Помоги проекту - поделись книгой:
Капитан Блад задумчиво улыбнулся.
— Все беды свалились на меня из-за того, что я исполнял — как и в данном случае — свой долг хирурга; из-за того, что я лечил раненого, не интересуясь, где он получил свои раны. Это был несчастный бунтовщик, который поддерживал герцога Монмута. А кто лечил бунтовщика — бунтовщик сам. Так гласит закон у людей, верящих в Христа. Я был схвачен на месте преступления за возмутительным занятием — перевязыванием ран бунтовщика — и приговорен к смертной казни. Наказание было смягчено, однако не из милосердия. На плантациях требовались рабы. С группой других несчастных меня отправили за океан и продали на Барбадосе. Я бежал и решил было, что хирург во мне погиб, когда на свет появился капитан Блад. Но призрак хирурга все еще жив в теле пирата, как вы убедились, дон Иларио.
— К своему великому счастью. И я благодарен этому призраку за то, что он по-прежнему занимается опасной благотворительностью.
— А...— Капитан Блад, пристально взглянув на испанца, заметил румянец на его щеках и странное выражение глаз.
— Вы не боитесь, что история повторится?
— Я не желаю ничего бояться,— ответил капитан Блад и потянулся за камзолом. Натянув на плечи одеяние из черного атласа, богато отделанное серебряным кружевом, поправил перед зеркалом роскошное жабо, расправил завитки черного парика и в этом элегантном наряде, более уместном в залах Эскуриала, чем на квартердеке пиратского судна, шагнул к выходу.
— Теперь отдыхайте, постарайтесь поспать, пока не пробьет восемь склянок. Жара у вас нет. Но тем не менее я предписываю вам покой.
Пациент, однако, не выказал склонности к отдыху.
— Дон Педро... Пока вы не ушли... Будучи так обязанным вам, я не могу лгать. Я скрыл свое истинное имя.
Губы Блада насмешливо скривились.
— Я и сам не раз убеждался, что это иногда выгодно.
— Да, но тут совсем другое дело! Против этого восстает моя честь.— Встретив своими черными глазами взгляд капитана, он упорно продолжал: — Для вас я лишь один из четырех потерпевших кораблекрушение испанцев, которых вы спасли со скалы Сент-Винсет-Киз и великодушно взялись доставить в Сан-Доминго. Честь моя требует, чтобы вы узнали еще кое-что.
Блада это, казалось, слегка развеселило.
— Вряд ли вам удастся добавить что-нибудь к тому, что мне уже известно. Вы — дон Иларио де Сааведра, и король Испании назначил вас новым губернатором Эспаньолы. До шторма, повлекшего за собой кораблекрушение, ваш корабль входил в эскадру маркиза де Риконете, который должен вместе с вами уничтожить того сущего демона, разбойника и пирата, того врага Бога и Испании, который носит имя Питер Блад.
На бледном лице дона Иларио отразилась вся глубина его изумления.
— Пресвятая Дева Мария! Вам это известно?
— Когда ваш корабль стал тонуть, вы с похвальной предусмотрительностью спрятали свое назначение в карман. Я проявил не менее похвальную предусмотрительность и прочел его вскоре после того, как вы оказались на борту «Сан-Фелипе». Пиратам не до щепетильности.
— И, несмотря на это, вы не только лечите меня, но даже везете в Сан-Доминго! — Выражение лица дона Иларио внезапно изменилось.— А, понимаю. Вы полагаетесь на мою благодарность и...
Но тут капитан Блад прервал его.
— Благодарность? — Он засмеялся.— На это чувство я стал бы менее всего полагаться. Полагаюсь я только на себя, сеньор. Я уже сказал вам, что не желаю ничего бояться. Вы обязаны не пирату, а хирургу. Так что забудьте о ней. Не затрудняйте себя вопросом, перед кем у вас долг: передо мной или перед вашим королем? Я предупрежден. Для меня этого достаточно. Отдыхайте, дон Иларио.
Выйдя на шкафут, где бездельничало около сорока пиратов, половина корабельной команды, капитан Блад заметил, что небо потемнело. После урагана, разразившегося десять дней назад, в то утро, когда он спас дона Иларио и находящихся с ним трех человек, погода была неустойчивой. Из-за часто меняющихся сильных ветров, перемежающихся штилями, «Сан-Фелипе» пока что находился лишь в двадцати милях к югу от Саоны.
Чеффинч, штурман, стоявший на полуюте, обратился к проходящему мимо Бладу:
— Нас ждут неприятности, капитан. Я начинаю сомневаться, что мы вообще доберемся до Сан-Доминго.
Относительно неприятностей Чеффинч не ошибся. В полдень задул сильный ветер с запада, и поднялась такая буря, что после полуночи шутливое сомнение штурмана насчет возможности добраться в Сан-Доминго все на борту разделяли всерьез. Под проливным дождем, раскатами грома и ударами громадных волн «Сан-Фелипе» несло на северо-запад. И лишь на рассвете ураган прекратился, оставив корабль болтаться в бушующем море, исправлять повреждения и зализывать раны. Поручни на корме, а вместе с ними и орудие на вертлюжной установке снесло за борт. Одну шлюпку смыло, обломки другой запутались в снастях на носу. Но больше всего пострадала грот-мачта. Она треснула — стала не только бесполезной, но теперь представляла собой опасность.
Однако, несмотря на все потери, их фрегат пригнало штормом почти к месту назначения. На севере, менее чем в пяти милях по курсу, виднелся Эль-Росарио, за которым находился Сан-Доминго. В принадлежащих Испании водах этой гавани, под пушками крепостей короля Филиппа, дон Иларио в собственных интересах должен был обеспечить пиратов эскортом.
Еще стояло раннее утро, солнечное, сверкающее после бури, когда потрепанный корабль с наполненными легким ветерком парусами фок- и бизань-мачт, но без единого лоскутка на грот-мачте, кроме кастильского знамени на клотике, прошел мимо единственного волнореза и вошел в гавань Сан-Доминго узким восточным проливом, известным под названием Челюсть Дракона.
Пираты обнаружили уютную бухту у кораллового островка, имевшего в те времена четверть мили в ширину и почти милю в длину, с грядой холмов, увенчанных посередине купами пальм. «Сан-Фелипе» бросил там якорь и отсалютовал орудийным выстрелом благороднейшему городу Новой Испании, раскинувшемуся на берегу обширной гавани.
Белый, чистый город стоял в изумрудном обрамлении, над его площадями, дворцами и церквами, словно бы перенесенными из Кастилии, высился шпиль собора, в котором хранился прах Колумба.
У белого мола поднялась суматоха, и вскоре к «Сан-Фелипе» торопливо двинулась вереница лодок. Возглавлял ее позолоченный двадцативесельный баркас, над которым развевался красно-желтый флаг Испании. Под красным тентом с золотой бахромой сидел осанистый, выбритый до синевы сеньор в светло-коричневой помпезной одежде и в широкой шляпе с плюмажем. Взобравшись по трапу на корму «Сан-Фелипе», он тяжело дышал и обливался потом.
Капитан Блад, вышедший встречать его в великолепном черном с серебром камзоле, стоял у шезлонга, на котором вынесли из каюты беспомощного дона Иларио. Возле испанца почтительно стояли три его товарища по кораблекрушению, а позади выстроились пираты с мушкетами, надев для сходства с испанскими пехотинцами шлемы и латы.
Но дон Клементе Педросо, отставной губернатор, на смену которому прибыл дон Иларио, не поддался на обман. Около года назад, возле Пуэрто-Рико, на палубе гали-она, который капитан Блад взял на абордаж и ограбил, Педросо встретился лицом к лицу с пиратом, а лицо капитана Блада было не из тех, что быстро забываются. Дон Клементе резко остановился. Его мясистое круглое лицо исказилось яростью и страхом.
Капитан Блад, сняв шляпу, учтиво раскланялся.
— Память вашего превосходительства делает мне честь. Только не подумайте, что я плаваю под чужим флагом.— Он показал на флаг, благодаря которому «Сан-Фелипе» был оказан любезный прием.— У меня на борту находится дон Иларио де Сааведра, новый губернатор Эспаньолы, назначенный королем Филиппом.
Дон Клементе опустил взгляд на бледное гордое лицо человека в шезлонге и молча стоял, тяжело дыша, пока дон Иларио вкратце объяснил, что произошло, и предъявил назначение, сильно подпорченное морской водой, но все же пригодное для прочтения. Три испанца, спасенные вместе с ним, тоже представились и заверили, что все прочие подтверждения будут доставлены маркизом де Риконете, адмиралом Испании, чья эскадра должна в ближайшее время прибыть в Сан-Доминго.
Дон Клементе выслушал все это в хмуром молчании, так же молча он просмотрел назначение нового губернатора. Потом благоразумно попытался скрыть под холодным достоинством ярость и поспешил покинуть борт корабля.
— Мой баркас к услугам вашего превосходительства, дон Иларио. Полагаю, нас здесь ничто не задерживает.
И отвернулся, не желая в своей напыщенной спеси видеть капитана Блада.
— Ничто,— ответил дон Иларио,— кроме выражения благодарности моему спасителю и выдачи ему в качестве вознаграждения провианта.
Дон Клементе, не поворачивая головы, кисло сказал:
— Само собой, я полагаю, что его нужно отпустить с миром.
— Мне бы надо стыдиться такой скудной и жалкой благодарности,— сказал дон Иларио,— особенно при нынешнем состоянии корабля. Позволить капитану Бладу запастись здесь водой, свежим провиантом и шлюпками взамен потерянных в шторм — слишком малое воздаяние за оказанную мне громадную услугу. Он должен также получить убежище в Сан-Доминго, чтобы произвести ремонт.
Капитан Блад вмешался:
— Для такого ремонта не нужно будоражить Сан-Доминго. Этот остров вполне меня устраивает, и, с вашего позволения, дон Клементе, я беру его во временное пользование.
Дон Клементе, стоявший в немом возмущении, пока говорил дон Иларио, теперь повернулся к Бладу и дал волю своим чувствам.
— С моего позволения? — воскликнул он, пожелтев.— Благодарю Бога и всех святых, что я избавлен от этого позора, поскольку губернатор теперь дон Иларио.
Дон Иларио нахмурился. И заговорил с нескрываемой суровостью:
— Будьте добры, не забывайте об этом, дон Клементе, и придерживайтесь соответствующего тона.
— О, я слуга вашего превосходительства.— Смещенный губернатор поклонился с гневной иронией: — Разумеется, ваше дело решать, как долго этот враг Бога и Испании будет пользоваться покровительством и гостеприимством его католического величества.
— Столько, сколько ему потребуется для ремонта.
— Понятно. И как только окончится ремонт, он, разумеется, может свободно отплыть, чтобы топить и грабить испанские суда?
Сааведра холодно ответил:
— Я дал слово, что он сможет без помех отплыть и что в течение сорока восьми часов его не будут преследовать или принимать против него каких-либо иных мер.
— И вы дали ему такое слово? Черт возьми! Слово...
Капитан Блад вежливо перебил дона Клементе:
— Мне кажется, что будет благоразумно получить слово и от вас, мой друг.
Им руководил не страх за себя, а любезность по отношению к дону Иларио: он хотел связать бывшего губернатора и нового общей ответственностью, чтобы дон Клементе впоследствии не мог навредить своему преемнику, на что Блад считал его вполне способным.
Ошеломленный дон Клементе неистово замахал пухлыми руками.
— От меня! От меня? — Ярость душила его, пухлое лицо раздулось и, казалось, вот-вот лопнет.— Думаете, я дам слово пирату? Думаете...
— Воля ваша. Если вам так больше понравится, могу заковать вас в кандалы, запереть и держать на борту с доном Иларио, пока не буду готов к отплытию.
— Это грубый произвол.
Капитан Блад пожал плечами.
— Можете называть это и так. Я называю это взятием заложников.
Дон Клементе глянул на него с нарастающей злобой.
— Я заявляю протест. Под нажимом...
— Никакого нажима. Вы дадите мне слово, или я закую вас в кандалы. Где же тут нажим?
Тут вмешался дон Иларио:
— Перестаньте, сеньор, перестаньте. Эти пререкания в высшей степени отвратительны. Либо дайте слово, либо примиритесь с последствиями.
Итак, несмотря на всю свою ненависть к капитану Бладу, дон Клементе неохотно дал требуемое слово.
Когда разгневанный дон Клементе удалился, капитан Блад и дон Иларио любезно распрощались, после чего шезлонг опустили на канатах в баркас. Расстались они со взаимными комплиментами и выражениями доброй воли, хотя было совершенно ясно, что, когда перемирие окончится, они не помешают боевым действиям дона Иларио, как того требовал долг.
Блад улыбался, глядя, как красный баркас с развевающимся флагом идет на веслах через гавань к молу. С ним ушло еще несколько лодок, другие, груженные фруктами и овощами, свежим мясом и рыбой, остались возле «Сан-Фелипе» : владельцам нужно было распродать свой товар, и их мало заботило, пиратский это корабль или нет.
Волверстон, одноглазый гигант, который бежал с Барбадоса вместе с Бладом и с тех пор был одним из его ближайших помощников, встал рядом с ним, опершись о фальшборт.
— Надеюсь, ты не будешь слишком полагаться на слово этого синерожего толстяка-губернатора?
— Право же, Нед, нехорошо быть подозрительным по натуре. Разве он не дал слово и неужели можно заподозрить его в нечестности? Стыдно, Нед. Однако, чтобы у него не возникло искушения, мы укрепимся на этом острове.
И пираты, не мешкая, принялись за дело. Были сколочены сходни, соединяющие корабль с островом, и на эту полоску песка и кораллов перетащили с корабля все двадцать четыре орудия, их установили так, чтобы держать под обстрелом гавань. Соорудили палатки из парусины, свалив на столбы несколько пальм, устроили кузницу и, сняв поврежденную мачту, перетащили на берег, чтобы отремонтировать там. Одновременно плотники взялись за исправление повреждений на палубе, а пираты в трех шлюпках, оставленных доном Иларио, отправились за досками, водой и необходимыми товарами, за которые капитан Блад скрупулезно расплатился.
Два дня пираты работали спокойно. Наутро третьего дня возникла угроза, но исходила она не из гавани или города, а из открытого моря.
С восходом капитан Блад перебрался с корабля на берег, чтобы наблюдать с вершины гребня за приближением опасности. С ним отправились Волверстон, Чеффинч, Хагторп, повстанец, служивший прежде в королевском военно-морском флоте, и Огл, бывший в королевском военном флоте канониром.
Менее чем в миле они увидели приближающуюся эскадру из пяти больших кораблей, расцвеченных флажками и вымпелами. Паруса их наполнял легкий, но все усиливающийся ветерок. Пираты увидели, как на переднем галионе возникло облачко дыма, напоминающее по форме цветную капусту, и раздался грохот салюта, будящий жителей города, еще ворочающихся в постелях.
— Прекрасное зрелище,— заметил Чеффинч.
— Для поэта или штурмана? — поинтересовался капитан Блад.— Но сейчас я ни тот, ни другой. Наверно, это адмирал короля Филиппа маркиз де Риконете.
— И он не давал слова оставить нас в покое,— угрюмо заявил Волверстон безо всякой необходимости.
— Но я позабочусь, чтобы дал, прежде чем мы пропустим его через Челюсть Дракона.
Блад повернулся на каблуках и, сложив рупором ладони, стал резко и четко отдавать приказы двум-трем десяткам пиратов, стоящих наготове у орудий.
Пираты немедленно повиновались и в течение пяти минут втянули две кормовые пушки «Сан-Фелипе» на вершину гребня. Это были демиканоны с дальностью стрельбы полторы мили, и, едва они были установлены, Огл стал заряжать одну из них. По команде Блада он выстрелил, послав тридцатифунтовое ядро поперек курса переднего корабля с опережением на три четверти мили.
Сигнала «ложусь в дрейф», означающего полную уступчивость, не последовало. Но, как ни поразился маркиз де Риконете этому грому с ясного неба, ему пришлось сделать поворот. Штурвал был круто повернут, и корабль накренился на левый борт, паруса праздно повисли. Над залитой солнцем водой пронесся едва слышный звук трубы, и шедшие сзади четыре корабля повторили этот маневр. Потом с флагманского корабля спустили шлюпку, и она понеслась к рифу на разведку.
Когда шлюпка пристала к берегу, капитан Блад, Чеффинч и Хагторп заняли наблюдательный пост на другой стороне острова, чтобы следить за гаванью и молом, где уже кипела суматоха.
Элегантный молодой офицер сошел со шлюпки на берег и от имени адмирала потребовал объяснения такому зловещему приветствию. Объяснение было дано.
— Я ремонтирую здесь свой корабль с разрешения дона Иларио де Сааведра, полученного в благодарность за небольшую услугу, которую я недавно имел честь оказать ему, когда он потерпел кораблекрушение. Прежде чем я позволю адмиралу войти в гавань, мне нужно получить от него слово, что он не помешает мне производить ремонт.
Молодой офицер остолбенел от изумления.
— Я отказываюсь верить своим ушам, сеньор. Кто вы?
— Моя фамилия Блад. Капитан Блад, к вашим услугам.
— Капитан... капитан Блад! — Глаза молодого человека округлились.— Вы — капитан Блад? — Внезапно он расхохотался.— И вы имеете наглость полагать...
Блад оборвал его:
— Мне не нравится слово «наглость». Если же вас интересует, что я полагаю, то, будьте добры, пойдемте со мной.
Это вмиг избавит нас от пререканий.
Он повел за собой угрюмого испанца на вершину гребня и там остановился.
— Вы, конечно, хотели сказать, чтобы я подумал о душе, потому что пушки вашей эскадры сметут меня с этого острова. Будьте добры, взгляните.
Он указал тростью из черного дерева вниз, где пестрая толпа пиратов кишела у снятых с корабля орудий, шесть из которых были развернуты так, что смотрели в упор на Челюсть Дракона. Со стороны моря, откуда мог быть нанесен удар, батарею полностью закрывал гребень.
— Вам понятен смысл этих мер,— сказал капитан Блад.— И, очевидно, вы слышали, что пушки у меня превосходные. Даже и не будь они превосходными, я мог бы смело утверждать, и вы, уверен, способны это уразуметь, что первый же корабль, пересекший бушпритом эту линию, будет потоплен, прежде чем успеет изготовиться к стрельбе.— Он оперся на свою длинную трость, представляя собой воплощение учтивости.— Засвидетельствуйте адмиралу мое почтение, расскажите, что видели здесь, и заверьте от моего имени, что он может войти в гавань Сан-Доминго, едва даст мне требуемое слово, но ни минутой раньше.
И мановением руки отпустил офицера. — С Богом, сеньор. Чеффинч, проводи джентльмена к его шлюпке.
Испанец в гневе не смог оценить по достоинству оказанную ему любезность. Пробормотав по-испански смесь божбы и богохульства, он отплыл в дурном настроении, даже не простясь. Но либо его доклад адмиралу оказался неточным, либо адмирал был из тех, кого убедить невозможно. Час спустя ядра взрыхлили гребень, а утренний воздух задрожал от канонады. Гром пушек вспугнул чаек, и они с криками кружили в воздухе. Но пиратов он отнюдь не встревожил, поскольку от этой бури металла их укрывал природный бастион.
Поделиться книгой: