Воин Яровита

С ярлом все было понятно. Только кляп ему изо рта вытянули, как он стал плеваться и выкрикивать нехорошие слова:

— Варяги, дети Локи! Смерть вам всем! Мы уничтожим вас! Это наша земля и она никогда не будет вашей! Лучше смерть, чем рабство! С нами истинный бог, а с вами ложные кумиры и Дьявол! Вы сдохните!

Короче говоря, послушали мы его речи, в которых он смешивал старых богов и Христа, и я приказал убрать ярла. Глупец, он и есть глупец, хотя и храбрец. Нет бы, помолчать, постараться ослабить нашу бдительность и попытаться сбежать, это бы я понял. А так-то что, с его крика? Ничего. Злоба, праведный гнев на захватчиков и оскорбления. Определенно, с таким человеком разговаривать не о чем, особенно если он не знаменитый воин и не вождь сильного отряда. Ценной информации у него нет, и выкуп за него не дадут, так что пусть молчит. Потом проведем его по примученным деревням и покажем народу, мол, вот тот самый паренек благородного происхождения, из-за которого в лесу ваши близкие погибли. После чего срубим Сигвату голову, рабы закопают его в землицу и вся недолга.

Другое дело купец. Чем торгует? Откуда он? Где его денежки и товары? Почему оказался в лесу, да еще и с охраной? К этому человеку вопросов было много, а он и не упирался, видать дорожил жизнью, причем настолько, что ему даже про пытки рассказывать не пришлось.

— Как тебя зовут? — обратился я к купчине.

— Маргад Бьярниссон, — ответил он, помедлил, слегка поклонился и добавил, — благородный ярл.

— Что здесь делаешь?

— От вас, от варягов прятался. Сам-то я из бухты Кеге-Бугт, где у меня два корабля было и торговые склады. Но ваши поморяне налетели, и я побежал. Сначала в Роскилле кинулся, а там уже венедская конница, кажется, бодричи. Делать было нечего, и я сюда направился. Думал, что здесь варягов нет, но ошибся и до времени в лесу спрятался.

— Складно говоришь, да еще и в венедских племенах разбираешься. А не шпион ли ты случаем?

— Нет-нет, — Маргад быстро мотнул головой. — Просто я всю жизнь торгую. В Волине бывал, в Щецине, в Волегоще, в Ральсвике и Дубине.

— И чем же ты торговал?

— Оружием, солнечным камнем (янтарем), мехами, воском, медом, сукном и солью. Что ценится, тем и торгую. Только не везет мне. — Купец исподлобья зыркнул на меня, снова потупился и начал жаловаться на жизнь: — Три года назад пошел в Новгород, а мой корабль финны ограбили. Потом в Волин двинулся, а меня туда не пустили, говорят, пошел вон поганый датчанин. Затем в Сигтуну поплыл, хотел оружие и железо купить, а там война и мечи свеонам самим нужны. Совсем, было, разорился, но понадеялся, что в этом году в Англию схожу, и смогу сукно купить. Но, видать, разгневал я небожителей, ибо последних кораблей с товарами лишился. Совсем беда, хоть в рабы продавайся.

Купец врал, это было ясно, точно также как и то, ради чего он это делает. Маргад хотел сбить цену за собственное освобождение. Но поскольку я в его бедственное положение не верил, то деньги с торгаша собирался содрать по максимуму.

— Да-а, беда у тебя, Маргад сын Бьерна… — протянул я, потянул паузу, покачал головой и спросил его: — И что же теперь с тобой делать?

— А вы отпустите меня, — сразу же предложил Маргад. — Я не воин и венедов всегда уважал. Зачем я вам?

— Ну, как зачем? Ты сам говоришь, можно в рабство продаться. Так я тебя и продам. Есть у меня в Арконе купцы знакомые, серьезные мужчины, и они заморскими торговыми секретами интересуются, а ты человек опытный. — Снова пауза и подведение итога: — Решено. Заберем тебя с собой на Руян, а там все в твоих руках. Будешь полезен, лет через десять, тебя отпустят.

В душе купца желание получить свободу стало бороться с жадностью. Ведь если у Маргада что-то осталось, а я решил, что это так, то у торгаша не один склад и не пара кораблей, и пока он будет на Руяне, наследники, друзья и компаньоны все его богатства растащат. Вот и думай, что делать. Предложить варягам выкуп или лишиться всего, что нажито непосильным трудом? Дилемма, однако.

Борьба двух противоположных чувств завершилась поражением жадности. После чего Маргад осторожно и вполголоса произнес:

— Возможно, я смог бы занять немного денег и выкупить свою жизнь.

— И какова сумма?

— Может быть десять новгородских гривен, — я нахмурился, и он резко повысил ставку: — Ну, или двадцать.

— Мало.

Я замолчал, а нос купца шмыгнул и он сказал:

— Тридцать гривен. Больше мне никто не займет.

Скорее всего, большинство варяжских вождей эта сумма удовлетворила бы, все же шесть килограмм серебра. Однако я чувствовал, что тридцать гривен это далеко не предел. Поэтому продолжал напускать на лицо хмурую маску и пару раз приказывал отвести купца к остальным пленникам. Однако Маргад постоянно повышал цену собственной свободы. При этом, что интересно, купец постоянно жаловался на тяжелую жизнь и несчастливую судьбу, мамой клялся, что больше за него никто не даст, плакал, падал на колени и даже ел землю. Вот только я был непреклонен и спустя час, увлекшийся Маргад, сам не заметил, как выдохнул:

— Сто гривен!

Это была достойная цена, и я согласился:

— Хорошо. Когда и как я их получу?

— Мне надо отправить письмо в Любек, там у меня сын. Он вышлет деньги в Дубин и там их можно будет получить.

— А если серебро отправить в Волегощ?

— Тоже можно.

— Договорились.

Я кивнул варягам, и они увели купца, за которым следовало присматривать особо, в сторону. После чего Самород, во время беседы сидевший рядом, с уважением в голосе произнес:

— Силен ты Вадим. Я думал, что на сорока гривнах остановишься, а ты купца до последней возможности дожимал. Видать, ведовские способности тебе помогают.

— Есть такое. Но это ведь неплохо?

— Нет, конечно. Когда рядом ведун, который понимает, чего он хочет и куда идет, жить как-то проще. Опасней, правда, поскольку к тебе враги липнуть станут, но в этом есть свой интерес.

— Может быть, что и так.

Поднявшись, я направился к остальным пленникам. Поговорил с ними, а затем занялся сортировкой не очень богатой добычи. После этого все трофеи собрали в кучу и упаковали в походные тюки. И так, совершенно незаметно, прошла ночь.

Наступило утро. Над лесом вставало солнце и, выстроив пленников в колонну, ватага направилась в деревню, откуда вчера к партизанам прибегал посыльный.

Из леса выбрались за час. Потом еще час провели в деревушке, где староста Андотт просил отпустить его односельчан, а я обещал подумать. И еще два часа мы потратили на то, чтобы добраться до замка Рарог.

К стенам моего нового жилища добрались почти в полдень, и здесь нас ожидал сюрприз. Ко мне прибыли гости. Воевода Гудим Громобой и молодой Вартислав Никлотинг, которого до этого я видел лишь мельком. Разумеется, бодричи были не одни, а с двумя десятками конных дружинников на отличных вороных лошадях. Ну, а поскольку в замок их не впустили, то они расположились лагерем на поляне невдалеке от ворот, и когда я к ним подошел, меня моментально встретили претензией.

— Вадим! — навстречу мне двинулся здоровяк Гудим, с которым я виделся три дня назад в Престе. — Что такое!? Мы к тебе приехали, а твои варяги нас за стены не пускают. Нехорошо.

— Нормально, — останавливаясь, ответил я. — Хозяина дома нет, а у воинов наказ, без меня никому ворота не открывать.

— Но они же в нас едва стрелять не начали!

— Бывает.

— Да как так!? Я сейчас сяду на лошадь и уеду!

Воевода был искренне возмущен, и я едва не сказал ему, мол, да езжай ты куда хочешь. Но со спины к Громобою подошел молодой румяный брюнет с широкими плечами, и я узнал княжича Вартислава, которого в известной мне истории крестоносцы ослепили, а затем казнили. Сын Никлота усмехнулся и хлопнул воеводу, который, как я узнал позже, был его наставником в воинском деле, по плечу:

— Вадим все правильно говорит, дядька Гудим. Мы гости незванные, так что хозяин прав, а ты зря возмущаешься.

Княжич, по всей видимости, имел на Громобоя некоторое влияние, потому что бывалый вояка быстро успокоился и согласился, что немного погорячился. Конфликт, не успев начаться, был исчерпан, и все покатило по накатанной колее. Пленников, которых вскоре выгонят на поля или продадут в рабство, загнали в барак. Купца Маргадона поселили в глухой комнатке, которая запиралась на замок, и он сел писать письмо сыну в Любек. Ну, а варяги и дружинники бодричей сели пировать и отмечать славную победу в проливе Большой Бельт. Выпили раз. Затем другой. Потом опять. И снова. Кувшины с медовухой и местными настойками опустошались одна за другой, и в процессе общения выяснилась причина, по которой меня навестили.

Оказалось, что Вартислав Никлотинг по велению отца решил закрепиться в Зеландии. Поэтому теперь он мой сосед с севера и владеет половиной Зундского пролива, бухтой Кеге-Бугт и теми землями, где в мое время находился славный город Копенгаген. В общем, владение у него богатое, не Роскилле, конечно, где по решению "генералов" нашего войска осели руянские варяги, которым предстояло встречать первые удары данов, но тоже неплохое.

Что же, лично я такому соседу был искренне рад. Ведь если Вартислав в моей реальности с крестоносцами до последней возможности бился, то и в новой, наверное, не оплошает. Опять же человек он в общении легкий и сообразительный, а потому будем дружить семьями, сообща давить данов и отбивать нападения врагов.

Ближе к вечеру в пьянке был сделан перерыв и я, оставив Громобоя и Саморода обсуждать прошлый поход Никлота в Данию, пригласил Вартислава подышать воздухом. Мы вышли на вершину донжона, где на свежем ветру развевалось мое знамя, и откуда открывался прекрасный вид на окрестности. Здесь немного помолчали и Вартислав, посмотрев на море и на "Яровит" у причала, сказал:

— Я многое слышал о тебе, ведун Вадим Сокол.

— Хорошее или плохое? — спросил я.

— Разное. Однако хорошего больше. И сейчас, находясь у тебя в гостях, я никак не могу понять, а зачем тебе этот замок?

— Жить здесь буду.

— Это понятно. Но ведь ты мог захватить феод и получше.

— Да, мог. Но сам подумай. С одной стороны острова пролив Большой Бельт, с другой Зунд, а с третьей Ютландия. Значит, там все время, пока существуют даны, будет неспокойно. Ну, а здесь относительно тихо и прежде чем начнется большая война с Европой я многое смогу сделать.

— И что здесь можно сделать?

Вартислав развел руками, а я усмехнулся, и кое-что ему объяснил:

— Для начала, замок. Вместо него на этом самом месте я возведу сильную крепость, и на ее башнях поставлю стрелометы и катапульты. Стены перекроют подходы к причалам, возле которых найдут укрытие от штормов и врагов мои корабли. А вон там, — рукой я указал в сторону рыбацкой деревушки, — со временем появится город мастеров, где станут делать лучшее оружие в мире и всякие редкие вещи. Вот для чего мне этот замок и эта земля, где только я буду решать, что хорошо, а что плохо.

— Ты говоришь настолько уверенно, что тебе хочется верить, ведун. Но глаза говорят мне, что дружина у тебя небольшая и ты не настолько богат, чтобы построить крепость. Где деньги, воины и мастера? Их нет.

— Они будут, Вартислав.

— Хорошо бы. Однако пока есть старый замок и один шнеккер с неполной командой.

Рассказывать княжичу о том, на что у меня расчет и каковы мои активы, я не стал, ибо нечего понапрасну хвалиться и языком воздух сотрясать. Вот будет на этом месте твердыня и городок при ней, тогда сам все увидит, а пока я сменил тему:

— Как наша жизнь пойдет, время покажет, княжич, а сейчас у меня к тебе есть просьба.

— Какая?

— Через пару дней я покину Зеландию, и меня не будет пару месяцев. В замке оставлю несколько варягов и освобожденных из рабства венедов. Так ты помоги им, если что, а я в долгу не останусь.

Молодой бодрич, которого пока не очень часто о чем-то просили, улыбнулся:

— Да, помощь окажу. Это у нас запросто, свои ведь люди.

— Вот и ладно, — я кивнул вниз и предложил: — Пойдем выпьем?

— Можно, — согласился он.

Я пропустил историческую личность вперед. Затем еще раз окинул взглядом морскую гладь и пришел к выводу, что в замке меня больше ничего не держит, а раз так, то с утра надо начинать подготовку к путешествию на Руян. Но это завтра, а сегодня можно немного выпить и расслабиться.

Глава 9

Руян. 6651 С.М.З.Х.

Возвращение на Руян было радостным, ведь мы пришли с победой. Но на праздники и гулянки времени не было, потому что имелась одна серьезная причина. До отхода кораблей венедского посольства в Новгород оставалась всего седьмица, а сделать за этот срок надо было очень многое.

Во-первых, следовало разделить среди варягов хабар и рассчитаться с экипажем за второй мой шнеккер. Ведь по руянским законам это общая добыча всей ватаги, точно такая же, как захваченные доспехи, оружие, ткани, драгоценности, монеты и рабы. Значит, я имею долю как владелец "Яровита", как равнозначный Самороду командир и как поставщик оружия для экипажа, то есть мог претендовать на четверть корабля и примерно на шестую часть всех прочих трофеев. И если бы ватага сказала, что "Крес" необходимо продать, а вырученное с этого серебро поделить, мне пришлось бы уступить. Однако люди в моем отряде здравые и не только клинком махать умеют. Поэтому все разрешилось само собой. Шнеккер был оценен в восемьдесят гривен, именно столько сейчас стоят корабли данного класса, после того как на варяжский остров пригнали захваченные в Большом Бельте и Роскилле датские суда, и я честно выдал экипажу шестьдесят гривен. Ну, а Радко Самород, как капитан "Яровита", уже самостоятельно раскидывал общую добычу и гривны среди живых, раненых и погибших мореходов, а помимо этого выделил положенную "варяжскую" треть храму Святовида.

Во-вторых, через Радима Менко я организовал отправку письма Маргада Бьярниссона его сыну в Любек. Кстати сказать, в отличии от трофеев замка Кольгриммсон и шнеккера купец являлся личной добычей Вадима Сокола, поскольку был захвачен на моей земле. Кроме того, попутно я опять одолжил у руянского купца денег, после чего мы подбили общий итог, и мой долг ему составил двести сорок три новгородские гривны. Сумма более чем приличная, особенно если учесть, что я обещал жрецам Яровита возмещение их затрат на корабль и арбалеты, а это еще минимум сто сорок-сто пятьдесят гривен. При этом, конечно, можно было бы так обыграть ситуацию, что они долг мне простят. Однако вокруг двенадцатый век и здесь люди ничего не забывают. Сказал слово, значит, ответь за него. А если ты не смог сделать, что обещал, то доверия к твоим речам уже не будет. И тут совсем неважно, кто у тебя в друзьях и какая у тебя крыша на небесах. Балабол есть балабол, а мне такая репутация была не нужна, и потому свои долги я был намерен вернуть, тем более что проценты не капали и ко мне отнеслись по-человечески и с пониманием.

В-третьих, у меня имелось свое уже налаженное производство. Оно постоянно расширялось и выдавало на гора неплохую по сегодняшним меркам бумагу, которую резали на листы формата А4, упаковывали в холстину и складировали в Чаруше. Продавать ее на Руяне смысла не было, ибо потребности острова обеспечивали жрецы Святовида. Поэтому я собирался сторговать бумагу ладожским Соколам и на мелочи не разменивался. Вот и получается, что пока от заводика мне ничего не перепало, а расходы были постоянными, так как клей и сырье надо покупать, а помимо того приходилось оплачивать рабочие руки и постройку производственных бараков. Все это, естественно, стоило денег и мне опять пришлось раскошелиться. Кажется, что там, того производства. Ага! А сорок пять гривен за все отдай и будь готов к тому, что через пару-тройку месяцев еще столько же выложишь.

В-четвертых, пару раз пришлось съездить в Аркону. Про опасность со стороны вражеских шпионов я не забывал, а потому нужны были консультации с витязями и членами ОБК. Опять же и с Векомиром насчет предстоящего посольства поговорить следовало. И вроде бы все делалось быстро, поскольку мне практически везде были рады, и закрытых дверей для ведуна Вадима не было. Однако все это отнимало драгоценное время. С одним человеком поговорил, с другим парой словечек перекинулся, у верховного волхва пару часов посидел и политическую ситуацию обсудил. Глядь, а дело-то уже к вечеру и день прошел. А что сделано? Почти ничего.

В-пятых, Самород и его бывалые мореходы провели поднаем воинов для "Креса". В идеале нужно было хотя бы четыре десятка справных воинов, чтобы на обоих шнеккерах находился половинный экипаж. Но в Зеландии варяги понесли серьезные потери, ибо победа в Большом Бельте обошлась только Руяну, без учета павших пруссов и венедов из других племен, в девятьсот погибших и множество раненых. Да и последующий захват Зеландии стоил крови, поскольку не всем повезло, как и мне. Поэтому не мы одни озаботились набором людей, и сейчас на варяжском острове с опытными моряками было туго. Мстислав Выдыбай выгреб все резервы, оставив для охраны прибрежных вод лишь несколько патрульных лодей, а помимо того появилось немало новых вольных капитанов, которые по дешевке купили трофейные корабли, и тоже искали мореходов.

Такие вот расклады, в связи с которыми за ограниченный промежуток времени Самород смог завербовать только пятнадцать варягов, в большинстве своем стариков, желающих перед смертью провести в море еще один сезон. Однако этого было мало и мне пришлось всерьез поговорить с верховодом Чаруши старостой Гнатом Лужко и дать ему немножко денег, по сути, взятку, чтобы он от имени общины кинул клич среди местных рыбаков, которые могли бы сходить со мной в Новгород. Кстати сказать, деревенский глава серебро отработал, и люди у меня все же появились. При этом понятно, что будь у нас с Самородом в запасе месяц, то мы набрали бы хоть сотню добровольцев, готовых встать под мое начало. Вот только месяца этого не было, и потратить несколько дней на поездку по островным деревням или путешествие в Волегощ, где можно поднять молодых и дерзких лютичей, я не мог. Поэтому есть то, что есть. Сборные экипажи шнеккеров и капитан "Креса" из своих, бывший старший помощник Саморода.

В-шестых, на третий день отпуска (хотя какой это отпуск?) меня навестил волхв Яровита по имени Войдан Лебедян, невысокого роста пожилой брюнет со сломанным носом, который имел поразительную скорость реакции и очень хорошо соображал. Этот варяг, получив в бою инвалидность, ушел на покой и вот уже десять лет подряд возглавлял вервь (общину) нашего общего бога в Коренице и являлся одним из главных хранителей Святовидовой казны, которую туда отправляли из Арконы. Человеком он был более чем серьезным и помимо других своих талантов обладал незаурядными организаторскими способностями. До поры он тихо и мирно сидел в княжеском городе, где занимался своими непосредственными обязанностями, то есть оберегал богатства волхвов. Но в этом году в жизни Войдана произошли некоторые кардинальные изменения. Верховный жрец Яровита волхв Огнеяр, все еще крепкий старик, подумал о будущем, посоветовался с ближними людьми и официально объявил Лебедяна своим преемником, после чего отставной варяг резко зашевелился. Сначала меня навестил и благословил названный в честь Яровита шнеккер. Ну, а когда я вернулся из похода, Войдан прибыл в Чарушу, провел очистительный обряд над "Кресом", а затем порекомендовал мне поставить на своей земле святилище Яровита. Наверное, ради этого он ко мне и приехал, а поскольку против храма вблизи Рарога в Зеландии я ничего не имел, то согласился. И на обсуждение данного проекта у меня ушла вся минувшая ночь.

В общем, беспокойная седьмица пролетела совершенно незаметно, а день сегодняшний начался с того, что я проводил волхва. После чего от посыльного из города узнал, что посольство Арконы покинуло порт и отправилось в путь. Однако я вместе с караваном в пять больших лодей, две из которых были забиты витязями Святовида и руянскими дипломатами во главе с Бранко Ростичем, не пошел. А чего? Маршрут груженого людьми, подарками и товарами каравана мне известен, стандартный путь в Новгород. Компас и опытные капитаны у меня есть, а значит выйду в море ближе к вечеру, благо, погода отличная, и к полудню следующего дня уже войду в состав эскадры. Пока же у меня впереди был весь день, который следовало посвятить делам.

Для начала направил Блажко на склады и приказал всю имеющуюся в наличии бумагу, а это пятьдесят тюков по сорок листов в каждом, грузить на шнеккеры. Потом велел Самороду собирать варягов, которые отдыхали в Чаруше. Хватит местных девок зажимать, пора тащить на корабли воду и припасы, да еще раз проверить все снасти. После поймал за шкирку князя Игоря и обрадовал его тем, что, наконец-то, он покидает мой дом и возвращается на родину, а затем передал его под охрану Немому, и отправил обоих на "Яровит", козырные места занимать. Далее дополнительно проинструктировал Славуту Мха, который должен высматривать чужаков и при малейшем подозрении на то, что они шпионы, вызывать из острога витязей Святовида, уж они-то разберутся, кто есть кто. И когда двор терема опустел, я поднялся к себе и стал собираться в дорогу.

Пара рюкзаков с боковыми карманами-клапанами у меня имелась, пошив на заказ, и в них я стал укладывать все, что мне могло пригодиться. Несколько пар носков с пяткой (нововведение). Нижнее белье. Брезентовая горка серого цвета (брезент известен со времен римлян). Пара свободных повседневных штанов и пара рубах с вышивкой по вороту. Толстый бумажный дневник с кожаной обложкой, куда с недавних пор я стал записывать разные мыслишки. Пара поясов. Куртка с капюшоном. Запасные ботинки и кожаные сапоги. Бритвенный набор в коробочке и в комплекте с небольшим зеркальцем. Пятнистый полотняный маскхалат для леса (опять таки мой заказ). Вязаную шерстяную шапочку, а так же черную кепку и черный же мундир, который мне пошили. Одеяние, конечно, для двенадцатого века несколько странное, но сейчас и не такое носят. Вон, бывалые люди поговаривают, что некоторые бояре в Киеве, даже летом в соболиных шубах по городу гуляют, а на европейцев я уже насмотрелся, либо словно индюки расписные в дутых камзолах и вязаных чулках, да с петушиными перьями в головном уборе, либо словно крысы монастырские, серые и неприметные. Так что мой мундир (пока еще без погон и эполетов) на общем фоне, да еще и в многонациональном Новгороде, куда, бывает, арабы в чалмах-халатах и византийцы в позолоченных сюртуках наведываются, никого не удивит.

Наконец, два походных рюкзака, которые легко переделывались в ковровые сумки для перевозки на лошади, были утрамбованы. Я оглядел свое личное пространство, наверняка ведь что-то забыл, и точно. Дневник взял, а чернила оставил. Непорядок. Толстая трехсотграммовая склянка спряталась среди поклажи. Рядом в продолговатом деревянном пенале положил перья, еще раз осмотрелся и присел на широкую лавку, где пару раз, не имея сил добраться до кровати, ночевал.

В этот момент в комнату вошла Нерейд. Жена, волосы которой сегодня были заплетены на затылке в тугой узел, подошла ко мне. Я протянул ей свою руку, и она доверчиво вложила в нее свою ладошку. Молча, я потянул ее на себя, усадил любимую на колени и вдохнул аромат ее волос, а она прижалась ко мне. После чего моя свободная от женской талии рука скользнула вверх и замерла на ее полной груди. Сквозь тонкий шелк светло-синего платья я ощущал набухающий сосок и, как это бывает, захотелось любви. До спальни идти было далеко и, плюнув на приличия, я стал раздевать жену. Нерейд, словно ждала этого или просто понимала, что время дорого, а потому не ломалась, мол, день на дворе и рядом слуги, а стала мне помогать.

В порыве страсти я шептал извечные слова, про нерушимую любовь и верность. Обещал ей, что все у нас наладится, надо только немного потерпеть, а она отвечала, что верит мне, и будет ждать своего непутевого муженька столько, сколько понадобится. Но вскоре мы разделись, и нам стало не до разговоров. Я уложил Нерейд на лавку. Встал у края и развел белые бедра жены. Затем наклонился к ней, губами поочередно прикоснулся к ореолам грудей моей любимой и вошел в ее влажное лоно.

Нерейд охнула и обхватила мое туловище ногами. После чего пошло сопровождаемое страстными поцелуями движение двух молодых горячих тел и стоны моей ненаглядной. И сколько времени мы пробыли в этом безумно приятном равномерном движении, я не знаю, ибо в такие моменты минуты и даже часы пролетают очень быстро. Водоворот страсти накрыл нас обоих с головой и очнулся я лишь тогда, когда жена задохнулась, а затем вскрикнула, да так громко, что, наверняка ее услышали все домочадцы. Но это мелочь, дело-то житейское, тем более что я подошел одновременно с Нерейд. Резко подался вперед, дернулся и излил в жену все, что во мне накопилось.

Спустя минуту, ко мне вернулась способность здраво соображать, и я посмотрел на Нерейд. Глаза жены были закрыты, и на ее губах гуляла улыбка довольной кошки, которая получила то, что хотела. Я поцеловал Нерейд в слегка пересохшие губы и помог ей встать. После чего, словно юные неофиты любви мы еще некоторое время покрывали друг друга поцелуями и в наших душах царили тишина и покой.

Однако все имеет свое начало и закономерный конец. Страсть схлынула, и за окном раздался громкий шум. Мне пришлось встать и посмотреть, что же происходит во дворе, и сквозь мутноватое окно я разглядел останавливающихся перед крыльцом терема двух всадников. Первый, молодой и высокий парень с темно-синим подкрашенным чубом, Будимир Виславит. Второй, слегка полноватый седой крепыш, волосы которого были подстрижены под горшок, Авсень Беридрагович.

— Кто там? — спросила меня Нерейд, поднимаясь с лавки.

— Американцы, — ответил я.

— Не знаю таких, — ее голова с растрепанной прической забавно склонилась набок, словно у любопытной птички, которая разглядывает нечто неизвестное.

— Капитаны варяжские, — поправился я, — ты их знаешь, они у нас зимой гостили.

— Так бы сразу и сказал, — Нерейд усмехнулась и слегка хлопнула меня по оголенной заднице. — Вадим, одевайся. Или ты гостей голышом встречать будешь?

— Да, ты права, — согласился я.