Слава Богу, что наша одежда внесла какие-то коррективы в образ соотечественника.
Тут же на лекции нам предложили выступить по местному радио в программе «Колин», то есть — отвечать на телефонные звонки радиослушателей.
Передача длилась больше часа. Звонки поступали со всех уголков Мичигана — спрашивали о нашем путешествии, о религиозном воспитании в России, предлагали посетить симпатичные уголки Мичигана, находившиеся на нашем предстоящем пути, а также — купить по дешевке видеоаппаратуру и автомобиль. В конце программы я обратился к слушателям:
«Уважаемые мичиганцы! Если вы, проезжая по дороге, увидите двух ребят с серым и желтым рюкзаками, пожалуйста, не бойтесь остановиться и подвезти их. Ей-богу, мы не бродяги и не маньяки. Мы — обыкновенные путешественники. Запомните — два рюкзака, серый и желтый».
Вечером журналисты из «Стейт джорнэл» пригласили нас в бар. Я слышал о том, что в Америке определенные строгости с выпивкой для несовершеннолетних, но никогда не думал, насколько это серьезно. Перед входом в бар огромный детина останавливал всех, кому приблизительно меньше сорока, и спрашивал любой документ, подтверждающий, что вам больше двадцати одного.
Тут же возникла проблема: Стасу всего 19. Но не зря же мы воспитывались на похождениях Остапа Бендера — показали репортерские карточки газеты.
— Но здесь нет года рождения, — возразил работник бара.
— Дело в том, что наша газета — самая крупная в мире. Можете проверить по Книге рекордов Гиннесса. Как вы думаете, примут на работу в такую газету человека до 21 года?
Аргумент был принят без возражения.
Но в следующем баре — а разгулявшиеся американцы редко останавливаются в одном заведении на весь вечер — этот номер не прошел. Я показал паспорт и спас свою честь — на руку мне поставили синий штамп лояльности. А Стас по малолетству получил обидный красный штамп — если ты с этой позорной меткой хлебнешь в баре чего-нибудь крепче кока-колы, дело может обернуться крупным штрафом или приводом в полицию. Правда, выход был найден — одна из журналисток была за рулем, но взяла виски со льдом. У Стаса была законная кока, по цвету не слишком отличавшаяся от «скотча».
Лансинг мы покинули на машине университетского профессора Джима Вэлингтона. Он был среди слушателей нашей лекции, и ему захотелось помочь необычному проекту.
Вэлингтон, либеральный бородач и большой охотник до выпивки, направлялся в коттедж своей подружки на берегу озера Гурон. За несколько часов он домчал нас от Лансинга до Маки-ноу-Сити — худо-бедно, двести с лишним миль пути!
Дальше начинался чудовищно длинный шестимильный мост через пролив, разделявший два Великих озера — Мичиган и Гурон. На прощание Джим Вэлингтон надарил нам целый ворох карт разных регионов США.
Двое студентов в автомобильчике, забитом удочками и пивом, перебросили нас через мост и подвезли еще миль на тридцать по берегу Мичигана. Потом они свернули на север к какому-то потаенному рыбацкому озеру. Мы остались на пустынной лесной дороге.
Сориентировавшись по дорожному указателю, мы отправились к берегу озера и нашли там маленький частный кемпинг — пару трейлеров и несколько бревенчатых домишек.
Удивительный край — северный Мичиган, его еще называют Верхним полуостровом — суровые ели, березы, маленькие чистые озера, в лесу полно грибов и ягод — благодатней места и не придумаешь. А населенных пунктов совсем мало: американцы считают здешние края чуть ли не тундрой.
Мы искупались в озере, поставили палатку, а потом пошли на зов — хозяйские дети затеяли костер. Я помог нарубить дров четырнадцатилетнему сыну хозяйки, затем разговорился с его старшей сестрой.
Линда, крупная задумчивая девица, грустно смотрела в огонь.
— Хотите выпить? — спросила она неожиданно.
— Здесь есть где выпить? — удивился я.
— Я работаю в придорожном ресторанчике. У официантки всегда есть выпивка.
Она принесла джина и сока.
— Должно быть, скучно здесь жить? — спросил я.— Людей совсем не видно.
— Почему? Иногда сюда наезжают человек восемнадцать. Правда, в основном одни и те же — родственники, знакомые.
— И тебя никогда не тянуло поехать в большой город — Нью-Йорк или хотя бы Лансинг?
— А зачем? Здесь так спокойно, а потом — как родителей бросишь, у нас ведь здесь свое дело — кемпинг...
Утром, когда мы вышли на шоссе, я впервые осознал великую силу средств массовой информации. По дороге мирно катил небольшой семейный фургон с молодой женщиной за рулем. Увидев нас, она неожиданно притормозила — случай, до сих пор беспрецедентный. Высунувшись из окна, она неуверенно оглядела нас и наши рюкзаки:
— Эй, ребята, неужто вы те самые русские журналисты?
— Конечно, мы! — обрадовался я, вспомнив радиопередачу: узнали!
— Тогда полезайте в «вэн». Мы с мужем едем на Золотое озеро к моим родителям. Это на самом западе Мичигана.
Молодые супруги из Лансинга, Том и Кэтти, рассказали о том, как услышали передачу на работе и затем всем коллективом обсуждали, что бы каждый смог предложить русским, если встретил бы их по пути. Теперь им есть чем хвастать перед коллегами — русские достались на долю Тома и Кэтти.
Полдня мы ехали по лесному краю Верхнего полуострова и не уставали удивляться его безлюдности. На одном отрезке пути мы пересекали границу Висконсина и миль семнадцать катили по территории другого штата. Там Кэтти сделала остановку:
— Надо закупить пива — в Висконсине оно лучше и дешевле.
Есть все-таки своя прелесть жизни в федеративном государстве: надоело все — поезжай в соседний штат, там и порядки, и цены уже другие. Границу вроде не переезжал, а будто за рубежом побывал.
К вечеру мы добрались до Золотого озера. Прелестное местечко выбрали родители Кэтти для заслуженного отдыха — суровый, почти сказочный лес и озеро представляли собой отличную иллюстрацию для романов Фенимора Купера. Когда мы все вышли из машины, а затем полезли купаться после дороги, я заплыл на середину озера и почувствовал, как проснулся во мне надежно спрятанный индеец — несомненно, в одной из предыдущих жизней я охотился по берегам этого озера, сигнализировал кострами о приходе неприятеля и приветствовал соплеменников гортанным криком.
«Ого-го-го-го!» — ответили с берега Стас, Том, Кэтти и ее отец.
Отлично, я не один — наши все в сборе!
Погода неумолимо портилась, и мы решили остаться в доме гостеприимных мичиганских пенсионеров.
Мать Кэтти, бывшая учительница, с удовольствием болтала о русской истории, которую знала совсем недурно. Отец — в прошлом бизнесмен — оказался заядлым поклонником Бахуса. Он неделями страдал от отсутствия компании, поэтому с восторгом ходил за нами весь вечер по пятам и через каждые десять минут интересовался:
— Ну что, еще чего-нибудь принести?
И приносил.
Постепенно мы впали в блаженное состояние — вяло погрузившись в мягкие кресла у камина, мы рассуждали о всякой чепухе, с трудом ворочая языками.
Неожиданно речь зашла о хваленых американских свободах.
— Мне нравится большинство ваших гарантированных прав,— сказал я,— но одного из них я никак не могу принять — права на хранение огнестрельного оружия.
— А мне кажется,— заметил отец Кэтти,— что только это право и дает
возможность чувствовать себя хозяином на своей земле. Вот, вас ограбили — и вы как миленькие отдали двадцатку, да еще и здорово отделались, что эти мерзавцы не наделали в вас дырок. А представьте себе, если бы в ту минуту случился у тебя приличный «бульдог», и ты для острастки пальнул бы в воздух или по ногам того ублюдка с ножом? В следующий раз эти ребята уже хорошенько бы подумали, прежде чем останавливать незнакомца на улице. Хороший ствол — хороший педагог.
— И все-таки Европа как-то обходится без массового владения оружием.
— Так то — Европа. А в наших медвежьих краях, к примеру, попробуй проживи без «пушки» — мало ли какая четвероногая образина нагрянет из лесу, или того хуже — двуногая.
— А какое у вас оружие? — поинтересовался я.
— Э-э, брат, — усмехнулся он, — там, в шкафчике, у меня двадцать стволов — на любой случай.
— Неужто двадцать?
Он даже обиделся и повел нас в свою комнату, где мы действительно насчитали двадцать наменований оружия — от легкого револьвера «смит-энд-вессон» до крупнокалиберной винтовки, предназначенной не меньше, как для мамонта.
Оружие таинственно мерцало черно-масленым блеском и завораживало.
— Что, нравится? — спросил довольный хозяин. — Выбирай любой — пойдем, попробуем.
— Как, здесь?— удивились мы.
— Да нет — во дворе, конечно.
Я много читал об Америке, смотрел фильмы, слышал различные истории о вооруженных маньяках и дерзких грабителях, но вся эта информация о супервооруженной нации оставалась лишь абстрактным знанием. Теперь, когда я, стоя на поляне и держа двумя руками тяжелый револьвер, методично выкраивая из старого трухлявого пня брызги коричневых крошек, я понял — все это очень серьезно: это очень серьезная страна с очень серьезными законами. Здесь вполне реально, не по-киношному, могут раскроить твой череп, как я раскрошил этот пень. Но, с другой стороны — всякий человек имеет право на защиту самого себя и своей семьи от любого недоноска с винтовкой.
Словно в дополнение к этим оружейным эмоциям на следующий день мы столкнулись с настоящей смертью.
Простившись утром с обитателями лесного коттеджа, мы выбрались на шоссе и приступили к своей ежедневной рутинной работе — голосованию.
Из лесу на асфальт выскочил красавец олень, равнодушно оглядел пустынную дорогу. За ним потянулась семья — олениха и трое оленьих детишек. Предстоял обычный переход шоссе — видать, в этих местах и люди, и олени привыкли друг к другу, но глава семьи должен убедиться, все ли в порядке на дороге. Он же первый и начал ее пересекать. Я достал фотоаппарат — до чего красив подлец в своем беге...
На всей скорости из-за поворота выскочила легковушка. Олень как истинный глава семейства тут же повернулся к своим, предупреждая их взглядом об опасности. Своим положением он в тот момент мало интересовался. А зря.
Водитель машины посчитал, что объезжать зверя на скорости — слишком жирно будет, и, не меняя руля, гнал прямо на рогатого красавца. Раздался удар — олень отлетел к обочине, автомобиль отшатнулся в противоположную сторону. Визг тормозов слился с хрустом разлетевшегося по асфальту стекла.
Водитель, крепышок лет пятидесяти, бодро выскочил из машины, внимательно осмотрел поражение, нанесенное оленем, — боковое зеркало сняло начисто (эх ма, долларов на двадцать потянет) — зато стекла целы. На оленя он даже не взглянул.
— Что же ты наделал, гад! — заорал я по-русски, но тот даже головы в мою сторону не повернул. Жена водителя тронула его за рукав и показала на мой фотоаппарат. Он кивнул, быстро сел в машину и резво понесся вдаль.
Оленя я все же снял. Мертвого. Потом мы перенесли его в кювет, чтобы случайные автомобили не превращали его красивое тело в грязно-кровавые лохмотья, как это случается в городах с погибшими под колесами собаками и котами. Теплые оленьи ноги еще простреливали слабые разряды конвульсий, а ясные огромные глаза уже заливала муть неподвижности. Последний взгляд — сигнал тревоги, который получила спасенная оленья семья...
Радостный камень — друг православия
Миннесота стала первым штатом в нашем «черном списке». До сих пор мы не сталкивались с особыми проблемами на дороге — худо-бедно, нас подвозили, не позволяя подолгу простаивать на шоссе. Но стоило пересечь границу шестого штата, как тут же началась невезуха.
Мы постояли около трех часов на окраине Дулута — и никакого результата. Чтобы как-то привлечь к себе внимание, решились на крайнюю меру: спекулировать на происхождении. Уже не первый водитель советовал смастерить плакатик, раскрывающий наше гражданство: «Если люди увидят, что вы русские, они тут же остановятся».
Делать нечего, придется начинать рекламную кампанию. Я быстро намалевал на картонке: «Из Москвы в Северную Дакоту».
Проносившиеся мимо водители стали снижать скорость, чтобы прочесть плакат, но останавливаться никто не спешил. Американцы вальяжно улыбались в окна и скептически кивали, дескать: «Из Москвы, ну-ну, рассказывайте сказки».
Я рассвирепел, надел футболку с английской надписью «Московский университет». Эффект тот же. Не знаю, может, они решили, что мы из Москвы, штат Айдахо? А может...
Когда начало темнеть, мы решили устраиваться на ночлег. Нашли в придорожных кустах крохотную полянку, где поставили палатку (кстати, очень вовремя — начал накрапывать дождик). Стас отправился в маленький поселок неподалеку за водой для чая. Вернулся через полчаса, страшно ругаясь:
— Представляешь, только в третьем доме открыли дверь и еле-еле дали воды. А остальные в замочную скважину что-то мямлили о сломанном водопроводе!
Утром мы решили двигаться по дороге пешком, лишь бы вперед. Через несколько миль показался перекресток с бензоколонкой — отличное место для хитч-хайка. Мы купили по мороженому и сели возле заправки, дожидаясь попутку. Я подобрал с земли вчерашнюю газету — интересно, что там творится на оставленной стороне глобуса. Просмотрев бестолково подобранный блок новостей, я взглянул на телепрограмму и едва не подскочил: оказывается, вчера по местному ТВ демонстрировался старый боевичок «Попутчик» — фильм о маньяке, который ехал автостопом и убивал по дороге своих водителей. Так вот откуда эти осторожно-насмешливые взгляды миннесотцев, проносившихся мимо.
Чуть погодя мои подозрения подтвердил паренек — развозчик мебели, который все же подобрал нас: действительно местные жители — не самые крутые смельчаки в Штатах, мало того, что газеты каждый день долдонят об убийствах на дороге, так еще и этого жуткого «Попутчика» намедни показали. «Так что, ребята — заключил паренек, — пока не доберетесь до следующего штата — Северной Дакоты (а там народ попроще и посмелее), вам удачи на трассе не видать».
Расставшись с мебелевозом, мы решили выбираться из запуганной Миннесоты любыми средствами. К счастью, такое средство подвернулось — междугородный автобус главной транспортной компании США «Грей-хаунд» — «Серая гончая». Водитель «гончей» не должен был останавливаться на развилке, где мы сидели со своими рюкзаками, но его привлек мой необычный плакат. Огромный серебристый автобус остановился прямо возле нас и зашипел дверьми. «Добро пожаловать!» — крикнул водитель.
В салоне полусидели-полулежали несколько человек, порядком истрепанные дальними переездами. Надо сказать, что пассажиры «Грей-хаунда» — это немножко другая Америка, чем та, что пролетает по хайвэю на сверкающих «фордах» и «хондах», они — бесколесное меньшинство великой автомобильной державы. Для среднего американца поездка на междугородном автобусе невыгодна — слишком медленно, не очень безопасно — в салонах «Серой гончей» случается всякая публика, иногда вооруженная, которая не прочь решить свои проблемы за счет попутчиков. И, наконец, эта поездка не слишком приятна в смысле сервиса.
Пробравшись в хвост автобуса, я занял пустое кресло у окна.
— Извините, а вы правда русский? — спросил подсевший человек лет пятидесяти с монголоидным лицом.— Я слышал ваш разговор с водителем.
— Да.
— Вот здорово. Меня зовут Радостный Камень, и я знаю кое-что по-русски.
Неожиданно он довольно складно прочел на русском молитву «Отче наш».
— Откуда вы это знаете, мистер Радостный Камень,— удивился я.— И вообще, откуда такое поэтическое имя?
— Дело в том, что я — индеец племени навахо, — улыбнулся Радостный Камень, — а у нас детей не называют Джонами и Биллами.
Дальше выяснилось, что мой собеседник — житель резервации в штате Монтана. Всю жизнь считал себя правоверным католиком, что не мешало ему иметь семерых жен. Однажды он встретился в Сиэтле с русским священником Вадимом Погребняком, настоятелем местного прихода. Тот поведал Радостному Камню об основных постулатах православия, и произошло чудо — гуляка-индеец, циник и большой поклонник «огненной воды» вдруг в корне решил изменить всю свою жизнь. Он разогнал своих жен (двоих все же оставив), бросил пить и сделался активным прихожанином церкви святого Спиридона в Сиэтле. Путь до Сиэтла неблизкий, однако благодаря своей работе в «Грей-хаунде» Радостный Камень имеет право на бесплатные автобусные поездки.
— Я стараюсь приезжать в церковь всякий раз, когда выдается свободное время, — рассказывал он, — и проводить его вместе с моими русскими братьями во Христе. Их община — самая дружная в Сиэтле.
Ну кто бы знал, что религия нашей страны, с трудом находящая понимание в католическо-протестантской Европе, придется по душе краснокожему человеку с таким чудным именем. Неисповедимы пути...
Галопом по Америкам. Часть II
Сердце страны
В первом городе штата Северная Дакота — Гранд-Форксе мы пробыли пару дней в гостях у еще одного американского коллеги — Майка Джекобса. Пользуясь уже отработанной схемой честного заработка, мы продали в газету Майка «Геральд трибюн» несколько статей и прочли лекцию в университете (в этой стране их не меньше, чем бензоколонок). И снова в наших карманах зашуршали длинные зеленые бумажки.
Один из студентов университета, Мэтью Аксвиг, предложил подкинуть нас до-небольшого северодакотского городка Рогби.
В одноэтажном Рогби живут две тысячи человек. Здесь не запирают двери, никогда не слышали о гангстерах и очень гордятся тем, что в их городке установлен каменный обелиск, символизирующий географический центр Северной Америки. А еще в Рогби ждали русских, нас то есть, о чем мы узнали из местной газеты. Брат нашего друга из Гранд-Форкса Марк Джекобе, владелец газеты, получил известие от Майка о том, что в город направляются «знаменитые путешественники».
Все это напоминало прибытие «Антилопы Гну» в город Удоев. Возможно, впервые за несколько лет в маленьком сонном городке Среднего Запада происходило Событие. Нас встретил местный актив: мэр города Марк Джекобс и владелец похоронного бюро Дэйл Найвогнер — вот такой командно-административный треугольник.
Задержались мы в Рогби меньше, чем на сутки, но программа получилась насыщенной. Для начала Марк произнес странную фразу: