Помоги проекту - поделись книгой:
Вверх по реке девяти драконов
Как и двести, и триста лет назад, крестьянки чаще всего передвигаются на небольших плоскодонках, работая парой весел, закрепленных на корме
Вьетнамцы редко называют эту реку «Меконг». Для них официальный международный топоним — звукоподражание, лишенное смысла. Здесь в ходу уважительное имя: Сонг Кыу Лонг — Река Девяти Драконов. Оно и понятно: для живущих в дельте крестьян девять могучих рукавов Меконга — и благо, и беда. С одной стороны, они несут плодородный ил на рисовые поля и обеспечивают рыбакам богатый улов, а с другой — ежегодно во время разливов и затоплений река наносит немалый ущерб хозяйству, а то и уносит человеческие жизни.
Вьетнамская часть реки — гигантская равнина площадью 39 000 квадратных километров, которую прорезают около 5000 километров речных рукавов и каналов. 13 из 58 провинций Вьетнама находятся на этих берегах и вместе образуют особый экономический район, именуемый дельтой Меконга. Этот край — наиболее интенсивно развивающийся регион, в котором живут около 18 миллионов человек — почти четверть населения страны.
Дельта, пожалуй, самый знаменитый вьетнамский ландшафт. Популярность дельты — одно из следствий войны 1965–1975 годов, которую здесь принято называть «американской». Прибрежные джунгли служили тогда убежищем партизан и местом ожесточенных столкновений между ними и американскими морскими пехотинцами, отчего здешние пейзажи все время мелькали на страницах газет и экранах телевизоров.
Но Вьетнам — это вовсе не сплошные тропические леса и болотные топи. Богатая природа страны способна удивить даже бывалого путешественника многообразием пейзажей, которые к тому же разительно меняются в зависимости от сезона. Дельта Меконга меняет свой облик дважды в год. В сухой сезон, приходящийся на зиму — весну (самый низкий уровень воды наблюдается в марте-апреле), прибрежная растительность выгорает от яркого солнца, почва трескается и приобретает охристый оттенок. А во время влажного сезона, пик которого отмечается в сентябре-октябре, насыщенная водой дельта покрывается буйной растительностью.
Рыбный дом
Главное занятие жителей дельты — рыбный промысел. Рыбу здесь ловят всеми известными способами: сетями, сачками и бреднями, а в последнее время все больше разводят в садках. Этот способ позволяет быстро увеличивать объемы производства, чего настоятельно требуют и внутренний, и внешний рынки. В Европе наибольшим спросом пользуется пангасиус, которого там зовут рыбой-кошкой. Реки Индокитая — родина рыб этого семейства, а непосредственно в Меконге обитают 13 из 28 известных науке разновидностей пангасиуса. Самые популярные — Pangasius bocourti (по-вьетнамски — ка ба са) и Pangasius hypophthalmus (ка ча). Филе этих рыб составляет одну из главных статей вьетнамского рыбного экспорта. Первая разновидность, более диетическая, идет на стол прихотливых европейцев (особо популярна она у парижских гурманов), а вторая, более жирная, активно завоевывает место в рационе россиян.
Один из самых популярных способов выращивания пангасиуса — в садках под плавучими домами. Так делают, например, в районе Тяудока. Небольшие лодки разделены на два яруса — жилой, состоящий из деревянных надстроек на палубе, и «рыбоводческий», представляющий собой секции с проточной водой, устроенные в плоском днище. Мальков для разведения ловят сачками в протоках среди мангровых зарослей, которые пангасиус очень любит (за что его часто называют канальным сомом). А через семь месяцев подросших пангасиусов уже можно пускать на продажу.
Это весьма прибыльный бизнес. Только один из рыбоводов Тяудока, господин Бе, держит семь плавучих домов и перерабатывающий заводик со штатом в 44 человека. Он ежедневно отправляет на рынки Сайгона (после объединения Вьетнама город получил имя Хошимин, но его часто называют по-старому) несколько тонн рыбы. Успех профессиональных рыбоводов подстегивает и окрестных земледельцев, стараниями которых число плавучих ферм неуклонно растет. Неудивительно, что в течение последнего десятилетия Вьетнам занимает устойчивое место в первой десятке стран-экспортеров рыбы и морепродуктов в мире: в 2009 году объем их экспорта составил 4,25 миллиарда долларов.
Но развитие рыбного бизнеса имеет и оборотную сторону: оно отрицательно сказывается на экологическом балансе дельты. Особенно губительна для природы, впрочем, другая разновидность промысла — выращивание золотых креветок. В прибрежной провинции Шокчанг на огромной территории (250 000 гектаров) крестьяне превратили разгороженные дамбами рисовые поля в бассейны для разведения креветок. Высокие морские приливы обеспечивают эти садки соленой водой, и креветки прекрасно размножаются, но создававшаяся веками ирригационная система, доставлявшая на рисовые поля пресную воду и плодоносный ил, уничтожается. Прибрежные почвы засаливаются и высыхают, погибают мангровые заросли , чьи корни — убежище для разных представителей пресноводной фауны, в первую очередь мальков. Чтобы избежать экологической катастрофы в дельте, вьетнамские власти начали кампанию по высадке эвкалиптов по берегам протоков. Живущие на Меконге охотно берут саженцы у продавцов, развозящих их на деревянных моторных лодках.
Рынок на воде
Вьетнамцы сравнивают свою страну с длинным бамбуковым коромыслом, на котором висят две наполненные рисом корзины — два главных земледельческих региона: дельта Красной Реки на севере и дельта Меконга на юге. И надо признать, что вторая «корзина» существенно тяжелее. Крестьяне в дельте Меконга собирают пять урожаев в два года. Регион занимает менее восьмой части территории страны, но дает половину всего выращиваемого здесь риса. Вьетнамцы гордятся тем, что на рубеже нашей эры именно их предки — древние вьеты, населявшие тогда долину реки Янцзы, — познакомили с поливным рисоводством жителей китайской империи Хань. Как и представители других «рисовых» культур, вьетнамские крестьяне, живущие в дельте Меконга, используют рисовые поля по максимуму. Рисовая солома, размочаленная специальным образом, идет на корм скоту и даже… рыбе, а если она низкого качества — уходит в качестве топлива на кирпичные заводы. В разгар сухого сезона, когда через отверстия в дамбах на поля запускают речную воду, богатый удобрениями ил и органические остатки опускаются на дно, подпитывая почву перед посевом, а мелкую рыбешку крестьяне вылавливают и тут же съедают сами.
Продавать плоды своих трудов жители дельты Меконга направляются в Сайгон и крупные провинциальные центры. Крупнейший город дельты — Кантхо, а его главная достопримечательность — гигантский плавучий рынок. Ранним утром отправляются к его причалам сотни плоскодонок с фруктами, овощами, рисом, морепродуктами, живой рыбой и птицей. Юркие суденышки почти не изменили свой облик за столетия. Разве что теперь большинство из них движется под басовитый аккомпанемент дизельных двигателей, но в сутолоке у причалов лодочники по-прежнему ловко орудуют веслами. И при этом ни на минуту не умолкают, громко расхваливая свой товар. Утренний улов необходимо сбыть до наступления жары: как только солнце начнет припекать, даже недавно выловленная рыба начинает портиться. Дольше всего сидят над своим товаром продавцы крупной рыбы: ее держат по старинке в тазах или в специальных контейнерах, куда из шланга время от времени добавляют свежую воду. А вот крестьяне, ненадолго оторвавшиеся от своих наделов сразу после восхода солнца или на закате, торгуют, как правило, мелкой снулой рыбешкой, которую, если не удалось продать, приходится просто выбрасывать.
С наступлением сумерек торговля полностью затихает. Крестьяне возвращаются в родные деревни, а рыбакам и плыть-то никуда не надо — они живут тут же, на своих лодках. Суденышки борт о борт швартуются у городских причалов. От протянутого с берега провода зажигаются лампочки, включаются портативные телевизоры и музыкальные центры. Пришло время подсчитать прибыль и разделить немудреную трапезу, сдобренную бутылочкой пива или рисового самогона, с обитателями соседнего плавучего дома.
Вообще, дельта Меконга — рай для любителя корабельного антиквариата. Каких только судов здесь не встретишь! По крупным рукавам медленно движутся морские круизные лайнеры и доверху груженные песком баржи, снуют проржавевшие буксиры, рыбацкие баркасы и плоскодонки с туристами на борту. На выкрашенных в красный цвет скулах большинства корабликов нарисованы глаза — обереги от злых духов. В рубке типичной широкой плоскодонки — сампана — под небольшим навесом сидит капитан, поставив босую пятку на «педаль газа» — дощечку, от которой к двигателю тянется металлический трос. Грузовые сампаны выходят в прибрежный лиман, а оттуда поднимаются по реке Нябе до самого Сайгона. На фоне суперсовременных небоскребов этого азиатского мегаполиса они смотрятся особенно экзотично. Но в узких каналах дельты даже этим легким суденышкам трудно развернуться, и потому здесь в ходу длинные лодки с навесным мотором. В неглубоких протоках с мангровыми зарослями вдоль берегов могут легко маневрировать лишь весельные пироги, а в приморских деревнях популярный водный транспорт — большие просмоленные корзины из бамбуковых волокон.
Родная кровь
Быт вьетнамских крестьян дельты мало отличается от жизненного уклада в других сельских районах страны. Дни мужчин заполнены работой на полях, на реке или в ремесленной мастерской, поездками по делам на моторной лодке или видавшем виды японском мопеде. У женщин дел не меньше: надо помочь семье мужа в поле (свою семью женщина видит редко, ведь порой она переселяется в дом мужа за несколько десятков километров), отвезти в город товары на продажу и вернуться с покупками, приготовить еду и при этом нянчить малышей. Хотя действующий во Вьетнаме закон разрешает семьям заводить не более двух детей, многие крестьяне, особенно в отдаленных от центра провинциях, этим требованием пренебрегают. А кроме того, большинство женщин, как правило, опекают не только своих чад, но и детей своих родственниц или подруг-компаньонок, вынужденных отлучиться по неотложным семейным делам.
Вообще, тесная связь с родственниками составляет основу вьетнамской ментальности. Зачастую в одном доме живут несколько поколений семьи, взаимоотношения которых строятся по строгому ранжиру. Например, в городских 3–4-этажных домиках каждое поколение занимает свой этаж. Престарелым родителям мужа достается самый верхний, на втором этаже живут глава семьи (старший работоспособный мужчина) и его супруга, в соседней комнате или этажом выше — дети, порой женатые.
Полуостров Камау, самая южная провинция Вьетнама. Именно отсюда после воссоединения в 1976 году Северного и Южного Вьетнама беженцы уплывали в Таиланд на лодках, плотах и даже пустых бочках. Общее число boat people — «людей в лодках», как их называли на Западе, составило почти 300 000 человек
Каждому — по вере!
Долгое время дельта Меконга была восточной частью Камбоджи , которая к XII веку стала одной из крупных империй мира и включала в свой состав большую часть Индокитая. Ее титульная нация, кхмеры, в те времена исповедовала индуизм. Но в XIV–XV веках под натиском пришедших из Юньнани тайских племен кхмерское государство значительно уменьшилось в размерах, а его жители переняли религию завоевателей — буддизм Тхеравады.
С середины XV века военная аристократия Дайвьета (так называлась тогда вьетнамская монархия) вела планомерное наступление на территории южных соседей. Свергнув в 1427 году китайское владычество, войска династии Ле устремились из бассейна Красной Реки на юг. Череда войн привела к завоеванию соседнего индуистского государства Чампа. Его земли составили центральную часть современной территории Вьетнама, а жители, чамы (их еще называют «тямы»), сегодня составляют лишь малую часть населения страны — всего чуть больше 100 тысяч из 86 миллионов граждан.
Обособившийся от власти Ханоя феодальный клан Нгуен стал самостоятельно править на южных землях и на исходе XVII столетия вторгся во владения кхмерских королей. В 1698 году на территории Восточной Камбоджи вьетнамцы основали цитадель на реке Сайгон. Ее гарнизон частично составили нашедшие у Нгуенов приют китайские воины, которые после завоевания своей страны маньчжурами сохранили верность династии Мин. Нгуены и их союзники принесли с собой свой уклад государства и общества, опирающийся на конфуцианскую философию, и причудливый религиозный сплав культа предков, даосизма и китайского варианта буддизма Махаяны. В то же время здесь активно проповедовали католические миссионеры из Европы. Процесс этнического смешения и культурно-религиозного диалога усугубила начавшаяся в 1858 году французская колонизация. А уже в XX веке этот регион стал родиной новых религиозных движений — буддизма Хоа Хао, «кокосовой религии», и синкретического культа Као Дай, в котором восточные вероучения парадоксальным образом переплетены с католицизмом и идеями французских просветителей. Завоеватели-вьетнамцы активно смешивались с местными народами — кхмерами и чамами. Результат получился уникальный: в дельте Меконга появился отличный от северного антропологический тип, возник особый диалект вьетнамского языка, а менталитет южан по сей день отличает гораздо большая открытость веяниям извне.
Но о полной ассимиляции говорить все-таки не приходится. Кхмеры и по сей день живут в дельте особняком. Они исповедуют буддизм Тхеравады, но одновременно сохранили ряд индуистских обычаев и свято хранят историческую память о своих великих предках — создателях империи Камбуджадеша. Каждый год в октябрьское полнолуние кхмеры отмечают праздник Ок Ом Бок, посвященный гигантским волшебным змеям — нагам, с чьим возвращением в воды Меконга связывается ежегодный осенний разлив. В эти дни кхмеры вспоминают и свое героическое прошлое, и в первую очередь — события 1178 года, когда поднявшийся по Меконгу в озеро Тонлесап флот чамов был наголову разбит будущим королем Камбоджи Джаяварманом VII, одним из строителей легендарного Ангкора . Празднества длятся неделю и завершаются знаменитыми гонками на длинных узких лодках, своей формой напоминающих священных змеев.
Бок о бок с кхмерами в дельте обитают и их былые противники — чамы. В отличие от своих родственников-индуистов в Центральном Вьетнаме они исповедуют ислам, завезенный малайскими купцами еще в Средневековье. Чамские женщины носят платки-хиджабы, а главная мечеть Сайгона — одно из красивейших зданий в городе.
Самый распространенный вид рыболовной снасти в Камбодже и Вьетнаме — бамбуковые верши
Камбоджийский сыр
Страна кхмеров
Поднимаясь вверх по Меконгу и покинув удивительную дельту этой реки, путешественник очень скоро пересечет границу Вьетнама и Камбоджи — страны кхмеров. Вся история этой страны тесно связана с Меконгом, который здесь называют Тонлетом — Великая Река.
Протяженность камбоджийской части реки — 500 километров. Ее русло пролегает по плоскому дну доисторического моря, берега которого превратились в горные хребты, обрамляющие границы страны. Там, где воды Меконга принимают в себя реку Тонлесап , вытекающую из одноименного озера, расположена столица страны — Пномпень . Тот, кто направляется в город со стороны вьетнамской границы, не минует поездки на пароме через Меконг. С него открывается великолепный вид: река величаво разливается на полтора-два километра. По парому среди машин, мотоциклов и автобусов снуют продавцы снеди, которой здесь перекусывают на скорую руку: зажаренных докрасна мелких птичек, жаренных в масле пауков и тараканов, дикого меда в сотах (пчелы здесь селятся на кукурузных початках). Едва паром причалит, с него на берег устремляются толпы пассажиров. Большинство полагаются на свои ноги и бегом штурмуют довольно крутой откос. А владельцы собственного транспорта и их пассажиры неторопливо поднимаются вслед за пешеходами на своих драндулетах, натужно гудящих далеко не новыми моторами.
Чуть ниже Пномпеня по течению река разделяется надвое, образуя верхнюю часть дельты. Этот идеальный речной перекресток кхмеры называют Четыре Рукава. Именно здесь в один из рукавов Меконга вливается река Тонлесап, а из второго берет начало река Бассак. Если попасть сюда в начале июня, можно стать свидетелем удивительного природного явления. Во влажный сезон, когда уровень воды в Меконге резко возрастает, муссонные ветры гонят водяные массы вверх по течению. И тогда не обладающая собственным сильным течением река Тонлесап начинает… течь в обратную сторону! Из-за этого знаменитое озеро у ее истока переполняется и затопляет окрестную равнину, сливаясь с окружающими его более мелкими озерами. Такой «обратный паводок» продолжается до сентября-октября, и неудивительно, что местные крестьяне давным-давно приноровили свои обычаи и быт к этому ежегодному катаклизму.
Политические танцы
Деревянная цивилизация
Крестьяне, обитающие в местности Рока Кандал, ниже водопадов Самбор, давно уже приспособились переживать разливы без серьезных потерь. Когда вода начинает подниматься, они эвакуируют запасы продовольствия и домашних животных на окрестные возвышенности. А вот таскать туда-сюда домашнюю утварь и вовсе нет нужды — домам вода не угрожает. Просто потому, что большинство местных жилищ — либо суденышки с жилыми навесами, либо хижины на плотах, либо капитальные дома, поднятые высоко на сваях.
Лодки — традиционное жилье чамских рыбаков. И чем выше поднимается вода, тем больше таких плавучих домов можно увидеть на реке. Разлив — время богатейшего улова, которого чамы ждут с нетерпением и который они называют «даром» великой реки. Чтобы воспользоваться им в полной мере, рыбаки перегораживают большую часть залитой территории бамбуковыми вершами, и потом остается только собрать попавшую в ловушку рыбу.
Но собирать в разлив надо не только рыбу. Вышедшая из берегов река непременно несет на себе множество поваленных стволов ценных деревьев. Это добыча, за которой охотятся в основном подростки, пока взрослые ловят рыбу или охраняют эвакуированное на высоты имущество. Выловленные из воды стволы поднимают повыше и высушивают, после чего везут на продажу в города.
А вот бамбук, напротив, не вылавливают из воды, а в нее опускают: многочисленные бамбуковые плоты сплавляют по реке к местам продажи — чаще всего в прибрежные города. Там разобранные на отдельные стволы плоты быстро раскупают: часть уносят и увозят с собой владельцы кустарных мастерских, а остальное забирают перекупщики, занимающиеся оптовыми поставками. В Камбодже, как и во всей Юго-Восточной Азии , это растение находит применение в самых разных областях. Из него строят дома и корабли, делают кухонную утварь и циновки, загоны для скота и рыболовные снасти. И даже строительство сверхсовременных небоскребов в Гонконге не обходится без бамбука, который традиционно используется как основа для лесов.
Недетская жизнь
Французское наследство
Другое дерево, занимающее особое место в жизни камбоджийцев, — гевея. В настоящее время до 95% этих американских по происхождению растений культивируется в Юго-Восточной Азии. Растущая высокими темпами автомобильная промышленность соседнего Китая создает хороший спрос на каучук, и работа на каучуковых плантациях — весьма распространенное занятие у местных жителей. В Камбодже самые обширные посадки гевеи расположены чуть выше Четырех Рукавов.
Примечательно, что культивирование гевеи широко распространилось в Камбодже в рекордно короткий (по сравнению с многовековой историей страны) срок. Первые каучуковые плантации в долине Меконга появились в 1898 году, а уже к 1927 году, когда была учреждена французско-камбоджийская каучуковая компания, этот промысел считался традиционным. И остается традиционным во всех смыслах: условия труда практически не изменились за последние сто лет. Работники встают с рассветом (рабочий день длится с пяти часов утра до четырех часов пополудни) и отправляются на плантации, причем зачастую вместе с женами и детьми. Технология тоже традиционная: практически все операции проделываются вручную. На стволе дерева нужно сделать диагональный надрез, из которого в подставленный резиновый ковшик капля за каплей будет стекать сок. Дважды в день содержимое ковшей сливают в большие мешки, которые машинами увозят на каучуковую фабрику для первичной переработки.
Каждый работник обрабатывает примерно сотню деревьев в день за мизерную, с европейской точки зрения, зарплату — не больше 12 долларов в неделю. Даже для Камбоджи это весьма небольшая сумма. А камбоджийские семьи, в отличие от вьетнамских, весьма многодетны. Никаких законов, ограничивающих рождаемость, здесь нет. Напротив, власти стремятся наращивать численность населения, но при этом вопрос о том, как и на какие деньги содержать десяток детей, каждый камбоджиец решает в одиночку.
В сравнении с соседним Вьетнамом, который тоже не назовешь страной, утопающей в роскоши, Камбоджа поражает невероятной бедностью. Одежда, дома, машины и мотоциклы — почти все, на чем останавливается взгляд, имеет весьма потертый и поношенный вид. А редкие даже в столице богатые дома и дорогие машины только усиливают впечатление общей бедности.
Миллион за стеной
Самое знаменитое архитектурное сооружение Камбоджи, святилище Ангкор-Ват, построено по указу короля Сурьявармана II в XII веке
Красная эпоха
В эпоху столетней французской колонизации, завершившейся в 1953-м, дети местной элиты с удовольствием ездили на учебу во Францию. Никто не мог даже предположить, что вместо европейских гуманистических традиций кхмерские юноши впитают самые радикальные левые идеи, а словосочетание «красные кхмеры» навсегда станет синонимом бесчеловечности.
С 1967 года руководитель камбоджийских революционеров Салот Сар, более известный под псевдонимом Пол Пот (от прозвища Politicien Potentiel — Потенциальный Политик, которое он получил еще в Сорбонне от своих однокашников-кхмеров), вел в западных районах страны партизанскую войну. Вывод американских войск подорвал позиции официальной власти — режима Лон Нола, и в 1975 году отряды красных кхмеров вступили в Пномпень. То, что произошло потом, напоминало мрачную антиутопию. Жители крупных городов, в первую очередь столицы, были отправлены в трудовые лагеря для перевоспитания. А десятки тысяч «подозрительных» попали в бесчеловечные даже по местным меркам тюрьмы, самой известной из которых была тюрьма С-21. Общее число жертв полпотовского режима, включая казненных, погибших в боевых действиях и умерших от голода, — около трех миллионов человек.
Трудно сказать, каким был бы финал этого «эксперимента», не начни Пол Пот войну за возвращение Восточной Камбоджи, захваченной кланом Нгуен в XVII столетии. Военная удача была на стороне вьетнамских войск, которые в январе 1979 года после ожесточенного штурма заняли Пномпень и взяли под контроль большую часть страны. Отброшенные на запад красные кхмеры продолжали сопротивление, но полевые командиры один за одним все-таки признали новое правительство. В 1993 году в стране была восстановлена королевская власть, а в 1998 году умер и лидер красных кхмеров Пол Пот, к тому времени фактически отстраненный от дел своими соратниками. Но мелкие отряды красных кхмеров и по сей день прячутся в западных лесах, время от времени совершая вооруженные налеты на окрестные деревни. Да и в восточной части вооруженное насилие, увы, тоже не редкость: говорят, здесь до сих пор могут убить за красивый импортный мотоцикл. И уже не так странно замечать, насколько робкими и запуганными подчас выглядят жители Камбоджи.
Пронзительнее всего ощущаешь, насколько глубоко засела в камбоджийцах горькая память о «социалистическом эксперименте», когда слышишь заунывный звук многоствольных флейт в мемориальном комплексе «Поля смерти» в окрестностях Пномпеня. Тоскливая музыка обволакивает, и кажется, что нет ни Ангкор-Вата, ни Четырех Рукавов, а только этот удивительно грустный мотив, который хоть и едва слышно, но доносится до широкой глади Меконга.
Меконг неслучайно когда-то назвали «Дунаем Азии». Судьбы стран, нанизанных на Реку Девяти Драконов, так же несхожи, как и истории дунайских государств. Своя у Вьетнама, и своя у Камбоджи. О роли Меконга в жизни расположенных выше по течению Лаоса и Китая мы расскажем в следующем номере.
Несклонившийся
О жизни Михаила Всеволодовича Черниговского (1179–1245) мы знаем довольно мало, да и прославили его не военные походы или государственные реформы, а мученическая смерть. Как повествуют русские летописи, в 1244 году Михаил был вызван в ставку хана Батыя, Сарай, «на поклон». Там он отказался поклониться языческим богам, за что и принял смерть. Однако достоверность этого предания вызывает сомнение. Дело в том, что монголы отличались веротерпимостью, если не сказать равнодушием к вопросам веры. Казнить вассала за то, что он поклоняется другому богу, — действие, лишенное в их глазах всякого смысла. Да и бога у степняков тогда как такового не было. Они поклонялись неперсонализированному священному Небу, природным стихиям, да духам предков и не имели обыкновения насильственно приобщать к своим культам кого бы то ни было.
Возможное объяснение этого очевидного противоречия мы находим в Ипатьевской летописи — самом старом источнике, сообщающем о гибели Михаила Всеволодовича. Там говорится буквально следующее: «Батыеви же рекшоу: Поклонися отец наших законоу», то есть «поклонись закону наших отцов». Речь в данном случае идет именно о законах, а не о верованиях. Однако в более поздних летописях присутствует другая формулировка: «Поклонись богам наших предков». И, что удивительно, именно так историки XIX века переводили с древнерусского процитированный нами отрывок. Этот вариант перекочевал и в житие Михаила Черниговского, которым пользовался, создавая картину «Князь Михаил Всеволодович перед ставкой Батыя», художник Василий Смирнов (1858–1890).
На самом деле от князей, приезжавших в ханскую ставку, требовали вовсе не вероотступничества. Они обязаны были очиститься огнем (пройти между двух костров), трижды преклонить колено перед шатром хана и, встав на колени, поклониться в сторону Каракорума, где находилось священное изваяние Чингисхана. К религии все это не имело никакого отношения: поклон статуе Чингисхана расценивался лишь как выражение почтения к великому владыке, а не как признание его божественности. Но Михаил Черниговский, скорее всего, усмотрел в ритуале неверных грех идолопоклонства и отказался его исполнять, хотя другие христианские князья, прибывавшие к монголам, как правило, не придавали этому большого значения. Надо заметить, что Михаил не единственный, кто отказался приветствовать Чингиса, такие случаи бывали и до него, и после, однако такая строптивость не наказывалась смертью. Складывается впечатление, что Михаил Черниговский был убит по каким-то другим причинам, и уж точно не связанным с религией. Что никак не умаляет его подвига — ведь он действовал по совести и сознательно принял смерть за веру, почему и был канонизирован. Мы можем лишь строить предположения, что послужило действительной причиной его смерти. В 1239 году Михаил, занимавший тогда киевский престол, приказал убить монгольских посланников, а этого ни Чингисхан, ни его наследники никогда не прощали. Таким образом, отправляясь в Орду, черниговский князь был, скорее всего, обречен.
Свою картину Василий Смирнов представил на суд Академии художеств в 1883 году. На ней Михаил изображен в момент, когда (согласно летописной традиции) он отвечает отказом на предложение одного из приближенных Батыя, стольника Елдиги, исполнить ритуал, обрекая тем самым себя на смерть. Смирнов получил золотую медаль и право за казенный счет совершенствовать свое мастерство в Италии. В том, что касается художественного мастерства, его работа, вероятно, заслуживает всяческих похвал, но по части исторической в ней можно найти некоторые огрехи, вполне для нас познавательные, поскольку позволяют судить о расхожих представлениях об Азии того времени.
Князь Михаил Черниговский. В ответ на мольбы Бориса Ростовского он только что произнес: «Не хочу на словах именоваться христианином, а на деле быть поганым». Левая рука Михаила прижимает к груди крест в знак того, что он непоколебим в своем решении принять смерть за веру.
Князь Борис Ростовский (родственник Михаила). Его лицо, исполненное мольбы, обращено к главному герою картины. Он уговаривает князя подчиниться монголам, объясняя (и для пущей убедительности делая соответствующий жест левой рукой), что такое действие, совершенное по принуждению, не является тяжким грехом. Борис даже предлагал наложить на себя вместо Михаила епитимью, когда они вернутся на Русь.
Ростислав — шестнадцатилетний сын Михаила. Он уже понял, что отец не поддастся на его и Бориса уговоры и в отчаянии закрыл рукой глаза, чтобы не видеть неминуемой развязки. То, что Михаил взял с собой в столь опасное путешествие сына, неудивительно. Русских князей часто обязывали приезжать в монгольскую ставку с кем-то из сыновей, которых хан зачастую оставлял у себя в заложниках.
Боярин Феодор (ближайший друг и советник Михаила, с которым они вместе поклялись, что даже под страхом смерти не станут исполнять языческий обряд). Минуту назад он, в страхе, что князь поддастся на уговоры Бориса и Ростислава, прошептал ему на ухо: «Помни, благочестивый князь, как обещался ты Христу положить за него свою душу». Теперь, когда всякие сомнения в твердости Михаила отпали, Феодор преклонил в знак покорности Божьей воле голову, взгляд его уже устремлен в вечность.
Расшитый золотом плащ. Михаил совлекает с себя этот символ княжеской власти правой рукой. Художник тем самым хочет показать, что его герой готов ради веры отказаться от всех земных благ. Это прямое цитирование средствами живописи фразы, якобы произнесенной князем: «Примите же славу этого мира, я же ее не хочу».
Доман Путивлец (русич, отрекшийся от веры отцов и пошедший в услужение к поганым). Как всякому отступнику, ему доставляет особое удовольствие, когда бывший единоверец оказывается в униженном положении, и потому он ловит взгляд Михаила, в котором надеется прочесть страх. В руке Доман сжимает кривой нож, которым он, по одной версии, зарежет благоверного князя, по другой — отсечет забитому до смерти Михаилу голову. На самом деле монголы редко практиковали методы убийства, связанные с кровопролитием, особенно если речь шла о знатных особах, предпочитая отравление или удушение. Михаила, скорее всего, забили, а потом обезглавили. И это указывает на то, что за убийство послов его предали позорной смерти.
Елдига («стольник» Батыя). Он, скорее, симпатизирует князю. Выбросив вперед руку, монгол, похоже, хочет предостеречь Михаила от рокового шага.
Монгольский «священник», указующий князю перстом на «идола» как на путь спасения. Персонаж удивительный, поскольку никаких священнослужителей в то время у монголов не было. Его облачение — это нечто среднее между рясой христианского схимника и тогой тибетского монаха, а зеленый цвет, видимо, как-то связан с исламом, который в Орде был принят на 70 лет позже описываемых событий.
Большой монгольский идол. Его фигура (коричневый цвет, чрезвычайная сухость сложения) вызывает прямые ассоциации с индуистскими йогинами. В одной руке у него чаша, в какую буддийские монахи собирают подаяние, в другой — буддийский же посох, и это при том, что буддизм к йоге не имеет никакого отношения. Ко всему прочему посох увенчан исламским полумесяцем.
Поделиться книгой: