Помоги проекту - поделись книгой:
Та Луанда, которая существует сегодня, практически вся построена португальцами. Особенный размах строительство получило в 60-х годах нашего века. Португальские строители ценятся во всем мире — ив Луанде они показали свое искусство. Дома опоясывают утопленные лоджии — чтобы не проникал прямой свет, нижние этажи обычно отведены под магазины и офисы, здания построены с учетом розы ветров, чтобы легкий ветерок всегда гулял по комнатам. Отлично использован холмистый рельеф — город красиво смотрится с бухты, и, в свою очередь, со многих точек города видна прохладная синева воды. Остается пожалеть, что некоторые высотные здания, начатые португальцами, стоят сегодня темными немыми недостроенными громадами, что многие лоджии закопчены (обитатели этих домов порой разводят там костры), что некогда прелестные особнячки тонут среди хлама улиц.
...На Правой улице, недалеко от дворца Черной Жуакины, стоит удивительное здание — Железный дворец. Ему уже около века. Кто создал сие произведение искусства, доподлинно неизвестно. И это придает некую загадочность дворцу, возведенному из железа, чугуна и металлических пластин.
Высокая лестница с ажурными перилами ведет на веранду, которая — на высоте второго этажа — ограждена сотканным из железа кружевом. Тонкие металлические колонны поддерживают сооружение, создавая своей устремленностью ввысь впечатление легкости, воздушности. Филигранный фронтон, кружевные украшения арок, фонарей, гребня крыши — не чувствуешь тяжести и холода металла. Только изящество, пластичность и прозрачность... Во всем здании и его деталях угадываешь легкое влияние Востока. Искусствоведы определяют этот стиль как типичный эклектизм конца XIX века, а все сооружение относят к так называемой «железной архитектуре», расцвет которой приходится на вторую половину прошлого столетия. Португалия не обладала развитой металлургией, и в ее колониях строили в основном из камня и местных материалов. Попытки установить имя создателя дворца пока не принесли успеха. До сих пор не расшифрована даже надпись на металлических пластинах — название компании-изготовителя. Есть только версия: здание было построено на фабрике Густава Эйфеля — знаменитого конструктора Эйфелевой башни. Говорят, что этот дом служил павильоном на выставке-ярмарке 1900 года в Париже, а потом его демонтировали и отправили морем на Мадагаскар, бывший тогда французской колонией. Но в пути разыгралась сильная буря, и корабль вынужден был стать на якорь в Луанде. Груз продали на аукционе, его, кажется, купил какой-то португалец — и вот благодаря счастливому стечению обстоятельств Дом Эйфеля (так называют его в Луанде) стал на вечный прикол на старинной улочке нижнего города.
Как, казалось бы, должна Луанда гордиться творением человеческих рук... Куда там! На Железный дворец больно смотреть: того и гляди рухнет. Сад, куда выходит веранда, пальмы, трава — все захирело...
Конечно, можно понять ангольцев, когда они заявляют: «У европейцев нет проблем. Сыты-одеты, крыша есть, что еще? А у нас: война, родственники в провинции, нищета...» — так говорил мне один молодой анголец (фамилию просил не называть, боится потерять работу), получающий как экскурсовод 500 тысяч кванз в месяц, это около 5 долларов. А килограмм хорошего хлеба стоит 75 тысяч кванз, килограмм риса, одного из самых дешевых продуктов, — 30 тысяч и дешевле, а килограмм мяса — 600 с лишним тысяч кванз. И кванза с каждым днем худеет... Неудивительно, что вопрос, как прокормить семью, для него несравнимо важнее, чем — как сохранить, к примеру, Дом Эйфеля.
И все же, все же...
Три больших одинаковых скульптуры Иисуса, раскинувшего, как на кресте, руки, поставили португальцы лет 300 назад в трех точках своих владений: в Лубанго, на юге Анголы; в Бразилии, в Рио-де-Жанейро, и в самом Лиссабоне. Взоры ангольской и бразильской скульптур, естественно, устремлены на Иисуса в Португалии...
Думаю, наступит время, когда Ангола и Португалия, объединенные долгой общей историей, придут — на новом витке развития — к новым и очень тесным контактам. Они нужны друг другу.
Экваториальные грозы
Я видела Иисуса в Лубанго.
Лубанго — город, лежащий на юге Анголы, на краю плато Уила, в горах Серра-да-Шела. Рядом с Лубанго расположена гора Тундавала (2703 м) — самая высокая точка Анголы. Около 800 километров отделяют эти места от Луанды, и попасть туда можно только самолетом.
...Взбегаю по металлическому грузовому трапу прямо внутрь Ил-76. Самолет забит тюками, ящиками, машинами. Одна машина для госпиталя, другие — частные. Остальной груз — продукты: рис, фасоль, макароны, сахар. Экипаж — 7 человек, командир — Сергей Дмитриевич Трушевич. Пока завершается погрузка, я, усевшись в кресло второго пилота, просматриваю листок расчетов — высоты, скорость, скорость ветра, расстояние, давление... Что ждет нас в этом полете?
На борт этого грузового самолета я попала благодаря все тому же «Юралексу». Эта фирма занимается самолетными перевозками в Анголе, родственные предприятия есть в Бельгии и в Москве. Они координируют свои усилия, фрахтуют самолеты, и летные экипажи из Москвы, Магадана, Ташкента, Минска бороздят небо над страной, где практически нет дорог и где в районах военных действий ждут продовольствие как манну небесную. Иногда — в прямом смысле слова. Дело в том, что в этих самолетных перевозках принимает участие «Экспарк» (Когда в Луанде я впервые услышала «Экспарк»... «Экспарк», в памяти всплыли события, о которых писал наш журнал. Еще не было и быть не могло фирмы «Экспарк», но были люди — инженеры, опытные парашютисты, альпинисты, которые отрабатывали идею десантирования с воздуха. Альпинисты прыгали на вершины Памира, тогда, к сожалению, не обошлось без жертв. Потом удачные и многочисленные работы по десантированию тяжелой техники проводились в Арктике. Долог и труден был путь к работе «Экспарка».), где работают мастера высокого класса по десантированию грузов. Со старшим команды парашютистов Геннадием Захаровичем Волковым я познакомилась однажды на базе под Луандой, где живут летчики.
— Сегодня у меня первый выходной, — сказал Волков, — за пять месяцев работы.
И улыбнулся.
Волков учился в Рязанском воздушно-десантном училище, получил специальность по десантированию тяжелой техники, мастер спорта, совершил 5 000 прыжков с парашютом, ушел в отставку в звании подполковника — и вот он в «Экспарке», в Анголе. А начинал свою рабочую жизнь трактористом в Татарии, где родился...
— Работаем на Ил-76, — рассказывает Волков. — Я как инструктор готовлю с товарищами груз для сброса на парашютах. Экипаж самолета сбрасывает его с высоты 7 000 метров — ниже опасно, подстрелят, — в круг диаметром 300 метров...
— И попадает?
— Как в яблочко. Даже стекло — пиво, медикаменты и прочее — не бьется. Бросаем туда, где люди голодают, окруженные отрядами УНИТЫ...
Но это не прежняя советская безвозмездная помощь «развивающимся государствам Африки». Правительство Анголы платит за эти полеты. Я сама слышала, сидя в офисе «Юралекса», переговоры:
— Пришло подтверждение оплаты? Нет? Значит, полеты на сегодня отменяются...
На заработанные деньги фирма «Юралекс» создала для своих сотрудников вполне сносные условия для жизни и работы. В фирме человек 30 (если считать и членов семей), все люди молодые — от 30 до 40 лет, многие со знанием языков, английского и португальского, есть свой врач и свой повар (они обслуживают базу летчиков). Фирма имеет свой магазин, свои автобусы, содержит двух учителей в посольской школе и, как последнее достижение, о котором мне говорили с гордостью, — установили в квартирах сотрудников генераторы, а это значит — всегда есть свет и работает кондиционер, даже когда многие дома в Луанде погружаются в темноту и люди задыхаются в липкой духоте. У каждого сотрудника — машина и рация. И потому все и каждый знает, кто куда едет и чем занят в данную минуту. Я не раз слушала эти переговоры.
— Алексей, Леша. Говорю с базы.
У одного из летчиков высокая температура. Подозреваем малярию.
— Еду.
— Миша, Михаил. Как дела с горючим для «Экспарка»?
— Сообщу через полчаса.
— Андрей, Андрей. Где находитесь?
— Везу экипаж на базу. Отдыхать.
— Юрий Алексеевич, Юра, у нас отказал генератор. Задыхаемся.
— Сейчас приеду.
— Саша, ты рядом со школой?
— Да. Детей привезу.
Саша, вице-президент «Юралекса», человек достаточно молодой, чтобы его называли просто Сашей, а не Александром Евгеньевичем. Саша окончил Киевский университет, три года работал в Мозамбике переводчиком, потом в Москве в издательстве «Прогресс» занимался португальской литературой, теперь вот уже несколько лет в Анголе. Его глубокий интерес к истории и этнографии вообще и этой страны в частности оказался для меня бесценным. Тем более что Саша охотно делился своими знаниями, и ответ на каждый мой самый обычный вопрос перерастал в интереснейшую лекцию. Помню, мы сидели как-то в новом ресторане «Мутамба». Я спросила, что означает это слово. Оказалось: название площади, на которой стоит ресторан, а площадь названа в честь раскидистого дерева мутамба, а вообще-то хозяйка, владелица этого ресторана, некая Флора, сестра ангольского миллионера — такие в стране тоже есть, и их немало, — и жена знаменитого художника, с которым Саша меня непременно познакомит. Но, как ни странно, гуманитарное образование не мешало Саше быть четким, придирчивым, даже педантичным в работе с бумагами, счетами и прочими.
— Вы не скучаете? — Вопрос командира корабля вывел меня из состояния задумчивости. — Взлетаем...
Я уступила кресло второму пилоту. Сергей Дмитриевич сел за штурвал. Промелькнули и скрылись из вида красные холмы, бело-серые крыши Луанды, синяя бухта... Поплыла серо-желтая земля, прорезанная сухими руслами рек. Нет, вот одна — полная, широкая, темная, в зеленых берегах. Это — река Кванза, я еще побываю на ней. Край земли и край океана соединяются в таком знакомом рисунке, что кажется, будто перед тобой гигантская географическая карта...
Летим на высоте более 7 километров. Справа появляются белые облака. Они сгущаются, становятся все плотнее, вот это уже серо-черная клубящаяся масса. На экране локатора, укрепленного перед штурвалом пилота, ходит светящаяся стрелка. Она часто вспыхивает яркими точками. Там грозы.
— Экваториальные грозы, — рассказывает Сергей Дмитриевич, особенное и страшное явление летней Африки. Теплые потоки воздуха расходятся от экватора в разные стороны, поднимаются вверх, и на большой высоте — до 12 километров — рождаются грозы страшной силы. Их приходится обходить стороной, бывает, делаешь крюк до ста километров, а то и вовсе возвращаешься. Не дай Бог попасть в такую грозу, даже задеть ее...
А гроза приближается. Облака, кажется, подступили совсем близко.
— Не бойтесь, — говорит Сергей Дмитриевич, чувствуя мое напряженное молчание, — до этой грозы 20 километров.
Но ведь слева — горы, прикрытые легким туманом, и надо идти по этому узкому коридору, между грозой и горами, и отклониться нельзя еще и потому, что могут стрельнуть с земли...
— Скоро пойдем на снижение, — успокаивает командир, — покажу
вам Иисуса.
Белая точка на высоком каменном уступе растет, с каждой секундой приобретая очертания человеческой фигуры с широко раскинутыми руками. Белый крест, с помощью которого — среди прочего — португальцы покорили Анголу...
К самолету уже бежит народ, подъехал грузовик, цепочка военных окружила аэродром. Началась разгрузка. Несколько молодых ангольских парней, гражданских, копаются в остатках кетерингов, самолетных завтраков, вынесенных кем-то из экипажа... Возле самолета бродит стая собак, радист Николай Колотин, рыжий веснушчатый парень, не выдержал: кормит их хлебом.
Я хочу выйти за пределы аэродрома, пока идет разгрузка-погрузка, чтобы найти лучший ракурс для съемки фигуры Иисуса. Хотя, конечно, он очень далеко.
— Не ходи, — останавливает меня Галя, моя новая самолетная знакомая, — могут ненароком пристрелить.
Галя летала в Луанду по делам и сейчас вернулась домой. Оказывается, они с мужем преподают в педагогическом институте Лубанго, живут здесь уже четыре года. А сама родом из Алма-Аты...
Забавные порой бывают встречи. Приехать в Африку, залететь на 15-й градус южной широты — и здесь познакомиться с Галей из Алма-Аты, которая тоже кончала МГУ...
Хотя ничего удивительного в подобной встрече нет — русских в Анголе довольно много, правда, несравнимо меньше, чем в недавнем прошлом. Торгпред России Николай Николаевич Кранов рассказывал мне при встрече в Луанде, что только в столице российских граждан человек 500, да еще наши рыбаки из Калининграда приходят-уходят, их чуть больше.
Появилось, и немало, частных предпринимателей, наши врачи (было 200, сейчас — 80) и преподаватели работают в самых разных точках страны. Сейчас подписан контракт с «Якуталмаззолотом» о совместной добыче алмазов в Катоке — жди нового притока наших людей. Хотя ангольцы платят плохо, с перебоями, хотя идет война — наши отсюда уезжать не хотят. Почему? Вам, читатель, наверно, и так ясно.
Вот и Галя подтвердила: пока уезжать не собираются. Под рев мотора на правах старожила она рассказывает мне о Лубанго.
— Это курорт в сравнении с Луандой, — кричит она, — видите, какая зеленая трава вокруг аэродрома.
И впрямь: зеленые горные склоны радуют взор, привыкший уже к красно-желтой выжженной земле. Город лежит в котловине между горами, и португальцы строили его как курорт, строили на века — хорошие дома, водопровод, канализация. Земля богатая, давала два-три урожая в год. Сейчас... сейчас, вот разгружают продовольствие.
Вижу, как на аэродромное поле въезжает грузовик и человек в военной форме чуть ли не хватает Сергея Дмитриевича за грудки, требуя погрузить в самолет машину.
— Мне еще в Намиб, груз брать, — отбивается командир.
А тем временем у самолета собралась огромная толпа. Женщины с тюками и корзинами, голые дети, старик с двумя петухами; молодой анголец держит на привязи черного козла...
— Скорее в самолет! Запритесь в пилотской кабине, — кричит мне Сергей Дмитриевич, а сам шагает навстречу настороженно молчащей толпе.
Остальное я вижу и слышу уже из пилотской кабины. Не вняв увещеваниям командира, толпа штурмом захватила самолет, и металлические переборки долго сотрясались от рева, криков, ударов. Потом все смолкло, чтобы через минуту вспыхнуть с новой силой: в самолет поднялись военные с автоматами. Они выталкивали взашей тех, кто послабей, и дикие проклятия неслись со всех сторон.
Сергей Дмитриевич пришел в кабину мокрый, взволнованный, долго молчал, потом сказал:
— Самовольный захват самолета. Все. Больше без охраны не полечу.
Нищая, несчастная, потерянная страна. Нищие, несчастные, потерянные люди...
Полет продолжался. Я ушла в кабину штурмана, чтобы дать командиру возможность прийти в себя. Его руки, лежащие на штурвале, еще подрагивали от пережитого.
Штурман Анатолий Пастушенко показал проложенный на карте дальнейший маршрут. Прямо через горы и плоскогорья, потом разворачиваемся над океаном — и вот он, Намиб, город на берегу. Самый волнующий момент полета — выход в океан. Штурман сидит в застекленном фонаре — блистере, и обзор — почти круговой. Такое впечатление, что стоишь над Атлантическим океаном, безбрежным, бескрайним...
Потом проплыла крепость на берегу, стадион (и было видно, как футболисты гоняют мяч), четкие кварталы города Намиб. Загружались под охраной автоматчиков. Чрево самолета наполнилось мешками с соленой рыбой, но никто из сидевших в самолете (малая часть толпы из Лубанго) не вышел размяться. Так и сидели на своих мешках, в темноте, в духоте, дыша мерзким запахом рыбы. Только одного голыша снял с лестницы радист Николай: тот пописал прямо у самолета и снова был возвращен матери.
Из-за происшествия в Лубанго мы задержались. 19 часов, а взлетная полоса в Намибе уже в огнях. Здесь темнеет очень быстро, и через 15 — 20 минут наступит ночь. В кабине штурмана зажегся свет над столиком, где лежат расчеты. Бегают световые точки приборов. На локаторе отчетливо видно: темный океан и желтоватая земля с клочьями облаков. Летим над океаном. Облака над землей густеют и вспыхивают электрическими разрядами. Отрываю глаза от локатора, смотрю в блистер. Справа, над землей — фантастическое зрелище! Кипение черно-белых облаков, пронизанных световыми стрелами. Ночная гроза.
На подходе к Луанде Анатолий ловит картину побережья, и я вижу большую косу — полуостров Мусулу, нацеленную в океан, потом остров и малую косу с бухтой, на берегу которой стоит мой дом.
Геральдический альбом. Лист 17
Звезды, полосы... и лысый орел
В XVII — начале XVIII века британские колонии, существовавшие на территории современных США, использовали тогдашний английский торговый флаг — красный с красным крестом в белом крыже. С 1707 года крыжом стал служить британский государственный флаг. Между тем в колонии Массачусетс в 1634–1686 годах использовался просто красный флаг с белым крыжом. Затем по всей Новой Англии распространился созданный на его основе красный флаг с белым крыжом, в котором помещались красный крест и зеленая сосна. Таким образом, флаги красного и белого цветов были широко распространены уже в колониальный период.
По мере нарастания национально-освободительного движения в стране возникли тайные патриотические общества с собственными эмблемами и флагами. Одним из наиболее влиятельных среди них было созданное в 1765 году общество «Сыновья свободы», использовавшее флаг из 13 красных и белых полос — по числу тогдашних североамериканских колоний. Видимо, именно этот флаг оказал большое влияние на создание в 1775 году первого официального флага восставших колоний. Сплошное красное полотнище прежнего североамериканского флага 1707 года было заменено семью красными и шестью белыми горизонтальными полосами, а британский крыж оставался символом все еще сохраняющихся связей с английской короной.
Дальнейшее развитие освободительной борьбы привело к полному разрыву с Англией и провозглашению в 1776 году независимости Соединенных Штатов Америки. В ходе освободительной борьбы возникли самые различные повстанческие флаги. Одни из них были совершенно оригинальны — зеленый с красным крестом в белом крыже, белый с секвойей и девизом «Призыв к небесам», белый с черным бобром, белый с синим якорем и надписью «Надежда», синий с белым полумесяцем. Другие возникли на основе ранее известных флагов — красный с сосной с белым крыжом, красно-белый полосатый с гремучей змеей и надписью «Не наступи на меня», флаг 1707 года с надписью «Свобода и союз», флаг из 13 красных, синих и белых полос и т.д. Однако государственным флагом в 1777 году был провозглашен уже приобретший популярность флаг 1775 года, на котором британский крыж был заменен синим крыжом с 13 белыми пятиконечными звездами.
В первые годы звезды располагались по-разному: в виде дуги, круга, звезды, в несколько рядов в шахматном порядке, иногда имели 7 концов, крыж имел различную ширину и длину, полос порой было 7 белых и 6 красных. Однако количество полос и звезд — по 13 — оставалось неизменным, символизируя первоначальные штаты: Вирджиния, Делавэр, Джорджия, Коннектикут, Массачусетс, Мэриленд, Нью-Гэмпшир, Нью-Джерси, Нью-Йорк, Пенсильвания, Род-Айленд, Северная Каролина и Южная Каролина. В то время считалось, что звезды на синем фоне символизируют также «покровительство небес», а белые полосы между красными (ассоциировавшимися с Англией) обозначают отделение и освобождение от Великобритании.
В 1795 году число полос и звезд на флаге достигло 15 в связи с образованием новых штатов — Кентукки и Вермонт. Однако в 1818 году было решено вернуться к 13 первоначальным полосам и было установлено, что впредь каждый новый штат будет обозначаться лишь дополнительной звездой в крыже. На принятом в этом году флаге число звезд возросло еще на 5 (в честь штатов Индиана, Луизиана, Миссисипи, Огайо и Теннесси) и достигло 20. В следующем году появилась 21-я звезда (штат Иллинойс), а в 1820 году — еще 2 звезды (штаты Алабама и Мэн). Два года спустя появилась 24-я звезда (штат Миссури), а в 1836 году — 25-я (штат Арканзас). В следующем году появилась еще одна звезда — в честь штата Мичиган. 27-ю звезду, символизирующую штат Флорида, поместили на флаг в 1846 году, а затем в течение 3 лет прибавляли ежегодно еще по одной звезде — в честь Техаса, Айовы и Висконсина. 31-я звезда появилась на флаге в 1851 году (штат Калифорния), 32-я семь лет спустя (Миннесота), 33-я (Орегон) — в 1859 году, 34-я (Канзас) — в 1861 году, 35-я (Западная Вирджиния) — в 1863 году, 36-я звезда (штат Невада) добавлена два года спустя, 37-я (Небраска) — еще через два года. В 1877 году появилась 38-я звезда, символизирующая штат Колорадо, а в 1890 году было добавлено сразу 5 звезд, ознаменовавших появление штатов Айдахо, Монтана, Северная Дакота, Южная Дакота и Вашингтон. В следующем году появилась 44-я звезда (штат Вайоминг), а 5 лет спустя — еще одна (Юта), 46-я звезда (штат Оклахома) помещена на флаг в 1908 году, а четыре года спустя добавлены еще 2 звезды (Аризона и Нью-Мексико). В 1959 году появилась 49-я звезда (Аляска), а в 1960 году, после добавления 50-й звезды в честь штата Гавайи, флаг приобрел современный вид.
Таким образом, звезды символизируют все современные штаты, а полосы — только первоначальные. Равные размеры звезд означают равенство прав и обязанностей штатов, а их расположение вместе на крыже — единство всех частей страны. Не исключено, что в будущем число звезд на американском флаге может еще возрасти, так как в последние годы обсуждается предложение о предоставлении статуса штата федеральному столичному округу Колумбия и предстоит референдум о возможности получения такого статуса островным карибским владением США Пуэрто-Рико.
Пропорции флага официально установлены в 1912 году, а оттенки цветов — в 1934-м. Символика американского флага официально не утверждена, однако принято считать, что красный цвет символизирует доблесть и усердие, белый — свободу, чистоту и честность, синий — справедливость, верность, настойчивость и правду, а звезды — суверенитет.
Герб США принят в 1782 году и неоднократно, но незначительно модифицировался, последний раз в 1884 году. Его главным элементом является обитающий в США белоголовый орлан (американцы именуют его «лысым орлом») — символ суверенитета и могущества. Щиток на груди орлана напоминает цвета и рисунок флага и повторяет его символику, но на гербе белых полос 7, а красных — 6, верхняя часть щитка светло-синяя и без звезд. Эта полоска символизирует также верховную законодательную власть конгресса США. Лента в клюве орлана с латинским девизом «Из многих — один» напоминает о возникновении государства путем объединения штатов. Девиз взят из трактата древнеримского политического деятеля Цицерона «Об обязанностях».
Изображенные в верхней части герба на светло-синем фоне 13 звезд, расположенные в форме шестиконечной звезды и окруженные золотым ореолом и облаками, иллюстрировали мысль создателей герба о том, что новое государство, возникшее из 13 штатов, займет достойное и славное место среди государств мира, подобно созвездию на небе. В когтях птицы символ мира — оливковая ветвь и войны — пучок стрел (количество которых — 13 — также равно числу первоначальных штатов). Эти эмблемы отражают мысль о том, что вопросы войны и мира должны решаться конгрессом США.
Будучи помещен в круг, герб является также государственной печатью. Мало кто знает, что печать имеет и обратную сторону. На ней изображена стоящая на поросшей травой равнине трапециевидная пирамида с датой «1776», написанной римскими цифрами. Пирамиду увенчивает треугольник с глазом, окруженный сиянием. Изображение сопровождают два латинских девиза: вверху — «Покровительствует начинаниям», внизу, на ленте — «Новый порядок веков». 1776 — это дата провозглашения независимости США. Пирамида призвана символизировать строительство устойчивого и прочного здания новой нации. Глаз в треугольнике («всевидящее око Провидения») и сопровождающий его верхний девиз выражает надежду на божественное покровительство молодому государству и предпринятым его гражданами начинаниям. Нижний девиз символизирует новую жизнь при независимости. Пирамида и треугольник с глазом взяты из масонской символики, а девизы — из произведений древнеримского поэта Виргиния. Каждый штат и федеральный округ имеют собственный герб и флаг.
Орел или каракара?
С древних времен традиционной мексиканской эмблемой является изображение орла, терзающего змею и сидящего на кактусе, который растет из скалы посреди озера. Согласно местной легенде, бог солнца и войны Уицилопочтли предсказал ацтекам, что там, где они увидят подобную картину, они найдут удобное и благоприятное место для поселения. После длительных скитаний ацтеки вышли к озеру Тескоко, где якобы увидели поросший кактусами остров, на котором орел держал в клюве змею, и поселились на этом острове. В действительности же ацтеки кочевали с севера на юг с 1068 года, поселились у озера Тескоко на холме Чапультепек в 1256-м, а на болотистый остров на озеро бежали от преследований соседних племен в 1325 году. Там они основали поселение Теночтитлан, ставшее впоследствии столицей их обширной империи и одним из крупнейших городов мира (эта местность находится ныне в центре мексиканской столицы Мехико, а озеро давно высушено). Эмблема орла со змеей на кактусе действительно почиталась ацтеками и была широко представлена в их изобразительном искусстве. Испанские колонизаторы, завоевавшие Мексику в XVI веке и разрушившие Теночтитлан, уничтожили местную богатую культуру и, как правило, преследовали местные символы. Однако на утвержденном в 1523 году городском гербе Мехико (просуществовавшем до 1924 года) кастильский замок, поддерживаемый леонскими львами, стоял посреди пересечения трех мостов над озером (такие мосты и акведуки действительно соединяли острова на озере Тескок с берегами) и был окружен десятью кактусами — то есть герб сочетал испанские и мексиканские эмблемы. Иногда он увенчивался даже орлом со змеей.
В начале XIX века популярная в народе эмблема стала одним из символов развернувшейся национально-освободительной борьбы. Так, в центре белого с бело-синей каймой флага повстанческого движения 1813 — 1815 годов под руководством М. Морепоса изображался в окружении латинских надписей коронованный орел на кактусе, растущем на стыке трех мостов. В дальнейшем возникли и другие повстанческие флаги из белой, синей и красной вертикальных полос, из расположенных в шахматном порядке синих и белых квадратов, окруженных красной каймой, и т.д.
Решающие события освободительной борьбы произошли в 1821 году, когда различные антииспанские социально-политические группировки достигли компромисса на основе так называемого Плана трех гарантий, провозгласившего лозунг: «Религия, независимость и единение». Такой лозунг был начертан на знамени вновь созданной освободительной армии. Знамя было белого, зеленого и красного цветов с тремя шестиконечными звездами таких же цветов по углам и короной в центре. Считалось, что белый цвет символизировал чистоту католической религии, зеленый — независимость, а красный — единство всех национальных групп: мексиканцев, индейцев и метисов. Эти цвета приобрели такую популярность, что легли в основу государственного флага Мексики, принятого после провозглашения ее независимости в конце 1821 года.
В центре флага из зеленой, белой и красной вертикальных полос был помещен коронованный орел, так как страна первоначально стала монархией. На гербе этот орел изображался на кактусе, повторяя известную ацтекскую эмблему. После свержения монархии в 1823 году орел лишился короны, а герб и флаг в основном приобрели современный вид. Орел на кактусе стал изображаться на скале посреди озера, со змеей в клюве, в окружении дубовой и лавровой ветвей. Детали герба неоднократно менялись, особенно в XIX веке. При этом не только изменялись внешний вид и поза орла, но и зачастую исчезало озеро.
К 1863 году, во время англо-французской агрессии, интервентам удалось захватить значительную часть территории Мексики и создать марионеточную империю, которая сохранила прежний флаг и герб, но орел на них получил корону, повернулся вправо, распростер крылья и приобрел более классическую форму (первым гербом империи в течение года вообще был орел на синем щите, почти полностью повторявший тогдашний французский императорский герб).
Поделиться книгой: