Последняя глушь

— Идем дальше, — пробурчал Токло.

Луса вновь пошла впереди, пытаясь ступать совсем незаметно, пока не подошла к задней стене берлоги целителя. Из окошка струился свет, бросавший желтое пятно на мокрую землю.

Луса подошла к окну. Встав на задние лапы, она уперлась передними в стену берлоги и заглянула внутрь.

ГЛАВА XI

ТОКЛО

Токло осторожно подполз к берлоге и уставился внутрь сквозь твердую блестящую пелену, похожую на кусок льда и закрывавшую дырку в стене. Внутри горел огонь, и Токло учуял странный запах, от которого у него слегка закружилась голова. Если не считать этих загадочных ароматов, внутри было тепло, уютно и приятно. Токло понравилось, что стены и пол в этом помещении были завешаны звериными шкурами.

Луса и Каллик стояли рядом с Токло, прижавшись носами к окну. Токло внимательно оглядел плосколицего, забравшего Уджурака. Тот сидел спиной к окну, загораживая от друзей Уджурака, лежавшего возле противоположной стены. Токло удалось увидеть, что плосколицый держал в своей голой розовой лапе какой-то маленький серебристый предмет.

«Наверное, он все еще пытается выудить леску из пасти Уджурака, — догадался Токло. — Лапы у плосколицего маленькие и гораздо проворнее наших. Может, мы все-таки правильно сделали, что принесли Уджурака сюда?»

Плосколицый пошевелился, и Токло впервые увидел Уджурака. Он все еще был в обличии плосколицего и лежал на спине, укрытый шкурами.

— Он выглядит совсем мертвым, — в страхе прошептала Каллик.

Токло ничего не ответил, но в животе у него все сжалось, и он заскрипел зубами, чтобы не зареветь в голос. Уджурак лежал совершенно неподвижно, и его голая розовая шкура приобрела серый оттенок. Глаза друга были закрыты, и Токло не знал, дышит ли он еще или нет.

— Он жив, — уверенно сказала Луса. — Если бы он умер, плосколицый не пытался бы ему помочь!

Токло обдумал ее слова, но никак не мог в них поверить.

«Что понимают эти плосколицые! А если они живых от мертвых не отличают? В любом случае, даже если Уджурак еще жив, он все равно может скоро умереть».

Токло ненавидел ощущение собственной беспомощности. Лишь утром, во время рыбалки и охоты на оленей, Токло был доволен собой и миром. Теперь же он чувствовал, что все идет не так, как надо. Но мучительнее всего была одна мысль, уже давно не дававшая ему покоя — все случилось по его вине. Это он попросил Уджурака превратиться в гуся. Если бы он не придумал этот дурацкий план…

Токло охватила паника. Сердце бешено забилось, и он с дрожью вспомнил то страшное время, когда терзался чувством вины за смерть Тоби и за то, что родная мать бросила его… Он знал, что не переживет этого кошмара во второй раз. Он больше не вынесет бремени вины.

«Нет, я не виноват во всем этом, — твердо сказал себе Токло. — Это не моя вина».

Сердцебиение постепенно выровнялось, жгучий страх отступил.

«Я Уджураку друг, а не мать, — подумал Токло. — Я не обязан вечно опекать его. Он должен научиться сам о себе заботиться».

Токло вспомнил, как Уджурак уже находился на шерстинку от смерти. Это случилось во время путешествия к Великому медвежьему озеру, когда они переходили через мост, и Уджурака сбил огнезверь. Тогда Токло чувствовал себя самым никчемным медведем на земле из-за того, что не сумел защитить Уджурака.

«Но я не собираюсь проходить через это еще раз, — напомнил себе Токло, делая размеренные глубокие вдохи. — Уджурак должен научиться быть настоящим медведем. Нельзя вечно оставаться глупым и беспомощным! Почему он такой безмозглый? Почему он вечно попадает в беду?»

Внезапно из берлоги донеслось негромкое покашливание. Токло затаил дыхание.

— Это Уджурак! — воскликнул он. — Наш друг жив!

Старый плосколицый снова склонился над Уджураком. В его лапе сверкнул серебряный коготь. У Токло заурчало в животе от тревоги, когда он увидел, как сильная дрожь сотрясла тело Уджурака. Когда Уджурак расслабился, целитель протянул к нему лапу и ласково погладил по густой шерсти на голове.

Оторвав взгляд от окна, Токло увидел луну, висевшую высоко над горными склонами. Знакомая тоска волчьим клыком впилась ему в сердце. «Там — мое место», — подумал молодой гризли.

Бескрайние леса были его настоящим домом, и Токло хотел жить там, а не прятаться возле чужой берлоги на краю стойбища плосколицых.

В мыслях он снова вернулся к тому времени, когда они с Тоби были маленькими медвежатами и жили в берлоге вместе с Окой. Он вспомнил, как Ока впервые учила его охотиться.

— Видишь эту палку? — спросила она, бросая перед ним сучок. — Представь, что это заяц. Что ты должен сделать?

— Догнать его? — спросил Тоби, радостно сверкая глазами.

Тогда Тоби еще не так сильно болел и выглядел самым обычным медвежонком. Теперь Токло было мучительно вспоминать о той поре. Тоби был заметно слабее Токло, но никто не думал, что он чем-то серьезно болен. В то время Ока еще не суетилась над ним, а Токло мог всем сердцем любить брата, и к этой любви не примешивалось раздражение на его вечное хныканье и слабость.

— Эх ты, белкоголовый! — снисходительно ответил Токло брату. — Где тебе догнать палку! Только я могу это сделать.

Он прыгнул на палку, впился в нее зубами, потряс из стороны в сторону, а потом бросил к лапам Оки.

— Я ее убил, правда? — завопил он.

— Конечно, — одобрительно ответила Ока. — А теперь попробуй ты, Тоби.

Вытянув передние лапы, Тоби прыгнул на палку, но поскользнулся, упал и перевернулся на спину. Палка отлетела в сторону.

— Твой зайчик убежал! — злорадно пропыхтел Токло.

Ока сокрушенно вздохнула.

— Тоби, ты даже не пытаешься! — проворчала она. — Если не научишься сейчас, не сможешь добывать себе пропитание, когда вырастешь!

Тоби сел и стряхнул лапой приставшие к морде кусочки сухих листьев.

— А я буду жить с Токло, — ответил он. — Токло, ты ведь не дашь мне умереть с голоду?

— Нет, конечно, — радостно закивал Токло. — Я буду ловить дичь для нас обоих! Берегись! — заорал он, снова бросаясь на палку, и ловко переломил ее лапами пополам.

— Нет, — очень серьезно сказала Ока. — Вы оба ничего не понимаете. Гризли живут в одиночку. Так издревле повелось, и не вам менять наш обычай. Мы не нуждаемся в стае, чтобы выжить, и в этом наша великая сила. Мы сами отвечаем за себя и ни на кого не полагаемся. Мы — гризли!

Она сказала это очень мрачно и решительно, и хотя Токло был в то время еще совсем маленьким медвежонком, он невольно задумался над тем, почему мама так настаивает на том, чтобы жить в одиночестве. Теперь он знал, что многие гризли живут одни, однако вопросы все равно остались. Токло чувствовал, что для Оки одиночество было не просто привычкой или инстинктом: какая-то рана в глубине сердца заставляла его мать отвергать любое общество.

Тут Луса, стоявшая рядом с Токло, села, и молодой гризли снова вернулся в реальность. Оказывается, он так глубоко задумался, что не заметил, как старый плосколицый куда-то ушел, оставив Уджурака спать в уютном гнезде из шкур.

«Пожалуй, этот плосколицый лучше других, — подумал Токло. — Но я все равно до конца не уверен, что Уджурак поправится. Поживем — увидим».

Вздохнув, он снова посмотрел на горы, посеребренные холодным светом луны. Они выглядели такими мирными и манящими, что у Токло зачесались лапы от желания поскорее отправиться туда, под сень густых деревьев.

— Скоро, — прошептал он еле слышно, чтобы медведицы не услышали. — Я скоро приду.

ГЛАВА XII

УДЖУРАК

Уджурак лежал на полу пещеры, над его головой колыхались тени. Острая боль пульсировала в горле, а смертельная усталость неумолимо разливалась по телу. Он беспомощно пошевелил лапами, но у него не хватило сил, чтобы подняться. Все чувства смешались. Внезапно тьму прорезал яркий луч белого света. Уджурак моргнул, пытаясь вернуть себе зрение. Внезапно в пещеру вбежал заяц-беляк и остановился перед ним. Белоснежная шерсть животного светилась так ярко, словно луна упала на землю и озарила его шкуру.

— Уходи, — сказал заяц. — Ты должен уйти отсюда.

— Я не могу, — прохрипел Уджурак, и от этого боль в горле стала еще сильнее. — Я устал.

— Ты должен! — властно приказал заяц.

Он отвернулся от Уджурака и сделал несколько прыжков в дальнюю часть пещеры. Здесь он остановился, обернулся и мрачно сказал:

— Тебе нельзя здесь оставаться.

В этом зайце было нечто такое, что заставляло Уджурака повиноваться, словно они двое были связаны невидимой нитью. Уджурак снова попробовал подняться, на этот раз ему это удалось. Лапы отказывались повиноваться, а тело было слишком тяжелым: Уджураку хотелось лечь и снова провалиться в блаженную тьму.

— Иди за мной, — приказал заяц. — Если ты сумеешь выйти из пещеры, все будет хорошо.

Пошатываясь и превозмогая боль, Уджурак пошел вперед, следуя за зайцем. Вход в пещеру становился все ближе, и вскоре Уджурак увидел свет, просачивавшийся снаружи.

Чем ближе он подходил к выходу, тем ярче становился свет, и вскоре золотистое сияние ударило в глаза Уджураку, так что он перестал видеть зайца. Ему стало холодно. Он был совсем голый, и его тело обдувал свежий ветер, несший с собой теплые запахи лета.

Наконец Уджурак сделал последний шаг и вышел наружу, оставив за спиной темную пещеру. Золотой свет слепил ему глаза, но он услышал радостный голос невидимого зайца:

— Отлично! Теперь тебе нечего бояться. Здесь ты в безопасности.

Уджурак моргнул и открыл глаза. Он лежал в каком-то уютном гнезде в берлоге плосколицего и был плотно замотан в теплые шкуры. В одном углу берлоги ярко горел огонь. Оттуда тянуло душистым дымком, щекотавшим ноздри запахом целебных трав. Принюхавшись, Уджурак узнал траву, которую нужно разжевать и наложить на рану, и еще одну, которая успокаивает боль. Другие запахи были ему незнакомы.

Несмотря на огонь и шкуры, его бил озноб. Горло горело огнем, словно обожженное. Уджурак попытался вспомнить, что с ним случилось и решить, что делать дальше, но у него ничего не получилось. Это было все равно, что искать дорогу в густом тумане.

Через какое-то время Уджурак стал различать тихие слова, раздававшиеся с другой стороны лежбища, почти неразличимые из-за треска поленьев в очаге. Слова были незнакомые. Повернув голову, Уджурак увидел сидевшего рядом с собой плосколицего. Это был широкоплечий самец со старым морщинистым лицом и длинной серой шерстью на голове, которая была убрана со лба и заплетена в длинные косы, перехваченные на концах перьями и бусинами. Лапы у старого самца были сильными и плоскими. Уджураку показалось, что он уже где-то видел этого плосколицего. Он напряг память и вспомнил, что этот старик выходил из берлоги, куда отнесли раненого плосколицего детеныша.

— Ты проснулся, — медленно проговорил плосколицый. Он произносил каждое слово медленно и отчетливо, и лицо его расплылось в доброй улыбке. — Добро пожаловать в мой дом. Меня зовут Тиинчу.

— Что случилось? — хрипло спросил Уджурак. — Почему я здесь?

— Ты проглотил рыболовный крючок, — охотно пояснил плосколицый. — Он едва не убил тебя. Но я посетил твоего духа, приняв облик зайца, и вернул тебя обратно. Твой дух очень силен, малыш.

«Посетил меня?» — Уджурак растерянно посмотрел на старика.

Значит, этот плосоклицый такой же, как он, Уджурак? Но разве заяц может быть плосколицым?

Уджурак попытался сесть, и с ужасом понял, насколько ослабел. Он даже не сопротивлялся, когда плосколицый мягко положил руку ему на плечо и заставил снова лечь.

— Лежи спокойно, маленький медведь, — ласково проговорил Тиинчу. — Очень скоро ты снова станешь здоровым и сильным.

Уджурак снова попробовал что-нибудь вспомнить, но удушающий запах дыма мешал думать. Перед глазами у него все расплылось, комната начала медленно раскачиваться, словно он смотрел сквозь толщу воды. Яркая маска, висевшая на стене, хитро подмигнула Уджураку, прежде чем ее заволокло густым туманом.

— Не надо разговаривать, — раздался голос целителя. — Я вытащил крючок и леску у тебя из горла, но должно пройти время, прежде чем рана заживет.

Сунув руку куда-то в темноту, он показал Уджураку небольшую чашку, в которой лежала длинная полупрозрачная леска с ужасным зазубренным крючком на конце. Крючок и леска все еще были в крови. На Уджурака нахлынули воспоминания: боль в горле, удушье, отчаянные попытки глотнуть воздух.

— Все уже позади, — заверил его Тиинчу. — Я дал тебе пастушью сумку, чтобы остановить кровотечение, и эхинацею против заражения.

Встав с края лежанки, он исчез из поля зрения Уджурака. Через несколько мгновений он вернулся, держа в руках чашу, на дне которой Уджурак заметил несколько мелких белых камешков.

Сморщившись от боли, Уджурак еще плотнее вжался в шкуры.

— Для чего это? — шепотом спросил он.

— Не бойся, — снова улыбнулся Тиинчу. — На свете есть много способов исцелять болезни, а эти таблетки, сделанные из трав, помогут тебе поправиться.

Он бережно приподнял Уджурака, обняв его за плечи. Уджурак понял, что старик ждет от него чего-то, но не знал, чего именно.

— Возьми таблетку и положи ее на язык, — объяснил Тиинчу после недолгого молчания. — Так ты сможешь легко проглотить ее, запив водой. — Он взял чашку со столика, стоявшего возле лежанки.

Уджурак с опаской взял одну белую таблетку. Это оказалось не так-то просто, ведь он еще не научился пользоваться своими новыми пальцами.

— Проглотить ее будет непросто, — сказал Тиинчу, видя, что Уджурак в нерешительности замер, разглядывая таблетку. — Но ты должен это сделать, если хочешь почувствовать себя лучше.

Уджурак неуверенно кивнул. Он положил таблетку на язык, а Тиинчу поднес чашку к его губам и осторожно влил воду в рот. Превозмогая режущую боль в горле, Уджурак кое-как проглотил лекарство.

— Молодец, — сказал Тиинчу. — Ну, все, пока хватит. Остальное я дам тебе позже.

Он сказал, что от лекарства Уджураку станет лучше, однако медвежонок не почувствовал ничего особенного после того, как проглотил таблетку. Может быть, нужно подождать? Наверное, эта таблетка сделана из какого-то незнакомого ему растения, на котором растут твердые белые ягоды? Хорошо бы узнать, как выглядит это растение, чтобы найти его в будущем.

Тиинчу помог Уджураку лечь и отошел от его лежанки. Уджурак слышал, как старик расхаживает по своей берлоге, и звук его шагов звучал то громче, то тише, по мере того, как волны холода и жара прокатывались по его измученному телу.

«Что со мной творится?» — думал Уджурак.

Это место было ему чужим. Он хотел поскорее очутиться снаружи, под открытым небом, чтобы идти вдаль, вместе с другими…

«Другими? Какими другими?»

Он впервые понял, что забыл что-то очень важное.

«Я не плосколицый. Я… я…»

Он попытался вспомнить, но его воспоминания таяли, как снежинки на воде. Уджурак знал, что его жизнь началась до того, как он очнулся в этой теплой, душистой берлоге. Но что было с ним до этого? Кто он такой? Ответ на этот вопрос растворялся в тумане боли и усталости.

Тиинчу вернулся с новой чашкой в руке. От чашки поднимался душистый пар.

— Выпей это, — сказал целитель, снова садясь возле лежанки Уджурака. — Это чай из зимолюбки. Он успокоит боль и позволит тебе уснуть. Я добавил в отвар ягоды бузины, чтобы снять жар.

Он приподнял Уджураку голову и поднес чашку к его губам. Теплая жидкость оказалась очень приятной, но Уджурака пугала близость плосколицего.

— Вот так, — прошептал старик, когда Уджурак отпил из чашки. Он помолчал недолго, а потом задумчиво спросил:

— Ты ведь не из наших краев, малыш?

Уджурак отрицательно помотал головой.