Сергей крепко зажмурился. А когда через мгновение открыл глаза, сверху, от правого берега, несся сал.
— Не может быть! Сумасшедшие!
Вода бурлила вокруг ног Сергея. Он с трудом удерживался на камне, но теперь-то он устоит. Устоит!
Сал стремительно приближался. Двести метров, сто, пятьдесят. Уже видно, как черные туши гупсаров мечутся вокруг решетки. На сале теперь трое. Кто третий, Сергей не разобрал.
Плотик шел чуть левее камня. Один из людей на сале приподнялся. Конец веревки ударил Сергея по лицу.
— Держи! — раздался отчаянный крик.
В последний момент ему удалось схватить ускользающую веревку. Одной рукой, затем и второй.
...Поток сразу закружил Сергея, потянул веревку из судорожно сжатых рук. Она скользила, уползая сантиметр за сантиметром. Вот-вот кончится. Нет, на конце узел! Теперь только не разжимать рук!
Мутная волна свирепо била по лицу. Рвала одежду. Бросала вверх и вниз. Когда удавалось сделать судорожный вдох, вместе с воздухом в рот врывалась вода.
Сергей не чувствовал, как его подтянули к салу, как, бросив на миг весла, двое втащили его тяжелое тело на решетку. Сал уже приближался к берегу, когда он открыл глаза. Кто-то хорошо знакомый склонился над ним. Седая борода. Бронзовое лицо. Джабар улыбнулся и продолжал растирать Сергею грудь и плечи.
По следам первых рудокопов
В северо-восточном Казахстане, в степи близ Улутавских гор, можно и сейчас увидеть кое-где зеленоватые холмы горных пород, которые даже неопытный глаз отличит от естественных, покрытых бурой плесенью каменистых сопок. В конце прошлого века остатки этих заброшенных медных копей помогли найти крупнейшие в нашей стране медные месторождения Джезказгана. Неудивительно, что следы древних рудокопов вызывают живейший интерес не только у историков и археологов, но и у геологов.
В старину добыча руды велась примитивными способами. Мог ли древний рудокоп, вооруженный каменной или бронзовой кайлой, пробить глубокую штольню в твердых горных породах? Обвалы и наводнения грунтовых вод нередко заставляли людей бросать едва начатое дело. Обычно они снимали «сливки» — брали руду только с верхних слоев месторождения.
Но даже извлеченная из земных недр руда использовалась далеко не полностью. Первые рудознатцы не умели достаточно хорошо отделять ценные минералы от пустой породы. Поэтому сами отвалы старинных рудников представляют собой богатое сырье, которое в наше время может быть эффективно использовано.
Древние мастера горного промысла довольно умело находили минеральные залежи. Но, обнаружив один выход руды, они не делали попыток отыскать поблизости ответвления других рудных жил. Вот на это-то и обращают геологи больше всего внимания при изучении старинных разработок.
Как же отыскать древние рудники? Обычно они встречаются в виде воронок, неглубоких ям с отвалами, пещер или шурфов. В геологических поисках вам могут помочь косвенные сведения, в которых содержатся намеки на рудничные занятия древних жителей. К таким сведениям относятся названия местностей (Золотуха, Рудня, Серебрянка и т. п.), рассказы старожилов и старинные поверья.
В Казахстане имеется местечко Крык-Кудук, или «Сорок колодцев». Легенда рассказывала о древнем народе, который занимался здесь когда-то добычей золота. Но где оно добывалось, никто не знал.
В 1928 году местный житель Д. Анашкин решил проверить справедливость старинной легенды. Он поделился своими догадками с геологами, которые после непродолжительных поисков действительно обнаружили давно заброшенные золотоносные жилы. Удалось отыскать и новые рудные пласты. В Крык-Кудуке возник крупный золотодобывающий район.
Таким же образом было открыто магнетито-медное месторождение Саяк в Прибалхашье. Геолог Н. Наковник узнал от старожилов о больших старинных выработках в районе Саяка. Он разыскал старый рудник и сумел выявить границы новых рудных жил.
Навести на след рудников могут также орудия труда и другие следы деятельности древних металлургов. Дело в том, что в давние времена обработка руды происходила недалеко от места ее добычи. Старинные литейные формы, шлаки служат своеобразными ориентирами открытых в прошлом месторождений.
Чтобы лучше подготовиться к поискам древних рудников, следует внимательно ознакомиться (если это возможно) с предметами древности в краеведческих музеях. Там можно встретить каменные рудничные молоты, ступы, бронзовые кайлы, деревянные лопаты для сгребания руды, лотки и т. п.
При открытии следов рудничных разработок необходимо точно фиксировать место находки на географической карте, к которой должно прилагаться также краткое описание местности и обстоятельств открытия.
Не забудьте осмотреть карьер выработки и ее отвалы. Ведь в них можно найти древние орудия рудокопов, обломки керамики и другие предметы. Рекомендуется взять из отвалов по нескольку образцов руды и породы.
О результатах своих поисков сообщайте в местные геологические управления.
Горячая кровь земли
Первое мое знакомство с «героиней» этого очерка состоялось летом 1952 года в вагоне второго класса, когда поезд подходил к Бухаресту.
Кто-то из моих попутчиков рассказал историю о предприимчивости некоего депутата парламента и помещика, который, проведав о погоне за нефтью, начавшейся перед войной в Румынии, вырыл на своем бесплодном участке скважину, наполнил ее нефтью, тайком привезенной в бочках из Праховы (Долина реки Праховы — ртарый нефтедобывающий район в Румынии.), и предложил нефтяным компаниям купить у него за большую цену «новое месторождение».
Так зашла речь о будущем румынской нефти. Нашелся пассажир, который пытался убедить нас в том, что, будущего у румынской нефти нет, что «истощенная» Прахова осядет в пустые подземные впадины и что — это уже гораздо серьезнее — Румыния будет вынуждена ввозить нефть из-за границы.
Когда мы подъезжали к Бухаресту, спор разгорелся вовсю. У неизвестного нашлось даже несколько сторонников: «Должно быть, так и есть: с каких пор добывают нефть! Наверное, и в самом деле ей конец пришел».
Но тут один пассажир, который в течение всего пути то дремал в своем углу, то жадно курил папиросу за папиросой, громко расхохотался. Он достал из портфеля, который все время не выпускал из рук, три запечатанные бутылки с этикетками. Они были наполнены коричневой, с зеленоватыми отражениями жидкостью.
— Эти бутылки опровергают все ваши предсказания. О Тиклени и Былтени, что в Олтении, слыхали?
Это были просто две небольшие деревушки, расположенные далеко от асфальтированных шоссе и железной дороги. Кто-то попытался пояснить:
— Они находятся где-то на нашем «диком Западе». Раньше говорили,
что если имеешь собаку, от которой хочешь избавиться, то ее надо отправить туда, чтобы она подохла с голода.
— Так вот — продолжал человек с бутылками, — здесь обнаружена первая олтенская нефть. Приезжайте на этот «дикий Запад» через несколько лет, и тогда посмотрим, что будет с вашими предсказаниями.
Мне никогда больше не довелось снова встретить пассажира, который вез в портфеле первую олтенскую нефть. Но на «диком Западе» я побывал, и совсем недавно, всего несколько месяцев назад.
Встреча со здешней нефтью просто ошеломила меня. Месторождения нефти скрываются в недрах Олтении на глубине, превышающей размеры самых высоких гор нашей страны — Фагараш.
Представьте себе горы Фагараш, проколотые сотни раз от самой высокой вершины до подножия и даже глубже. Тогда вы оцените усилия бурильщиков Олтении, направленные сначала на освобождение, а затем на пленение неисчерпаемой энергии недр этой земли.
Первая скважина, давшая нефть, ту самую, что путешествовала в портфеле неизвестного инженера в Бухарест, находится где-то на холме между Былтени и Тиклени. Она скрыта теперь целым лесом новых вышек.
Пейзаж, как и на всяком нефтяном промысле, суров. Ночью он кажется почти фантастическим. Тьма борется с красноватым дрожанием языков горящего газа, который, пока не окончено строительство трубопровода Тиклени — Бухарест, сжигают. Вышки, окруженные паром усеянные пампами, кажутся оазисами света.
И ночью промысел напоминает муравейник. Фары грузовиков пронзают темноту столбами света, тракторы тянут прицепы с двигателями, насосами, трубами, тысячами мешков цемента. Ночь вся во власти грохота, в нем слышится и ритмическое попыхивание двигателей, и лязг труб, и протяжный скрежет лебедок.
На буровой № 401 работает бригада, состоящая из бывших крестьян ближайшего села Стрехаи.
Здесь бур достиг глубины двух тысяч метров. Бурильщики так умело орудуют тяжелыми и сложными инструментами, каждый из них настолько хорошо знает свое дело, что, глядя на них, не поверишь, что три-четыре года назад они и не знали, как выглядит вышка.
Георге Бызу, хотя ему только восемнадцать лет, — гордость бригады бурильщиков, уроженцев Стрехам. Он, крестьянский сын, окончил профессиональную школу нефтяников в городе Тырговиште и получил драгоценную квалификацию «старшего бурильщика». Я узнал на промысле, что два дня назад Георге Бызу явился к директору бурильного треста и предложил снизить себестоимость метра проходки на скважине № 401.
Рассказывая об этом парне, директор Леонтин Мэчукэ, выпускник Московского нефтяного института, которому и самому еще нет тридцати лет, улыбается.
— Он, знаете, самый младший в бригаде, в которой работает и его отец. Энергичный парень, настоящий спирт! И таких, как он, у нас много.
Действительно, большинство бурильщиков в Олтении молоды, их средний возраст — двадцать семь лет.
К следующей вышке мы подошли затаив дыхание. Там стояла тишина, а тишина на вышке — это тревога на сердце бурильщика. Я знал, что там работает одна из лучших в Олтении бригад. Бригадир Мускалу Константин, старый нефтяник, был бледен, полон напряжения. Произошла катастрофа, которая могла оказаться роковой для вышки: в породе на глубине более тысячи метров заклинилось долото.
В течение четырех часов я был свидетелем настоящего сражения между человеком и недрами. Человек требовал назад свое орудие, а земля схватила бур скалистыми когтями и не хотела отдавать. Вышка дрожала в предельном напряжении моторов, стрелки приборов прыгали от одного края шкалы к другому, пот градом катился с лиц. Работу вели с такой точностью, словно производили хирургическую операцию, при которой сердце больного могло остановиться в любой момент. И все безрезультатно.
После многочисленных попыток Мускалу предложил крайнюю меру — превысить допустимую по техническим нормам нагрузку для моторов. Земля задрожала вместе с вышкой, люди испуганно переглянулись: в любой момент долото могло сломаться и навсегда остаться в скважине. Вдруг сильный рывок — и подъемный кран начал тащить бур вверх. Земля уступила. На потных лицах заиграли улыбки. Мускалу швырнул каску оземь и пригладил волосы выпачканной в мазуте рукой.
Человек на нефтяных промыслах — это прежде всего человек смелых дерзаний. Жизнь его полна напряжения, требует полного сосредоточения всех сил, укрощающих подземную стихию.
Ион Ступару, бывший «праховец», теперь директор треста в Олтении. За полвека работы на нефтепромыслах он «вложил ремесло в руку» тысяче, если не больше, человек.
Получение квалификации для местных жителей, чьи отцы и деды знали либо тяжелый и малоблагодарный труд на бесплодной земле, либо колесили по городам страны с корзинами овощей, ведрами керосина или кастрюлями простокваши, — для этих людей получение квалификации прямо-таки переворот в жизни. Ведь процесс этот носит массовый характер.
Только в 1958 году на тикленских промыслах было организовано из числа местных жителей сорок бригад. А что люди в них были хорошо подготовлены к работам на нефтяных промыслах, подтверждается практикой: за время существования нефтедобычи в Олтении не было ни одного упущенного фонтана, ни одного пожара, ни одного взрыва. И это на нефтяных промыслах Румынии, печально прославившихся когда-то бедствиями и хищнической эксплуатацией месторождений.
Есть еще одно, что основательно отличает рождение нефтяного промысла в наши дни от недавнего прошлого. Тогда первые буровые установки неизбежно влекли за собой зловещий конвой трактиров и притонов. В селах и городах знаменитой Праховской долины вместе со звучными эмблемами американских, английских, французских, немецких и других нефтяных компаний появлялись эти постыдные эмблемы строя, главной целью которого были выгода и накопление.
В Олтению первые вышки привели с собой и первую библиотеку, новые дома, цветущие сады...
Жизнь меняется и в соседнем Зэтрени, куда добрались вышки в поисках новых месторождений. И сюда принесут они электричество, газовое отопление, радио и кинематограф.
Слова человека с бутылками первой олтенской нефти звучат сегодня уже не как прогноз будущих успехов. Они словно подводят итоги огромной работы людей, добывающих горячую кровь земли.
Иоан Григореску. Ветру навстречу
Дверь барака протяжно заскрипела. Бабеш шагнул через порог и, посмотрев на небо, досадливо свистнул. Было темно как ночью. На свинцовом небе, словно звери, готовые ринуться друг на друга, метались черные тучи, порывистый ветер крутил бешеные смерчи и с яростью буравил ими небо.
Бабеш вернулся в барак и, засунув руки в карманы брюк, посмотрел на молодого нефтяника Нягу:
— Пойдешь все-таки?
— Да!
— Героя из себя строишь?.. Забросит тебя буря в такую пропасть, где сам черт не разыщет.
Нягу засмеялся:
— Я не из тех, кого ветер в клубок сворачивает, Бабеш!
Стекла барака зазвенели от сильного удара грома.
— Слышишь? Боюсь, что сегодня тебе не придется ночевать дома. Оставайся... Никто у тебя жену не украдет... Она поймет, что ты не мог прийти... Ну?
Нягу не ответил. Он покрепче стянул ремешки ботинок и стукнул каблуками об пол, измазанный мазутом.
— Значит, уходишь?
— Ничего страшного, промокну немного — только и всего.
Дверь опять скрипнула, и Нягу вышел на улицу. Он пристегнул отвороты спецовки английской булавкой, нахлобучил пониже шапку и зашагал по протоптанной, хорошо знакомой дорожке.
Нефтяная скважина, на которой работал Нягу, была новой и находилась несколько поодаль от других буровых.
Обычно Нягу проезжал шесть километров, отделявших его от дома, на машине промысла. А сегодня шофер позвонил из Пуцури, что сможет заехать на буровую только поздно ночью.
Было часов пять пополудни. Но тучи и пыль, поднятая бурей, создали густую тьму. Только свет молнии на короткий миг освещал дорогу.
Парень ускорил шаг. Он ступал тяжело, опустив голову. Ветер сильно гудел в ушах, хлестал в лицо, горбом вздувал на спине спецовку.
Снова тяжело ухнул гром. В детстве Нягу верил, что гром — это огромные пустые котлы, падающие с неба. Теперь ему тоже казалось, что откуда-то сверху скатывались котлы, с грохотом приближались и, пронесясь где-то рядом, бесследно исчезали в темноте.
Он шел лицом к ветру.
Вихрь тащил и поднимал в небеса все, что мог вырвать из земли. Мрак все больше сгущался. На расстоянии двух шагов нельзя было ничего разглядеть. Нягу с трудом нащупывал ногами знакомую тропинку.
Дорога вела через лес, затем поднималась по холму, усеянному вышками, пересекала Большой промысел и выходила к поселку. Там, в домике у дороги, его ждала молодая жена.
Когда Нягу вошел в лесок, ему показалось, что дубняк бурлит. Буря швыряла листья, сгибала дугой толстые ветки. Мокрые стволы громко трещали.
Он вышел из лесу и стал подниматься по холму. Но вихрь схватил его, закружил и сбил с ног.
Нягу сразу промок до костей. Может быть, следовало послушаться совета Бабеша. Но ведь она ждала...
Парень встал, отряхнул забрызганную грязью одежду и зашагал дальше. Впереди, на верхушке одной из вышек, тускло горела лампочка.
Почти ползком добрался он до нее, надеясь передохнуть здесь хоть несколько минут. Но там, где должен был стоять деревянный барак, теперь торчали лишь три столба, с которых ветер сорвал крышу. Дежурного на скважине не было.
Вышка трещала в стыках, стойки качались под неистовым напором ветра. Нягу почувствовал, что силы оставляют его. Он ощупью нашел доски, которые закрывали вход вниз, к основанию вышки, поднял их и, спустившись по железной лесенке, прикрепил доски на место.
Внизу, под помостом, было тихо, гул ветра почти не был слышен. Только трубопровод слегка дрожал под давлением нефти, которая поднималась из глубин. Нягу снял спецовку, выжал из нее воду и, снова надев, уселся на груду труб в углу.
Было около шести часов. Он отдохнет совсем немного, всего одну минуту, и пойдет дальше. Жена, наверное, уже вернулась с работы, приготовила ему теплую воду и теперь боязливо прислушивается к разгулявшейся буре. Нефть гудела в трубопроводе, как шмель в металлической коробке. Это знакомое беспрерывное гудение показалось Нягу после завывания ветра особенно приятным и теплым. Незаметно он задремал.
Снаружи на склоне холма свирепый вихрь угрожающе крутил воздушные воронки. Собрав все силы, вихрь налетел на деревянную башню, сорвал анкеры... Послышался оглушительный треск и грохот. Земля содрогнулась, парень упал на четвереньки, потом вскочил и бросился к выходу. В уши ворвался резкий свист. Нягу поднялся по железной лесенке, раздвинул доски и выглянул наружу. Но свист шел снизу. Свистело тонко, протяжно, тревожно. Что бы это могло быть? Он опять спустился по лесенке и почувствовал под ногами что-то липкое. Нефть!