Помоги проекту - поделись книгой:
В следующем ряду ремесленники корпели над изготовлением джамбий — кинжалов. Их носят почти поголовно все йеменские мужчины. Зачастую по нескольку штук сразу. Костяная рукоять украшена тонкой резьбой, золотом или серебром.
Мартэн залюбовался работой одного из резчиков. Рядом на корточках сидел мальчик-подмастерье и занимался странным делом: собирал стружки и обрезки.
— Что ты собираешься делать с отходами? — поинтересовался ученый.
— О, мне дадут за них хорошую цену.
Пока Мартэн размышлял, как бы выманить у мастера более точный ответ, мальчик приоткрыл ящик с заготовками... Судьба второй половины контрабанды была разгадана! Среди бычьих и коровьих рогов Мартэну бросились в глаза носорожьи! Вот почему так бережно собирались обрезки. Много позже ученый выяснил, что эти отходы предприимчивые перекупщики отправляли в Сингапур и Гонконг. Мгновенная догадка оказалась верной. Искомая страна, крупнейший потребитель рогов — ЙАР.
Как только у здешних мужчин завелись деньги, они кинулись приобретать джамбии с рукоятью из рога носорога — самые престижные, доступные прежде только богатеям. Спрос немедленно отозвался на ценах: в 1974 году за килограмм рога давали 35 долларов, в 1979 — 500! И пошла цепная реакция алчности: контрабандисты, оптовики, охотники, коррупция среди руководителей национальных парков... В год добывали примерно восемь тонн рога — тысячи и тысячи погибших животных.
Находки вице-президента открыли второе дыхание секции МСОП, в которой он работает. Активность переключилась на покупателей преступного товара. К каждой группе населения в той или иной стране нужен свой подход. У кого-то можно пробудить совесть. Другим важно предложить практическую альтернативу. Например, снадобья из запретного сырья можно вытеснить с рынка по-настоящему эффективными лекарствами, рекламируя их, а то и удешевляя за счет субсидий. Знахарей можно попытаться переубедить — пусть пользуются «лекарствами» из рогов и кож широко распространенных животных. Рукояти тех же джамбий надо бы изготавливать не из такого бесценного материала!.. (В 1982 году правительство ЙАР запретило ввоз в страну носорожьих рогов и изделий из них.)
Экологи не столь наивны, как может показаться. На легкий и быстрый успех они не рассчитывают. Но хорошо то, что они нащупали корень зла. В Северный Йемен направлена группа этнографов с заданием найти обоснованный довод против изготовления пресловутых рукоятей джамбии. Если запретишь легальную продажу, возникнет черный рынок. Значит, надо изучить традиции, верования, поверья — и за что-то уцепиться в пропаганде других материалов. Такую же работу по воспитанию покупателей надо вести в Малайзии и Индонезии, в Таиланде и других странах, где покупатели создают спрос на запретный товар. Как это ни сложно, другого выхода нет.
Кукурузные хлопья для суни
Ранним утром зоопарк безлюден. Пустынны мокрые, устланные опавшей листвой дорожки и аллеи, бросаются в глаза осиротевшие вольеры с низкими оградами из природного камня. Двери некоторых зимних павильонов открыты настежь — там идет утренняя уборка, а рядом терпеливо дожидаются ее окончания животные...
Таким я увидел в Двур-Кралове-над-Лабем восточночешский зоопарк «Африканское Сафари», или как его еще иногда называют — Зоо-Сафари. Здесь находится и Институт защиты генофонда — пока единственный в мире. Здесь я и должен был встретиться с заведующим отделом исследования основных физиологических параметров животных инженером Петром Шпалой. Именно благодаря его работам в «Африканском Сафари» сейчас получено самое большое стадо двурогих белых носорогов — 10 животных. Что это значит, легко представить, учитывая, что они практически исчезли. В Судане обитает примерно 15—20 носорогов этого вида, а в зоопарках мира их находится всего пять.
Однако получилось так, что в день моего посещения центром событий в зоопарке стала зебра Аида...
Все началось с того, что однажды в вольере, где находились зебры, подрались самцы. Схватка была жестокой. И каким-то образом между ними вклинилась Аида. Один из самцов и лягнул ее. В результате — перелом тазобедренных костей. Ветеринарные врачи установили, что принести потомство зебра не сможет. Но главное — при родах она может погибнуть, если ей вовремя не помочь. После лечения за Аидой вели тщательное наблюдение. И когда наступил момент родов, заведующего больницей доктора ветеринарных наук Юрия Вагала разбудили среди ночи. Но едва он появился в вольере, вдруг выяснилось, что рядом начались роды у жирафы. При таких обстоятельствах эти животные пугливы и подозрительны. Займись врачи Аидой, другие зебры в вольере наверняка бы заволновались. А услышав шум, жирафа обязательно бросит новорожденного, и малыша спасти уже не удастся. Положение создалось критическое. И принято было, очевидно, единственно правильное решение — дождаться, пока жирафа уведет новорожденного, и лишь после этого заняться Аидой. Помочь ей могла только операция, к которой уже все было готово.
Операция длилась не один час. Детеныша Аиды спасти не удалось, но за жизнь зебры борьба продолжалась...
Как объяснил мне заместитель директора зоопарка инженер Йозеф Томан, ветеринарная больница в «Африканском Сафари» оснащена современным оборудованием, врачи опытные, а второй такой операционной ни в одном зоопарке Чехословакии больше нет. Позже я и сам убедился в этом, увидев необычный операционный стол площадью не менее 15 квадратных метров. Ведь приходится иметь дело с крупными животными, вес которых сотни килограммов и размеры довольно внушительные. Этот стол при помощи электропривода может менять положение как по высоте, так и устанавливаться под любым углом наклона. Ежегодно здесь делается 3—4 тысячи операций. А если необходимо, изготовляют и протезы для животных.
Кроме операционной, в ветбольнице имеются гематологическое, инфекционное и патологическое отделения, где работают 12 врачей, из них 3 доктора ветеринарных наук. Штат большой, потому что в Зоо-Сафари сотни зверей.
— Например, первую антилопу лошадиную,— рассказывал мне Йозеф Томан,— привезли в зоопарк в 1972 году. От нее пошло потомство, которое сейчас насчитывает 212 животных этого вида. Нужно ли так много зоопарку? Для исследований, проводимых Институтом сохранения генофонда, необходимо.
Дело в том, пояснил Томан, что самки антилоп не всегда могут вскормить новорожденных своим молоком. По разным причинам. И малышам давали молоко антилоп другого вида. Ученые считали это вполне разумным. Но вот сотрудники института в такой практике засомневались. Они задались простым на первый взгляд вопросом: почему у одного из видов антилоп из 13 новорожденных обычно выживает всего 4? Хотя такое положение и считалось вполне нормальным. В институте определили точный состав материнского молока этих антилоп и в соответствии с ним приготовили искусственное молоко, которым стали вскармливать малышей. И вот в Зоо-Сафари из 12 новорожденных антилоп выживает 9 детенышей. Результат, которого не добивались ни в одном зоопарке мира...
— Но чтобы правильно определить состав материнского молока,— подытоживает Йозеф Томан,— необходимо исследовать его не менее, чем у сотни здоровых животных. Не поедешь же в Африку из-за этого.
Позднее я узнал, что и от антилоп куду мали на сегодняшний день в Зоо-Сафари родилось более 150 детенышей, а на маленьких антилоп кобус лехе уже ведется целая племенная книга — их здесь самое большое стадо в мире.
Всего на земле обитает 171 вид парнокопытных животных, а состав материнского молока известен лишь у 15. За последние несколько лет в Институте защиты генофонда изучен состав молока еще у 5 видов этих животных...
Наш разговор был прерван появлением Юрия Вагалы. Заведующий ветеринарной больницей не выказывал после трудной операции и тени усталости.
— Думаю, все будет нормально,— сдержанно произнес он, снимая халат.— Жива останется Аида, побегает еще. Прямо скажу, в ветеринарной практике зоопарков благополучный исход такой операции — событие значительное...
А я в тот момент подумал о том, что, наверное, и сам факт создания «Африканского Сафари» тоже не отнесешь к событиям рядовым. Когда в 1965 году директором тогда еще обычного зоопарка стал Йозеф Вагнер, он был твердо убежден: зоопарк должен существовать не только для показа животных, но в большей степени — служить сохранению генофонда редких и исчезающих видов. И в первую очередь — тех, что находятся на грани вымирания. А как известно, двурогие белые носороги через два-три десятилетия вообще могут исчезнуть. Но в зоопарке этот вид животных можно сохранить для будущих поколений и вернуть их на Африканский континент.
С 1969 по 1976 год директор зоопарка вместе с чехословацкими учеными совершил восемь экспедиций в Центральную, Восточную и Южную Африку. За эти семь лет в Зоо-Сафари было доставлено 800 животных — все виды зебр, жирафов, антилоп, носорогов; 600 редких птиц, несколько сот змей. Антилопы и зебры плыли сначала на судах до Гамбурга, потом по реке до города Колина, затем ехали на машинах. Путь их длился почти два месяца. Белые носороги летели самолетом...
В 1980 году в «Африканском Сафари» начал работать Институт защиты генофонда, о котором я теперь кое-что уже знал. Но меня особенно интересовала судьба белых носорогов...
— Сначала вы должны увидеть Суни,— сказал Петр Шпала и, взяв со стола полиэтиленовый пакет, наполненный какими-то сероватыми гранулами, поднялся.— Пойдемте...
Я едва успел познакомиться с сотрудниками его отдела, вернее, сотрудницами: кроме заведующего и доктора Ростислава Покорного, остальные пять человек — девушки. В отделе все члены Союза социалистической молодежи Чехословакии. У нас бы их называли комсомольско-молодежным коллективом.
У длинного одноэтажного здания нас ждал Мирослав Свиталский. Я получил краткую, но красноречивую характеристику Мирослава — влюблен в белых носорогов. В зоопарке он оказался по счастливой для него случайности. Раньше Свиталский был лесорубом. Но вот однажды выдалась очень снежная зима, из-за заносов в лесу работать было невозможно, и лесорубов направили в Зоо-Сафари на расчистку снега. Тогда-то и увидел впервые Мирослав белых носорогов, очень привязался к этим животным, да так и остался в зоопарке.
Видимо, и впрямь можно полюбить носорогов. Но сейчас, глядя на них сквозь толстые решетки из деревянных брусьев, я невольно подумал — приближаться к ним или поостеречься. Белый носорог — второе по величине после слона сухопутное животное, весит оно более трех тонн. Однако эти массивные толстокожие животные оказались довольно общительными и любопытными. При нашем появлении они, громко сопя, поднялись с устланного сеном пола, бесцеремонно просовывали меж брусьев свои мощные рога. Такими при желании можно и кирпичную стену проломить.
Но мои опасения у Мирослава вызвали лишь снисходительную улыбку.
— Да нет,— успокоил он,— они понятливые. Это вот Суни, а рядом с ним Набире. В соседнем загоне — Насы, самая старшая среди них.
— Обязательно познакомьтесь с Суни,— сказал Петр Шпала и, захватив из полиэтиленового пакета горсть гранул, бросил в открытую пасть носорога.— Хотите попробовать? — неожиданно предложил он, протягивая мне пакет. Заметив мою нерешительность, подал пример. Отказываться стало уже неудобно. Беру несколько «воздушных» гранул и... ловлю себя на мысли, что по вкусу они очень напоминают кукурузные хлопья. Что это было на самом деле и почему я должен был познакомиться именно с Суни, выяснилось дальше.
Раньше считалось, что если звери сами выбирают себе корм, то это и есть самое правильное. Мол, уж они-то не ошибутся, возьмут именно то, что им необходимо. И вот, долгое время наблюдая за животными, Петр Шпала несколько усомнился в этом. Например, гориллы из всех фруктов и овощей, которые им давали, постоянно выбирали бананы. Почему? Ответ напрашивался сам собой — бананы вкуснее. Но если так, то неразборчивость в самостоятельном выборе корма наверняка повлечет за собой нехватку в организме животных белка, минеральных солей или витаминов. А это приведет к болезням и может отразиться на потомстве. Тем более известно, что в зоопарке звери живут в иных условиях, чем на природе. И даже если привозить им привычный корм из Африки, здесь некоторые составляющие все равно могут не усваиваться.
Поэтому надо было сначала изучить, чем питались звери у себя на родине, а затем найти равноценную замену содержавшимся в природном корме веществам. Именно этой проблемой не один год и занимался отдел Петра Шпалы. Перепробовали не один десяток видов таких добавок, пока не была разработана научно обоснованная программа ежедневного добавления в пищу животным необходимых веществ.
Теперь в «Африканском Сафари» состояние здоровья каждого зверя определяется по 39 параметрам. Данные поступают в информационно-вычислительный центр, анализируются, затем выдаются рекомендации по нормам кормления животных, содержанию в корме витаминов или микроэлементов.
Но на этом ученые не остановились. Они создали совершенно новый вид корма получаемый при помощи так называемой экструзией технологии — все вещества, содержащие необходимые химические элементы, перемешиваются измельчаются, затем обрабатываются под большим давлением и при высокой температуре. Получаются те самые сероватые гранулы, которыми и угостил меня Петр Шпала. Этот вид корма был им и запатентован.
В 1980 году чета белых носорогов принесла детеныша, которого назвали Суни. Но его родители уже питались кормом с химическими добавками, разработанным отделом исследования основных физиологических параметров животных. Потому и дали крепкое и здоровое потомство.
— Сейчас белый носорог у нас в зоопарке живет и размножается нормально,— заметил Петр Шпала.
И теперь чехословацкие ученые по праву гордятся тем, что по решению Международной организации защиты животных «Африканское Сафари» признано центром по сохранению генофонда белых носорогов. И скоро часть этих животных будет отправлена в Судан.
Мы шли с Йозефом Томаном по проселочной дороге. Густые заросли деревьев и кустарника подступали с двух сторон и были в основном еще зеленые — листва неохотно перекрашивалась в цвета осени. Остались в стороне вольеры, павильоны и подстриженные газоны. Впереди открывалась широкая скалистая расщелина, по дну которой среди камней шумела мелководная речушка. Это уже вторая часть «Африканского Сафари».
Дорогу нам преграждают широкие деревянные ворота, на которых предупреждающая надпись о том, что здесь гуляют дикие животные, надо быть внимательным.
— Вообще-то у нас в зоопарке живут звери со всего мира,— говорит Йозеф Томан.— Есть азиатские тигры, американские пумы, австралийские кенгуру... Но африканские все же преобладают. Сейчас площадь Зоо-Сафари 78 гектаров, две трети его отданы животным. На природе они чувствуют себя превосходно. И все это благодаря Йозефу Вагнеру. То, что сделал он для сохранения африканских животных, трудно даже оценить. — Теперь его дело продолжает Ежи Свобода — три года назад он стал директором нашего зоопарка. Зоо-Сафари первым среди зоопарков соцстран начал давать Мировому компьютерному банку данных сведения о парах животных...
Возвращаясь, мы прошли мимо вольеры с енотовидными собаками. Йозеф Томан неожиданно остановился и сказал:
— Хотите в подарок собаку?
Конечно, то была шутка, но, как говорится, с большим смыслом. В Зоо-Сафари сейчас 41 енотовидная собака, хотя в других зоопарках ЧССР эти животные не размножаются. Так что для природы это действительно неоценимый подарок.
Банан, нефть и креветка
Банановая ягода
Урок начался на плантации. Учителем был начальник участка опытный агроном Альфредо Эррера.
— Давайте «танцевать от печки»,— предложил я.— С чего начинается банан, а точнее — банановая плантация?
— Еще не так давно начиналась с расчистки сельвы,— ответил Эррера.— Считалось, что молодым растениям нужна тень — большие деревья оставляли, а подлесок и лианы вырубали. Прокладывали дренажные канавы, выравнивали землю и метров через 5—6 копали ямки для посадочного материала. Когда молодые растения достигали метровой высоты, сводили деревья, распиливали и вывозили — на быках. Бананы подрастали, и тем временем участок очищали от поросли. Так начинали создавать плантации в начале века, и этот метод применяли до 50-х годов. С появлением индустриальных методов выращивания бананов, с укрупнением плантаций, применением механизации и химизации, банановые хозяйства стали создаваться и на равнинной местности по всему побережью.
— Вы сказали «посадочный материал». Не семена и не саженцы?
Эррера протянул мне банан:
— Попробуйте найти в нем семена. Их нет! Банан размножается вегетативно, кусками корневища. Отсутствие семян в плодах культурных сортов банана — лишь одна из удивительных черт растения. Огромное количество пальцев, которые как бы привязаны к стеблю, нанизаны на одну ось. Что это — гроздь, связка? Нет — одна огромная... ягода! — заключил Эррера.— А вообще банан — растение удивительное по многим статьям. Где мы сейчас находимся? Вы говорите: «В банановом лесу». Но это не лес, и банан — не дерево. Это гигантская тропическая многолетняя трава.
Эррера погладил ствол банана, напоминающий трубку, свернутую из многих слоев коричневой оберточной бумаги.
— Вот вы опять не правы — говорите «ствол»,— продолжал он.— А это ложный ствол. Настоящий — клубневидный — в земле. Называют его корневищем,— продолжил урок Альфредо Эррера.— У него множество длинных гибких корешков в палец толщиной. Их режут на куски и получают посадочный материал. На каждом отрезке должен быть «глазок» — так иногда сажают картофель. Удивительно жизнеспособное растение: достаточно отрезок положить в ямку, присыпать землей, и он дает побег.
— Все же: если вспомнить, что банан — не дерево и не куст, а трава, выходит, что это стебель? — ответил я.— Так?
— Нет! — Начальник участка с явным удовольствием играл в «школу».— Это — свернутые в плотную трубку основания листьев. Через три-четыре недели после посадки вылезает на поверхность первый лист. Он свернут в плотную трубку. Из нее и лезут лист за листом. Их трубчатые основания плотно прижаты друг к другу и образуют то, что все принимают за «ствол» бананового «дерева».
Эррера подозвал рабочего, тот коротким взмахом мачете отсек лист, и вдвое они растянули его на земле. Эррера достал рулетку:
— 3 метра 10 сантиметров — длин 70 сантиметров — ширина,— произнес он, распрямляясь.— Есть и побольше — четыре метра в длину и метр в ширину. Я бы назвал банан еще и «умным» растением: в жару листья обвисают, края их загибаются внутрь, поры на внутренней стороне сокращаются — испарение минимальное. В прохладную и дождливую они распрямляются, края загибаются кверху, нижняя сторона растягивается и поры расширяются.
— Но главное ведь в банане — плод, то есть ягода!
— Каждое растение дает только одно соцветие, которое потом превращается в одно, и только одно, соплодие. Его называют связкой. Когда она созревает, весит 50—60 килограммов. В ней от двух до трех сотен пальцев-бананов. Это происходит через 13—15 месяцев после посадки. Отплодоносив, наземная часть отмирает. Корневище, меж тем, дает несколько побегов. Но оставляют только один.
Плантация может существовать и плодоносить долгие годы: важно правильно выбрать дочерний побег. У нас вегетационный период длится круглый год. Плантацию делят на участки, оставляя побеги различного возраста. Можно добиться, чтобы плантация плодоносила круглый год.
Мы стоим возле «пня», который возвышается над землей метра на полтора.
— Это банановый водопровод, временем поверхность освежат, срежут с наклоном в другую сторону. Пока дойдут до подножия, водопровод исправно действует.
На земле, возле растения, в пластиковом пакете лежала «лапа» ярко-желтых плодов.
— Видите ли, мешки защищают плоды от солнечной радиации, от насекомых, создают необходимый микроклимат, в мешке теплее, и связка дозревает равномерно.
Мне трудно представить, зачем нужно в этой экваториальной жаре и духоте, чтобы было «еще теплее».
— Пластиковый мешок — еще и свидетельство высокой технологии,— раздается мерный голос Эрреры.— Применяют их далеко не во всех хозяйствах, это повышает себестоимость продукции. Бананы снимают зелеными в любом случае — хоть на экспорт, хоть на внутренний рынок или для личного потребления. Дозревать они должны срезанными, или не приобретут присущий им деликатный вкус и аромат.
— А если все же оставить плоды созревать на растении?
— Увы, такие плоды безвкусны, кожура их лопается, на них набрасываются насекомые и птицы. Они годятся разве что на корм скоту.
Среди рядов высоченных — по восемь-десять метров — «травинок» копошились уборщики. Их было трое: Антонио Арробас и Висенте Китувисаки проработали на плантациях лет по двадцать; Эухенио Пасторисо, невысокий паренек, еще только учился на бананщика.
— Антонио, Висенте,— позвал Эррера,— покажите гостю, как срезают связку.
— Я думаю, эта уже созрела.— Арробас коротким ножом, прикрепленным к длинному шесту, сделал надрез, и огромная связка стала медленно опускаться. Висенте, приладив на плечо подушку, ловко принял связку.
— Больше сотни фунтов потянет,— проговорил Висенте и направился к подвесной кабельной дороге на просеке. Пока Висенте и Эухенио прилаживали связку к большому крюку, Эррера срезал с нее два банана и рассек их поперек.
— Смотрите, если внутри обнаруживается «орех» — темное пятнышко, связка на экспорт не годится. Разумеется, это проверяют, пока она еще не срезана.
Две работницы быстрыми движениями принялись обрывать крохотные цветки, присохшие к пятиугольным «звездочкам» плодов.
— Ну вот — теперь связка пойдет в цех,— завершил урок Альфредо Эррера.
Большой навес — и есть цех, в котором обрабатываются поступающие с плантации бананы. Возле бетонных чанов мойщики и упаковщики отделяли от стебля лапы, в каждой по дюжине бананов, и в алюминиевых подносах взвешивали на порции по 40 фунтов, потом лапы окунали в растворы — это первичная дезинфекция плодов. В тех же подносах по транспортеру бананы двигались дальше: их опрыскивали, обрабатывали основание лап, чтобы не загнили по пути.
И вот уже подростки наклеивают на каждую лапу по три-четыре круглые этикетки с названием фирмы. Бананы укладывают в картонные коробки, добавляя разрозненные пальцы до нормы — 10 килограммов. Заканчивается конвейер в кузове грузовика...
Так лет десять назад впервые познакомился я с основами банановодства плантации компании УБЕСА. На компанию приходилось тогда более десятой части бананового экспорта Эквадора.
Детские болезни «плода мудрецов»
Над просторной площадью, ограниченной белой, как лебедь, церковью, розовым особняком асьенды «Эль-Карон» и двухэтажным зданием цеха, висел аромат шоколада. Густой и липкий запах источали плоды какао, полуметровым слоем покрывавшие площадку. Мальчик лет двенадцати, присев на чурбан, наклонялся, брал плод, выдавливал зерна и отбрасывал кожуру в одну сторону, зерна — в другую. Второй подросток грабельками ворошил подсыхавшие бобы.
— Какао в нашем хозяйстве на вспомогательных ролях...— управляющий асьенды словно извинялся за пахучую операцию, производимую подростками. Я приехал сюда, чтобы разузнать о бедах, которым подвержен банан. О чем и расспрашиваю управляющего.
— Сильнее всего он страдает не от засухи,— отвечает он,— влагу ведь можно компенсировать орошением. И не от перепадов температуры. Первейший враг — грибковые болезни. Впрочем, сеньор Солис — специалист по этой части, он вам все расскажет.
Боливар Солис получил сельскохозяйственное образование в СССР. Сейчас он — один из ведущих специалистов в экспортной компании «Рейбанпак».
— У нас выращивают в основном бананы двух сортов — «джайент кавендиш» и «гросс Мишель». Есть и другие — «королевский», у него — миниатюрные нежные плоды с привкусом ананаса, но он не выдерживает транспортировки на дальние расстояния. «Филиппино», «валери», «лакатан» идут на внутренний рынок: они хоть и устойчивы к заболеваниям, но, к сожалению, малопродуктивны.
В древности банан наградили латинскими названиями, что значат «райский плод» и «плод мудрецов». Родина растения — Южная Азия. Оттуда банан перебрался в Африку, потом — в Америку. И повсюду основным сортом был изобильный «гросс мишель». Так было и у нас в Эквадоре. Но «гросс мишель» подвержен фузарезу — грибковому заболеванию.
Бурная вспышка заболевания поразила «банановые республики» в начале 70-х годов. В Эквадоре плантации «гросс мишеля» стали быстро и повсеместно сокращаться, а посадки «кавендиша» возросли почти в пять раз.
— Но ведь и «кавендиш» болеет,— продолжал Боливар Солис.—У него своя ахиллесова пята — желтая сигатока: листья, пораженные ею, покрываются желтыми пятнами, сохнут, плод перестает развиваться. Потом в Гондурасе появилась черная сигатока. Она перебросилась в Коста-Рику, в Панаму, вернулась в Никарагуа, заявила о себе в Доминиканской Республике. В начале 1982 года она объявилась на территории Колумбии. А ведь от качества урожая зависит доброе имя хозяйства, экспортный престиж,—подытожил сеньор Рамирес.— У нас многое определяют рынки сбыта.
Ежегодно на знаменитых ярмарках в «банановой столице» — Мачале показывают результаты своего труда, выставляют лучшие связки основные экспортеры банана. Жюри из квалифицированных специалистов и представителей местных властей оценивает результаты. Лет тридцать назад вполне приличной считалась связка весом в 80 фунтов из 10—12 лап. В последние же годы связки-победители весили по 150—160 фунтов, да и размеров достигали внушительных — под два метра.
В начале века в сельском хозяйстве Эквадора царствовало какао, потом трон занял кофе, в годы второй мировой войны господствовал рис. В конце 40-х годов правящие круги страны решили сориентировать национальную экономику на выращивание и экспорт бананов. До начала 70-х годов Эквадор жил почти исключительно за его счет.
Поделиться книгой: