Помоги проекту - поделись книгой:
— Я все приготовила. Пригласите ваших товарищей.
Но он не хотел видеть ни Эстебана, ни Уорнера. Уселся за стол и принялся запихивать в рот все подряд, без разбора.
— Что вы намерены делать дальше? — спросил хозяин дома.
Эмиль пожал плечами.
— Это зависит от командира.
— Позвольте мне сформулировать вопрос иначе. Как бы предпочли поступить вы сами? Ведь ваша война давно кончилась.
Как-то сразу, вдруг, в сознании Эмиля появилась полная ясность. Новая жизнь начнется после того, как исчезнут, сгинут люди вроде Ярдока. Законы войн обернутся против них как бумеранг.
— Я стал бы жить как вы,— проговорил он задумчиво, осторожно...— Наша жизнь осталась позади. Вот только... Мы нуждаемся в вашей помощи, потому что ничего о вашем времени не знаем.
— Это просто,— заметила женщина.— И вы будете жить в мире и счастье.
— А ваш командир? — поинтересовался хозяин дома.
— Без оружия он опасности не представляет. Но добровольно его не сложит.
— Вы полагаете, ваш начальник не сможет приспособиться к жизни без насилия?
Эмиль кивнул и добавил:
— Все мы солдаты. Мы научились убивать и при этом оставаться в живых. Это наша профессия... Я знаю, что вы хотите сказать. Что профессию можно сменить. Но лишь в том случае, если ты к этому готов.
Лазер, который Эмиль по-прежнему держал в руках, показался вдруг непривычно тяжелым, он оттягивал руку. Эмиль поднял его на уровень глаз — и к горлу подступила тошнота. Он ощутил непреодолимое желание отшвырнуть подальше этот инструмент смерти — но только еще крепче, судорожно сжал его.
Неожиданно прозвучал сигнал «общий сбор».
Эмиль даже взмок от внутреннего напряжения. «Что скажет Ярдок?»
— Солдаты! — выкрикнул тот, приняв воинственную позу.— Наши предположения подтвердились. Судьба забросила нас в будущее. Собранные нами факты позволяют мне сделать вывод, что противник оказался в состоянии нанести нашим войскам решающий удар и установил свой режим. Но мы-то живы, оружие при нас, наша воля к победе неукротима. Мы продолжим борьбу наших праотцев до победного конца.
«Ярдок помешался! — пронзила Эмиля мысль.— Его обуяла мания величия. С жалкой горсткой людей он намерен воевать против всей планеты и добиться победы там, где потерпели крах объединенные войска полушария!»
— После короткой передышки мы штурмом овладеем ближайшим городом. Под наши знамена встанут добровольцы...
На сей раз слова Ярдока не ошеломили Эмиля. Но удивлению его не было границ. Предложение Ярдока настолько не вязалось со здравым смыслом, что не стоило и секунды лишней тратить на мысли о нем.
Во избежание риска мужчин этого селения необходимо обезвредить. Командиры групп получили на этот счет соответствующие указания. Выполнять приказ!
Эмиль был не в состоянии и пальцем пошевельнуть: казалось, приказ Ярдока парализовал его. Но вот он увидел, как солдаты начали разбегаться в разные стороны, и покорно двинулся в сторону дома-гриба.
«Нет! — кричало все его существо.— Нет!»
Он всеми силами старался сбросить с себя путы повиновения. Это была война с самим собой, самая жестокая и страшная из всех, что ему довелось пережить.
И вдруг над самым его ухом прозвучал чужой визгливый голос:
— Ты подчинишься приказу?
Эти слова вернули Эмиля к действительности.
— Ярдок!
Лазер он держал наизготове, оставалось только нажать на спуск. Но командир действовал быстрее его. В какую-то долю секунды он понял, что у Эмиля на уме. Он уже поднял лазер, но в последний момент Эмиль в полном отчаянии кинулся в сторону и, несколько раз перевернувшись, оказался за высоким толстым деревом. Но разве это укрытие...
Весь путь его бегства обозначил горящий след, полоса в метр шириной — это Ярдок пустил в ход свой лазер.
Охваченный паническим страхом, Эмиль ждал, что огонь вот-вот пронзит ствол дерева. На мгновение у него остановилось сердце. Эмиль вскочил на ноги, сменил укрытие и выстрелил. Но на месте, где стоял Ярдок, никого не было.
Эмиль бежал по дороге, не замечая, что остановившиеся солдаты застыли, словно изваяния, и не сводят с него глаз. И тут до его слуха донесся крик:
— Стой!
Это был голос хозяина дома. Он и его жена медленно приближались к нему, словно вокруг никого из солдат не было.
Но Эмиль их не слушал. Во время маневров рота не раз проводила учебные бои с воображаемым противником в лабиринтах и на спецландшафтах. В их натруженных, истерзанных телах жило страстное желание: хоть единожды отстреляться скорее, чем компьютеры. Эмилю этого не удавалось ни разу, командиру — дважды.
Он знал, что Ярдок где-то притаился и подстерегает его. Эмиль снова сделал несколько кувырков, прокатился по земле, вскочил на ноги и побежал зигзагами.
Но вот что-то стало удерживать его. Он бежал, испытывая все усиливающееся сопротивление. А потом неведомая сила сжала его со всех сторон так, что он не мог сдвинуться с места.
Эмиль с удивлением увидел, что его отрывает от земли — и вот уже он воспарил над землей, как листок на ветру. Какое это чувство! С чем его сравнить?..
Высоко в зените светило солнце. Эмиль истосковался по его теплу, особенно недоставало его сейчас, когда он — надолго ли? — освободился от груза прошлого, от былых страхов.
Но вот он снова твердо стоит на земле, а перед ним — хозяин дома и его дочь. Девушка осторожно касается рукой его руки.
— Ты можешь остаться,— говорит ее отец.— А остальные погибнут. Мы отправили их в прошлое.
Неожиданный переход от света дня к ночной тьме на какое-то время парализовал солдат. Лазер Ярдока еще дымился. Командир, тяжело дыша, озирался по сторонам, не в силах осмыслить происшедшее. Дрожа от ярости, он выстроил роту и приказал рассчитаться по порядку:
— Тридцать! — бесновался он.— Только тридцать! Нет Эмиля! Где эта свинья, где этот подлый предатель?! — Он никак не мог остановиться.
И тут Уорнер бросил свое оружие в пыль у его ног. Командир даже остолбенел — настолько чудовищным был в его глазах такой проступок. Но тут же снова разъярился:
— Выходи... ты тоже... ну, я тебе покажу! — прокашлял он и поднял лазер.— Никому больше не придет в голову ослушаться моего приказа!
Но к нему уже подходили и бросали наземь оружие остальные солдаты. Ошеломленный, Ярдок не знал, в какую сторону глядеть. И тут он заметил солдат противника, а за их спинами — грохочущие турбоконтеры.
«Значит, они все-таки вышли на нас!» — с ненавистью подумал Ярдок.
— Огонь! — приказал он и с удивлением увидел, что многие солдаты подчинились приказу.
Но тут зрение его было ослеплено белой раскаленной точкой. Она сияла и жгла с такой силой, что мгновенно прогрызла Ярдока.
Предвидеть и предупредить
Из всех стихий водная, пожалуй, самая «выносливая». Велика очистительная сила морей и рек. Но и у нее есть предел… Ученые, и отечественные и зарубежные, выясняли — способность самоочищаться сильно преувеличена. (Пример тому — тревожная ситуация, сложившаяся на Черном море, которое с трудом «переваривает» сбросы приморских городов.)
На первый взгляд Северное море и реки, впадающие в него, ничем не отличаются от десятков и сотен рек и морей. Но внешность бывает обманчива. Что же случилось с Северным морем? Что происходит с реками — Эльбой и Рейном, в него впадающими?
Вот всего несколько цифр. Знаете ли вы, сколько вредных соединений покоится на дне гамбургского порта? Выяснить это попытался западногерманский эколог Рудольф Лихтфус. И посчитал — 1218 тонн: 621 тонна цинка, 124 — свинца, 321 — меди!.. Известно и другое. Эльба, Рейн и другие реки, текущие по Западной Европе, на дне которых обнаруживаются такие уникальные «россыпи», — важнейшие экосистемы с уникальной флорой и фауной, и их разрушение грозит невосполнимыми бедствиями. Вместо того, чтобы поить море чистой пресной водой, они несут в него тысячи тонн грязи и химических отходов.
Рыбаки Эльбы первыми почувствовали последствия «индустриализации». Сейчас в Северном море все чаще попадаются рыбы с нарывами. Причина заболеваний — отходы химических концернов. Достаточно вспомнить последнюю катастрофу на Рейне, когда в реку попали горящие химикаты со складов огромного химического концерна в Базеле. А Рейн, как известно, впадает в Северное море…
Да, похоже, самому морю и рекам с загрязнением уже не справиться. Нужна срочная помощь. Одна западногерманская фирма разработала недавно проект плавучей понтонной фабрике по сортировке и уничтожению ядовитых отходов. Она способна очищать воду и песок, загрязненные нефтью и маслами. Словом, борется с уже свершившимся злом. Но как не допустить его?
Невзирая на протесты общественности и предупреждения ученых, строительство промышленных объектов, загрязняющих реки Западной Европы, продолжаются. В ФРГ это называется «Программой освоения жизненного пространства» И подкупленные экологи утверждают: «Река «работает» нормально...»
Следы в океане
На губчатом куске шлака сидят, прочно вцепившись в него, два сероватых существа, напоминающие стилизованные изображения факелов. Сходство усиливают известковые пластинки, похожие на язычки пламени. Это скальпеллюмы — разновидность усоногих рачков. Они попались в трал на глубине девятьсот метров, где им вроде бы делать нечего, поскольку дно сплошь выстлано мягкими илами.
Я сижу в пустой лаборатории и разглядываю это чудо природы. На илистых грунтах скальпеллюмы жить просто не могут. Их личинкам нужен твердый субстрат, к которому они могли бы прикрепиться. И здесь личинки таковой нашли — в виде вот этого куска шлака, во время оно выброшенного с какого-то судна. Почему во время оно? А вы найдите в наше время океанский пароход-угольщик! Суда ходят на соляре, в худшем случае — на мазуте. Пароходы вымерли, как динозавры. И памятью о них остался этот шлак, послуживший теперь субстратом для скальпеллюмов,— своеобразный символ вмешательства человека в жизнь океана. Символ всей совокупности тех явлений, которые называют словом «загрязнение». Не хочется повторять то, что уже написано по этому поводу — а написано много,— и я просто расскажу о некоторых собственных впечатлениях.
Что можно увидеть с борта судна? Нефтяная пленка на воде видна даже в центральных районах океана. Об этом хорошо написал Тур Хейердал... Много чего попадается в тралах или просто плавает в воде. Однажды, когда мы шли от Канарских островов в сторону Азоров, я за день наблюдений прикинул, что в среднем каждые 20 минут мы проходили мимо какого-то следа человеческой деятельности: то это были пластиковые бутылки, то просто обрывки пластика, картон, деревянные обломки и прочее, прочее... Легко посчитать — при нашей скорости в 12 узлов,— сколько рассеяно этого «добра» по поверхности океана.
На шельфе и материковом склоне Западной Африки креветочные поля усеяны пивными бутылками. Появилась даже примета: если днем в трал попадается пять-шесть бутылок, ночью можно надеяться на промысловые уловы креветок...
Тайна велосипеда
Однажды мы поймали в трал... велосипед. Практически целый и не очень заржавевший. Кто мог бросить его в открытое море — вдали от крупных портов? Я поудивлялся, поудивлялся, а потом как-то забыл о находке.
Разгадка пришла неожиданно и в совершенно другом месте. Мы работали в открытых частях Гвинейского залива, почти на экваторе. Ночью лежали в дрейфе, изучая всякую живность, подходившую на свет, а днем выполняли гидрологические работы.
В те годы Суэцкий канал был закрыт, и нефть из Персидского залива супертанкеры везли в обход Африки. Место наших работ находилось прямо на их трассе. Раз в день — как по расписанию — в пределах нашей видимости проходил нефтяной колосс: пустой — на юг, сидящий в воде почти до обреза бортов — на север.
В тот день мы выполняли глубоководную гидрологическую станцию. Я уже опустил серию батометров, выждал положенное время и бросил посыльный грузик. Он ударил по замыкателю поверхностного батометра, тот перевернулся и освободил следующий грузик, заскользивший вниз по тросу.
Как и положено, я стоял на банкетке, и, щурясь от солнечных бликов, разбрасываемых волнами, сжимал в руке трос — вроде щупал пульс: ждал, когда легким, чуть заметным рывком троса мне просигналит очередной грузик, стукая по замыкателю ниже расположенного батометра. Эти сигналы извещали, что в черноте глубин один за другим медленно переворачиваются батометры, захватывая для исследований пробы воды.
Неожиданно меня окликнул капитан:
— Николаич! Ты еще долго?
— А что?
— Да вон, смотри, какая бандура надвигается!
Я обернулся и увидел почти на горизонте уже привычный силуэт супертанкера.
— Да он же далеко! Успеет обойти: у нас ведь сигнал на мачте есть, что мы не можем управляться!
— Может, обойдет, а лучше убраться с его дороги!
— Ну хорошо! Выбираю. Вира!
Матрос повернул контроллер, трос дрогнул, первый батометр вынырнул из воды — и пошло. Жужжала лебедка, постукивал тросоукладчик, разгуливая по направляющим взад и вперед; повизгивал блок-счетчик, и стрелки на нем согласованно бежали по кругу; подрагивал трос, сбрасывая на мою голую, давно сожженную-пережженную спину прохладные капли воды.
Я смотрел в воду, ожидая очередной батометр. Как только он, сначала проступив смутным светлым пятном сквозь синеву, выныривал из воды, я взмахивал рукой. Лебедчик переключал скорость — батометр медленно подплывал к моим рукам. Еще на ходу я привычным движением снимал посыльный грузик, бросал в ящичек, левой рукой хватал тело батометра, прижимал его к себе, а правой откручивал фиксирующий барашек. Рывок, взмах, щелчок контроллера — и я уже иду ставить батометр на его место в стойке.
Каждый раз, возвращаясь на банкетку, я бросал взгляд на танкер. Казалось, он стоял на месте — его очертания не менялись, лишь раз от разу увеличивались. Он шел прямо на нас. Капитан все чаще выходил на крыло мостика и наконец обосновался на нем, поглядывая то на танкер, то на меня.
Потом капитан сорвался с места, и я услышал, как он кричит по-английски в трубку радиотелефона, перейдя на международный канал, специально предназначенный для переговоров между встречными судами:
— Танкер, идущий с юго-востока! Ответьте двенадцать пятьдесят седьмому!
Никакого ответа.
— Танкер, идущий с юго-востока, танкер, идущий с юго-востока! Измените курс, я веду работы, не в состоянии управляться!
Опять молчание.
А контуры танкера росли — стали различимы невооруженным глазом некоторые подробности его надстройки. Огромная, с семиэтажный дом, с двумя крыльями-галереями, выступающими по бокам мостика, она, казалось, уже нависала над нашим судном...
— Ну что там? Много еще у тебя? — не выдержав, надсадно крикнул мне капитан.
— Закончил! — крикнул я в ответ и оторвал от троса последний батометр.
Матрос дернул контроллер, над планширем показался раскачивающийся каплевидный груз, а капитан уже кричал вахтенному штурману:
— Давай полный!
Из трубы вырвался черный выхлоп, дизель негодующе взвыл, и наш СРТМ буквально прыгнул в сторону от надвигающейся громады.
Танкер прошел мимо, с громким шелестом рассекая воду и распространяя удушливый запах сырой нефти. В рубке, пронесшейся над нами, не видно было ни души. И никто не вышел на крыло мостика.
— Тоже мне, «Летучий голландец»!— зло сказал капитан, но голос его повеселел.— Обойдут, как же! Задавили бы, не моргнув! Шпарят на автопилоте.
В последний момент я успел заметить, что у дверей, ведущих на палубу, прислонен к переборке велосипед, и тут же вспомнил загадочную находку. Все ясно: попробуй обойди за вахту — да не один раз! — сотни метров палубы такого танкера с ее многочисленными трубопроводами и вентилями! Вот донкерман и приспособил велосипед. Наверное, с палубы подобного танкера и смыло тот, что подняли мы в открытом море...
А сам танкер представляется мне с тех пор эдаким рукотворным монстром, который со скоростью 15—20 узлов пересекает морские пространства, оставляя за собой нефтяную пленку и распространяя вокруг тяжелый запах сырой нефти.
«Вижу буй!»
Не помню уж, когда и где прочитал я, что в Тихом океане, в зоне конвергенции (так называется место, где встречаются два океанических течения) скапливается огромное количество всяких плавающих предметов. Особенно поразили мое воображение миллионы деревянных подметок от японских сандалий — гэта, сносимых течением в эти места.
Поделиться книгой: