Помоги проекту - поделись книгой:
— Вернемся домой, я обязательно вытащу тебя, Семен, в Москву.
— А разве вы из Москвы? — удивился Семен.— Ведь у вас совсем не русская фамилия.
Бывший командир улыбнулся и уклончиво сказал, что в Москве живут люди многих национальностей. Тогда Семен Чебан не мог знать, что под именем Пабло Фрица воевал с фашистами Павел Иванович Батов.
На этом они расстались...
Вернуться на фронт Семену Чебану, однако, не пришлось. Он был отозван в резерв штаба, находящегося в Валенсии. Там, на тихой зеленой улице Альборая в доме номер шесть, разместилась маленькая советская колония, руководитель которой пожилой, болезненного вида человек отдал Чебану весьма необычное в боевой обстановке распоряжение: отдыхать, набираться сил.
Впрочем, скучал Семен Чебан недолго.
Как-то под вечер в его маленькую комнатку на одной из брошенных пригородных вилл заглянул широкоплечий русский майор с густой шевелюрой и широкими, словно усы, бровями. Чебан раньше видел его, когда майор приезжал в штаб интербригады и уединялся с Матэ Залкой и начальником разведки, слышал, что его зовут Ксанти (Ксанти — впоследствии один из руководителей советской военной разведки, Герой Советского Союза генерал-полковник Хаджи-Умар Мансуров.), но кто он и чем занимался, не знал.
Неожиданный гость начал с вопроса, который озадачил хозяина:
— Как ты смотришь, Семен, на то, чтобы поехать на родину?
Сердце у Чебана упало. Обидно стало: выходит, тут он больше не нужен.
— Отрицательно,— отрезал он.— А насильно отправить туда вы не имеете права. Я приехал в Испанию добровольцем.
Теперь настала очередь Ксанти удивляться такому категорическому отказу:
— Не хочешь поехать на родину, в Советский Союз?
— Как — в Советский Союз? — Чебан не поверил своим ушам.
— Впереди предстоит борьба. Не на жизнь, а на смерть. И здесь в Испании ты понял, с кем. С фашизмом. Нам нужны смелые люди для выполнения специальных заданий.
Чебану стало сразу ясно, о чем идет речь: ему предлагают стать разведчиком. Однако в его представлении это были особые люди, а он окончил всего четыре класса. Недоучка. Какая от него польза?
Семен так и сказал майору.
— Ты, Семен, себя недооцениваешь,— остановил его Ксанти.— Я все о тебе знаю: как отправился за океан, батрачил в Канаде, плавал на «купцах», скрывался от бельгийской и французской полиций. Конечно, работа, которую я тебе предлагаю, опасная и ответственная. Не возьмешься — претензий не будет. Только тогда этот разговор останется между нами. Даю тебе сутки на размышление.
Чебан порывисто вскочил, вытянулся по стойке «смирно» и хриплым от волнения голосом произнес:
— Я — готов!
Через несколько дней бывший «чо-феро» покинул Валенсию. Но теперь это был не беспаспортный эмигрант, а гражданин СССР Марченко Петр Иванович. Поездом вместе с группой товарищей он добрался до Парижа, а потом на пароходе поплыл в Ленинград. Кстати, на этом же судне везли самолет АНТ-25, на котором экипаж Валерия Чкалова недавно совершил перелет через Северный полюс в Америку. Побережнику это совпадение показалось счастливой приметой: машина, облетевшая чуть ли не «полшарика», тоже возвращалась домой.
Клишковцы, 1969
— Пока я плавал матросом, много портов повидал, со счета сбился, сколько раз сходил на берег. А тут, когда наш пароход пришвартовался к причалу в Ленинграде, не поверите, волновался так, что словами передать нельзя,— чуть дрогнувшим голосом говорит Семен Яковлевич.— Конечно, очень хотелось посмотреть город — «Петра творенье». Но ведь я не туристом приехал. Так что — на поезд и в Москву. Там со мной обо всем обстоятельно побеседовали; сочли, что подхожу, и отправили к морякам в Севастополь. Ну а затем началась подготовка...
— Семен Яковлевич, а как готовят разведчиков? — Мой вопрос, возможно, не совсем «по правилам», но уж очень хочется понять, что именно дала специальная подготовка Побережнику, не один год успешно работавшему за границей. Причем никто ни разу не заподозрил, что он не тот, за кого себя выдает.
— Да обычно,— лукаво улыбнулся мой собеседник.— Занятия напряженные с утра до вечера, инструкторы — требовательные. Через пол года на выпускных испытаниях получил хорошие оценки...
Такая лаконичность меня не устраивала. Пробую подойти с другой стороны:
— И все-таки чему вас конкретно учили?
— Конкретно? Радиоделу, шифрам, методам визуального наблюдения, правилам конспирации.
— И все?
— А что ж еще?
— Например, умению вести разговор, правилам хорошего тона... Потом есть ведь и другие вещи, хотя бы социальная психология, тоже, думается, небесполезна для разведчика. Наконец, оперативная обстановка в стране пребывания...
— Не спорю, все это нужно и важно. Только тогда было не до психологии. Вы просто не представляетету обстановку. Не хочу вдаваться в большую политику, но одно знаю твердо: среди военных никто не сомневался, что с фашистами нам придется воевать. Когда это произойдет, никому, конечно, точно известно не было. Поэтому торопились изо всех сил. Я, например, на курсах зубрил классы итальянских и германских кораблей, запоминал их силуэты. Позднее это здорово пригодилось.
К «острову счастья» Таити
Марден поселился на острове, на котором уже жило четвертое поколение мятежных моряков. Некоторые островитяне, узнав о его интересе к истории «Баунти», были с ним более откровенны, чем с другими приезжими, а двое из них помогли в дальнейших поисках — Марден обучил их плаванию с аквалангом. Островитяне хранили некоторые реликвии с «Баунти»: медный котел, топор, наковальню, Библию. Они показали Мардену место высадки мятежников, он также узнал, что во время рыбной ловли в 1933 году островитянин Паркин Кристиан нашел руль с уключинами...
Луис Марден стал первым, кто открыл правду о событиях на «Баунти» и «Пандоре».
В 1787 году английское адмиралтейство купило 200-тонный транспорт «Баунти» со всем вооружением и приспособило его для перевозки саженцев хлебного дерева. Эти саженцы предполагалось доставить с острова Таити на острова Ямайка и Сент-Винсент в Вест-Индию, чтобы потом плодами хлебного дерева кормить рабов. Командование кораблем было поручено лейтенанту Уильяму Блаю, служившему раньше штурманом на корабле Джеймса Кука. Экипаж судна состоял из 46 человек.
Выйдя из Англии 23 декабря 1787 года, Блай не смог провести корабль до Таити обычным путем мимо мыса Горн. У берегов Огненной Земли экипаж целый месяц боролся со штормами. За это время корпус судна расшатало, иссякли запасы солонины и свежей воды. Началась цинга, измотанная команда выражала недовольство. В конце концов Блаю пришлось изменить курс и идти к мысу Доброй Надежды, а оттуда к берегам Новой Голландии (Австралии) и далее, минуя коварные рифы Южных морей, к острову Таити. Весь путь после выхода из Англии занял 11 месяцев. 26 октября 1788 года «Баунти» наконец бросил якорь в заливе Матаваи острова Таити.
Плавание было таким трудным и опасным, что остров Таити показался усталой команде прекрасной сказкой. Благодатный климат, щедрое солнце и покой, а главное — дружеское отношение местных жителей и особенно расположение женщин быстро помогли морякам с «Баунти» забыть трудности и лишения долгого рейса из Англии. Моряки не торопились выполнять распоряжение Блая по сбору саженцев. Корабль загружался на Таити пять месяцев. 31 марта 1789 года «Баунти» был готов пуститься в обратный путь через моря и океаны сквозь штормы «ревущих сороковых».
Как только транспорт вышел в море, команда разделилась на бунтарей и конформистов. Назревшую вспышку недовольства команды из-за жестокого обращения офицеров с матросами и плохого питания предотвратило открытие небольшого острова, внешне похожего на Таити. Затем судно зашло на острова Дружбы, где Блай уже бывал с Куком в 1777 году. На одном из островов запаслись дровами и пресной водой и, заменив засохшие деревья свежими, вышли в океан.
И тогда вспыхнул настоящий бунт. Заговор возглавил помощник штурмана Кристиан Флетчер. На его стороне было большинство команды. 28 апреля 1789 года перед восходом солнца Блай был схвачен, связан и брошен в баркас, куда принудили сесть еще 18 человек, включая нескольких офицеров. А взбунтовавшиеся моряки вернулись на Таити. Позже Кристиан Флетчер и восемь членов команды с женами-таитянками и детьми отправились на остров Питкэрн. В укромной бухте они сожгли «Баунти», чтобы замести следы, и остались на острове навсегда.
История с «Баунти» со временем обросла разноречивыми легендами. Кристиана Флетчера и других моряков долго считали пропавшими без вести. Но через 25 лет два английских фрегата — «Бретон» и «Тангус» — случайно подошли к безлюдному, как тогда показалось, острову Питкэрн. Навстречу им вышли высокие голубоглазые люди, довольно хорошо говорившие по-английски. Это были дети уже умерших моряков. Но один из матросов «Баунти» — Джон Адамc — был еще жив и возглавлял небольшую общину, состоявшую из детей его товарищей и их жен. Вскоре это известие достигло берегов Англии. На Питкэрн зачастили гости, миссионеры и даже сама королева Англии Виктория отправила общине в дар пианино. Слава об острове Питкэрн разнеслась по всей Европе.
Луис Марден в составе подводной экспедиции прибыл на Питкэрн в январе 1957 года на борту яхты «Янки». Он знал, что с 23 января 1790 года сожженный корабль находится на дне бухты Баунти, но никто еще точно не установил местонахождения остатков судна.
Марден понимал, что найти сожженный, разрушенный морем корпус корабля — дело трудное. Вычислив приблизительное положение «Баунти», он вскоре на глубине десяти метров нашел корабельные железные балластные чушки. Тогда Марден прошел вдоль предполагаемого киля корабля и обнаружил бронзовые и медные детали крепления такелажа, обшивочные гвозди, потом один из якорей «Баунти». Но он лежал далеко, у входа в бухту. Очевидно, мятежники сначала бросили кормовой якорь, а затем протянули от него швартов до берега и привязали к дереву. Так корабль и стоял носом к берегу, пока с него снимали все самое необходимое и ценное перед тем, как сжечь. Якорных цепей в то время еще не было, а пеньковый канат сгнил. До этого подобный якорь был найден в бухте Матаваи на Таити. На острове считают, что и он был с «Баунти». Теперь якорь находится в Оклендском военном мемориальном музее в Новой Зеландии. Он имеет характерную форму с прямыми лапами. Закругленные якоря появились лишь в 1810 году.
Итак, Луис Марден нашел вещественные доказательства гибели «Баунти». Цель экспедиции была достигнута. Но Марден не спешил покинуть приветливый остров. Теперь его интересовала и «Пандора», посланная адмиралтейством на поимку мятежников. Главным действующим лицом в ее судьбе оказался все тот же лейтенант Блай. Оставленный в море на баркасе почти без воды и пищи, он с верными членами команды, имея из навигационных инструментов только компас, дошел до голландского поселения на острове Тимор. Надо отдать, лейтенанту должное — он прошел расстояние в 3618 морских миль всего за 41 день. Сегодня такое плавание в лодке можно было бы расценить как подвиг. В конце концов Блай с помощью голландцев добрался до Англии, где официально сообщил об обстоятельствах бунта на «Баунти».
В ноябре 1790 года адмиралтейство отправило для поиска и захвата мятежников фрегат «Пандора» под командованием капитана Эдвардса. Корабль подошел к Таити в марте 1791 года. На острове «Пандору» первыми заметили мичманы Хэйвуд и Стюарт. Чувство вины, тоска по родине заставили их подплыть к кораблю и подняться на борт, рассчитывая на снисхождение, тем более что активного участия в бунте они не принимали. Но надежды их оказались тщетными. Эдварде приказал заковать их в кандалы и бросить в трюм. Вскоре разосланные по острову вооруженные группы разыскали и доставили на борт корабля еще 12 мятежников. Пленников посадили в большую решетчатую клетку, выстроенную плотниками на юте «Пандоры». 14 участников мятежа на «Баунти» в последний раз видели своих таитянских жен и детей, оставшихся на берегу. Многие женщины рвали волосы и рыдали от отчаяния. Скоро корабль отошел от Таити. Еще три месяца «Пандора» безуспешно осматривала близлежащие острова в поисках «Баунти». Наконец в августе 1791 года капитан Эдварде направил корабль на поиски прохода через Большой Барьерный риф в Торресов пролив. Тут и случилось несчастье, описание которого Луис Марден нашел в Сиднее в библиотеке Митчела.
То была рукопись Моррисона, одного из заключенных, бывшего помощника боцмана на «Баунти», где он подробно описал кораблекрушение «Пандоры». Моррисон рассказал о том, как вечером 28 августа 1791 года сильный шквалистый ветер и течение швырнули «Пандору» на рифы. Корабль получил многочисленные пробоины в корпусе, рулевое управление было выведено из строя, а мачты могли упасть за борт в любой момент.
Вода поднялась в трюме на 9 футов, когда «Пандора» все же прошла рифы и встала неподалеку на якорь. К утру стало ясно, что корабль утонет: помпы не справлялись с откачкой воды, а заделать многочисленные щели в корпусе не удавалось. Но почти всей команде удалось спастись на лодках. Наполнившись водой, «Пандора» медленно опустилась на песчаное дно. Лодки с 99 пассажирами, среди которых были десять бывших мятежников, через полтора часа добрались до отмели, где люди немного пришли в себя. Арестованным капитан Эдварде не разрешил находиться под общим тентом, не дал даже обрывка парусины, чтобы укрыться от палящего солнца. Они стали зарывать себя во влажный песок по шею, но солнце палило так, что песок казался им кипятком. Имея некоторый запас еды, спасшиеся на четырех лодках добрались до голландского поселения на острове Тимор. На этот раз моряки прошли расстояние около 1100 миль, то есть в три раза короче, чем то, которое преодолел Уильям Блай на баркасе с «Баунти». Капитан Эдварде доставил мятежников в Англию, где их судили. Трое моряков были приговорены к повешению на нок-рее, пятеро осуждены, а двое — мичман Хэйвуд и Джеймс Моррисон — оправданы. С тех пор «Пандора» пролежала на дне, забытая всеми, 186 лет.
Но вот несколько лет назад австралийские аквалангисты Бен Кропп и Стив Домм, просматривая записи магнитометра, сделанные с самолета-разведчика недалеко от северного побережья штата Квинсленд, обнаружили слабую аномалию. Командир самолета, привыкший иметь дело с подводными лодками весом в одну-две тысячи тонн, очень сомневался в удачном исходе поиска деревянного корабля, железные пушки и балласт которого весили не более 80 тонн. Однако аквалангисты все же вышли в центр предполагаемого поискового района на катере. Сделали несколько погружений и нашли корабль, глубоко замытый в песок на глубине 35 метров.
Из песка выступали якорь, пушки, какие-то непонятные предметы, обросшие кораллами. Австралийское правительство объявило находку историческим памятником. Но для доказательства того, что найдена именно «Пандора», потребовалось еще полтора года. Аквалангисты подняли несколько предметов, будто бы свидетельствовавших об истинности находки, но корпус корабля покоился глубоко в песчаном дне.
Раскопками занялся Квинслендский музей в Брисбене, сотрудники которого впервые в Австралии занялись морской археологией. Проект сделал Рон Колмен — хранитель Квинслендского музея. В 1983 году команда аквалангистов, состоявшая из 24 человек (в их числе было 6 женщин), взялась за откачку песка. Корпус корабля, судя по показаниям эхолота, уходил на глубину 20 футов.
Сначала над кораблем установили квадратную сетку из алюминиевых труб со стороной квадрата два метра для того, чтобы составить точный топографический план расчищаемого корабля и отмечать на нем местоположение найденных предметов. С помощью многочисленных фотографий, сделанных фотографом экспедиции Патриком Бэйкером, художник Пьер Мион нанес на план все находки.
Постепенно, по мере снятия песка, нашли большой якорь в корме, штурвал в центре, печку с камбуза в носу корабля, медный котел, пушки, ядра, предметы такелажа, керамическую и глиняную посуду. Открылся и корпус корабля: шпангоуты, медная обшивка ахтерштевня...
Аквалангисты не спешили. Перед подъемом какого-либо объекта на поверхность его сначала фотографировали, зарисовывали и отмечали на плане. Рон Колмен применял подводную стереофотосъемку и сделал план-монтаж, на котором с большой точностью можно измерить длину, ширину, высоту и объемы предметов, сфотографированных в масштабе.
Луис Марден присоединился к команде Колмена в конце 1984 года. К этому времени аквалангисты подняли карманный телескоп, принадлежавший какому-то офицеру корабля, карандаш — прообраз механического — по мере стачивания грифель мог выдвигаться по желобу, абордажный топор, простые топоры, предназначенные для обмена с аборигенами островов. Было найдено большое количество нетронутых бутылок: квадратные из-под джина, приземистые в форме луковиц — из-под вина или рома, высокогорлые — из-под портвейна. Алкогольные напитки в длительных путешествиях сохранялись гораздо лучше пресной воды, которая быстро портилась в деревянных бочонках. Остатки винного бокала на ножке и стеклянная тарелка, возможно, были в каюте капитана, так как рядовые моряки ели и пили из деревянной или оловянной посуды. Из носовой части корабля извлекли камбузную плиту-печь и выяснили, что она была изготовлена фирмой Броунди в конце XVIII века. Под одной из пушек нашли чемодан с инструментами корабельного врача Джорджа Гамильтона. Среди них прекрасно сделанный из слоновой кости и черного дерева шприц. Он содержал серебристые кристаллы, напоминающие ртуть. Там же находились жгут с зажимом, мраморная ступка, пузырек с гвоздичным маслом, которое сохранило резкий запах...
Наиболее интересная находка лежала рядом с чемоданом: серебряные карманные часы, в которых осталось целым даже стекло. Часы подняли в сосуде с водой. Рентген показал, что в основном их механизм в порядке. Затем часы поместили в раствор щелочи, которая превращает соли серебра обратно в металл. Антикварный часовой мастер Хью Уайтвелл заменил стальные заржавевшие части современными деталями, и часы пошли. Гравировка и клеймо на корпусе и механизме указывали на то, что часы были сделаны фирмой «Дж. и Дж. Джексон» в Лондоне в 1787 году и, судя по всему, тоже принадлежали врачу Гамильтону. Как известно, для английских врачей их делали с секундной стрелкой для счета пульса.
Стрелки остановились на 12 минутах и 20 секундах двенадцатого. «Пандора» же утонула в 6 часов 30 минут утра, значит, фрегат залило водой задолго до погружения на дно.
Все находки, предварительно очищенные от коралловых наростов, упаковывали и отправляли в Квинслендский музей для дальнейшей обработки и консервации. Пушки оборачивали мокрой мешковиной и обмазывали глиной, чтобы потом, в музее, отмочить их в каустическом растворе и осторожно отбить коралловые образования.
...Марден медленно опустился на дно, где обрели покой моряки далекого прошлого с фрегата «Пандора». Подняв столбы песка, Луис ухватился за рог громадного якоря, чтобы противостоять течению. Вокруг лежали якоря, пушки, помпа и еще что-то обезображенное кораллами. Под зелено-коричневым покровом водорослей, губок и мягких кораллов угадывались обводы корпуса «Пандоры». Корабль был длиной более ста футов. Около его носа Марден увидел остатки камбузной плиты. Вокруг сновали тропические рыбы, трубчатые черви выпускали свои отростки-зонтики... Однако в первое погружение Марден не нашел ничего, кроме гвоздей и кусков обшивки. В дальнейшем он несколько раз спускался на «Пандору», чтобы найти остатки тюрьмы для арестованных моряков. К сожалению, его надежды не сбылись. Верхняя часть корабля оказалась полностью разрушена морем.
Но однажды аквалангист и реставратор Джон Карпентер принес Мардену полукруглый предмет величиной с ладонь. Это был замок от ножных кандалов. Он вспомнил отрывок из прочитанной рукописи, где говорилось о том, что начальник охраны, прежде чем его смыло за борт, бросил арестованным ключи и они сами себя расковали. Рентген показал, что запор открыт не полностью, вероятно, арестованные бросили его, как только освободили ноги. В свое последнее погружение на «Пандору» Марден взял в собой гвоздь с «Баунти», чтобы сравнить его с креплениями «Пандоры». Ведь после 1761 года многие корабли Королевского английского флота обшивались листами меди ниже ватерлинии, чтобы предохранить деревянное днище от корабельных червей и моллюсков-древоточцев. За время пребывания на дне корабельные черви уничтожили деревянный корпус корабля, но медная обшивка сохранилась. Марден воткнул гвоздь в одно из таких отверстий, и тот легко вошел в него...
«Пандора» искала «Баунти» среди островов Южных морей, но безуспешно. Их разделяли пять тысяч миль. И лишь спустя почти два столетия события далекого прошлого исследователи связали наконец в одну историю.
Уважаемый буйвол
Утверждают, что впервые буйволов одомашнили в Азии. Восковые печати с изображением животного были найдены на территории Пакистана и относились они к третьему тысячелетию до нашей эры. Что привлекло человека в этом великане? Его сила и выносливость, и, конечно же, широкие копыта, не увязающие в рыхлой, влажной почве, что как нельзя лучше подходит для районов, где традиционно выращивают рис.
Буйволов используют не только на рисовых полях. Они перевозят тяжелые грузы по дорогам на повозках, а по мягкому грунту — на бамбуковых полозьях. Помогают они добывать воду из глубоких колодцев, работают на мельницах, а также приводят в движение мощные прессы для выжимания масла из кунжута или сока из сахарного тростника. И при всем этом они обходятся ворохом малопитательной соломы. Трудно найти более неприхотливое домашнее животное.
Буйвол добродушен и легко обучается. Нужно только быть терпеливым и ласковым. А вот на кнут и палку животные не реагируют. Домашний буйвол настолько спокоен, что управляться с ним могут даже дети трех-четырех лет. Правда, разгневанный буйвол страшен, и не дай бог попасться ему на пути. Рассказывают о буйволах, нападающих даже на крокодилов, а однажды видели буйвола (правда, дикого), несшего на рогах тушу пронзенного им тигра.
Буйволицы дают людям молоко, причем оно вдвое жирнее коровьего, в нем больше белка и витаминов А и С. Но для людей непривыкших оно кажется невкусным.
Во многих странах Азии в пищу употребляют и мясо буйвола. Конечно, из-за большой ценности буйвола как тягловой силы на мясо отправляют только старых животных. Кожа буйвола идет на изготовление обуви, ремней и седел. Разнообразные вещи выделывают из рогов животного.
Отношение к буйволу исстари уважительное. На Филиппинах в день святого Изидро Лабрадорского (покровителя всех земледельцев) в честь них устраиваются красочные фестивали. В этот день во многих населенных пунктах проходит торжественный парад животных перед церковью. На рассвете владельцы буйволов чистят животных. Затем их смазывают маслом, полируют до зеркального блеска копыта и рога, а на редком волосяном покрове выбривают замысловатые узоры. Шеи животных украшают гирляндами цветов и яркими повязками.
Но торжества пройдут, а дальше... повозки, мельницы, рисовые поля, тяжкий ежедневный труд верного и могучего помощника людей.
Рынок по-буркинийски
— Дружище, сколько за товар? — спрашивает покупатель.
— 700 франков.
— Барака (дословно «спасибо», здесь «еще сбавьте»).
— 650,— уступает продавец.
— Барака («еще сбавьте»),— не унимается покупатель.
— Сколько предложите сами?
— Дам 500.
— Барака (теперь «добавьте»).
— Последняя цена?
— 600 франков. Сам взял за 550 франков. И лишь потому, что вы — это вы, хотел заработать всего 50 франков. С другим бы и торговаться не стал...
— Будьте уверены, стану постоянным клиентом!
— Согласен, забирайте за 500.
— Барака (теперь означает только «спасибо»). До встречи.
— Барака. До скорой встречи.
Подобные терпеливые, уважительные, с юмором диалоги — не редкость на африканском рынке. И вряд ли кто повысит тон, нагрубит. Со временем я убедился, что такое рыночное общение — часть давней традиции, которую даже колониализм обошел стороной. Когда есть реальная возможность поторговаться, можно с достоинством и шуткой сбавлять цену до приемлемой.
Для африканских торговцев получить «навар»— не всегда самоцель. Очередей нет, покупатели редки. Вот хозяева и не упускают возможности пообщаться и назначить ту цену, которая, по их мнению, соответствует карману покупателя. Например, они никогда не отдадут товар соотечественнику и «белому» по одной цене. Это осталось со времен колонизаторов — «белые» должны платить дороже. Таков первый и главный раздел цен. Разработана система скидок и надбавок. И может случиться, что чересчур заносчивый соотечественник купит товар по той же цене, что и знакомый «белый». Бывает и такое: товар продается... бесплатно.
В деревушке Коро, недалеко от второго по величине города Буркина-Фасо — Бобо-Диулассо, я не удивился, когда мне не продали манго по той цене, по какой отдали коллегам — местным журналистам.
Под огромным деревом сидел ветхий старик. Перед ним груда фруктов. На коленях — длинная отполированная временем сучковатая палка. Ни тележки, ни сумки рядом. Разобрав желто-розовые плоды, мы отправились дальше. Когда, походив по рынку, снова проходили мимо старика, перед ним высилась прежняя груда, Сам он говорил о чем-то с таким же старцем, потом нагрузил собеседника фруктами, тот склонил лицо в ладони в знак благодарности и отправился восвояси.
— Кто, кстати, заплатил, по-твоему, дороже всех? — спросил коллега-журналист.
— Наверное, я...
— Тот старик заплатил дороже, хотя и не дал ни сантима. Обмен услугами между друзьями ценится дороже всего и вообще не все измеряется деньгами — он расплатится услугой, которая может оказаться дороже стоимости фруктов...
Азам рыночного общения африканцы учатся с детства. В этом я убедился, посещая в Уагадугу почтенную чету Траоре: семидесятилетним мсье Моизу и мадам Махамате — сейчас они на пенсии — принадлежит вилла, в которой расположился корпункт ТАСС. Их сын практикующий врач, одна дочь — преподаватель университета, другая — тоже врач, повышает квалификацию во Франции.
Поделиться книгой: