледопады, заснеженный и местами обледенелый скальный рельеф. Экспедиции 1949, 1952, 1953 и 1955 годов потерпели неудачи. Лишь в 1956 году хорошо организованная команда «Спартака» под руководством В. Абалакова поднялась на Центральную Победу. А двумя годами позже успехом закончилась экспедиция московского «Буревестника». На Центральной Победе побывала команда из семи человек под руководством И. А. Ерохина.
Вершина на пике Победы очень сглажена и растянута. Точное определение наивысшей точки в таких случаях затруднительно. Поэтому команды, поднявшиеся на Победу, устанавливали вершинный тур там, где считали правильным. Вот и получилось, что Абалаков не нашел тур, оставленный Л. Гутманом в 1938 году, а Ерохин не нашел тур Абалакова. Недоразумения с местом нахождения вершинного тура на Центральной Победе продолжаются до сегодняшнего дня. В 1981 году команде минчан не засчитали восхождение, так как они в условиях жестокой непогоды не нашли тур команды Спорткомитета СССР и установили свой, а в 1984 году их записка была найдена недалеко от вершинного тура...
После Эвереста мне, как и всем восходителям на высочайшую вершину мира, множество людей задавали один и тот же вопрос: «Ну, хорошо. Покорен высочайший пик, высотный полюс планеты. Куда же дальше и выше? Есть ли вершины, достойные внимания, или все проблемы решены?» Сама постановка такого вопроса неправомерна. Разве можно одним восхождением раз и навсегда решить все проблемы альпинизма?
Для меня вопрос — куда ехать после Эвереста? — решался однозначно: только на Победу. Свои первые восхождения на семитысячники (пик Ленина и пик Е. Корженевской) я совершил в 1973 году. В 1974 году поднялся на Хан-Тенгри, а потом многократно различными путями поднимался на пик Коммунизма. А в преддверии сорокалетия Великой Победы очень хотелось совершить восхождение на наш четвертый гигант, самый северный семитысячник — пик Победы.
Летом 1983 года я работал тренером-консультантом на филиале Международного альпинистского лагеря «Памир-83», расположенном в верховьях ледника Москвина. Наши зарубежные гости совершали восхождения на пики Е. Корженевской и Коммунизма, находящиеся в непосредственной близости от лагеря. Иностранных участников было много — иногда в столовой собиралось более ста человек. Тренеры-консультанты должны были обеспечивать гостей необходимыми материалами о маршрутах восхождений, а также оказывать своевременную помощь восходителям, испытывающим трудности или терпящим бедствие.
И вот в один из дней по лагерю разнеслась удивительная весть — руководство МАЛа решило поощрить тренеров со стажем не менее трех лет работы, предоставив им возможность взойти на Победу. Трудно было придумать лучшую награду для альпинистов-высотников. Все «старослужащие» загорелись желанием попасть на Победу. Лично я работал в МАЛе два сезона: в 1979 и 1980 годах. В 1981 году я участвовал в подготовке к Гималаям, а в 1982-м после Эвереста работал на Кавказе. Тем не менее все мои мысли были уже на Тянь-Шане. Мы обсуждали планы восхождения с руководителем филиала О. Борисенком так, будто решение о моем участии уже принято. С Олегом меня связывали два года работы на филиалах и совместные восхождения на пики Е. Корженевской и Коммунизма. Олег делился своими переживаниями. Получив очередное письмо из дома, размышлял вслух:
— Жена спрашивает, зачем мне второй раз на Победу? Как ей объяснить? Ведь Победу каждый раз переживаешь заново. Новый маршрут — это новое восхождение.
Смена подходила к концу. Как-то раз мы вышли наверх на Памирское плато.
На высоте 5100 встречаем Гену Курочкина, бегущего с плато к вертолету со спецзаданием: ему поручено отправляться в Ош и решать вопросы отъезда группы тренеров под Победу. Значит, Победа состоится!
С Памирским плато у меня связано много воспоминаний о сезонах, проведенных в этом районе. Каждый раз, поднимаясь сюда на высоту 6000 метров, восхищаюсь этим уникальным уголком природы. Ровное, вытянутое на 14 километров фирновое плато окружено памирскими гигантами. Слева пирамидой с вершиной в виде тибетской пагоды возвышается пик Хохлова (6700 метров), а еще выше над ледопадом стоит, поражая своим величием, пик Коммунизма (7495 метров), под ним снежный горб пика Душанбе (6900 метров).
По радиосвязи я узнал, что меня зачислили в состав сбора, отъезжающего на Победу,— в группу О. Борисенка. Начальником сбора назначен Николай Черный (участник гималайской экспедиции 1982 года) — заместитель директора МАЛа по спортивной работе.
Через день, свернув филиал, мы перелетаем на вертолете на поляну Ачик-Таш. Потом автобус везет нас в Ош, далее — перелет в Пржевальск над голубым зеркалом Иссык-Куля. В Пржевальске — зелень, свежесть. Все здесь знакомо мне по 1974 году, когда мы в составе команды московского «Буревестника» совершали восхождение на Хан-Тенгри...
11 августа больше половины участников сбора собрались в альплагере Ала-Тоо. На следующий день прилетает вертолет со всем необходимым снаряжением и последними участниками сбора.
Располагаемся на краю летного поля цыганским табором. Нас 17 альпинистов, завхоз и доктор Люба Шведова. Самое удивительное, что сегодня же будет сделан один или даже два рейса под Победу. За штурвалом хорошо нам знакомый по работе в МАЛе летчик Н. П. Сергиенко — в любых ситуациях он сохраняет спокойствие и доброжелательность.
Вылетаю с первым рейсом. Внизу проплывают безжизненные склоны предгорьев Центрального Тянь-Шаня. Остался позади Иссык-Куль. Пролетаем над Чон-Ташем, справа проплывает пик Нансена, внизу начинается бескрайняя ледяная река в разрывах и трещинах — ледник Иныльчек. Вертолет закладывает крутой вираж, и вот уже на правой морене ледника Дикий, впадающего в ледник Южный Иныльчек, красными пятнышками виднеются палатки экспедиции московского «Буревестника». С первого захода опускаемся недалеко от палаток прямо на неровный волнистый лед. Вертолет, зависнув в воздухе, разворачивается на девяносто градусов и аккуратно приседает на ледяной гребень. Винт продолжает вращаться, поддерживая машину на весу. Все восхищены мастерством нашего вертолетчика. Знакомые лица. Здесь и Эдуард Мысловский, работающий тренером экспедиции.
Сбрасываем грузы на лед. Вертолет ныряет вниз и уходит на Пржевальск. Облака плотно закрыли все подступы к леднику, поднялся ветер, посыпала крупа — обычная тянь-шаньская погодка. Ясно, что вертолет сегодня уже не прилетит во второй раз, но это не нарушает наши планы. Сегодня 12 августа — день установки базового лагеря. Ставим две палатки с металлическим каркасом для жилья, большую зеленую палатку под кухню и склад. Из ящиков сложили обеденный стол. Обедать приглашают гостеприимные хозяева. Эдик Мысловский, Володя Шполянский, Володя Засецкий во главе стола. Разговор идет о погоде, состоянии снега... Володя Шполянский — участник экспедиции на пик Победы 1958 года — спрашивает:
— Каким временем располагаете?
— Недели полторы, не более. Выходить будем завтра или послезавтра.
— Да-а...— протянул Володя многозначительно и недоверчиво усмехнулся.
Шполянскому очень хорошо знакомы коварство и непредсказуемость погоды на Победе. В 1958 году после одиннадцатидневного траверса восточного гребня в очень тяжелых погодных условиях, не дойдя менее ста метров до вершины, он пошел вниз, сопровождая заболевшего товарища.
14 августа с раннего утра в лагере царит оживление и суета: альпинисты смазывают ботинки разогретой на огне смазкой, придирчиво сортируют продукты, подгоняют кошки. Все семнадцать восходителей разделены на четыре группы. В группе О. Борисенка, кроме меня, еще Ильмар Прийметс из Тарту и В. Бахтигозин из Харькова.
День выхода на восхождение назначен на пятнадцатое августа, но, посовещавшись, мы решили выйти вечером четырнадцатого, переночевать в верховьях ледника Дикий и рано утром подниматься на перевал, известный своей крутизной и лавиноопасностью. Все было бы хорошо, если бы кто-нибудь из нас уже ходил этим путем, но трое были здесь впервые, а Олег поднимался в 1970 году с ледника Звездочка.
Благополучно переночевав в верховьях ледника, мы, не задумавшись ни на секунду, по чьим-то следам направились на ближайший крутой снежно-ледовый склон, предполагая, будто это и есть путь на перевал Дикий. После выхода на гребень мы с горечью убедились, что поднялись не на перевал, а на отрог хребта: придется снова спускаться вниз, чтобы пересечь небольшой фирновый бассейн, и опять подниматься теперь уже на настоящий перевал Дикий. Вот уж воистину: кратчайший путь — это путь, который известен.
Подъем на перевал занял часа полтора. После выхода наверх по острому снежному гребню подошли к снежной пещере на высоте 5100 метров. Пещера вырублена альпинистами. Мы не собираемся здесь ночевать — передохнем, перекусим и пойдем выше. На гребне печет солнце, а в пещере зимний холод. Контраст слишком велик. Трудно понять, где же все-таки лучше: наверху или в пещере? В конце концов выбираю жару. Вытаптываю в рыхлом пушистом снегу подобие берлоги, устраиваюсь поудобнее и начинаю греть воду на газовой горелке. Только успели слегка перекусить, как погода резко ухудшилась. Налетевшая облачность плотно затянула небосвод, пошел снег. Снимаемся с места отдыха и, вытаптывая следы, поочередно меняя ведущего, поднимаемся по снежному гребню на высоту 5800 метров. Здесь на разных уровнях расположены небольшие террасы, пригодные для установки нескольких палаток. Устраиваемся на ночлег.
16 августа с утра зарядила метель. Посидели в палатке, готовые к выходу, посетовали на непогоду и, осознав, что лучше все равно не будет, но будет хуже, если дождемся сильного ветра, вылезли наружу.
При выходе на скальный гребень снегопад затруднял продвижение, но все трудности оказались вполне преодолимы. Самое главное, что на крутом скальном рельефе снег не накапливался и не создавал лавинной опасности.
Поднимается ветер. С каждой минутой сила его возрастает. Решаем переждать непогоду. Вырубаем площадку и ставим палатку. Весь следующий день непогода не унимается, всю ночь палатку рвет неистовый ветер.
18 августа ветер несколько стих, и мы снова выходим наверх. Проглядывает солнце, но сильный ветер продолжает дуть, сметая снег со склонов. Высоту набираем довольно быстро. К середине дня подходим под вершину 6918 метров, названную именем грузинского поэта Важа Пшавелы. Склон крутой, фирн твердый, в застругах, но кошки держат хорошо. Ветер дует с запада прямо в лицо. Идем с Олегом, выбирая кратчайший путь к вершине. Вперед выходят ребята из другой группы — И. Степанов, потом Ю. Голодов. Так вчетвером выходим наверх и продолжаем двигаться по гребню. Здесь уже потише, да и направление движения изменилось, ветер теперь дует в спину.
К нам подтягиваются В. Путрин, Б. Студенин и В. Байбора. Посовещавшись, решаем идти по гребню до первого тихого места, пригодного для разбивки штурмового лагеря. Сзади подтягивается группа Коли Черного. Подходим к снежной мульде (Углубление в снежном склоне, образованное ветром. (Прим. ред.)). Здесь относительно тихо, снег не слишком твердый и не сыпучий — можно выровнять площадки и построить из снежных кирпичей ветрозащитные стенки. Высота 6900, но работаем активно. Высотного опыта всем не занимать — каждый знает цену хорошо оборудованного, защищенного от ветра бивуака. Через час вырастает небольшой палаточный городок, прячущийся в снежном склоне. Наиболее резвые альпинисты считают, что сегодня, пока погода позволяет, надо сделать попытку штурма вершины. Начальник — Коля Черный, его слово решающее. Коля в принципе не возражает, но и не одобряет.
Группа «скоростников» — Путрин, Голодов, Степанов, Студенин и Байбора — выходит наверх. Минут через десять решаем идти и мы, но с условием: в 19 часов возвращаться, где бы в этот момент ни находились.
Налегке, в хорошем темпе подходим под предвершинный взлет и начинаем подъем по гребню. Солнце клонится к закату. По ажурному острому гребешку, страхуясь за выступы, медленно продвигаемся наверх — на крышу Центральной Победы.
Внезапно из-под ног уходит снежная «доска». Успеваю схватиться руками за гребень. Все в порядке, но нужно быть предельно внимательными. Солнце посылает последние лучи, сразу становится холодно. Чувствую, как начинают замерзать ноги. Оцениваю расстояние до вершины — часа полтора, не меньше. Время — 19.30. Предлагаю вернуться и завтра утром повторить попытку. Олег и Ильмар сразу соглашаются. Бахтигозин мнется и умоляюще смотрит на Олега. Потом просит его отпустить на вершину с группой Студенина. Олег машет рукой. Чего там — все не раз и не два ходили вместе на восхождения. И вообще все эти деления на группы не более чем форма, нужная только для того, чтобы распределить людей по палаткам. Здесь один коллектив, объединенный одной целью.
Мне опыт подсказывает, что нужно бежать вниз — и как можно скорее. Пока светло, спускаемся на перемычку, и здесь я понимаю, что дальше предстоит тяжелая работа — все вверх и вверх. Когда мы шли от палаток, то некоторое время спускались, но рельеф был незаметен. Зато теперь каждый шаг дается с трудом.
Поделиться книгой: