Помоги проекту - поделись книгой:
Чыон показывает в сторону низкой желтоватой полоски противоположного берега,, поросшего редкими деревьями.
— Весной 72-го года американцы всерьез взялись блокировать порт: разбрасывали мины и в самом Тонкинском заливе, и по реке Кам. На горизонте маячили суда 7-го американского флота. Наши саперы не сдавались. Пробирались на лодках в устье, подрывались на минах, но расчищали проход для судов. Жалко, нет сейчас в порту рабочего Чан Дин Туна. Но я расскажу, как работал минер...
Прибегает какой-то взволнованный паренек и сообщает:
— У моста Хайзыонг нашли мину. Как быть?!
Тун говорит:
— Давайте посмотрим, что-нибудь придумаем.
У моста нырнул, сначала чтобы оглядеться. Вылез на берег, стал махать руками, греться.
— Поищите веревку, и подлиннее...
Сноча нырнул, обвязал под водой мину, чуть не захлебнулся. Что теперь делать? Оставить мину в воде, а самому отплыть и тянуть ее с берега? Опасно: если с чем столкнется — взрыв. Тун вытащил мину на поверхность и поплыл с ней в обнимку, товарищ тянул его к берегу за веревку. Все обошлось благополучно.
Ле Тхан Чыон останавливается:
— Вот и ваш корабль, сгружают грузы советским портальным краном.
Над стенкой причала поднимается нос «Ижоры». Между советским судном и польским из Гдыни виднеется труба с красной полосой, на которой выведена вьетнамская звезда. А название у судна «Христо Ботев».
— Теперь этот корабль плавает под вьетнамским флагом, — улыбается Чыон.
Мимо нас пробегают двое парней с жестяными коробками под мышкой. Русские.
— Куда спешите, ребята?
Николай Толмачев, моторист, и Виктор Ряшенцев, радист, на минутку задерживаются:
— Поляки скучают, фильм несем, так сказать, в порядке культурного обмена.
Идет разгрузка сульфата с «Воткинска», подходят одна за другой машины. Вьетнамские грузчики жестами объясняются с нашими матросами.
Рядом пересмеиваются девушки. Старшая, Бинь, контролер разгрузки, поглядывая на нас, бросает какую-то фразу подружкам.
...В этом порту погиб во время бомбежки механик-электрик сухогруза «Туркестан» Николай Никитич Рыбачук...
Привыкли советские моряки ходить в порты Вьетнама...
После Хайфона, переправившись на двух паромах, мы отправились взглянуть на сказочный залив Халонг. Причудливые острова-скалы еле виднелись в пелене тумана. Моросил совсем ленинградский дождик. Захотелось домой. И тут опять встретили наших моряков.
Перед нами проплывает большая джонка, «тхуенконг». На ней помещается вся семья. Парус побольше — ближе к носу, поменьше — к корме. Срезанные сверху, натянутые на бамбуковые палки, они напоминают рыбий плавник. Окрашенные чаще всего в темно-коричневый цвет, они красивы под солнечными лучами. Сейчас паруса опущены, рыбаки идут на длинных веслах.
Разговор у нас заходит о вьетнамских лодках — в этом деле наши ребята прямо специалисты. Перебивая друг друга, они рассказывают о рыбачьих одномачтовых сампанах, о маленьких лодочках-корытцах. На них гребут лопаточками. Рыбак закидывает сеть, пугает рыбу, стуча лопаточками о лодку, затем вытаскивает улов.
— Все делает один, и не перевернется, — восхищенно добавляет курносый матросик.
— На малых водоемах разные лодочки, — солидно поясняет моряк постарше, — есть метра четыре, узкие. Рыбак сидит сзади и двигает весла ногами. Ловят рыбу с плотиков сеткой, подвешенной к шесту с грузом, вроде нашего журавля.
— Сетью даже уток ловят, — вставляет курносый, — растягивают длинную сеть на шестах, метра два высотой. Конечно, место выбирают на маршрутах пернатых: те летят низко и попадают в ячейки.
...Тем временем развиднелось. Залив Халонг снова стал изумрудным. Узкая джонка под ребристым плавником коричневого паруса скользила мимо диковинных скал: павлин, дерущиеся петухи, черепаха с поднятой головой, — тысячи островов медленно кружились вдоль нашего пути...
Унесенные тайфуном
Там, в сказочном заливе, я услышал рассказ, как попали в тайфун молодые вьетнамцы.
— У них была возможность выпрыгнуть из лодки, когда волна несла ее еще над дамбой, — объяснял мне потом в Ханое журналист Дин Ван Зуй. — Но ребята никак не могли расстаться с посудиной. Они родились в деревне и хорошо знали: 2300 донгов — столько стоит рыбацкая лодка — большие деньги для их общины.
...В стране не хватает сельскохозяйственных угодий. Чтобы расширить посевные площади, строят дамбы вдоль морских берегов, отвоевывают дно моря. Немало нужно вложить труда и денег кооперативам, чтобы засоленную почву подготовить под посевы риса или бататов.
И вот на строительстве такой дамбы в провинции Ханамнинь исчезла небольшая лодчонка. В ней было четверо: две девушки — Тонг Тхи Ням и Чинь Тхи Бай, и двое юношей — Чинь Нгок Так и Чинь Суан Чин. На розыски ребят вышли лодки, катера, большие суда. Руководство стройки сообщило о пропавших в родной их кооператив «Нгиаминь». Всей деревней искали двое суток вдоль морского берега, по устьям речек. И все безрезультатно...
Случилось несчастье 24 февраля нынешнего года. После обеда рабочие стали готовиться перевозить на узких лодках землю к дамбе, строящейся в двух километрах от берега. Люди терпеливо ждали прилива. Весенний февральский вечер упал густой тьмой на побережье. Узкий серпик луны поздно заблестел на небе. Лишь в десять часов начался прилив. Словно повинуясь неслышному приказу, из речек и каналов двинулись к дамбе лодки, груженные землей, используя ветер с суши, весла, шесты.
Лодка с четырьмя ребятами быстро достигла дамбы и остановилась у ее края. Девушки выскочили прямо в воду, плескавшуюся над верхом дамбы, и стали выгружать землю, укладывать и трамбовать ее. Внезапно сильная волна подкинула суденышко, накрыв его своим гребнем. Не раздумывая, девушки прыгнули обратно в лодку и стали вычерпывать воду солдатскими шлемами. Парни старались шестами удержать лодку на одном месте, ставя ее носом против волны. Чтобы легкая посудина не перевернулась, на дне оставили немного земли. Воду вычерпали, но тут хлынул дождь, усилился ветер. С трудом взяли курс к берегу, оторвались от дамбы метров на десять. Вдруг суденышко закрутилось, поднялось высоко на волну и через дамбу соскользнуло в море.
Ням приподнялась, пытаясь хоть что-то разглядеть вокруг, но всюду было темно, хоть глаз выколи. Исчезло даже мерцание факелов на вешках, отмечающих путь к дамбе.
«Попали в тайфун, — подумала она. — Ветер затушил факелы. Или нас далеко унесло в море, раз ничего не видно».
Вслух об этом не сказала, только крикнула:
— Вычерпывайте побыстрее- воду с кормы! Чин! Толкай лодку к берегу.
Чин всем телом навалился на шест, сопротивляясь силе ветра, и неожиданно кувыркнулся за борт. Тут было неглубоко — вода доходила ему до пояса. Но шест сломался.
— Оставайся у того борта, — сказал Так, — а я спрыгну на другую сторону. Попробуем двигать ее к берегу.
Девушки без устали, попеременно — остался один шлем, другой унесло волной, — выплескивали воду. Мальчишки упрямо толкали руками, плечами лодку вперед. Но куда? Вода уже по пояс, по шею. Они выплевывают соленую воду, захлебываются. Надо влезать обратно. Что это, продолжается прилив или их несет в море?!
Идут часы. Ребята время от времени кричат, зовут на помощь. Унесло второй шест. «Они могли бы еще добраться до берега. Силы есть, все отличные пловцы. Но лодка?
Стихает ветер, меньше становятся волны. Ребята направляют суденышко по фосфоресцирующим полосам: может быть, это лучи света с берега.
Снова ветер задул сильнее. Волны становятся все выше, длиннее. Посудину раскачивает, словно на гигантских качелях. Сломалось весло. Темнота, только вспыхивают светящиеся пятна на поверхности. Барабанит дождь по воде, зловеще шумит море. В лодке месиво, вода превратила земляной балласт в грязь. Холодно. Остался кусочек сухого пространства, меньше квадратного метра, где можно скорчиться, прижавшись друг к другу.
...Первой очнулась на рассвете Ням. Густо сеет мелкий дождик. Лениво катят огромные, как горы, валы. Посудина то взлетает вверх — тогда море видно до горизонта, то падает, словно на дно колодца, из которого заметен лишь лоскуток низкого неба.
Ням взяла шлем, зачерпнула воды — иногда реки выносят в море потоки пресной воды, — попробовала и сразу же выплюнула: соленая, даже горькая. Мучит голод. Съесть хотя бы горсточку риса. Говорят, что рыба идет косяком за судами. А тут ни одной. Чего ей за лодкой плыть, никто не выбросит еды...
Дождь на момент перестал и снова начал крапать. На море упал туман, воздух стал влажным. За весь день ни разу не выглянуло солнце. (Как узнали позднее, 25 февраля лодку отнесло от берега на тридцать километров, а потом повернуло к югу.)
Ночью увидели впереди светящиеся точки. Может быть, керосиновые лампы рыбаков? По очереди стали грести одним веслом. Напрасно. Свет не приближался. Море вдали холодно фосфоресцировало.
Усталость все больше давала себя знать, не хотелось двигаться, одолевала сонливость. Но для того, чтобы могла полежать Бай — самая слабая, — потеснились, освободили ей немного места. К утру туман начал таять.
— Корабль! — радостно воскликнул Так. — Гребем скорее!
Двое парней старались грести как можно быстрее одним веслом. Девушки черпали воду, махали руками. Судно, казалось, увеличивалось в размере, расстояние сокращалось. Прошел час. Внезапно корабль пропал.
Часа через два на поверхности моря показалась черная полоска. Неужели остров? Они и не думали, что у них еще остается столько сил. так яростно оба налегли на весло. Но остров, как и корабль, бесследно исчез. Все это было лишь игрой воображения. Мираж...
Только к вечеру ребята увидели солнце, по волне скользили последние багровые лучи. Вновь они берутся за весло, гребут к солнцу. Там должна быть земля.
Борьба со стихией продолжалась всю ночь. Вновь забрезжил рассвет. Как ребята ни успокаивали себя, что человек может долго выдержать без еды, что их спасут, силы были на исходе. Совсем ослабевшая Бай впадала в забытье.
И тут неожиданно над волной у горизонта мелькнуло коричневое пятно.
— Парус, парус!!! — закричали все, махая руками.
Парни враз навалились на весло. Ням махала рукой и вычерпывала воду. Минут через десять-двадцать парус повернул в их сторону.
Прыгая по волнам, к ним приближается бамбуковый плотик с тремя незнакомыми рыбаками.
— Ну если нас в океане встретили, значит, жить будете долго, — улыбнулся один из них.
Узнав, что ребята находятся в море несколько суток и не ели, рыбаки не стали их кормить, а дали пожевать немного сырого риса. С непривычки от боли свело челюсти.
Что делать с лодкой? Рыбаки поначалу опасались цеплять ее к плотику. Она могла на большой волне столкнуться с хрупким сооружением и повредить его. Но спасенные и тут наотрез отказались оставить лодку.
Сколько мук перенести из-за нее и теперь бросить! Нет уж, надо гнать ее к берегу. Уговорили рыбаков...
Прошла неделя, четверо снова появились на стройке и вместе со всеми, дождавшись прилива, возили землю к дамбе. На легких волнах качалась их лодка, разделившая с ребятами все испытания тайфуна...
Памятник ненависти
До встречи с коллегами из журнала «Молодежь» у нас оставалось время, и сопровождающий — By Суан Хонг повел меня по Ханою.
На широкой улице Хюэ (названной так в честь древней столицы) распахнуты двери кафе, подняты жалюзи витрин, где разложены изделия из соломки, перламутра, рогов буйвола, серебра, слоновой кости, стоят картины, покрытые лаком из сока дерева шон, резные фигурки из красного дерева.
Сворачиваем в тесные извилистые улочки старых кварталов, застроенных невысокими — самое большее двухэтажными — домиками. Среди велосипедистов мелькают велорикши — везут в коляске старика или женщину с детьми. Названия улиц чисто «профессиональные»: улица Кувшинов, Корзин, Шелка, Серебра, Шляп, Вееров, Причесок, Парусов, и еще Рыбы, Сахара, Риса... Здесь много мастерских, крохотных лавочек, небольших ресторанчиков.
На узких тротуарах толкутся покупатели, снуют любопытные ребятишки. На деревянном щите, прислоненном к дверям комнатки, объявление: «Аптека восточных лекарств. Спасение от болезней печени, туберкулеза, ревматизма». К седенькому аптекарю в черном халате, сидящему на табурете, подходят жаждущие чудесного исцеления.
Окна, витрины, двери — все распахнуто наружу, прилавки, столики выдвинуты на тротуары. На дверях, в окнах развешаны плетеные корзины, сумки, метелки, искусственные цветы. В маленьких кафе продают фрукты, сласти, вареную кукурузу и еще бог весть какие заманчивые и неизвестные мне кушанья.
Звон и грохот несется из велосипедных мастерских: по словам ханойцев, в столице тысяч 30—40 велосипедистов. Стучат ткацкие станки, стрекочут швейные машинки, продавцы и покупатели переговариваются через улицу, а из окон спокойно наблюдают за течением бурной жизни старушки, жуя красный бетель.
У дверей одной из мастерских громоздятся ярко-красные чемоданы. Рядом изготовляют барабаны — маленькие и громадных размеров. Через окно соседней мастерской видно, как делают основу циновочных картинок «манче». В углу стоят сухие бамбуковые стволы. Ствол распиливают на куски, длина которых равна ширине будущих картин. Потом бамбук мелко колют на узкие пластинки, а их связывают в прямоугольники разной длины. Затем уже художники выводят на них ярко-зеленые пальмы, голубые озера, затейливые пагоды и чешуйчатых драконов.
Еще издали слышен шум базара. Мне трудно было бы описывать все разнообразие экзотических растений, фруктов, рыб и птиц, наваленных на прилавках и прямо на земле. Какой смысл перечислять их названия, если не видел, как растут, не знаешь, каковы они на вкус? Другое дело, когда попробовал. Вот молодые ростки бамбука, лечебные клубни лотоса, небольшие речные креветки и крабы, светло-желтые короткие «королевские» бананы. В плетеной корзине груда темно-оранжевых, даже красноватых, продолговатых плодов, похожих на дыньки. Они произрастают на дынном дереве, которое еще называют папайя. Этот деликатный плод разрезают на дольки и едят чайной ложечкой. Он обладает едва уловимым земляничным ароматом и тает во рту.
В бутылочках разного калибра коричневый прозрачный соус — ныокмам. На вьетнамском столе всегда стоит пиалушка ныокмама. Он заменяет соль, да и восполняет недостаток белковой пищи. Запах у него резкий, для нас, скажем, непривычный, а вьетнамцы гурмански различают множество его сортов и разновидностей — по цвету, запаху и вкусу. Но привыкаешь к нему быстро и начинаешь ценить и не удивляться, когда видишь, как поливают ныокмамом рис, лапшу, мясо и вареный ананас (ананас здесь — нормальный «овощ»). Такой же соус — под другими названиями — принадлежность стола во всех странах этого района, но вьетнамский ныокмам считается лучшим — его экспортируют в соседние страны. Делают соус в приморских рыболовецких кооперативах. Не из какой попало рыбы, а лишь из некоторых видов. Как только привозят улов, рыбу чистят и укладывают в огромный глиняный кувшин: слой рыбы, слой соли, затем опять рыбы. Полные доверху кувшины закрывают глиняными крышками и оставляют на солнце. Месяца через два-три собравшуюся сверху резко пахнущую жидкость варят в чугунных котлах, вмазанных в печь. Это поверхностная технологическая схема приготовления ныокмама, а сколько фирменных секретов в каждом рецепте!
Пожалуй, разве что змей я не видел на ханойском базаре. Зато под Хайфоном встретил змеелова в окружении толпы зрителей. Сухонький живой старичок в солидном темном пиджаке держал на коленях продолговатую бамбуковую клетку, вроде птичьей, только с двойными стенками. Старичок был пенсионером, предающимся на отдыхе любимому занятию; он вдохновенно повествовал о повадках больших, средних и малых змей, их благородстве и терпеливости, о способах ловли; он вытаскивал для демонстрации очередную змею из клетки и рассказывал о ее вкусовых качествах. «Хорош куриный бульон, изыскан черепаховый, но лучше супа, чем змеиный, нет», — уверенно говорил он, покачивая сухонькой головой.
...На каждом углу детвора до темноты гоняет футбольный мяч. Футбол у вьетнамцев — популярная игра, да к тому же это приятная физпауза в перерывах между занятиями. Шли экзамены, и даже за полночь, примостившись под уличными фонарями, ребята читали учебники, листали конспекты. Тут же маленькие мальчишки неутомимо гоняли мяч, девочки смеялись и прыгали через веревочку; город жил привычной разноголосой жизнью, а рядом лежала улица Хамтьен. Именно сюда меня вел By Суан Хонг.
Улица Хамтьен — широкая, современная, шумная, а мы стоим и смотрим в провал. Дом, стоявший на этом месте, мертв. Обнаженное тоскливое нутро да неровная кладка стен, срезанных взрывной волной. Над ними, на постаменте — женщина держит мертвого ребенка. Лицо — маска скорби. Надпись: «Памятник ненависти к американским агрессорам. 26—12—72».
— Я проснулся, вокруг грохот, пламя, рушатся стены, душит едкий дым, — свидетельствует Хоанг Ван Зунг, житель улицы Хамтьен, работавший до пенсии в локомотивном депо. — Темнота. Я запомнил: часовые стрелки показывали 22 часа 30 минут. Американцы умели выбирать время для внезапных бомбежек населения. Б-52 волнами шли на Ханой. Кажется, их задачей было уничтожение центра, а они сбросили груз южнее. Если бы попали точно — погибла бы красавица Хюэ, а так разбомбили улицу Хамтьен — улицу Смотрящих в небо. Здесь жили по традиции астрономы.
Так исчезла целая улица и многие прилегающие кварталы. Поэтому здесь все дома новые.
У ног застывшей в отчаянье матери распускался большой красно-желтый цветок.
...В тот вечер мы сидели в бамбуковой рощице у прозрачного ручья в холле гостиницы «Тхан-лой» — «Победа». Построенная по кубинскому проекту, она сверху смотрится как упавший Б-52, на месте взметнувшегося пламени — Западное озеро. Беседовали о бессмысленном варварстве кровавых бомбардировок ДРВ, о скоротечности преимущества американцев в воздухе. У них были самолеты, а у вьетнамцев свои методы борьбы.
...Я вспомнил встречу на пароме по дороге к Халонгу с поджарым военным; на красных петличках — по звезде, в руке солдатский шлем. Генерал поздоровался с нами как старый знакомый, дружелюбно глядя внимательными, спокойными глазами человека, немало повидавшего за войну. Он сказал тогда: «Противник не мог предположить даже, что мы захватим аэродромы и наши летчики на самолетах с американскими опознавательными знаками появятся над Сайгоном. Вьетнамские летчики за считанные часы должны были привыкнуть к трофейной технике, изучить управление новыми самолетами. Наблюдатели сайгонской ПВО успели только послать запрос: «Кто летит, какая эскадрилья?!» Наши ответили: «Майбай мэй» — «Американская». И вниз, на аэродром, полетели бомбы...»
Тыа Лыонг, заместитель главного редактора журнала «Молодежь», сидевший с нами в гостинице «Победа», спросил:
— А знаете, кем был летчик, бомбивший резиденцию сайгонских марионеток?
— Нет.
— Американцы его звали Нгуен Тхань Чунг, на самом деле его фамилия Динь. Нгуенов во Вьетнаме куда больше, чем у вас Ивановых. Он жил на юге, каратели расстреляли его отца — секретаря райкома партии, мать, младшую сестру. Чунга спасло то, что он учился в другом районе. Дядя Бей, друг отца, спрятал его и помог оформить документы на новую фамилию. Парень рвался в джунгли, к партизанам, но дядя Бей не позволил:
— Ты будешь выполнять особое задание. Сейчас, главное, учись хорошо.
Окончив среднюю школу, Чунг поступил в офицерское училище. Так он стал военным летчиком. Четыре года училища, два года летной практики в США — нелегкое было время для Чунга, жившего среди врагов.
— Ты должен стать отличным летчиком, — сказал ему на прощание дядя Бей. Чунг стал им. Он научился управлять пикирующим бомбардировщиком А-37, истребителем Ф-5Е. После одного тренировочного боя в воздухе полковник, начальник американских курсов переподготовки, подозвал его, пожал руку и отечески похвалил:
— Я надеюсь, вы будете успешно командовать своей эскадрильей во Вьетнаме, в воздухе вы самый настоящий ас.
Это была высшая похвала от ветерана корейской войны.
Вернувшись на родину, Чунг постоянно передавал на нашу сторону ценные сведения, а затем получил приказ разбомбить резиденцию Тхиеу.
И тут все дело чуть не сорвалось: в этот день Чунга назначили дежурить по аэродрому. Взлететь на своем самолете он не мог. По счастью, заболел один летчик из чужой эскадрильи. Чунг вызвался подменить. Наконец-то он в кабине хорошо знакомого истребителя Ф-5Е. Неожиданно Чунг отстает от эскадрильи, круто сворачивает к центру Сайгона. С высоты он видит высокие здания, различает «дворец независимости», распластавшийся буквой Т. Он входит в пике прямо над резиденцией Тхиеу. Здание молниеносно увеличивается. Чунг нажимает кнопки, две черные капли уносятся вниз. Взрыв виден. Во дворе. Не попал. Чунг резко набирает высоту и снова пикирует. На этот раз — точно. От взрыва летят куски здания.
Остаются еще снаряды, набиты патронами пулеметные ленты. Страшный для врагов истребитель берет курс на морской порт, пикирует, обстреливает корабли, разбегающихся матросов. Все... Самолет уходит на запад, приземляется на одной из секретных площадок в освобожденном районе.
Сейчас капитан Динь Тхань Чунг служит в армии и учит молодых солдат любить и защищать свою землю.
Поделиться книгой: