Помоги проекту - поделись книгой:
Когда огонь ослаб, Огл пополз к демиканонам, установленным так, что над гребнем виднелись лишь жерла. Неторопливо, тщательно зарядил одно орудие. Испанцы, растянувшиеся, чтобы удобнее было вести обстрел, находились в четверти мили и представляли собой мишень, в которую трудно было не попасть. Огл выстрелил из укрытого орудия, и тридцатифунтовое ядро разнесло фальшборт среднего галиона. Это должно было предупредить адмирала, что безнаказанно вести обстрел нельзя.
Затрубили горны, и вся эскадра торопливо стала поворачивать под свежеющим ветром. Чтобы поторопить испанцев, Огл выстрелил из второго орудия, и хотя физического ущерба выстрел не причинил, зато, как и предполагалось, нанес моральный, то есть нагнал страху. Затем Огл созвал свистком орудийный расчет, чтобы во время панического бегства противника перезарядить демиканоны.
Испанцы весь день дрейфовали в полутора милях, где считали себя недосягаемыми. Блад воспользовался этим и приказал втащить на гребень еще шесть орудий. Для создания бруствера была срублена половина пальм острова. Пока основная часть пиратов, одетых лишь в кожаные штаны, быстро возводила бруствер, остальные под руководством плотников спокойно занимались ремонтом. В горне горел огонь, и наковальни звенели под молотами, словно колокола.
Под вечер на остров прибыл дон Клементе Педросо, настроенный весьма дерзко и более желтый, чем когда бы то ни было. Бывшего губернатора проводили на гребень, где капитан Блад с помощью Огла руководил возведением бруствера. Его превосходительство в ярости спросил, когда пираты намерены прекратить этот фарс.
— Если вы считаете это темой для разговора,— ответил капитан Блад,— то ошибаетесь. А прекратится то, что вы называете фарсом, как только адмирал даст слово оставить меня в покое.
Взгляд дона Клементе был злобным, у ноздрей его хищного носа залегли глубокие складки.
— Вы еще не знаете маркиза де Риконете.
— А маркиз, что более существенно, не знает меня. Но я думаю, что вскоре мы познакомимся поближе.
— Ошибаетесь. Адмирал не связан обещанием дона Иларио. Он ни за что не пойдет на соглашение с вами.
Капитан Блад засмеялся в лицо испанцу.
— В таком случае, право же, он может оставаться на месте, пока запас пресной воды у него не иссякнет. Потом пусть либо умирает от жажды, либо плывет искать воду.
Собственно говоря, так долго ждать незачем. Вы, наверное, обратили внимание, что ветер крепчает. Если он задует всерьез, вашему адмиралу придется несладко.
Дон Клементе отвел душу богохульствами. Капитан Блад улыбнулся.
— Понимаю ваши чувства. Вы уже надеялись увидеть меня в петле.
— Мало что в жизни доставило бы мне больше удовольствия.
— Увы! Я вынужден разочаровать ваше превосходительство. Вы останетесь поужинать со мной?
— Сеньор, я не ужинаю с пиратами.
— Тогда проваливайте ужинать хоть с дьяволом,— ответил капитан Блад.
И дон Клементе с возмущением зашагал на своих коротких толстых ногах к баркасу. Волверстон хмуро посмотрел ему вслед.
— Знаешь, Питер, надо было б задержать этого испанского джентльмена. Слово связывает его не крепче паутинки. Этот вероломный пес не остановится ни перед чем.
— Ты забываешь о доне Иларио.
— Дон Клементе тоже может забыть о нем.
— Что ж, будем начеку,— твердо заявил Блад.
Той ночью пираты спали, как обычно, в своих кубриках на борту, но оставили на берегу орудийный расчет и дозор в шлюпке, стоящей на якоре в Челюсти Дракона. Но испанцы не сделали новой попытки войти в пролив, хотя ночь стояла ясная и фарватер был чист.
Весь следующий день, воскресенье, прошел в напряженном ожидании. Но в понедельник утром раздраженный адмирал снова открыл пальбу по острову, а потом смело направился к проливу.
Батарея Огла не пострадала, потому что адмирал не знал ни места ее расположения, ни ее численности. И Огл не открывал огня, пока враг не оказался в полумиле. Тогда четыре орудия выстрелили по флагманскому кораблю. Два ядра прошли мимо, третье врезалось в высокий полубак, а четвертое угодило в самую ватерлинию, и в трюм сквозь пробоину хлынула вода. Остальные корабли торопливо отвернули на восток и пошли правым галсом. Пострадавший галион, кренясь, пошел за ними, торопливо выбрасывая за борт пушки и другое тяжелое снаряжение, которым нужно было пожертвовать, чтобы пробоина поднялась над уровнем воды.
Так окончилась эта попытка прорваться, и к полудню испанцы вернулись на место прежней стоянки в полутора милях. Находились они там и двадцать четыре часа спустя, когда из Сан-Доминго отплыла шлюпка с запиской от дона Иларио, в которой новый губернатор требовал, чтобы маркиз де Риконете принял условия капитана Блада. Шлюпке пришлось бороться с волнами, потому что снова задул ветер и с юга надвигались темные зловещие тучи. Погода вкупе с запиской наконец склонили маркиза к уступке, так как упрямство не сулило ничего, кроме унижения.
И офицер, уже встречавшийся с капитаном Бладом, снова прибыл на остров у входа в бухту, привез письмо с требуемыми от адмирала обязательствами, после чего испанцам в тот вечер было позволено укрыться от надвигающегося шторма. Они прошли через Челюсть Дракона безо всяких препятствий и бросили якорь в гавани города.
Уязвленная гордость не давала покоя маркизу де Риконете, и ночью в губернаторском доме шел горячий спор.
Адмирал, поддержанный доном Клементе, твердил, что обещание, данное под угрозой, не касается чести, а рыцарственный дон Иларио, напротив, убеждал, что обещания должны выполняться.
Волверстон испытывал презрение к вере Блада в слово, данное испанцем. Не считал он достаточной мерой предосторожности и перемещение пушек, из которых только шесть остались наведенными на Челюсть Дракона, а остальные были обращены к гавани. Единственный глаз его в последующие три-четыре дня глядел недоверчиво, но лишь в пятницу, когда мачта была отремонтирована и пираты готовились отплыть, заметил нечто серьезное. И Волверстон отправился к Бладу на полуют «Сан-Фелипе».
— Между испанской эскадрой и молом какое-то подозрительное движение шлюпок. Посмотри сам. Длится это уже более получаса. К молу шлюпки идут полностью загруженными, а к кораблям возвращаются пустыми. Может, ты догадаешься, в чем там дело.
— Причина вполне ясна,— ответил Блад.— Корабельные команды переправляются на берег.
— И я так думаю,— сказал Волверстон.— Но скажи, какой в этом смысл? Когда смысла нет, то непременно жди зла. Было б нелишне ночью поставить людей к пушкам.
Капитан Блад нахмурился, это означало, что помощник пробудил в нем подозрения.
— Да, это чертовски странно. И все же... Говоря по правде, не верится, что дон Иларио может пойти на обман.
— Я думаю не о доне Иларио, а о мстительном, злобном доне Клементе. Слово такого человека не стоит и плевка. Да и Риконете одного с ним поля ягода, и не исключено...
— Власть там сейчас в руках дона Иларио.
— Возможно. Но у него сломана нога, и эти двое вполне могут не подчиниться, зная, что король Филипп их простит.
— Но если они замышляют зло, к чему высаживать команды на берег?
— Я надеялся, что ты догадаешься, Питер.
— Раз не могу догадаться, нужно отправиться туда и выяснить.
Мимо как раз проходила баржа с фруктами. Капитан Блад перегнулся через поручень.
— Эй, ты! — крикнул он владельцу.— Вези ямс ко мне на борт.
Он повернулся, жестом подозвал со шкафута нескольких матросов и, пока торговец с корзиной ямса на голове взбирался по трапу, отдал несколько кратких приказаний. Торговца пригласили в капитанскую каюту на корме, куда он, ничего не подозревая, и пошел. В тот день его никто больше не видел. Помощник-метис, оставленный на барже, был точно так же приглашен на борт и вскоре присоединился к своему начальнику, находящемуся в заточении. Потом грязный, босоногий, загорелый человек в засаленной рубашке, просторных ситцевых штанах, с волосами, перехваченными повязкой, неотличимый от портового торговца, спустился в баржу и, провожаемый тревожными взглядами с фальшборта пиратского фрегата, поплыл к испанским кораблям.
Торговец подошел к борту адмиральского галиона и стал тщетно предлагать свой товар. Полная тишина среди этих деревянных стен была зловещей. Вскоре торговец приставил к борту трап. Часовой в шлеме поглядел на него, послал к черту вместе с фруктами и неосторожно добавил, что на борту нет никого и что только дурак может этого не понять.
Выкрикивая в ответ ругательства, торговец поплыл к молу, вылез из баржи и пошел освежиться в прибрежную таверну, битком набитую испанцами с кораблей. Взяв кружку вина, он заговорил с группой матросов, жаловался на пиратов и злобно осуждал адмирала за то, что тот терпит их на острове у входа в бухту вместо того, чтоб уничтожить.
Его беглая испанская речь не вызвала подозрений. А явная ненависть к пиратам была вполне понятна.
— Тут дело не в адмирале,— сказал один матрос.— Адмирал не стал бы вступать в переговоры с этими собаками. Виноват этот трус, новый губернатор Эспаньолы.
Это он разрешил пиратам ремонтировать корабль.
— Будь я кастильским адмиралом,— заявил торговец,— то, клянусь Святой Девой, взял бы дело в свои руки.
Ответом был общий смех, и тучный испанец хлопнул торговца по спине.
— Адмирал так и собирается, приятель.
— Несмотря на вялость губернатора,— заметил другой.
— И потому-то мы все на берегу,— кивнул третий.
Из обрывков разговора, которые торговец впоследствии сложил воедино, стало ясно, что замышляется против пиратов.
Испанцы так понравились торговцу, а он им, что лишь под вечер тот вышел из таверны. Затем торговец снова поплыл через гавань, и когда поравнялся наконец с «Сан-Фелипе», у него на буксире была вторая очень крупная баржа. По трапу он быстро поднялся на шкафут, где Волверстон встретил его с облегчением и не без гнева.
— Ты не сказал, что собираешься сходить на берег, Питер. На кой черт это было нужно? Зачем лишний раз совать голову в петлю?
Капитан Блад рассмеялся.
— Голову в петлю я вовсе не совал. А если б и сунул, результат стоил бы риска. Я убедился, что не зря верил дону Иларио. Возможно, лишь потому, что он человек слова, нам всем еще ночью не перерезали глотки. Поскольку он не позволил поднять солдат гарнизона, как хотел дон Клементе, тот заключил союз с другим проклятым негодяем, маркизом де Риконете. Вдвоем они составили за спиной дона Иларио хитрый план. Вот почему маркиз высадил команды на берег, чтобы они были готовы к делу. Они хотят в полночь пройти на шлюпках через мелкий западный пролив, высадиться на неохраняемой юго-западной стороне, а потом, войдя, так сказать, с черного хода, внезапно атаковать «Сан-Фелипе» и перерезать нас сонных. Их будет не меньше четырехсот человек. Почти вся эскадра. Маркиз де Риконете позаботился о том, чтобы мы оказались в меньшинстве.
— А нас всего восемьдесят! — Волверстон закатил свой единственный глаз — Но мы знаем их замысел. Можно развернуть пушки и уничтожить их, когда они высадятся. Блад покачал головой.
— Незаметно этого не сделать. Увидев, как мы разворачиваем орудия, испанцы поймут, что нам все известно.
Тогда они изменят свой план, а мне этого совсем не хочется.
— Вот как! А угодить в ловушку хочется?
— Дай срок, и я устрою так, что в ловушку попадет сам охотник. Ты обратил внимание, что я привел вторую баржу? В эти две посудины поместится человек сорок, остальные отправятся на наших четырех шлюпках.
— Отправятся? Куда? Ты хочешь бежать, Питер?
— Хочу. Но не дальше, чем нужно для моего плана.
Блад все рассчитал четко. До полуночи оставался всего час, когда он усадил своих людей в шлюпки. И даже после этого не спешил отплывать. Он подождал, пока в ночной тишине не послышался далекий скрип уключин, возвестивший, что испанцы приближаются к мелкому проливу с западной стороны острова. Тогда, наконец, он приказал отплывать, и «Сан-Фелипе» был оставлен врагам, крадущимся под покровом ночи.
Ровно через час испанцы высадились и, словно тени, прокрались через гребень, одни были вооружены, другие несли сходни. Они сохраняли полную тишину, пока не поднялись на борт «Сан-Фелипе». Потом подняли громкий крик, чтобы подбодрить себя. Однако, к их удивлению, никто из этих собак-пиратов даже не пошевелился, очевидно, они были так спокойны, что не выставили охрану.
Испанцы остановились в недоумении: людей на атакуемом корабле не было, и до них стало доходить, что был допущен какой-то просчет. Потом темноту внезапно озарили вспышки пламени, и под грохот двадцати орудий ядра врезались в борт «Сан-Фелипе».
Отряд нападавших внезапно сам подвергся неожиданному нападению. Наполняя темноту нестройными проклятиями, испанцы бросились с корабля, который начал тонуть. В панике обезумевшие от непонятного нападения испанцы дрались друг с другом, чтобы пробиться к сходням и обрести сравнительную безопасность на берегу, совсем забыв о тех, кто был ранен этим убийственным залпом. Маркиз де Риконете, рослый, худощавый человек, яростно бросился останавливать их.
— Стоять! Во имя Бога, ни с места, собаки!
Офицеры бросились в толпу и восстановили какой-то порядок ударами и проклятьями. Пока «Сан-Фелипе» погружался, солдаты, спустившиеся на берег и наконец перестроившиеся, ждали с оружием на изготовку. Но чего ждать, они не знали, не знал этого и маркиз, яростно требующий от Неба и Преисподней объяснения непостижимой случайности.
Объяснение вскоре было предоставлено. Вдали, в темноте, маячила еще более темная тень большого корабля, медленно приближающаяся к Челюсти Дракона. Плеск весел и скрип уключин подсказали, что корабль выходит из бухты, а донесшиеся вскоре до слуха испанцев скрип блоков и дребезжание рангоута дали понять, что на корабле поднимают паруса.
Маркизу, вглядывающемуся с доном Клементе в темноту, все вдруг стало ясно. Пока он вел матросов эскадры захватить корабль, как предполагалось, набитый пиратами, пираты перебрались через бухту, захватили покинутый, как было известно, корабль и открыли огонь по испанцам на «Сан-Фелипе». Это был адмиральский галион, замечательная сорокапушечная «Мария Глориоса» с целым состоянием в трюме, и пираты уходили на ней в море под носом бессильного адмирала. Он сказал об этом со злобой, такая же злоба сжигала и дона Клементе, пока он не вспомнил о пушках, наведенных Бладом на пролив; они должны были стоять на местах и оставаться заряженными, потому что из них не стреляли. С горячностью он сообщил адмиралу, как еще можно одержать над пиратами верх, и адмирал мгновенно загорелся этой идеей.
— Клянусь Богом,— воскликнул он,— что этим собакам не уйти из Сан-Доминго, хоть мне и придется потопить собственный корабль! Эй, там! К пушкам!
Адмирал бегом повел за собой спотыкающихся в темноте людей к батарее. Они достигли ее как раз в то время, когда «Мария Глориоса» входила в Челюсть Дракона. Меньше чем через пять минут она должна была оказаться прямо под дулами орудий. На таком близком расстоянии промахнуться было невозможно, и шесть пушек стояли наготове.
— Канонир! — выкрикнул маркиз.— Немедленно отправьте этого проклятого пирата в ад!
Один человек проворно вышел вперед. Позади мелькнул свет, зажженный фонарь передавали из рук в руки, пока он не дошел до канонира. Тот схватил его, зажег от пламени фитиль, потом шагнул к ближайшей пушке.
— Постой! — приказал адмирал.— Пусть корабль поравняется с нами.
Но канонир при свете фонаря сразу увидел то, чего не могли предположить ни адмирал, ни дон Клементе. С проклятием бросился он к другому орудию, навел свет на запальное отверстие и снова кинулся дальше. Так он быстро двигался от пушки к пушке, пока не достиг последней. Потом пошел обратно, помахивая фонарем в одной руке и шипящим шнуром в другой, так медленно, что адмирал вышел из себя.
Менее IBM в ста ярдах проходила «Мария Глориоса».
— Живей, остолоп! Живей! — закричал адмирал.
— Взгляните сами, ваше превосходительство.
Канонир направил свет фонаря на запальное отверстие.
— Заклепано, Вбит мягкий гвоздь. То же самое и с остальными.
Адмирал начал ругаться с таким пылом, на какой способен только испанец.
— Он ничего не забывает, демон, собака, пират!
Меткий мушкетный выстрел с корабля разбил фонарь.
За выстрелом последовали насмешливый возглас и взрыв хохота с палубы «Марии Глориосы», величественно шедшей через Челюсть Дракона в открытое море.
Пуритане ислама
…Саудовская столица показалась нам чрезвычайно просторной. Ее площадь превышает площадь Москвы, а население чуть больше двух миллионов человек. Город стоит посреди пустыни, и ничто не мешает ему свободно расширять границы. Многоквартирным домам здесь предпочитают частные виллы. Еще в середине нынешнего столетия королевство представляло собой страну кочевников-бедуинов и крестьян, населявших редкие оазисы. Города были невелики и играли роль скорее торговых и административных, чем промышленных центров. Эр-Рияд молод, он возник на месте древнего поселения двести лет назад. История города тесно связана с родом Саудитов — нынешних правителей страны. В 1824 году они избрали его своей столицей. В том же Эр-Рияде в 1950 году было всего 100 тысяч жителей. Причем к тому времени он уже восемнадцать лет был столицей единого саудовского государства. Бывшие бедуины и крестьяне, устремившиеся в столицу, принесли вместе с собой и привычку жить особняком.
Лишь в самом центре города мы ощущали временами тревогу, да и то из-за того, что несколько улиц реконструируются. А так — широкие магистрали с транспортными развязками на двух, а то и трех уровнях. Кольцевая дорога имеет по четыре ряда движения в каждом направлении. В отличие от Москвы она не служит границей города.
Саудовские водители скрупулезно соблюдают правила дорожного движения. Для арабской страны это большая редкость. Причем полицейских даже на оживленных перекрестках вообще не видно. Оказалось, что основные магистрали города просматриваются телекамерами, а нарушители караются чрезвычайно строго. Сотрудники местной автоинспекции без лишних слов отбирают права. Получить их вновь — целая проблема.
Поделиться книгой: