Помоги проекту - поделись книгой:
Потом наш разговор перешел в другую плоскость.
— Послушайте, Брайан, а как вы получили титул лорда? Извините, что задаю такой вопрос, — сказал я вежливо и серьезно. Но Пиппард не поддержал тон.
— Я думаю, здесь произошла ошибка. Это моему отцу в свое время надо было дать лорда, но о нем забыли, — ответил он, смеясь. — А зря. Ведь это он фактически очистил Темзу от грязи и сделал так, что в ней появились лососи. А потом, наверное, кто-то в Обществе вспомнил об этом, и решили: давайте вместо Пиппарда-старшего дадим лорда младшему. — И Брайан весело рассмеялся опять, довольный шуткой.
Та же самая ирония сквозила и в ответе Шомберга, когда я спросил у него относительно его избрания в члены Королевского Общества в Лондоне, то есть в академики. Он очень мягко, как-то даже извинительно улыбнулся и сказал:
— Ну что вы, я совсем маленький человек. И почти ничего не сделал в науке. То, что я попал туда, — это чистая случайность!
И я понял, что люди вкладывают, когда говорят слово «джентльмен».
В конце беседы в Клер-Холле Брайан Пиппард внезапно сам предложил мне показать старую Кавендишскую лабораторию и лабораторию Монда, где работал Капица. Поэтому через несколько дней его щегольской велосипед и мой «конек-горбунок» уже стояли рядом, прикованные цепями на одной велосипедной стоянке на Улице Бесплатной Школы.
Итак, я прорвался-таки в эту лабораторию — ее так не хватало тому моему Кембриджу, который я искал. Но об этом, возможно, я расскажу как-нибудь в другой раз.
Рискованной забавы ради
Между нами говоря, чтобы прыгнуть с моста высотой метров сто, большими способностями обладать вовсе не обязательно. Достаточно желания испытать смертельный страх. Еще понадобится длинная эластичная веревка, которую нужно привязать к ногам, и — ура! Головой в бездну. Совсем как Джеймс Бонд.
Неужели так просто? Конечно. Это доказывает сама популярность «банги-джампинга», как называют прыжки на веревках с головокружительных высот: они уже вошли в моду в Калифорнии, Италии, Австралии и Новой Зеландии, став новым сногсшибательным аттракционом, доступным, впрочем, для каждого желающего. На Ямайке, например, такой прыжок стоит всего 20 долларов. Там, где нет высоких мостов, используются верхотуры скал, нависающих над морем, или исполинские деревья. В крайнем случае вас даже могут сбросить с вертолета — если вы согласны хорошо заплатить.
Особую популярность «банги-джампинг» приобрел во Франции, где он практикуется повсеместно. В Нормандии один прыжок стоит 480 франков, но, если вы пожелаете прыгнуть во второй раз, вам сделают десятипроцентную скидку и к тому же вручат памятный приз — майку прыгуна с высоты. За дополнительную плату смертельный трюк в вашем собственном исполнении можно запечатлеть на фото или видеопленке.
Что же такое «банги-джампинг»? Новый спорт? Отнюдь. Пока, по крайней мере. Потому как здесь нет строгих правил, судей и порой не бывает даже зрителей. Рекорды, если и ставятся, никем не регистрируются. Скорее всего — это своего рода психологическое испытание, вызов самому себе... просто сказать — дерзкая выходка, где есть риск сломать себе шею. Кто знает, возможно, тяга к подобным развлечениям заложена в каждом из нас? Иначе как объяснить, что, едва появившись, «банги-джампинг» так быстро завоевал массы?
И все-таки почему столько людей, независимо от возраста и пола, отдается рискованным забавам, сулящим лишь одно утешение: если тебе повезет, то родителям не придется собирать твои кости. Что же заставляет человека рисковать жизнью, бросаясь очертя голову в эдакое развлечение?
Социолог Луиджи де Марки высказывает предположение: «Человек, вот бедняга, единственное существо, которое осознает неотвратимость собственной смерти. А теперь задумаемся о нашей эпохе, когда классические средства — религия и идеология, — помогавшие человеку преодолевать страх смерти, уже не действуют, и с мыслью о смерти человек остается один на один. Но, как говорил поэт Джон Донн, у каждого есть свобода выбора: подставить голову или поднять меч. Иными словами, человек хочет использовать возможность бросить вызов смерти, точнее, риску смерти. И то, что внешне выглядит как развлечение, на самом деле является неким заклинанием смерти».
Ничего нового под солнцем: будь то прыжки на веревках или дуэли на шпагах, суть, над которой бьются философы трех тысячелетий, остается неизменной: кто я, черт возьми? Куда, черт возьми, мы ид ем?
Эти же вопросы задал себе английский писатель Норман Дуглас, когда однажды утром с тяжелого похмелья проснулся — не зная, где он и где его деньги, — в камере тюрьмы в Венеции после пари — кто кого перепьет. Что ж, в начале XIX века такие пари для человека играли ту же роль в самоутверждении, что и рискованные забавы сегодня. Правда, к тем вечным вопросам не ведавший об исходе спора Дуглас добавил еще два, которые в наше рыночное прагматичное время звучат не менее актуально: сколько стоит? Кому платить?
Денежный вопрос для новомодных увлечений далеко не маловажен. На последний (кому платить?) ответ прост: не существует никаких спортивных или страховых фондов, готовых развивать это «спортивное» направление. Кто платит — тот и прыгает.
Другой вопрос (сколько стоит?) имеет расплывчатый ответ: по-разному. В зависимости от вида забавы. Самая дешевая среди них — «фри клаймбинг» (свободное скалолазание): без всякой страховки и специального снаряжения смельчак, просто цепляясь голыми руками за выступы отвесной скалы, ползет вверх насколько сможет. Правда, чтобы найти такую скалу, с которой легко сорваться и упасть, приходится ехать в горы, платить за проезд, за проживание в гостинице и так далее.
В США и Австралии очень популярно скалолазание под струей высокого водопада: длинная веревка закрепляется где-то на вершине водопада, потом по веревке, преодолевая низвергающийся на твою голову поток воды, ты лезешь вверх, моля Бога, чтобы тебя не смыло.
Энтузиасты на надувных плотах осваивают бешеные горные реки Африки и американских каньонов, как на «русских горках», скатываются с водопадов, и смертельный страх добавляет еще больше остроты этому аттракциону, сотворенному самой природой.
Сравнительно недорогое, но довольно рискованное удовольствие — древолазание, — изобретенное французским гидом альпинистом Пьером Гришелли, практикуется в лесопарках Корсики. Все снаряжение древолаза состоит лишь из ботинок с шипами и пары остро заточенных молотков. Древолаз взбирается сразу по двум стволам деревьев, растущих рядом (левые рука и нога цепляются за левый ствол, а правые — соответственно за правый). Правда, развлечение это требует недюжинной физической силы, иначе можно сорваться с сорокаметровой высоты — и тогда уж точно костей не соберешь.
Бесспорно, самый дорогой вид безумства храбрых — «скай-серфинг» (небесный серфинг), изобретенный Даниелем Майклом Холлевилем. Он и самый сложный: во-первых, нужно быть парашютистом, а для этого необходимо пройти соответствующий курс обучения в аэроклубе. Во-вторых, обязательно в совершенстве владеть мастерством горнолыжного спорта, в противном случае с монолыжей, несущейся по воздушным потокам со скоростью 50 метров в секунду, просто не совладать. Но если вы отменный парашютист и к тому же превосходный горнолыжник, тогда, уверяет Холлевиль, вам нечего бояться, смело садитесь в самолет, взмывайте в поднебесье, километра эдак на четыре — и с Богом! Главное при этом — не слишком увлечься свободным парением и в порыве, так сказать, неземного восторга не забыть про парашют, а то... Впрочем, что может случиться в противном случае, легко представить, имея даже не самое изощренное воображение.
Психологу Умберто Галимберти подобный вид развлечений напоминает древние ритуалы посвящения детей в мир взрослых, практиковавшиеся во многих первобытных племенах: чтобы стать равными со взрослыми, мальчики должны были пройти через какое-либо смертельно опасное испытание. Например, «банги-джампинг» родился на острове Пентекост, что в тихоокеанском архипелаге Новые Гебриды. Из поколения в поколение подростки местного племени прыгали с верхушек деревьев, привязанные за ноги лианами; для них это был единственный путь во взрослый мир — или в мир иной.
«В этих ритуалах был заложен дерзкий вызов смерти, — говорит Галимберти. — А сегодня что осталось? Ничего. В цивилизованном обществе посвящение в мужчины происходит в армии без всякого риска для жизни. Поэтому нет ничего удивительного, что молодые люди сами ищут риска, чтобы самоутвердиться в мире взрослых. Повинуясь древнему инстинкту, они прыгают с мостов».
Лето, когда взбунтовалась река
Л етом 1993 года жители Среднего Запада тщетно боролись с рекой Миссисипи. Слившись с притоками, она сносила одну за другой стоявшие на ее пути дамбы, сметала дома, уносила имущество и жизни.
Вслед за потоком, наблюдая за происходящим и принимая активное участие в событиях, следовал журналист «Нэшнл джиогрэфик» Алан Меирсон.
В обычный июльский день на ферме Джефа Лортона, неподалеку от Ист-Хардина (штат Иллинойс), сам Джеф, его жена Сэнди и четверо их сыновей были заняты привычными хозяйственными делами. Но вскоре размеренное течение их жизни нарушило другое течение — реки Иллинойс — притока Миссисипи, вышедшей из берегов и грозившей затопить ферму Лортонов.
Единственное, что пока отделяло их земли от разрушительного потока воды, — двенадцатимильный земляной барьер, Натвудская дамба. В то утро Джеф ездил туда и видел, что вода прибывала слишком быстро. Лортоны приготовились к худшему. Продовольствие, рабочий инвентарь и мебель с первого этажа дома решили отправить к родственникам за реку, а свиней — на ферме их было около трех тысяч — перевезти во временный загон на соседней возвышенности.
— Дамба выдержит? — спросил Джефа Алан Меирсон, помогавший загружать фургоны.
— Должна, — ответил отец. — А если нет, включат сирены, и мы успеем уехать.
Из дома вытаскивали тюки с вещами и забрасывали на грузовик. Всякие мелочи укладывали на втором этаже на полки, на бильярдный стол , на любую ровную поверхность, хотя бы на несколько фунтов возвышавшуюся над полом.
Перед отъездом Джеф еще раз осмотрел первый этаж. Увидев на стене кухни телефон, сердито сорвал его. Грузовики тронулись по фунтовой дороге, и, в последний раз оглянувшись, Алан Меирсон прочитал надпись на деревянном щите. Она гласила: «Семейная ферма Лортонов. Добро пожаловать в Рай».
Мокрый сезон
Наводнения — неотъемлемая часть жизни Среднего Запада. Обычно они бывают весной, когда дожди и тающий снег наполняют речки верхнего бассейна Миссисипи.
Но тем летом, когда почва была еще размокшая от весенних дождей, произошло нечто необычное: поток воды хлынул на юг, а холодный, сухой воздух из Канады, смешиваясь с теплым, влажным, устремился в центральные равнины. Вызванные подобными столкновениями бури обычно уносились к востоку, но на этот раз были задержаны Бермудским антициклоном — областью высокого давления, обложившей все Восточное побережье. Дожди лили беспрерывно.
С апреля по июль в бассейне Миссисипи выпало больше годовой нормы осадков. Ливни затопили ее верховья. В конце июня река вышла из берегов в Миннесоте, вызвав сильнейшее за последние тридцать лет наводнение. Девять штатов, включая Миссури, по большей части были залиты водой. Река Иллинойс, отделяя город Хардин от ферм в Ист-Хардине, течет на протяжении двадцати миль на юг, прежде чем впасть в Великую реку, но на этот раз дожди так переполнили Миссисипи, что она гнала назад воды Иллинойс, вздувшейся, как закупоренный кровеносный сосуд.
Армейский инженерный корпус Соединенных Штатов уже не справлялся с плотинами и дамбами. В конце июня они были закрыты, прекратилось движение барж к северу от Каира в Иллинойсе. Обычно спокойные, реки стали настолько опасны, что береговая охрана запретила движение судов на пятисотмильном участке Миссисипи между Сент-Полом в Миннесоте и Сент-Луисом в Миссури. В Де-Мойне, что в Айове, Енотовая река затопила берега, лишив население города запасов питьевой воды более чем на две недели. На значительных территориях Иллинойса, Канзаса, Миннесоты, Дакоты, Небраски, Висконсина и по всей Айове было объявлено чрезвычайное положение.
Уже потом Алан Меирсон побывал в Сент-Луисе, в Центре аварийных мероприятий Армейского корпуса инженеров. В кабинетах беспрестанно трезвонили телефоны, телевизоры были настроены на местные новости, а стены увешаны огромными картами с указанием крупнейших дамб и уровней рек. Это напоминало полномасштабную военную кампанию.
— Мы пытаемся давать людям советы и организовывать их действия, — пояснил журналисту Эммет Хэнн, руководитель Центра, указывая на своего заместителя, разговаривавшего по телефону. — Одни из нас отвечают за укладку на дамбе мешков с песком, работу насосов, другие — координируют полеты наших вертолетов, кто-то постоянно докладывает о ситуации.
Хэнн сказал, что работает уже тридцать восемь дней. Его лицо было серым и изможденным, глаза затуманены от недосыпания.
— Когда смотришь фильм о стихийных бедствиях, — говорит Хэнн, — то думаешь: «Это щекочет нервы, но в жизни такого никогда не случится». И тем не менее нечто подобное происходит.
В Хардине люди сражались с наводнением на два фронта. На восточном берегу реки Иллинойс они набивали песком мешки и укладывали их стеной, миля за милей, на верхушку Натвудс — кой дамбы, чтобы нарастить ее. Обычно дамба возвышалась над уровнем реки на шесть метров, но в середине июля вода уже перехлестывала через нее. На помощь местным жителям пришли национальные гвардейцы. Но грузовики и вездеходы, подвозившие мешки с песком к самым критическим точкам дамбы, были вынуждены останавливаться не доезжая: земля была очень сырая, и инженеры опасались, что под весом машин дамба может рухнуть. Мешки стали передавать из рук в руки по цепочке.
— Вчера мне досталось больше, чем во время марш-броска в двадцать шесть миль, — сказал капитан Пэт Смэллвуд из Национальной гвардии Иллинойса. Он посмотрел на своих товарищей, обливавшихся потом на солнце. — Ребята работают как звери. Ни нытья, ни жалоб.
Местные жители приносили гвардейцам сандвичи и кока-колу, а из радиоприемников припаркованных на обочине автомобилей звучали песни, две из которых Алан Меирсон помнит до сих пор: «Дурак на холме» группы «Битлз» и «Надо убираться отсюда» группы «Энимэлз».
На другой стороне реки, где не было дамбы, люди сражались за каждый квартал, за каждый дом, пытаясь удержать реку в русле. «Хардин Драйв-Ин», местный ресторан, был похож на бункер. Его окружали мешки с песком и река. Кто-то суетился около насосов, откачивавших просочившуюся воду.
— Мы уже потеряли детский сад, медицинский центр и элеватор с зерном, кладбище, — услышал Алан Меирсон от майора Билла Хормана. — Гробы всплыли. Гвардейцы извлекают стальную усыпальницу, одну из семисот, вымытых на 180-летнем кладбище... Сейчас пытаемся держать открытыми дороги, чтобы люди могли уехать отсюда.
В город прибыли оранжевые грузовики Иллинойского транспортного Департамента, выгрузившие на низинных дорогах тонны щебенки, чтобы сделать их проходимыми и сухими. Парк-стрит, — одна из главных дорог, ведущих из города, — поднялась больше чем на полтора метра.
Река ворвалась в канализационные трубы и хлынула по ним в квартиры, а потом через них на улицы.
— Мы предупреждаем родителей, чтобы они держали детей подальше от воды, — она сильно загрязнена, — сказала одна из медсестер, — но как остановить их, когда так жарко?
В школьном кафе женщины раздавали еду домашнего приготовления, собранную по всему округу Колхаун. Они обслуживали в день до полутора тысяч человек. И уже буквально падали от усталости.
К счастью, им на помощь подоспели южные баптисты из Северной Каролины, приехавшие в Хардин несколько недель назад. У них был трейлер, оборудованный походной кухней, рассчитанной на приготовление нескольких сот порций в день.
Но не только «небесные ангелы» (так окрестили местные жители южных баптистов) устремились в залитый водой Хардин. На углу улиц Парковой и Франклина, где возводили еще одну стену, работали несколько человек из Индианаполиса, увидевших наводнение по телевизору и семь часов добиравшихся до места драматических событий.
«Днище» становится дном
На следующий день — 18 июля вода перехлестнула через Натвудскую дамбу. Иллинойс подмыла нижнюю ее часть и просочилась через размокшую землю, как горячий чай через горку сахара. Промоина расширялась, и коричневая вода разливалась по полям маиса и соевых бобов, вокруг домов и хозяйственных построек.
Люди с кладбищенского холма разглядывали расстилавшиеся перед ними одиннадцать тысяч акров фермерской земли, которую они называли «Днище».
В то утро длинные, темные пальцы реки переползли через дорогу, ведущую к мосту Джо Пэйдж, и поток сомкнул кольцо вокруг лужаек, брошенных автомобилей, трейлеров и нескольких предприятий.
— Страховка урожая? — переспросил пожилой фермер, когда Алан Meирсон задал ему вопрос об убытках. — Если вы фермерствуете не один десяток лет и более-менее благополучно, вам даже в голову не придет страховаться. Наша страховка — дамба.
Фермеры, стоявшие рядом, с бесстрастными лицами взирали на воду.
— Чей это там дом? — спросил один из них, указывая на торчавшую в отдалении из-под воды крышу.
— Я рад, что не мой, — отозвался другой.
Джеф Лортон, пытаясь выяснить обстановку на своей ферме, отвел в сторону вернувшегося из их района соседа.
— Вода добралась до окон второго этажа, — ответил тот на вопрос Лортона.
Это означало, что залило все вещи, оставленные в доме. Джеф раздобыл лодку, и Лортоны отправились на ферму. Причалив к одному из окон второго этажа, Джеф отдернул занавеску, пробрался внутрь и зашлепал по воде, переступая через плававшие ковры.
— Пока еще можно сыграть партию в пул! — закричал он, увидев, что бильярдный стол все еще возвышается как остров.
Джеф вернулся с картонной коробкой, полной альбомов с семейными фотографиями, дневниками и футбольными призами, завоеванными его мальчиками. Лодка медленно направилась к городу по затопленной низине, задевая верхушки кукурузных стеблей, мимо плавающих старых бочек и пустых мешков из — под песка, которые не успели наполнить.
Вслед за рекой
Три реки, сливающиеся южнее Сент-Луиса — Иллинойс, Миссури и Миссисипи, — казались одним живым, пульсирующим организмом, действующим по своей собственной недоступной пониманию людей воле.
Вода могла потолкаться в одном месте, прощупывая на прочность какое-нибудь защитное сооружение, и вдруг, неожиданно изменив направление, на — прячь все силы для прорыва дамбы со — всем в другой стороне.
Хотя невозможно точно предсказать, когда затопит тот или иной участок и кто попадет под удар стихии, несомненно одно: большинство людей, пострадавших от этого наводнения — бедняки. Они живут в низинах — там, где земля и недвижимость дешевле, а риск затопления больше.
Потери были огромны — погибло около пятидесяти человек, залито водой семьдесят две тысячи домов и тридцать шесть тысяч квадратных миль земли. Причиненный наводнением ущерб оценивается в десять миллиардов долларов.
Однако поток не вызвал крупномасштабных разрушений и не парализовал жизнь Среднего Запада.
Роджер Шрэг, руководящий операциями по оказанию гуманитарной помощи по всему земному шару, сказал, что после урагана Эндрю была полностью опустошена огромная территория, а в случае наводнения всего в сотне метров от затопленной территории может сохраниться район с супермаркетами, медицинским обслуживанием и средствами связи.
Алан Меирсон убедился в этом, когда снова приехал в Сент-Луис в конце июля. Несмотря на то, что дороги были перекрыты и национальные гвардейцы в районе разлившегося канала Ривердес-Перес проводили эвакуацию тысяч домов, в соседних кварталах были открыты магазин, ломбард и заправочная станция. А всего в пятнадцати минутах езды от Германиа-стрит, вдоль которой люди возводили дамбу из щебня, туристы въезжали через арку в центр Сент-Луиса, тараща глаза на реку, и болельщики бейсбола стремились на стадион «Буш», чтобы посмотреть игру «Кардиналов» с местной командой. Жизнь продолжалась. И все же...
— Ураганы разрушительны, но по крайней мере они быстро уходят, — считает Рональд Вэн, служащий Федерального агентства по борьбе со стихийными бедствиями. — А наводнение коварно и жестоко.
Не имело значения, где жили люди, были их подвалы затоплены или сухи, казалось, что вода всем давила на нервы. Где прошел дождь? Когда снова повысится уровень воды в реке? Прорвало ли еще какую-нибудь дамбу? Каждый день почтово-диспетчерская служба Сент-Луиса давала обширные сводки о наводнении, включая все пополнявшийся список территорий, попавших в зону бедствия, номера телефонов, по которым людям могли оказать помощь, а также карты, на которых был указан уровень воды по всем рекам. Когда синоптики по телевизору сообщали о сильной грозе в Северной Дакоте или Айове, все, живущие ниже по течению, знали; что вскоре вода достигнет и их жилищ. Теперь уже и для них начиналось время беспокойства. Потому и повесили на арсенале Национальной гвардии плакат-предупреждение: «Миссисипи скоро придет в соседний город».
Город Сент-Женевьев, штат Миссури, расположен прямо на берегу Миссисипи, в пятидесяти пяти милях к югу от Сент-Луиса. Поскольку он находился в самом конце зоны затопления, у города было дополнительное время, чтобы надстроить и удлинить дамбу, защищавшую его центр. Был и материал под рукой: рядом с городом находятся крупнейшие в стране залежи известняка и седьмой по величине добычи карьер, обеспечивший тонны щебня для дамбы.
С высоты птичьего полета можно было видеть ее — стену из щебня, придавленную сверху мешками с песком.
Почти все в историческом районе города было закрыто для посетителей — дома XVIII века, антикварные магазины, маленькие гостиницы. С этой дамбой, возвышавшейся на четыре метра над Передней улицей, Сент-Женевьев был похож на город-призрак.
...В ту ночь опять пошел дождь, по местному радио было объявлено о необходимости укрепить дамбу и о том, что нужны добровольцы, нужны машины.
И люди откликнулись. Некоторые помогали наращивать защитную стену, другие поднялись на ее верхушку в поисках промоин или течи.
— Нечего беспокоиться, если есть небольшой ручеек чистой воды, — объяснял местный полицейский Боб Холст Алану Меирсону и трем добровольцам, отправившимся на осмотр сооружения. — Но если вода замутненная, это значит, что она подмывает насыпь где-то под вами.
Под гудение насосов группа шла по пустому городу...
Дамбы — защитники или провокаторы?
Стена, которую построили в Сент-Женевьев, была дополнением к цепи гидротехнических сооружений длиной более чем в две тысячи миль на Миссисипи и ее притоках. Еще до того, как наводнение начало отступать, критики этой системы указывали на ее недостатки: из 1576 общественных и частных дамб в бассейне реки семьдесят процентов было разрушено.
«Вода, которой недавно позволяли свободно разливаться на многие тысячи квадратных миль низинных земель, заметил инженер Чарльз Эллет-младший, — все больше ограничивается в пределах речных берегов и, таким образом, поднимается выше и течет быстрее».
Эллет написал эти слова в 1853 году, но эксперты по наводнениям эхом повторили их летом 1993 года. Один из них, гидролог Джэй Лер, выступая в Сент-Луисе, сказал, что надо дважды подумать, прежде чем восстанавливать разрушенные дамбы.
Чтобы удержать возрастающий уровень реки, приходится строить все более и более высокие дамбы. — Самые первые из них, кстати сказать, были возведены на Миссисипи для защиты Нового Орлеана в 1717 году. И хотя представители Армейского корпуса инженеров полагают, что дамбы не заставляют Миссисипи течь быстрее, некоторые из местных жителей утверждают обратное. Ронни Инмэн, перевозящий известняк из каменоломен Сент-Женевьев вниз по реке в Новый Орлеан и Мобил, рассказал, что в 1972 году, когда он начинал свой бизнес, то пользовался судном с мотором в шестьсот лошадиных сил, а сейчас — в тысячу двести.
Другой точки зрения придерживается один из фермеров, печально смотревший с моста Джо Пэйдж в Ист-Хардине на свои затопленные фруктовые сады.
— Проблема не в дамбе. Проблема в погоде. У нас в июле обычно выпадает всего несколько сантиметров осадков. А в этом году — сплошные ливни.
Иными словами, дамбы выполняют свою задачу, но наводнения, подобного прошлогоднему, они остановить не в состоянии.
Насыпи и дамбы долгое время хорошо справлялись со своей работой, может быть, даже слишком хорошо.
Поделиться книгой: